Штрихи к портрету "великой пролетарской культурной революции" (по произведениям Су Туна)

Так называемая «великая пролетарская культурная революция» в КНР, при всем ее негативном воздействии на общественное развитие в стране, оказала в последующие годы мощное влияние на все стороны жизни китайского общества, в том числе и на литературу.

Как известно, в китайской истории «великой пролетарской культурной революцией» называют политические события с ноября 1965 по октябрь 1976 г. Этот период характеризовался крайней политизацией всех областей жизни в КНР, насилием со стороны банд молодежи (хунвэйбинов и цзаофаней), поощряемых сверху, и хаосом в партийном руководстве страны на всех уровнях, разгромом системы образования и уничтожением культурных ценностей и их носителей. «Целые поколения людей оказались дезориентированы в условиях полного подавления личности и права на самореализацию, отчуждения от мирового и национального культурного наследия вплоть до его отрицания» [3, с. 353].

Детство одного из современных китайских писателей Су Туна (род. 1963) пришлось на период «культурной революции», и впечатления от тех событий легли в основу многих его произведения. «Литература шрамов» 伤 痕文学 , а также пришедшая ей на смену «литература дум о прошедшем» 反思文学 были основными направлениями в китайской литературе до конца 80-х годов. На этот же период пришлись и публикации первых произведений Су Туна, что не могло не определить направление и содержание его творчества.

О возникновении течения «Литературы шрамов» писал А.Н. Желоховцев: «Возрождение литературного процесса начиналось с обличительной «литературы шрамов» 伤痕文学, как она стала называться по одноименному рассказу писателя Лу Синь-хуа. Она создавалась по горячим следам страшных событий и в конце 70-х – начале 80-х гг. XX в. пользовалась небывалой в КНР популярностью. Количественные показатели тоже впечатляют: в 1983 г. выходило свыше 500 литературных журналов. От инвективного обличения уродств «культурной революции» китайские писатели вскоре перешли к литературе «раскрепощения сознания» 思想解放 [1, с. 169-170].

«Литература шрамов» – реалистическое направление в современной китайской литературе, возникшее к началу 80-х гг. и обозначившее возрождение литературного процесса после десятилетия «культурной революции». Фактически именно с «литературы шрамов» принято вести отсчет начала китайской «литературы нового периода».

В статье А.И. Коробовой, посвященной «литературе шрамов», приводится литературный пример противостояния бесчинствам «культурной революции»: «Во многих произведениях (напр., в рассказе Фэн Цзицая « 高女人和她的矮丈夫 » – «Высокая женщина и ее муж-коротышка», 1982) между строк читается главная мысль автора: и в самый разгар бесчинств хунвэйбинов находились люди, не участвовавшие в этой вакханалии, не унижавшие себя признаниями своей «вины» и тем самым выражавшие протест» [2, с. 578].

Рассказ Су Туна «女裁缝» «Портниха» в этом смысле сродни произведению Фэн Цзицая: героиня его – неприметная пожилая женщина-швея – на поверку оказалась настоящим диссидентом, вызвавшим безмерное удивление жителей городка. В рассказе «Портниха» Су Тун об- ращается к периоду «культурной революции», совпавшей с его детством, и рассказывает о знакомой портнихе [河流的秘密/苏童著, 40-43]. Этот персонаж, как и Сяо Ай из рассказа «像天使一样美丽» («Прекрасны, как ангелы»), выбивается из ряда конформных персонажей – они очень не похожи на окружающих, именно это автор старается всеми художественными средствами подчеркнуть [21 世纪中国文学大系, 34]. В рассказе «手» («Руки») странный герой из-за своего нонконформизма становится преступником, сам того не желая [三盏灯/苏童著, 92-105].

这个女裁缝 有点奇怪 … («Эта портниха была несколько странновата…) – так начинается рассказ « 女裁 缝 » («Портниха»). Далее, как видим из текста, автор использует разные приемы для достижения цели – показать непохожесть его персонажа, его диссонанс с окружающим миром. Благодаря мастерству Су Туна мы ощущаем одиночество и неординарность этого персонажа, как и жестокость окружающего мира.

Обывателям непонятно: как можно быть верующей, да еще монахиней, в то время как в стране идет «культурная революция», а всякое отступление от общепринятых норм поведения жестоко карается: «После ее отъезда любопытные люди пришли в пустой дом, маленькие дети ворвались в арендованный портнихой дом и увидели в темной и сырой комнате горы мусора, портрет председателя Мао, пожелтевший от дыма, под кроватью повсюду лежали недавно сожженные ритуальные деньги, дети с острым взглядом обнаружили в углу медную курильницу, подсвечник, а также редкие красные свечи – можно догадаться, что эта странная старушка делала вчера, она возжигала благовония, она поклонялась Будде, она занималась феодальными суевериями! Стоя перед этой «картиной», дети были полны возмущения, каждый из них считал это чрезвычайно серьезным преступлением, и ведь на нее могли донести и с позором провести по улице, но ей повезло, она сбежала» (перевод Е.Н. Шульгиной).

Рассказ Су Туна ведется от имени маленького мальчика, на которого произвел особое впечатление злобный взгляд уезжавшей старухи, даже не сказавшей собравшимся соседям «До свидания». Позже мать рассказала мальчику, что старуха была когда-то монахиней в буддийском монастыре. Но и это обстоятельство никак не сочеталось с ненавистью, увиденной людьми в глазах старой портнихи, при том, что ее никак не назвать злобной по характеру: к примеру, она дарит мальчику чудом сохранившийся у нее в чемодане старый журнал 30-х годов с картинками жеманных актрис – безусловная редкость в условиях «культурной революции». «仇恨是神秘的» – «ненависть непостижима», заключает автор, явно относя этот вывод не только по отношению к описанной ситуации, но и ко всей обстановке времен «культурной революции».

«Я до сих пор не могу поверить, – пишет Су Тун, – в семидесятые годы строгого соблюдения общепринятых правил, среди диссидентов – весьма странных и удивительных людей, которых я когда-либо видел, окажется эта старенькая портниха» (перевод Е.Н. Шульгиной).

Деформация личности, что связано с утратой гуманистических идеалов, пренебрежением к жизни и достоинству человека, унижениями и публичными издевательствами, атмосферой страха и полного беззакония, – лейтмотив «литературы шрамов». Отличительной ее чертой является внимание к проблемам молодого поколения, утратившего подлинные человеческие ценности, воспитанного в духе отрицания всех авторитетов, кроме непогрешимого «вождя». Совершаемые ими жестокости настолько чудовищны, что представляются ирреальными для человека с нормальной психикой.

В отличие от многих других авторов литературы «новой волны» Су Тун не акцентирует свое внимание на моментах бесчеловечной жестокости, но его произведения, тем не менее, делают картину «культурной революции» не менее достоверной, слагая ее из мелких, но психологически выверенных штрихов. Его рассказы, связанные с темой «культурной революции», – это всегда фрагменты той действительности, описанные с точки зрения маленького человека, не всегда понимающего причины и суть происходящего, но чувствующего неиспорченной психикой, что так быть не должно.

Обратим внимание на один излюбленный прием Су Туна: показать взаимоотношения Изгоя (выделяющегося своей непохожестью на других) и униженной массы (таких десятки миллионов), людей тоже с очень нелегкой судьбой. Но герои его произведений чаще всего не те, что живут «как все», а изгои, люди, выделяющиеся из массы своей необычностью, непохожестью, чем вызывают всеобщую ненависть и насмешки. Почему автор для роли насмешников чаще всего выбирает детей? Очень просто: разве можно обижаться на несмышленышей, которые к тому же отличаются непосредственностью и не осознают всей несправедливости насмешек? Такими несмышленышами видятся автору и массы людей, которых легко обмануть, увлечь ложной идеей, указать на кого-то «ату его!», и послуш- ная, конформная масса кинется травить несчастного… Дети насмешничают над Сяо Ай «像天使一样美丽» («Прекрасны, как ангелы»), над Сяо Уханем «手» («Руки»), над героями других произведений автора ［河流的秘密/苏童著, 三盏灯/苏童著, 河岸/苏童著. 北京］.

Анализ художественных особенностей текста на основе эмоционально-смысловой доминанты автора показывает, насколько мироощущение автора определяется его акцентуацией. Атмосфера страха, издевательств и публичного унижения личности точно показана в рассказе «Прекрасны, как ангелы». Автор не злоупотребляет натуралистическими сценами, изображающими жуткую жестокость, но от этого условия существования человеческой личности выглядят не менее ужасно, поскольку в обществе царит непримиримое отношение к любому инакомыслию, любой нестандартности. В связи с этим уместно отметить, что художественный текст всегда есть не только отображение действительности, но и выражение отношения автора к этой действительности. Мироощущение автора, выраженное в его эмоционально-смысловых акцентуациях, читающий индивидуум порой бессознательно примеряет на себя, во всяком случае, всегда явно выражает свое согласие или несогласие с позицией рассказчика. Степень воздействия произведения на читателя нередко напрямую зависит от того, насколько достоверны и ярки ощущения, испытываемые читателем от произведения.

В этом смысле большинство произведений Су Туна свидетельствует о незаурядности таланта автора, что принесло ряд литературных премий в Китае и за рубежом. Некоторые из них успешно экранизированы, как, например, роман «Жены и наложницы». Снятый по этому произведению знаменитым режиссером Чжаном Имоу фильм «Высоко висят красные фонари» некоторые критики на Западе назвали «аллегорией Китая времен культурной революции», хотя ни по времени, ни по месту действия и кругу героев это совсем не то произведение, которое может ассоциироваться с периодом «культурной революции». Тем не менее в Китае фильм был запрещен, правда, со ссылкой на другие мотивы.

Пожалуй, самым значительным произведением Су Туна о периоде «культурной революции» стал роман «Берег и река» (в английском переводе «Лодка к искуплению» – «The Boat to Redemption»). Вот как писала в газете The Guardian писательница и критик китайского происхождения Ли Июнь (номер от 9 января 2010 г.):

«Су Тун, получивший за этот роман в прошлом году Азиатскую литературную премию, был самым значительным из авангардистов, которые доминировали в литературе Китая с середины 1980-х и в 1990-х гг. В отличие от предыдущего поколения писателей соцреализма, активных участников политической пропаганды, и представителей «литературы шрамов» и «поисков корней», чьи произведения оставались в границах реализма (оба течения появились вскоре после «культурной революции»), писатели «литературы авангарда», похоже, старались игнорировать литературные традиции и ценности; создание новых, вызывающих стилей письма и экспериментирование с языком были для них важнее, чем содержание произведений» (перевод И. Егорова).

В романе Су Тун не только отступает от принципов стилизации художественного текста, характерных для его произведений авангарда, но и делает шаг в сторону натуралистических подробностей того жестокого периода, вроде само-оскопления, а потом и самоубийства главного героя. Бывший коммунистический функционер уходит от дел и обосновывается со своим сыном-подростком на барже, удаляясь от ненавистного берега, где реальность оказывается хуже самых плохих ожиданий. Искупления не произошло, лодка не стала «ковчегом спасения», да и потомка незадачливого функционера не ждет благодатная судьба. Сын, от имени которого ведется повествование, взрослея, не находит себя в этом мире, полном жестокости, разочарований. Роман получил в 2009 г. премию так называемого Азиатского Букера.

«Я не уверен, что «Берег и река» поможет иностранным читателям узнать больше о Китае, – сказал Су Тун в одном из интервью. – Это лишь роман о судьбе народа, жившего в полное абсурда время. Народ должен иметь смелость взглянуть в глаза собственной истории, какой бы она ни была – славной или постыдной, красивой или серенькой. Роман в конечном счете не заменяет собой историческую правду, поэтому неверных толкований я не боюсь» .

Особенностью многих сюжетов Су Туна является их обращенность к истории, часто это недавнее прошлое (все те же 50–70-е гг. XX в.), что не случайно. Этот переломный период китайской истории дает богатейший материал для изображения сложных человеческих судеб. Произведения 90-х гг. представляют собой образцы психологической прозы, поскольку наи- более важным для автора отныне является изображение внутреннего мира героев.

Су Тун неоднократно возвращается в своих произведениях к теме «культурной революции». «На северной окраине» (1986) – повествование о жизни обитателей рабочего поселка где-то возле Великого Канала, неподалеку от Сучжоу (родные места писателя, которые часто оказываются фоном для разворачивающихся в его работах событий). Время действия этого произведения – 1969 г., что определяет характер изображенных событий, ведь этот год является пиком «культурной революции». Такие приметы эпохи, как плывущие трупы людей, убитых в политических междоусобицах, вполне отражают ее черты. Но люди, привыкшие ко всему, смотрят на подобные картины как на обычное явление; суеверные и испуганные, они воспринимают события как проявление некоей высшей кары или демонической силы.

Рассказ « 像天使 一样美丽 » («Прекрасны, как ангелы») ведется от лица девочки-одноклассницы действующих лиц Чжу Чжу, Мяо Цин и Сяо Ай. Действие происходит в период «культурной революции». Автор обозначает время действия одной – двумя характерными деталями: все девочки ходят в школу в одинаковых формах военного образца, учатся в школе «имени Красного Знамени», после окончания школы они направлены в трудовые лагеря в деревню, куда отбывают на грузовиках под барабанную дробь и выкрики политических лозунгов, размахивая красными платками. Это, так сказать, внешняя сторона. Но гораздо страшнее сама психологическая обстановка, при которой личность зажата в тесные рамки конформистских представлений и требований, когда все обязаны «быть одинаковыми» – молодые и старые, мальчики и девочки – и непременно соглашаться с общим мнением. Именно с этого замечания начинается описание жизни в безымянном городе на улице Сянчуньшу.

Трагедия Сяо Ай в том, что она не вписалась в это общество с его рамками, нивелирующими личность, именно ее красота и ее непохожесть на других стали предметом зависти и коварного замысла Мяо Цин и травли со стороны окружающих, которые стали все, как по команде, показывать на нее пальцем и распространять несправедливые слухи.

Можно вспомнить здесь также мистическую роль, которая выпала на долю совсем не мистиче- ского предмета – фотографии в рассказе «Прекрасны, как ангелы». Именно фотография, сделанная в фотоателье и выставленная в витрине, сыграла зловещую роль в судьбе героини рассказа Сяо Ай. К тому же снимок был сделан в костюме уйгурки, что для окружающих было еще предосудительнее: китайское общество 60-х годов, по-видимому, не отличалось толерантностью, а слово «уйгурка» считалось чуть ли не бранным.

В произведениях Су Туна отражена жизнь Китая, которую он сам охарактеризовал как «необычное смешение страдания и удовольствия», «органическое единение огня и воды, яда и меда». Об одном из своих романов писатель сказал своим читателям так: пусть он «станет для вас увлекательным путешествием в мой внутренний мир» [9].

Писатель, по мнению Су Туна, не может быть бесстрастным, отчужденно холодным. На самом деле его жизнь связана со многими контактами с внешним миром, поэтому его постоянно преследует удивительное чувство вины, ответственности за происходящее в мире [8].