Сибирские маршруты Ф. М. Достоевского

в искаженном виде, не соответствующем их фактической стороне. Особенно это касается передвижений Достоевского: дороги, сроки, протяженность маршрутов. Существующие научные источники обходят стороной этот не вполне проясненный вопрос; публикации, в которых эта тема затрагивается, относятся к ненаучным жанрам: романа-биографии, повести, документальной беллетристики, краеведческой эссеистики и др., оставаясь слабыми в методологическом плане. Поэтому возникает задача исторически верной реконструкции маршрутов следования Достоевского, обстоятельств и дорожных впечатлений, основанных на документально подтвержденных фактах, архивных источниках, мемуарных свидетельствах, письмах автора и современников.

В Сибирь из Европейской России вели три главные дороги — Ирбитская, Екатеринбургская и Шадринская, которые в районе Тюмени сливались в одну — Московско-Сибирский тракт. Создание самой крупной сухопутной магистрали для торговой и почтовой связи с Китаем началось в 1733 г., хотя обустройство и заселение Московско-Сибирского тракта продлилось до первой трети ХIХ в. Долгое время Московско-Сибирский тракт был самой протяженной дорогой в мире. Тракт шел от Москвы через Муром, Арзамас, Козьмодемьянск, Казань, Осу, Пермь, Кунгур, Екатеринбург, Тюмень, Тобольск, Большие Уки, Тару, Каинск, Колывань, Томск. Далее северная ветка шла на Енисейск, Якутск, Охотск, а южная — на Иркутск, Верх-неудинск. Наиболее трудным был Кругоморский (Кругобайкальский) участок тракта. Здесь приходилось преодолевать крутую горную дорогу. После Верхнеудинска дорога опять раздваивалась: одна шла далее на восток, на Нерчинск и вдоль Шилки и Амура (позднее появилось и северное ответвление на Якутск, а затем к Охотску), а вторая поворачивала на юг до Кяхты, к границе с Китаем. Именно эта, южная, ветка называлась «Чайный путь» [Дунец: 9], [История Сибири с древнейших…: 406]. В середине ХVIII в. путь тракта стал южнее. Он проходил от Тюмени через Ялуторовск, Ишим, Тюкалинск, Омск, Томск, Ачинск и Красноярск до Иркутска и далее без изменений [Дунец: 9].

Кроме того, частично совпадая с Московско-Сибирским, южнее в Западной Сибири оформился Линейный тракт: «…он тянулся от Оренбурга до Омска по Горькой или Ишимской линии, затем пролегал по Иртышской линии через Семипалатинск и Усть-Каменогорск до Большенарымского укрепления, с которого выходил на Бийск и Барнаул, соединенные дороги с Томском» [История Сибири с древнейших…: 406].

На Московско-Сибирский тракт выходили многочисленные региональные дороги.

Путь на каторгу

По конфирмации Николая I все петрашевцы должны были быть доставлены в Тобольский тюремный замок, а затем отправлены по разным местам заключения. 24 декабря 1849 г., попрощавшись с братом Михаилом и А. П. Милюковым, закованный в кандалы Достоевский отправился в «путешествие в Сибирь на казенный счет». Маршрут проходил через губернии Петербургскую, Новгородскую, Тверскую, Ярославскую, Костромскую, Вологодскую, Вятскую, Пермскую, Тобольскую, Акмолинскую [Почтовый дорожник, 1875: 33–36], [Почтовый дорожник, 1852: 14–15, 130]. Свои дорожные впечатления Достоевский описал в первом после каторги письме старшему брату от 30 января — 22 февраля 1854 г.:

«…нас посадили в открытые сани, каждого особо, с жандармом, и на 4-х санях, фельдъегерь впереди, мы отправились из Петербурга. У меня было тяжело на сердце и как-то смутно, неопределенно от многих разнообразных ощущений. Сердце жило какой-то суетой и потому ныло и тосковало глухо. Но свежий воздух оживлял меня, и так как обыкновенно перед каждым новым шагом в жизни чувствуешь какую-то живость и бодрость, то я в сущности был очень спокоен и пристально глядел на Петербург, проезжая мимо празднично освещенных домов и прощаясь с каждым домом в особенности» [Достоевский, 28 1 : 167].

Илл. 1. Маршрут следования Ф. М. Достоевского на каторгу и возвращения в Тверь после военной службы. 1850 – 1859 [Федор Михайлович Достоевский в портретах…: 177]

Fig. 1. F. M. Dostoevsky’s Route to the Place of Penal Servitude and Return to Tver After Military Service. 1850 – 1859

В Петербургской и Новгородской губерниях почтовые станции (станки) были расположены часто — начиная с Ярославской губернии расстояния стали удлиняться (Макарьев, Вятка). Достоевский вспоминал:

«Нас везли на Ярославль, и потому к утру, после трех или 4-х станций, мы остановились чем свет в Шлиссельбурге в трактире. Мы налегли на чай, как будто целую неделю не ели. После 8-ми месяцев заключения мы так проголодались на 60 верстах зимней езды, что любо вспомнить. <…> Нас везли пустырем, по Петербургской, Новгородской, Ярославской и т. д. Городишки редкие, не важные» [Достоевский, 28 ₁ : 167–168].

Ближе к Уралу перегоны увеличились:

«Мы мерзли ужасно. Одеты мы были тепло, но просидеть, наприм<ер>, часов 10, не выходя из кибитки, и сделать 5, 6 станков было почти невыносимо. Я промерзал до сердца и едва мог отогреться потом в теплых комнатах. Но, чудно: дорога поправила меня совершенно. В Пермской губернии мы выдержали одну ночь в сорок градусов. Этого тебе не рекомендую. Довольно неприятно» [Достоевский, 28 ₁ : 168].

Особенно тягостным впечатлением Достоевского была приуроченность вынужденной поездки к праздникам: выезд из Санкт-Петербурга в рождественский сочельник по григорианскому календарю (24 декабря 1849 г.), «путешествие» в острог в Новый год, когда традиционно семьи собираются вместе:

«Другой день был праздничный, ямщики садились к нам в армяках серо-немецкого сукна с алыми кушаками, на улицах деревень ни души»; «Но мы выехали в праздничную пору, и потому везде было что есть и пить»; «По всей дороге на нас выбегали смотреть целыми деревнями» [Достоевский, 28 ₁ : 168].

Апофеозом страдания, рубежным событием поездки в Сибирь Достоевский считал момент пересечения символической границы между Европой и Азией:

«Грустная была минута переезда через Урал. Лошади и кибитки завязли в сугробах. Была метель. Мы вышли из повозок, это было ночью, и стоя ожидали, покамест вытащат повозки. Кругом снег, метель; граница Европы, впереди Сибирь и таинственная судьба в ней, назади всё прошедшее — грустно было, и меня прошибли слезы» [Достоевский, 28 ₁ : 168].

За долгую дорогу поручик Прокопьев стал просто Кузьмой Прокофьевичем:

«Все мы приглядывались и пробовали нашего фельдъегеря. Оказалось, что это был славный старик, добрый и человеколюбивый до нас, как только можно представить, человек бывалый, бывший во всей Европе с депешами. Дорогой он нам сделал много добра. Его зовут Кузьма Прокофьевич

Прокофьев. Между прочим, он нас пересадил в закрытые сани, что нам было очень полезно, потому что морозы были ужасные» [Достоевский, 28 1 : 167–168].

О поручике Достоевский вспоминал с теплом и благодарностью:

«… на станциях брали с нас втридорога. Один Кузьма Прокофьич взял чуть ли не половину наших расходов на свой счет, взял насильно, и, таким образом, мы заплатили только по 15 руб. сереб<ром> каждый за трату в дороге» [Достоевский, 28 1 : 168–169].

В. Н. Захаров настаивает на неверной расшифровке зачеркнутого в этом письме текста в академическом собрании сочинений: «Одинъ Кузьма Про-кофьичь, взялъ чуть-ли не половину нашихъ расходовъ на свой счетъ, взялъ насильно, и такимъ образомъ, [добровольно лишился выгодъ отъ д] /мы/ заплатили только по 15 руб. сереб. каждый за трату въ дорогѣ» (ОР РГБ. Ф. 93.I.6.13. Л. 16–16 об.; в тридцатитомном Полном собрании сочинений Достоевского последнее предложение прочитано неверно: «…мы [добровольно оплачивая вклад от] заплатили». — Достоевский Ф. М. Полн. собр. соч.: в 30 т. Л.: Наука, 1985. Т. 28. Кн. 1. С. 168)» [Захаров, 2015: 52].

«В Тобольский тюремный замок поезд из трех кибиток прибыл на пятнадцатый день пути, 9 января» [Сараскина: 248], в понедельник. «Следующим днем 10 января Тобольский приказ о ссыльных послал дежурному генералу главного штаба Его Императорского Величества господину генерал-адъютанту Игнатьеву донесение за № 35 о том, что фельдъегерь поручик Прокофьев доставил 9 января следующих в каторжную работу в крепостях Сергея Дурова и Федора Достоевского и на заводах Ивана Ястржембского…» [Захаров, 2012: 67]; рапорты о прибытии Прокофьева и арестантов опубликованы (см.: [Гроссман: 704]). Обратим внимание, что в письме Достоевского указана неверная дата: «11-го января мы приехали в Тобольск…» [Достоевский, 281: 169], связанная с ошибкой памяти и субъективным восприятием долгого пути в Сибирь.

В Тобольском тюремном замке Достоевский пробыл 12 дней — с 9 по 20 января 1850 г.; происшедшие там события полно, с доскональной точностью освещены в публикациях В. Н. Захарова [Захаров, 2012; Захаров, 2015].

Поздним вечером 20 января, в пятницу, Достоевский и Дуров были отправлены в Омск — проводить и напутствовать их решились жены декабристов Н. Д. Фонвизина1 и М. Д. Францева. Встреча произошла за Иртышом, в семи верстах от Тобольска, в тридцатиградусный мороз. Мария Дмитриевна Францева вспоминала позднее:

«Узнав о дне их отправления, мы с Натальей Дмитриевной выехали проводить их по дороге, ведущей в Омск, за Иртыш, верст за семь от Тобольска. Мороз стоял страшный. Отправившись в своих санях пораньше, чтоб не пропустить проезжающих узников, мы заранее вышли из экипажа и нарочно с версту ушли вперед по дороге, чтоб не сделать кучера свидетелем нашего с ними прощания; тем более, что я должна была еще тайно дать жандарму письмо для передачи в Омске хорошему своему знакомому, подполковнику Ждан-Пушкину, в котором просила его принять участие в Достоевском и Дурове» (цит. по: [Громыко: 7]; см. также: [Ф. М. Достоевский в забытых и неизвестных…: 47–48], [Захаров, 2012: 80]).

С отправкой заключенных вышел курьезный случай. Сначала генерал-губернатор Западной Сибири П. Д. Горчаков отдал распоряжение о развозе петрашевцев по местам работ на почтовых лошадях, а потом забеспокоился о том, что, возможно, следовало их вернуть и отправить по этапу пешком, но было уже поздно [Громыко: 8], [Сараскина: 254]. Дорога в Омск заняла трое суток, и 23 января 1850 г. Достоевский и Дуров были доставлены в Омский каторжный острог.

По прошествии четырех лет «Ведомость о прибыли, убыли и наличном составе арестантов № 55 роты» от 23 января зафиксирует окончание назначенного Достоевскому каторжного срока…» [Сараскина: 264]. Почти месяц до 22 февраля 1854 г. писатель жил в доме инженера К. И. Иванова. Далее «до Семипалатинска Достоевский должен был отправиться с этапной командой, испытывая все тяготы пешего пути. Но стараниями К. И. Иванова и с согласия А. Ф. де Граве (коменданта Омской крепости, полковника. — Е. С .) ему разрешено было присоединиться к большому обозу с веревками и канатами. Интендантство отправляло обоз на Колымский завод (недалеко от Змеиногорска). Путь предстоял далекий, сани были загружены не полностью, и найти место для Достоевского на одной из двадцати подвод было нетрудно» [Вайнерман: 184]. 2 марта 1854 г. Достоевский прибыл в Семипалатинск, был размещен в деревянной солдатской казарме и поставлен на довольствие рядовым.

Рассмотрим другие сибирские маршруты писателя.

В Колывано-Воскресенском горном ведомстве имелись следующие главные дороги:

• 1)    Сибирский тракт между Каинском и Томском (от станца Тырыш-кинского через Колывань до станца Колтайского) — 232 версты (247,5 км);

• 2)    тракт от Барнаула до Каинска — летом 261 верста (278,4 км), зимой — 253 версты (270 км);

• 3)    тракт из Барнаула через Змеиногорский рудник на Иртышскую линию в Омской области через города Семипалатинск, Усть-Каменогорск — 395 верст (421,5 км) [Дунец: 28].

Тракты имели ширину проезда при сухом и твердом грунте — 5 саженей, при мягком и глинистом и черноземе — 10 саженей. Трактовая дорога представляла собой широкую накатанную грунтовую дорогу, возвышенную в середине и с канавами по обе стороны для стока воды. В открытых местах (поля, луга) для указания пути во время метели ставили по сторонам столбы-маяки на расстоянии друг от друга в 50 саженей [Дунец: 86]. Трактовые дороги были самыми важными, об их сохранности заботились в первую очередь. Кроме трактов были еще дороги второго значения, или проезжие дороги, т. е. дороги от одного города к другому. Среди местного населения они также носили названия «трактов», соединяя уездные города. «Большое значение имели уездные дороги: Томск—Бийск, Томск—Кузнецк, Томск— Семипалатинск, которые пролегали через Барнаул, и дороги между уездными городами: Кузнецк—Бийск, Барнаул—Сузунский завод» [Дунец: 72].

Важную роль в Колывано-Воскресенском округе выполняли дороги к заводам и главным рудникам, по которым шло непрерывное движение грузов для горнорудных заводов, подводы с провиантом, почтовые тройки. Так, например, Змеиногорский тракт по причине тяжести перевозки руды в старину называли «кровавой дорогой» [Дунец: 14]. При этом качество этой важной транспортной магистрали оставляло желать лучшего: «…тракт из Барнаула, через Змеиногорск на Иртышскую линию, проходил по крепкому грунту чернозема с глиной» [Дунец: 32].

Бийскую и Кузнецкую крепости связывал Бийско-Кузнецкий тракт. Это была гужевая грунтовая дорога. Меньшее значение имели проселочные дороги, их ширина должна была быть не менее трех саженей.

Дороги, проходившие по Барнаульскому, Чарышскому и Кузнецким уездам, находились в ведении Чарышского надзирателя [Дунец: 64], под его руководством дороги обязаны были содержать и приводить в порядок жители близлежащих деревень. В ХIХ в. транспортного налога не существо-вало2, повинность извоза и ремонта дорог («обывательская гоньба») осуществлялась по приказу сверху (как правило, летом в разгар сельскохозяйственных работ), поэтому дорожные работы проводились крестьянами без энтузиазма, с низким качеством.

Важно заострить внимание, что столь значимые для Сибири транспортные магистрали при этом находились в плохом состоянии. В дождливую погоду весной и осенью они были непригодны для проезда. Поэтому «основное движение происходило в зимнее время, когда снег и лед сглаживали недостатки дорог» [Дунец: 32]. Так, серебро из Барнаула в Санкт-Петербург отправлялось только с установлением зимнего пути и в три этапа: в ноябре — начале декабря, декабре и январе3. На каждой станции необходимо было содержать 35–50 лошадей, чтобы караваны нигде не задерживались.

Приведем еще несколько любопытных фактов о сибирских дорогах времени Достоевского. В 1834 г., по сведениям Томского губернского правления, на участке дороги «Барнаул—Кузнецк» нуждалось в полной замене 297 столбов [Дунец: 56]. Главный начальник Алтайских горных заводов в 1843 г.

сообщал, что Барнаульский и Московский тракты находятся в неудовлетворительном состоянии: дорога узкая, имеет огромное количество выбоин, можно ехать «не иначе как медленно», «нет возможности следовать в ряд парой лошадей»4. В документах Алтайского горного правления от 19 июля 1844 г. начальник Колывано-Воскресенских горных заводов констатировал, что «в проезд свой ныне за обозрением казенных золотых промыслов заметил по трактам от Кузнецка к городу Томску и от Барнаула на Томск мосты, гати, спуски с гор находятся в самом худшем положении»5, и предписывал навести порядок в ближайшее время. Однако через год в официальном документе он использует эмоционально окрашенную лексику: «…я вполне надеялся, что дорога от города Барнаула к Томску, состоящая в содержании и исправлении обязанности крестьян Боровлянской волости как следует устроена, но к удивлению моему сверх всякого ожидания нашего весьма много неисправностей»6.

К сожалению, спустя полвека в состоянии дорог ничего не изменилось в лучшую сторону. Так, французский предприниматель Клод Оланьон, изучавший состояние экономики обширных территорий Сибири с целью дальнейшего коммерческого освоения, в книге «Сибирь и ее экономическая будущность» с европейской вежливостью отмечал несовершенство транспортных артерий: «Под словом “дороги”, применяемым к колесным дорогам Сибири, не следует понимать шоссе, мощенное камнем, снабженное канавами и проч.; они, как дороги европейской России, заброшенные <…> подобны дорогам всех молодых стран <…> и значительно отличаются от европейских дорог» [Оланьон: 10].

На наш взгляд, состояние дорог необходимо учитывать в качестве одной из важных составляющих сибирского опыта Достоевского; их он был вынужден мужественно преодолевать.

«Почтовый дорожник Российской империи» 1875 г. позволяет реконструировать и уточнить некоторые детали и обстоятельства передвижения писателя, т. к. содержит много интересной информации — например, сведения о количестве лошадей. Так, можно утверждать, что Достоевский путешествовал на двух лошадях, поскольку меньшее количество было запрещено использовать специальным положением Комитета министров от 17 июня 1824 г. [Почтовый дорожник, 1875: 15].

В зимние сани, согласно документу, также полагалось запрягать пару лошадей [Почтовый дорожник, 1875: 16] при наличии 2–3 пассажиров, а Достоевский путешествовал или один, или с А. Е. Врангелем, или с В. П. Дем-чинским. В поездках с Марьей Дмитриевной и пасынком (Кузнецк—Семи-палатинск, Семипалатинск—Тверь) использовались уже три лошади.

На основании «Почтового дорожника» 1875 г. можно определить и рекомендуемую скорость движения по почтовым дорогам: она устанавливается в зависимости от качества дороги в диапазоне 10–12 верст в час [Почтовый дорожник, 1875: 26].

В случае скоростной езды, необходимой для курьера, скорость незначительно увеличивалась и составляла с учетом смены лошадей 12–15 верст в час [Почтовый дорожник, 1875: 28]. Отметим также, что превышение скорости могло иметь серьезные финансовые последствия. Если почтарь под влиянием «проезжающего» загонял лошадей, то последний был обязан заплатить 40 рублей 50 копеек за каждую палую или увечную лошадь [Почтовый дорожник, 1875: 27]. Однако в этом случае следовало доказать, что лошадь была здоровой на момент начала пути.

На территории Сибири существовала специальная порода лошадей, совмещающая выносливость и быстроту: «Крестьяне Сибири любили лошадей, ухаживали за ними и хорошо кормили. За это лошади платили им своей выносливостью. Тройка кузнецких лошадей проходила перегон в 30–40 верст между двумя станциями рысью без остановок за 3–4 часа, верхом на ней проезжали до 100 верст в сутки. Была кузнецкая порода лошадей: русские тяжеловозы, на которых казаки перевозили свое имущество, скрещивались с местными полудикими лошадками. В результате вывелась порода выносливых и быстрых лошадей. Позже их стали культивировать на конезаводах в Томске и Бийске. На них, вероятно, и возили Ф. М. Достоевского» [Кацюба: 210–211].

Не случайно в верхней части герба Барнаула над дымящейся доменной печью, на зеленом фоне расположена галопирующая лошадь, поскольку считалось, что «лошади сей округи почитаются лучшими, и что у близ живущих татар находятся конские заводы» [Старцев, Тяпкин, Тяпкина: 105] (см. Илл. 2 ). Все иностранные путешественники по Алтаю в качестве особенности отмечают этот факт.

Илл. 2. Герб Барнаула 1846 г.

Fig. 2. The Coat of Arms of Barnaul (1846)

Французский предприниматель Клод Оланьон писал, что «сибирские лошади, хотя и малы ростом, но чрезвычайно быстры и выносливы, они часто совершают продолжительные путешествия, пробегая почти сто верст ежедневно. Содержание их обходится очень дешево» [Оланьон: 14]. Аналогично высказывался по этому поводу ранее и немецкий ученый К. Ледебур: «Содержание лошади в Барнауле обходится дешево; почти каждая семья имеет собственный экипаж, и зимой улицы Барнаула бывают оживлены нарядными повозками с мчащимися в них дамами и господами…» [Ледебур: 154].

Архивные документы позволяют установить и количество лошадей на станциях. Так, согласно «Правилам об обывательской подводной гоньбе в Сибири» в 1819 и 1822 гг. было разрешено содержать в готовности в губернском городе до четырех пар, в уездном — до трех пар, на Московско-Сибирском тракте — до трех пар, на прочих трактах — две пары лошадей, на проселочных трактах одну пару лошадей7. «Ведомость о почтовой и обывательской гоньбе на станциях по барнаульскому округу» за 1834 г. содержит данные о количестве лошадей, которые должны были содержаться на станциях. Так, например, в Барнауле нужно было иметь четыре пары лошадей; на станциях Озерской, Тальменской, Боровлянской, Ганюшкином Зимовье — по четыре пары; Калманской, Шадриной, селе Белоярском и Сузунском заводах — по три пары; при селах Овчинниковом, Петровском, Лосихинском — по две пары лошадей8. После трехчасового отдыха лошади вновь могли быть использованы в гоньбе.

Кроме того, для поездок волостных и земских начальников было предписано иметь одну–две разъездные лошади. По тракту «Барнаул—Томск», в селениях Беловское и Елтышевское таких приказано иметь по две пары [Дунец: 54].

Недостаточно ясным до сих пор остается вопрос о протяженности сибирских маршрутов Достоевского, о числе конкретных станций на пути следования, и возможной скорости передвижения. Зная эти детали дорожного опыта писателя, можно уточнить время, затраченное им на поездки.

Семипалатинк—Змеиногорск—Барнаул

Начнем с участка пути « Семипалатинск—Змиев».

• А. Е. Врангель в своих мемуарах упоминает случай, когда летом 1856 г. они вдвоем с писателем предприняли тайную поездку из Семипалатинска в Змиев с целью встречи с М. Д. Исаевой. По воспоминаниям барона, они «не ехали, а вихрем неслись», понукая ямщиков, в тот же день «поскакали обратно», «отмахав 300 верст в 28 часов “по-сибирски”» [Врангель: 66].

Информацию А. Е. Врангеля можно уточнить в «Почтовом дорожнике» (1829). Протяженность пути из Змеиногорска в Семипалатинск — 182,5 версты [Почтовый дорожник, 1829: 346]. Соответственно дорога туда и обратно составляла 365,0 верст. Возможно, конечно, предположить, что местным ямщикам были известны способы, где и как «срезать» дорогу (хотя по карте дорога «Семипалатинск—Змеиногорск» по большей части идет по прямой — следовательно, расстояние не будет отличаться сколько-нибудь значительно). Если рассчитать скорость (365:28), то получаем 13,04 версты в час. Поскольку одна верста равна 1,0668 км, то тогда скорость составляет 13,91 км/ч. Так, на основании расчетов и «Почтовых дорожников» можно подтвердить, большýю (равную курьерской) скорость движения Достоевского и Врангеля в их «любовных» поездках.

Авторитетным источником для осмысления старых дорог Российской империи, кроме карт, является многотомное издание «Россия. Полное географическое описание нашего отечества» (под редакцией П. П. Семенова-Тян-Шанского). Шестнадцатый том этого издания («Западная Сибирь») подробно описывает некоторые тракты, расположенные в их окрестностях населенные пункты и рельеф. Так, тракт из Барнаула на Змеиногорск идет до села Кал-манка параллельно течению реки Обь. Затем он уклоняется в сторону и движется параллельно течению реки Алея. Первая станция на этом участке — село Чистюлька , а далее — Безголосово , Платово (Платовская). Затем дорога движется до станции Белоглазово , где Змеиногорский тракт соединяется с Бийско-Змеиногорским и следует далее на юг [Россия. Полное географическое описание…: 493]. Далее дорога идет к берегам Иртыша, а потом поворачивает на северо-запад в Семипалатинск, минуя станции Старо-Алейское, Екатерининка, Шемонаиха и др. [Россия. Полное географическое описание…: 505]. К сожалению, в этом источнике указаны не все станции. Дополнить картину позволяют географические карты Томской губернии. Перечислим станции в направлении от Змеиногорска к Семипалатинску: Старо-Алейское, Екатерининка, Шемонаиха, Красноярская, Убинская, Шульбинский . Протяженность дороги на участке пути «Змеиногорск—Семипалатинск» согласно «Почтовому дорожнику» (1829), как мы писали выше, 182,5 версты [Почтовый дорожник, 1829: 346]. Протяженность пути из Барнаула в Змеи-ногорск высчитываем из масштаба карты Томской губернии (составитель Ю. М. Шокальский, см. Илл . 3 ) — она равна 272,2 версты. Несколько иная (надеемся, что более точная) информация содержится в «Почтовом дорожнике» 1829 г., где указано, что расстояние составляет 280 верст.

Сравнивая два «Почтовых дорожника» 1829 г. и 1875 г., можно заметить, что за пятьдесят лет дорога «Семипалатинск—Змиев—Барнаул» немного изменилась: появились и исчезли некоторые станции, незначительно изменилась протяженность маршрута. Так, фрагмент маршрута № 72 проходит через станции Змеиногорск-Саушкина (19,5), Курьинская (27,5), Калмыцкие мысы (35,5), Белогласово (33,75), Плотавская (22), Безголосова (26), Чистюньская (25), Кал-манская (32), Шадринская (23,5), Барнаул (24). Согласно этому «Почтовому дорожнику», протяженность дороги на участке «Семипалатинск—Змеино-горск» равна 201 версте, а «Змеиногорск—Барнаул» — 268,75 версты. Тогда общая длина «Семипалатинск—Барнаул» по версии «Дорожника» 1875 г. будет 469,75 версты (201+268,75).

Таким образом, общая протяженность маршрута из Семипалатинска в Барнаул по «дорожникам» составила 462,5 версты (1829) или 469,75 (1875).

Илл. 3. Карта Томской губернии (см. в увеличенном масштабе: http://www.

Fig. 3. The Map of Tomsk Province (See the Magnified View: http://www.

Барнаул—Кузнецк

Точное знание протяженности пути на следующем участке позволяет уточнить дату возвращения Достоевского из Кузнецка в Барнаул во вторую поездку. Вновь обратившись к шестнадцатому тому издания «Россия. Полное географическое описание нашего отечества» (под редакцией П. П. Семенова-Тян-Шанского), можем обозначить станции Барнаульско-Кузнецкого тракта. Согласно этому источнику, почтовый тракт из Барнаула первоначально направлялся на север, но от станции Кислуха поворачивал на юг на станцию Белоярскую, затем на северо-восток (не доходя до станции Голубово) к станции Копылово, а далее к станции Сорокино, за которой тракт пересекал реку Чумыш (приток Оби). Затем дорога следует до станции Хмелевская, где тракт выходит из Барнаульского округа и попадает в Кузнецкий, пересекая Салаирский кряж. Следующая станция — Бачата, затем станция Карагайлы, далее дорога принимает южное направление и, следуя ему до станции Бангур, соединяется с Кузнецко-Бийским трактом [Россия. Полное географическое описание…: 484–488]. Эту информацию дублирует и коллективная монография «Дороги Алтая: от первых верст до наших дней», в которой кратко описаны промежуточные станции интересующего нас маршрута: «…из Барнаула тракт шел на Кузнецк (Кислуха — Белоярск — Голубцово — Копылово — Сорокино (на левом берегу Чумыша) — Яновское — Моношкино — Хмелевское — Салаирский пер<евал> — Гавриловский сереброплавильный завод — Гурьевск — Бачата — Карагайлы — Бангур (соединясь с Бийско-Кузнецким трактом)» [Дунец: 20]. Однако издание «Россия. Полное географическое описание нашего отечества» описывает состояние дорог конца ХIХ — начала ХХ в. Если мы обратимся к картам первой трети ХIХ в., то увидим, что дороги «Барнаул—Кузнецк» через Салаирский кряж вообще не существовало (cм., напр., Генеральную карту Томской губернии. 1825 г. URL: .

Сравнение разных топографических карт позволяет говорить о существовании другой, более короткой, дороги, связывающей Барнаул и Кузнецк9 и проходившей через станции Белоярская — Жилино — Косиха — Кытма-ново — Лосишенский станец — Тогул — Завод Томский.

В «Почтовом дорожнике» 1829 г. указана только одна-единственная дорога из Барнаула в Кузнецк. По маршрутам «Томск—Кузнецк № 2796» и «Томск-Барнаул № 2791» можно определить все почтовые станции и их протяженность (см. Илл. 4, 5 ).

Так, чтобы в 1829 г. попасть из столицы горного дела на Алтае в г. Кузнецк, нужно было проехать станции Гонбина (16 верст, см. маршрут 2791), Жилина (55), Косиха (19), Лосишиха (26), Беспалова (30), Тогульское (39), Тогульское Зимовье (19), Томский завод (28), Березовка (24), Кузнецк (26, маршрут 2796). Итого длина дорог — 282 версты. Эта же величина получается из суммы расстояний между станциями, указанными на Генеральной карте Томской губернии 1825 г . В случае возможности прямого пути на участке «Барна-ул—Жилина», маршрут был еще короче — 241 верста.

В «Почтовом дорожнике» 1875 г. также указана лишь одна дорога на Кузнецк (см. Илл. 6, 7 ).

В этом документе интересующий нас маршрут нужно вычленять из дороги № 165, начав со станции Гонбина (29), а далее — Белоярская (27), Жилина (28), Косиха (19), Лосиха (26), Кытманово (33), Тогульское село (36), Тогульское Зимовье (19), Томский железный завод (28,5), Березовка (24), Кузнецк (26). Барнаул располагался между станциями Гонбина и Озерки. Расстояние между городом и станцией Гонбина нам известно ранее и равно 16 верст. Итак, получается, что протяженность маршрута между городами Барнаул и Кузнецк — 282,5 версты (266,5+16). Этот «Дорожник» содержит также справочную информацию: номера подобных маршрутов, название станций, количество верст между станциями, количество лошадей на станциях, а также указывает величину прогонной платы.

2?96-

ВЪ КУЗНЕЦКЪ.

Проскакова. No. 15. Гонбина  —2791.

Жилина  —2792. Коси ха............. Лосишиха..........

, Базпалова .......... Тогульское......... Тугульское зимовье. Томской заводъ..... Березовка ..........

Г. Кузнецк»...........

"208

* 506 j 55

2«

56 19 28

И шого лЬшомъ. зимою .

ВЪ СУЗУНСКОЙ ЗАВОДЪ.

Проскакова,. Ко. 15. Г. Барнаул» ... —2791,

Шахова ......... . ..

Павловской заводъ ..

Шелаболиха........

Мер его и но.........

Заводъ Сузунской......

' На

11 шого .

2797. ВЪ НАРЫМЪ. лятоли на аодкаагь, а замою на лошад/ып..

2799- Omi Барнаула в» Бивень, лютом» :

Карсина............

Колосовская........

Строкина..........

Таскашлипская.....

Бутурлинская...... Солдатская......... Кумырская......... Колкуйская......... Устьлагашская...... Карасушская....... Горская ............ Ничкова ............ Орлова .............

26Ц

Г. Тюкалинскъ . No. 15.

И того .

2.789.

Omi Тюмени в» Ялуто-pOGCKl.

ВЪ БАРИАУЛЪ.

Проскакова . No. 15. Туйальска #....... Поперешной Иски-тим» *............

Осиновка # ........ Изылинска # ...... Васина # .......... Агафонова # ....... Каменска, Мостовая )пожъ * ........... Легостаево * ......

Медведева я # ......

Танюшкино зимовье# Анисимова # ...... Тальменское *..... Озерки # .......... Гонбина (^......... Г. Барнаул»...........

И того .

7 >|

1"4

^9б"

6 б

10 U

Илл. 4, 5. Фрагменты страницы издания «Почтовый дорожник» (1829, c. 345, 344)

Fig. 4, 5. Fragments of a Page from the “Postal Road Atlas” (“Pochtovyy dorozhnik”) (1829, p. 345, 344)

Сравнивая с «Дорожником» 1825 г. (282 версты), можно сделать вывод, что протяженность дороги в этом направлении практически не изменилась.

Поскольку в «Почтовых дорожниках» нет дороги «Барнаул—Кузнецк» через Салаирский кряж, документально подтвердить ее протяженность на сегодняшний момент не представляется возможным, — мы можем судить лишь примерно, исходя из масштаба карты Томской губернии. Если прямая дорога через Тогул равна 282–282,5 версты, то тогда более северная дорога через Салаирский кряж приблизительно будет протяженностью 310,2– 310,75 версты.

Исходя из этих значений, общая протяженность маршрута «Семипала-тинск—Змеиногорск—Барнаул—Кузнецк» равна 744,5 или 752,25 версты. В случае более северного пути (через Салаирский кряж) его длина составит 772,7 или 780,5 версты.

Отъ ст. Самаров-ск1й Яхт. (Сахаровская) до Сургута. Сахаровская . . . .

Тобольской губернии

Шапчинская . . . . Сайяровскаа. . . . Сохалппскш юрты. Куниискав ..... Тундринская. . . . Пидючивскоя. . . . г. Сургута .....

Всего. .

•) Отъ Тюмени до Ка* невской ст. прогомн идя* titci во 4 жоп., годы о въ одвнъ вутъ.

Въ Топекойгубер-н!и.

№ 165.

Отъ ст. Тырышки-ноЯ до Кузнецка.

Тырышкпиа . . . .

Томской губернги.

Каткова *).

*) Отъ Катковой До г. Колывапн, М 3,-26 вер.

Илл. 6, 7. Фрагменты страницы издания «Почтовый дорожник» (1875, c. 147)

Fig. 6, 7. Fragments of a Page from the “Postal Road Atlas” (“Pochtovyy dorozhnik”) (1875, p. 147)

Сейчас невозможно реконструировать состояние дорожного покрытия обеих дорог в 1856–1857 гг., когда по ним передвигался Достоевский. Можно лишь предполагать, что дорога через Салаир, связывающая столицу горного дела на Алтае с Гурьевским и Гавриловским заводами и с Салаир-ским рудником, могла быть лучше по качеству, на станциях могли быть всегда свежие лошади в связи с производственной необходимостью10. Однако Достоевский ехал зимой, когда лед и снег сглаживали дефекты дороги, он спешил на встречу с любимой и поэтому мог воспользоваться более короткой почтовой дорогой.

Требуются дополнительные архивные поиски подорожных или дорожных книг, результаты которых позволили бы судить о данном вопросе со всей полнотой, опираясь на документы. В качестве косвенного доказательства дорожного «предпочтения» Достоевского, кроме «Почтовых дорожников» 1825 и 1875 гг., может служить эпистолярий автора, где он упоминает свои сибирские маршруты. В письме сестре В. М. Карепиной от 22 декабря 1856 г., рассказывая историю своей любви к Марье Дмитриевне, писатель уточняет причину разлуки с ней: «Наконец после долгих хлопот он (А. Исаев. — Е. С .) получил место в городе Кузнецке, в Томской губернии, от Семипалатинска 700 верст» (выделено мной. — Е. С. ) [Достоевский, 28₁: 260]. В этот же день, описывая старшему брату предстоящие расходы в связи со свадьбой, Достоевский перечисляет: «Надобно сделать хоть какие-нибудь приготовленья, нанять квартиру хоть в три комнаты, иметь хоть необходимейшую мебель. Надобно одеться, надобно и ей помочь. Надобно 100 вещей самых необходимых, но которые стоят денег. Надобно послать за ней закрытую повозку, которую повезут три лошади туда и сюда 1500 верст, — сочти прогоны. Надобно заплатить за свадьбу» (выделено мной. — Е. С .) [Достоевский, 28₁: 258]. Здесь протяженность пути дается еще более точно — около 750 верст.

Важно добавить, что для реконструкции исторически точного пути писателя важны мемуары А. И. Врангеля, которые описывают выбор приятелями более короткой проселочной дороги на пути «Семипалатинск—Лок-тевский завод», проходящей прямо от форпоста Шульбинского.

Исходя из приведенных документов и карт, более аргументированной видится гипотеза использования Достоевским короткой дороги в Кузнецк через Тогул и Завод Томский (750 верст). Сравнение топографических карт ХIХ в. с эпистолярием автора позволяет скорректировать точку зрения Э. Р. Вистермана, который в ряде публикаций [Вистерман, Жогличев: 75], [Штраус] настаивает на протяженности пути в 1 000 верст через Салаир, Гурьевск, Бачаты, Карагайлы, Киселевск, Калачево, Бунгур.

Теперь уточним дату возвращения Достоевского из Кузнецка в Барнаул во вторую поездку. Вероятнее всего, он выехал из Барнаула 25 ноября 1856 г. не очень рано, ближе к обеду (24 ноября был бал, который мог завершиться после полуночи). Он ехал на свои деньги (точнее, деньги брата Михаила11), поэтому легко мог нанять вольных ямщиков со свежими лошадьми, торопясь на встречу с возлюбленной.

Нехитрые арифметические расчеты при средней скорости 10–12 или 12– 15 верст в час для курьерских лошадей позволяют приблизительно определить время Достоевского в дороге из Барнаула до Кузнецка. Расстояние — 282,5 версты или 305,1 км. Методика расчетов в данном случае проста: расстояние, разделенное на скорость, позволяет определить время в пути: 282,5:12=23,54 часов или 282,5:15=18,8 ч., т. е. продолжительность поездки составила чуть менее суток (точнее говоря от 18,8 до 23,54 ч.). Таким образом, время в дороге «Барнаул—Кузнецк» колеблется в указанном временном диапазоне.

Достоевский ехал зимой, а санный путь при опытном ямщике занимал меньшее время. Скорее всего, продолжительность поездки составляла сутки или чуть менее. Пять дней в Кузнецке необходимо отсчитывать от 26 ноября, тогда получается, что 1 декабря приходится на дорогу. Обед у Гернгроссов, скорее всего, был в воскресенье 2 декабря 1856 г. и очень запомнился Достоевскому. «Обедал у Гернгросса и был у него до вечера. Он обошелся со мной превосходно. За столом я сделал маленькую неловкость: сын их, мальчик лет 8, мне очень понравился; он ужасно похож на мать. Я это сказал. Она возразила, что нет сходства. Я начал подробно разбирать это сходство. Представьте же себе: этого мальчика, как я после узнал, они считают в семействе чуть не уродом! Хорош мой комплимент!» [Достоевский, 281: 252], — признавался писатель другу А. Е. Врангелю в письме от 21 декабря 1856 г. А утром 3 декабря, т. е. через сутки, Достоевский, вероятно, выехал в сопровождении В. П. Демчинского в Змиев и прибыл туда ночью с 3-го на 4 декабря: «В Змиев мы, в обратный путь, приехали ночью» [Достоевский, 281: 252]. Соответственно, мы можем уточнить данные «Летописи жизни и творчества Достоевского», где не учитывается время в дороге [Летопись: 230].

Семипалатинск — с. Локоть

Необходимо упомянуть еще один маршрут, по которому Достоевский с Врангелем передвигались, посещая Локтевский сереброплавильный завод весной 1855 г. Этот завод в селе Локоть был расположен в 70 верстах к западу от Змеиногорска на крутом берегу реки Алея. Дорога пролегала по так называемому Алейско-Локтевскому гранитному массиву, заставляющему реку Алей резко уклониться на запад к Кулундинской степи, обогнуть себя под прямым углом, с тем чтобы дальше течь на север [Россия. Полное географическое описание…: 504]. Если Врангель с Достоевским использовали почтовую дорогу, то путь в Локтевский завод был окружной: по маршруту «Семипалатинск—Змеиногорск—Локоть», протяженность которого равна 252,5 версты (182,5+70). При средней скорости движения 12–15 верст в час дорога такой протяженности могла занимать 17–21 час(ов). Однако существовала еще и прямая проселочная дорога от форпоста Шульбинского до Локтевского завода, которая была как минимум вдвое короче. По свидетельству А. Е. Врангеля, приятели пользовались именно ей: «Посетили мы с Ф. М. и так называемый Локтевский завод горного ведомства. Расположен он был верстах в 100 от Семипалатинска, на северо-восток, среди удивительно плодородной степи с речками, озерами и рощами» [Врангель: 55]. Мемуарист упоминает и о быстроте дорожного времени в приятной кампании: «Сотня верст расстояния в Сибири нипочем, их пролетишь в 5–6 часов времени без малейшего утомления» [Врангель: 55].

Путь в европейскую часть России

Перемену участи — производство в офицеры и выход в отставку — Ф. М. Достоевский получил после хлопот своих влиятельных друзей: генерал-адъютанта Э. И. Тотлебена и барона Врангеля, который действовал через принца Ольденбургского.

17 апреля 1857 г. Государем Александром II Достоевскому было возвращено потомственное дворянское достоинство. Благодаря рекомендации товарища юности по Инженерному училищу, генерал-адъютанта Э. И. Тот-лебена, высочайшим приказом от 18 марта 1859 г. прапорщик Достоевский был уволен в отставку по болезни, с возведением в следующий офицерский чин — подпоручика.

19 мая 1858 г. командир 2-й бригады получил предписание начальника 24-й пехотной дивизии (из г. Тобольска) от 8 мая за № 2251: «Дежурный генерал главного штаба его императорского величества 27 марта за № 318 уведомил, что высочайшим приказом, в 18 день минувшего марта состоявшимся, прапорщик Сибирского линейного № 7-го батальона, из политических преступников, Достоевский уволен за болезнию от службы с награждением следующим чином» [Достоевский в забытых и неизвестных…: 112]. Это предписание сохранилось в архиве штаба и было введено в науку А. В. Скан-диным [Достоевский в забытых и неизвестных…: 112].

Важным видится и вопрос о секретном надзоре над писателем в связи с возвращением ему дворянского достоинства, производством в офицеры и переводом на гражданскою службу. Так, исследователь семипалатинского периода А. В. Скандин наивно полагал, что «о жизни Федора Михайловича от Пальшиных ни полиция, ни военное начальство никогда не справлялись и никаких сведений не требовали» [Достоевский в забытых и неизвестных…: 101]. Другой исследователь, Н. Яковлев, также находился в неведении, считая, что «о жизни Достоевского от Пальшиных полиция никаких сведений не отбирала» [Достоевский в забытых и неизвестных…: 78]. Обе статьи написаны со слов П. Л. Пальшина, сына семипалатинского домовладельца Л. Пальшина, которому во времена Достоевского было 14–15 лет. Вполне возможно, что подросток не был осведомлен в таких деликатных обстоятельствах. Более достоверную, опирающуюся на архивные документы, точку зрения высказал ученый-краевед, православный священник Б. Г. Герасимов. Он утверждал, что неусыпный надзор за писателем был, но тщательно скрывался: «Когда Достоевский, находившийся под надзором полиции, получил офицерский чин, полицейская власть обратилась к губернатору с просьбой о разъяснении, следует ли продолжать надзор за Достоевским ввиду производства его в офицеры? Последовало разъяснение о продолжении наблюдения. Таким образом, офицерское звание не спасло Достоевского от надзора, который велся за ним по двум ведомствам: военному и гражданскому» [Достоевский в забытых и неизвестных…: 127].

Документ об увольнении писателя в отставку предписывал продолжение секретного надзора над бывшим политическим преступником: генерал-майор свиты Его Величества Герштенцвейг наложил резолюцию «об учреждении за подпоручиком Достоевским секретного надзора по избранному им месту жительства в г. Твери и о воспрещении ему въезда в губернии С.-Петербургскую и Московскую, вместе с сим сообщено министру внутренних дел и управляющему III Отделением собственной его императорского величества канцелярии» [Достоевский в забытых и неизвестных…: 113, 143–144]12. Б. Г. Герасимов особо подчеркивал, что «в этой официальной бумаге говорится: “…по избранному им месту жительства в городе Твери…”. В действительности же Достоевский в своем прошении об отставке изъявил желание жить в Москве, но ему указали (без всякого со стороны его желания) место жительства в Твери. 30 июля 1859 г. Достоевскому был выдан временный билет на проезд до г. Твери» [Достоевский в забытых и неизвестных…: 113] (см. также [Гроссман: 731] [Федор Михайлович Достоевский в портретах…: 174]).

Солдатская служба Достоевского продлилась до середины 1859 г. Писатель покинул Семипалатинск 2 июля 1859 г. и отправился с женою и приемным сыном в Тверь. Путь писателя с семьей при возвращении в европейскую часть России пролегал через следующие населенные пункты: Семипалатинск, Омск, Тюмень, Пермь, Екатеринбург, Казань, Нижний Новгород, Владимир, Сергиев Посад, Тверь.

Свой путь, или, используя выражение автора, «странствие» [Достоевский, 28 1 : 361], он описал 23 октября 1859 г. своему другу Артему Ивановичу Гейбовичу, пехотному капитану, ротному командиру 7-го линейного батальона. Достоевский отмечает, что на участке пути «Семипалатинск— Омск» дорога была хорошей:

«Приехали наконец в Омск; погода была бесподобная и дорога прекрасная. В Омске я пробыл трое или четверо суток. Взяли из корпуса Пашу; был у старых знакомых и начальников, как-то: де Граве и проч.» [Достоевский, 28 1 : 361].

Рубежной вехой воспоминаний и маршрута писателя являлся Омск:

«Но вообще Омск мне ужасно не понравился и навел на меня грустные мысли, воспоминания. Когда выехали из Омска, тут-то я настоящим образом простился с Сибирью. Дорога пошла прескверная, но Тюмень — великолепный город — торговый, промышленный, многолюдный, удобный — всё что хотите. Мы там простояли (не помню зачем) дня два. В дороге, в первой половине путешествия, со мной было два припадка, и с тех пор забастовало» [Достоевский, 28 1 : 361].

Илл. 8. Монумент «Маршрут следования Достоевского на каторгу и возвращение в Тверь после военной службы» (Литературно-мемориальный музей Ф. М. Достоевского города Семей (Казахстан))

Фото В. Н. Алекина

Fig. 8. Monument “The Route of Dostoevsky to the Place of Penal Servitude and Return to Tver After Military Service” (Literary and Memorial Museum of F. M. Dostoevsky, Semey, Kazakhstan).

Photo by V. N. Alekin

Большинство дорожных впечатлений Достоевского были положительными, они крепко запечатлелись в памяти, даже спустя три месяца после происшедшего он с легкостью делился ими с А. И. Гейбовичем:

«Погода стояла преблагодатная, почти всё время путешествия, тарантас не ломался (ни разу!), в лошадях задержки не было, но дороговизна, но цены на станциях — Боже упаси! Спросишь кусок чего-нибудь, спросишь цену — и глядишь ему потом в глаза даже со страхом: не сумасшедший ли это какой! Нигде на свете нет таких цен! Зато вознаграждала природа. Великолепные леса пермские и потом вятские совершенство. Но в Перми уже мало замечаешь пустырей по дорогам: всё запахано, всё обработано, всё ценится. Так, по крайней мере, мне показалось. В Екатеринбурге мы простояли сутки, и нас соблазнили: накупили мы разных изделий рублей на 40 — четок и 38 разных горных пород, запонок, пуговиц и проч. Купили для подарков и, нечего грешить, заплатили ужасно дешево, так что здесь чуть ли не вдвое стоит» [Достоевский, 28 ₁ : 361].

Достоевский был полон надежд и оптимизма, поэтому он любовался природой, покупал подарки родным, лояльно относился к высоким ценам на станциях. Особо приятным, радостным воспоминанием писателя стали дорожные впечатления, связанные с повторным посещением столба на

Урале, разграничивающего Европу и Азию. Если 9,5 лет назад это было тягостное, мучительное ночное впечатление, вызывающее слезы горя и страх перед неизвестным будущим, то теперь это праздник возвращения на «землю обетованную»:

«В один прекрасный вечер, часов в пять пополудни, скитаясь в отрогах Урала, среди лесу, мы набрели наконец на границу Европы и Азии. Превосходный поставлен столб, с надписями, и при нем в избе инвалид. Мы вышли из тарантаса, и я перекрестился, что привел наконец Господь увидать обетованную землю. Затем вынулась Ваша плетеная фляжка, наполненная горькой померанцевой (завода Штритера), и мы выпили с инвалидом на прощание с Азией, выпил и Николаев, и ямщик (и уж как же вез потом). Поговорили и пошли гулять в лесу, собирать землянику. Набрали порядочно» [Достоевский, 28 ₁ : 361–362].

Семантика парадиза, заключенная в лексемах «перекрестился», «обетованная земля», «земляника», парадоксально сочетается с «правдой» бытия: инвалидом на службе, распитием горькой померанцевой водки в мужском кругу (Достоевский, Николаев, инвалид, ямщик) и нетрезвыми разговорами о жизни.

Непредвиденная остановка в пути произошла в Казани по причине недостачи денег и позднего получения корреспонденции старшим братом:

«В Казани мы засели. Осталось 120 руб. сер<ебром>, что очевидно было мало, чтоб доехать до Твери. Еще из Семипалатинска я писал брату, чтоб выслал мне 200 руб. в Казань, на почту, впредь до востребования. Мы решились ждать денег и стали в хорошем номере в гостинице. Дороговизна нестерпимая. Ждали 10 дней, стоило до 50 руб. <…> Но брат получил письмо непростительно поздно и наконец прислал 200 руб. Тотчас поехали. Приехали в Нижний, прямо в развал ярмарки; приехали ночью и часа два скитались по городу, останавливаясь у всех гостиниц; везде полно. Наконец-то сыскали что-то вроде конуры и тому были рады. На другой день съездили к Анненкову (тобольскому ссыльному; он в Нижнем теперь советником). Но он был в отпуске, а все семейство в деревне. Я тотчас же отправился смотреть ярмарку» [Достоевский, 28 ₁ : 362–363].

Достоевский хотел сочетать путешествие и встречи с близкими людьми: планировал встретиться с И. А. Анненковым в Нижнем Новгороде (но тот был в отпуске), с М. М. Хоментовским — во Владимире.

Большие финансовые траты писателя были связаны с формальным запретом въезда в столицы: нужно было обогнуть Москву и из Московской губернии попасть в Тверскую. Семантику путешествия по святым местам воспроизводит рассказ о Сергиевом Посаде:

«Всего ближе было ехать на Москву; но, во-первых, в Москву мне запрещено было въезжать формально. А во-вторых, приехать в Москву, увидать сестер и не прожить в Москве недели было невозможно. Могли выйти хлопоты, я и решил, но не на Ярославль, как рассчитывал по маршруту в Семипалатинске, а на Сергиевскую лавру (60 верст от Москвы) и, прорезав Московскую губернию, въехать в Тверскую. Решился, да и закаялся. Большой дороги нет; ямщики вольные, и на 150 верстах содрали с меня втрое более, чем на казенных прогонах. Но зато Сергиев монастырь вознаградил нас вполне. 23 года я в нем не был. Что за архитектура, какие памятники, византийские залы, церкви! Ризница привела нас в изумление» [Достоевский, 28 ₁ : 362].

Бывший политический преступник должен был жить в Твери:

«Наконец, после долгих странствий, прибыли в Тверь, остановились в гостинице, цены непомерные. Надо нанять квартиру. <…> Наконец после нескольких дней искания отыскал квартиру не квартиру, номер не номер, три комнатки с мебелью за 11 рублей серебром в месяц» [Достоевский, 28 ₁ : 363].

Однако Достоевский не оставляет надежд и обращается с просьбами походатайствовать о его переезде в столицу к А. Е. Врангелю, Э. И. Тотлебену, начальнику III Отделения В. А. Долгорукому и даже самому императору. В середине декабря ему вручено наконец официальное сообщение о разрешении жить в Петербурге. Приблизительно 20 декабря 1859 г. писатель с семьей вернулся в Петербург [Летопись: 280], и больше Сибирь он не посещал.

Документальных свидетельств о том, что Достоевский еще приезжал в Барнаул, не сохранилось, хотя в своем письме Врангелю он пишет, что «бывал после вас часто» [Достоевский, 281: 337]. П. Ф. Маркин обсуждает возможность прощания Достоевского с Барнаулом по дороге в европейскую часть России. Полемизируя c Е. Батуриной, утверждавшей, что путь пролегал по маршруту «Семипалатинск — Змеиногорск — Барнаул — Омск и далее до Твери» («Алтайская правда», 1971, 9 окт.), он пишет, что в данном случае гипотеза выдается за очевидный факт [Маркин: 95–96]. Напомним, что Сибирь с европейской частью России была связана посредством двух дорог: Московско-Сибирского и Линейного трактов. Последний проходил южнее Московско-Сибирского и связывал Оренбург и Омск, затем пролегал по Иртышской линии через Семипалатинск, Усть-Бийск и Барнаул [История Сибири с древнейших…: 406]. Именно этот маршрут движения из Омска в Семипалатинск использовал П. П. Семенов-Тян-Шанский (и описал его в книге «Путешествие в Тянь-Шань» [Семенов-Тян-Шанский: 141–142]). П. Ф. Маркин считает, что «трудно сказать, какой маршрут выбрал Достоевский на обратном пути. Во всяком случае, фактических свидетельств о том, что Достоевский в последний раз заезжал в Барнаул, у нас не имеется» [Маркин: 95–96]. На наш взгляд, предположение, что писатель избрал прямой путь из Семипалатинска в Омск по Иртышской линии, представляется более убедительным.

«Почтовый дорожник» 1829 г. содержит информацию только о протяженности прямого пути из Семипалатинска в Санкт-Петербург с промежуточными станциями Бологое, Рыбинск, Омск и указанием сочетания номеров дорог: I, VI, 3, 14. Дорога в целом составляет 3902,25 версты [Почтовый дорожник, 1875: 125]. Поскольку писатель делал крюк «Пермь-Екатеринбург», очевидно, что дорога была длиннее.

В результате анализа маршрутов Достоевского из Петербурга в Сибирь и обратно, его передвижений по Сибири в 1850-е гг., а также дорожных впечатлений писателя возможно реконструировать обстоятельства его сибирской жизни. Системное изучение почтовых дорожников и топографических карт, маршрутов, состояния дорог, мемуаров современников и переписки Достоевского дает возможность уточнить датировку его поездок в Барнаул и Кузнецк, а также ставит задачу создания исторически достоверной реконструкции сибирских маршрутов писателя.

ПОЧТОВЫЙ ДОРОЖНИКЪ

РО С СIИ С К ОЙ И М П Е РIИ

СЪ ПРПЛОЖЕШЕМЪ НУМЕРНОЙ КАРТЫ.

Из данный по ВЫСОЧАЙШЕМУ повелъшю

Почтовымъ ДЕпдртдментомъ.

С.-ПЕТЕРБУРГЪ.

Илл. 9. Титульный лист издания «Почтовый дорожник» (1875) Fig. 9. Title Page from the “Postal Road Atlas” (“Pochtovyy dorozhnik”) (1875)

Примечания

^* Исследование выполнено при финансовой поддержке РФФИ и Кемеровской области в рамках научного проекта № 20-412-420002 («Языковая личность в региональном социокультурном пространстве: режимы производства локального знания о жизни и творчестве Ф. М. Достоевского»).

^** Автор выражает глубокую признательность за помощь в подготовке данной работы сотрудникам Литературно-мемориального музея Достоевского в г. Кузнецке Ирине Владимировне Мирович и Елене Дмитриевне Трухан.

• ¹    Фонвизины вернулись домой в мае 1853 г. после двадцатипятилетней ссылки, и Наталья Дмитриевна, к сожалению, не застала в живых своих взрослых сыновей: обоих унесла чахотка [Сараскина: 270].

• ²    В 1824–1825 гг. властями предпринималась попытка содержать почтовые станции за счет денежного сбора в земскую повинность посредством подрядчиков, но это начинание себя не оправдало. С 1826 г. ямская повинность и повинность содержания дорог снова «исправлялась натурою». Каждая волость и селение устанавливали график продолжительности повинности. Учитывая протяженность дорог и количество станций на Сибирском тракте, 30 крестьянам необходимо было содержать одну лошадь для гоньбы. См. подробнее об этом [Дунец: 38, 55–56].

• ³    Несколько иная, отличная от официальной, информация содержится в корреспонденции 1850-х гг. Люси Шеррард Аткинсон (девичья фамилия — Финли), гражданской жены английского художника и путешественника Т. У. Аткинсона: «Шесть караванов с драгоценными металлами отбывают из Барнаула каждый год — четыре зимой на санях и два в течение лета» [Аткинсон: 16].

• ⁴    Государственный архив Алтайского края (далее — ГААК). Ф. 2. Оп. 1. Д. 1714. Л. 717–734.

• ⁵    ГААК. Ф. 32. Оп. 1. Д. 309. Л. 236.

• ⁶    ГААК. Ф. 32. Оп. 1. Д. 309. Л. 234–235.

• ⁷    ГААК. Ф. 2. Оп. 1. Д. 8061. Л. 399. Правила об обывательской подводной гоньбе.

• ⁸    ГААК. Ф. 177. Оп. 1. Д. 267. Л. 534–535 об. Ведомость о почтовой и обывательской гоньбе на станциях по Барнаульскому округу.

• ⁹    Нашу точку зрения по этому вопросу разделяет сотрудник Музея-заповедника «Кузнецкая крепость» А. В. Чекалин. Он пишет: «Открываем карту Томской губернии в Атласе Российской империи А. Ильина на 1871 год. Действительно, такая дорога (на карте в одну тонкую линию), от Барнаула через Салаир, Гурьевск и выйдя на Томско-Кузнецкий тракт далее на Кузнецк, существует. Однако здесь же указан и прямой Барнаульско-Кузнецкий почтовый тракт (на карте в две параллельные линии) через Косиху, Тогул и село Томское (Томский завод). Данный путь значительно короче «крюка» через Салаир, который, как утверждает Эдуард Робертович (Вистерман. — Е. С .) является единственно-возможной дорогой Достоевского. Посмотрим более ранние карты. На Генеральной карте Томской губернии 1825 года, дороги от Барнаула на Салаир нет вообще, но Барнаульско-Кузнецкий тракт показан со всеми почтовыми станциями и расстояниями между ними. Далее смотрим топографическую карту Алтайского горного округа 1864 года. На ней обозначены обе дороги. Но если прямая дорога Барнаул-Кузнецк обозначена как полноценный почтовый тракт, то дорога через Салаир — как технологическая горнозаводская дорога, которая в большей степени служила для производственной связи Барнаула с Гурьевским и Гавриловским заводами, а также с Салаирским рудником» [Чекалин: 4].

• ¹⁰    «В 1842 году сообщалось, что углевозная дорога от Салаирского рудника в плохом состоянии, что нет возможности для провоза угля» [Дунец: 38], с 1840 г. остался невы-везенный уголь, дорогу необходимо исправить, либо построить новую.

• ¹¹    Об этом он многократно упоминает в письме А. Е. Врангелю от 9 ноября 1856 г.: поездка «состоится на будущей неделе, если, как обещано, мне пришлют денег» [Достоевский, 28 ₁ : 240]; «денег не было, я еще не поехал» [Достоевский, 28 ₁ : 242]; Михаил «помогает мне из последних сил, а я куда трачу деньги!» [Достоевский, 28 ₁ : 243].

• ¹²    Этот документ имеет следующее продолжение: «Вследствие отзыва господина начальника штаба отдельного Сибирского корпуса, от 28 минувшего апреля, № 2586, имею честь уведомить ваше превосходительство для сведения. Подписано: начальник дивизии генерал-лейтенант Домете и начальник дивизионного штаба, подполковник Бабков» [Достоевский в забытых и неизвестных…: 113].