Сильнопрофилированные фибулы с территории Прикамья и их контекст

Включение привозных предметов в «местный» культурный комплекс позволяет ставить и решать сразу две взаимосвязанных группы вопросов: хронологии местных древностей на основе более разработанной, и каналов и обстоятельств поступления. «Простое» решение второго вопроса – через посредство сармат – при систематическом рассмотрении оказывается ошибочным. Фактический материал достаточно обширен, и не может быть обобщен в рамках одной публикации. Статья продолжает цикл публикаций, посвященный этой тематике. В этой работе публикуется сводка комплексов и отдельных находок сильнопрофилиро-ванных фибул группы Амброз-11 с территории Прикамья.

Обзор литературы

Единичные находки сильнопрофилированных фибул первоначально выделены О. Альмгреном в тип 87 группы IV [1, taf. IV]. Более характерные для южных памятников, они описаны А. К. Амброзом в группе 11 [2, с. 40–43]. Их отличают проволочная или плоская спинка с двумя бусинами и пластинчатый приемник с кнопкой на конце. Серии выделены по наличию или отсутствию крючка для тетивы. В настоящий момент весь массив находок сильнопрофилированных фибул разделен на две самостоятельные группы. «Поздняя» из них, экземпляры маленьких размеров (Almgren-200, Амброз-11/II-3, Кропотов-10/IV), была проанализирована И. О. Гавритухиным [3], и недавно фундирована В. Ю. Малашевым [4]. Эта группа имеет совершенно обособленную хронологию, ареалы, динамику распространения. Указанные работы на ближайшее время исчерпали тему.

Для ранних форм А. С. Скрипкин отметил, что первоначально предположенная О. Альмгре-ном динамика эволюции по удлинению спинки, признак не четкий [5, с. 109–113, рис. 3, 18–35 ], что подтвердил М. В. Кривошеев [6, с. 145–146]. Самый заметный признак, стержневая или пластинчатая спинка, рассматривался специально, и на уровне тенденции отмечено, что экземпляры с пластинчатой спинкой занимают более позднюю хронологическую позицию по отношению к экземплярам со стержневой спинкой [7, с. 133–135]. Разделение на I и II серии [8, с. 225] больше территориальное, и для хронологии существенного значения не имеет¹ (за исключением I серии 1 варианта с очень короткой фигурной спинкой скорее «западных» форм). Принятая на сегодняшний день общая дата – от середины II до начала III в. н. э. [6, с. 146; 8, с. 231].

Методы исследования

Картографирование находок в контексте культурных групп памятников конкретных территорий дает интересный результат.

В сарматских памятниках Дона и Волги отмечено не менее 27 «ранних» фибул из 19 погребений [6, с. 144], на южном Урале – всего 8 находок [9, с. 188; 10, с. 100], и еще дальше на юго-восток не менее трех в Арало-Каспийском междуморье [11, рис. 139, 2 ; 12, рис. 4.II, 3 ; 13, рис. 2, 1 , с. 172,

175–176]¹. Находки в лесной зоне (Окско-Донской водораздел) недавно собраны А. М. Воронцовым и Е. В. Столяровым [15]. Из восьми учтенных экземпляров три относятся к «поздней» серии Ам-броз-11/II или Кропотов-10/IV, остальные пять – к ранней. Контекст ранних находок связан с памятниками финала древностей типа Ново-Клейменово и с событиями формирования мощин-ской культуры около середины III в. [15, с. 67]. К западу и к югу от очерченного ареала известны находки на верхнем Дону: Ново-Никольский, Вязовский [16, рис. 36, 1–8 ; 17, рис. 5, 6 ; 18, рис. 70, 9 , 71, 53 , 77, 1–12 ; 19, рис. 3, 5 ], Березовский² [20, рис. 3], Ключи [21, рис. 2, 9 ], Липецкий [18, с. 118] могильники, Стаево-5,10 [22, рис. 2, 6–10 , с. 143– 144], к востоку – только два экземпляра: из Нижегородской области, Сергачский/Кожина слобода могильник, погребение 3 [8, с. 248–№ 632, серия II; 23, рис. 2, 12 ], и в Чувашии, Сендимиркино, погребение 61³.

В Прикамье найдено 8 экз. «ранних» сильно-профилированных фибул [рис. 1]. Что характерно, только в пьяноборских могильниках; в синхронных и связанных (гляденовской и кара-абызской) культурах фибул группы Амброз-11/I нет.

Результаты и дискуссия

Очевидно, что в Прикамье наблюдается концентрация фибул этой группы, отделенная относительно «пустыми» пространствами. Но и в Прикамье фибулы распространены не повсеместно. Всего две точки: среднее течение р. Ик (Сасыкульский могильник) и напротив устья Ика (Ныргында I, Ныргында II, Чеганда II могильники). В других синхронных пьяноборских памятниках сильно-профилированных фибул (а часто и фибул вообще) нет, несмотря на обширные вскрытые площади. Закономерен вопрос, в какой последовательности они поступали: с Ика в устье, или с устья на Ик?

Ответ, вероятно, необходимо искать со стороны хронологии комплексов. К сожалению, «свой» материал яркой пьяноборской культуры представлен в основном разнообразными типами бляшек, хронологическое значение которых мало. И еще одна особенность комплексов с фибулами – очень часто именно в них больше ничего нет. Среди рассматриваемых наблюдается схожая картина. Именно фибулы являются датирующими в погребениях. Заметной временной разницы между могилами в среднем течении Ика и напротив устья тоже не наблюдается. Но можно еще раз подчеркнуть особенности распространения: 1) фибулы группы Амброз-11/I представительны в пьяноборских комплексах; 2) не встречаются в синхронных культурах лесной зоны; 3) крайне редки у сармат в Заволжье4; 4) ближайший ареал концентрации – население верхнего Подонья сарматского времени (рис. 2).

Ни одна из двух сарматских групп, использовавших в костюме сильнопрофилированные фибулы во 2 половине II в., не имела прямых контактов с пьяноборским населением.

А. С. Скрипкин связывал ситуацию отсутствия памятников в Заволжье с особенностями сложения позднесарматской культуры, которая первоначально оформилась на южном Урале и в Заволжье, что прервало устойчивые контакты с причерноморскими центрами производства. И только в 3-й, может быть, даже в 4-й четверти II в. вновь происходит объединение регионов Заволжья и междуречья Волги и Дона, что выразилось, в том числе, и в повсеместном распространении в начале III в. новых групп фибул – лучковых 3–5 вариантов [5, с. 112]. Такая последовательность событий нашла подтверждение на новом материале [24]. То есть во 2 половине II в. в Заволжье уже есть группы населения «позднесарматской культуры», которым недоступны товары, произведенные в мастерских Причерноморья. А в Предволжье сохраняется предшествующее население, поддерживающее традиционные контакты. Но сарматские и пьяноборские памятники с находками сложно профилированных фибул не смыкаются территориально. Мало того, пьяноборская культура территориально относится к Заволжью. Ближайшие находки фибул – в Никифоровке и в Андреевке на р. Самаре. Д. Г. Бугров, специально рассматривавший причины, отметил, что пьяноборские памятники распространены только на правом, высоком берегу р. Ик, со множеством площадок для устройства городищ. Левый берег реки более низкий и пологий, что делает его удобным для передвижения кочевников. На протяжении всего среднесарматского и раннего периода позднесарматского времени кочевое население полностью контролировало территорию к западу от Ика, что делало невозможным расширение пьяноборского ареала в этом направлении [25, с. 175– 176, 189]. Глубину проникновения маркирует могильник Нижняя Мактама на левом берегу р. Степной Зай (текущей параллельно р. Ик). Вещей в разрушенных погребениях нет, а по керамике [26, рис. 16] они могут датироваться достаточно широко, от рубежа I/II до середины III в. н. э., но определенно датируются не до рубежа эр и не позже, не позднесарматским временем.

Другой очаг распространения – позднескифское, сарматское и сарматизированное население верхнего Подонья. В этой зоне реконструируется процесс смещения позднескифских групп в лесную зону (появление Вязовского, Ново-Николь- ского, Березовского могильников II – 1 половины III вв.) под давлением позднесарматского населения [18, с. 102–110; 27], приведший к образованию памятников типа Ново-Клейменово (2 половина II – начало III в.), связанных также с позднедьяковскими группами, ранним (кошибеевским) горизонтом культуры рязано-окских могильников, и испытавших центральноевропейский культурный импульс. Финал этих памятников связан с военным разгромом, кратковременным запустением площадок и последовавшим заселением ран-не-мощинским населением [28, с. 15–16; 29, с. 69–71]. В предшествующее время, на рубеже эр, контакты между Подоньем и Прикамьем видны отчетливо. Промежуточная зона была занята памятниками андреевско-писеральского круга, демонстрировавшими юго-западные [30] и западные связи [31; 29, с. 68–69]. Позже, во II в., к ним добавляется восточный, пьяноборский компонент: с востока [32, с. 261; 33] и на восток (мечи [34, рис. 1], некоторые типы фибул(?), сюльгам(?) [35]), и лишь в конце II – начале III в. снова проявляется южное, сарматское, влияние, выразительное в памятниках Сендимиркино-Таутово [32, с. 264–268]. Но в период бытования сильнопрофи-лированных фибул контакты прерываются. Между зонами распространения в Подонье и в Прикамье зафиксированы всего две находки.

Выводы

Обстоятельства поступления в Прикамье не очень понятны. Если исключить из рассмотрения основной ареал бытования застежек рассматриваемой формы [рис. 2: А], который, очевидно, связан с центрами производства, то распространение находок получается весьма любопытным. В огромной степной зоне к востоку от Волги, занятой «сарматскими» памятниками, их практически нет, – во 2 половине II в. прерываются устойчивые связи причерноморских центров производства и групп сарматских кочевников на Волге. Но контакты, отраженные, в том числе, и находками сильнопрофилированных фибул причерноморских типов, продолжаются в направлении верховьев Дона. Территории верхнего Подонья и Прикамья разделены большими пространствами, где известны всего две находки: в Нижегородской области и Чувашии. Однако другие категории инвентаря (оружие, застежки других форм) этого времени в совокупности показывают регулярное взаимодействие на границе лесостепной и лесной зон. Поступление фибул группы Амброз-11 в Прикамье может быть как-то сопряжено с обстоятельствами поступления фибул с кнопкой на конце приемника (группы Амброз-12), которые1 происходят с тех же групп памятников и тоже отсутствуют на смежных территориях, но вопрос требует последовательного изучения.

Каталог

Сасыкульский (Ново-Сасыкульский) могильник . Башкирия. Раскопки С. М. Васюткина, В. К. Калинина 1976, 1977, 1979, 1980 гг. Опубликована только обзорная статья с выборочными типами вещей.

• 1.    Сасыкуль², погребение 1 [8, с. 229-№ 27, серия I, вариант 2]. Единственная находка в разрушенном (сохранился только череп) погребении [37, рис. 9, 1 ] [рис. 1, Г ].

• 2.    Сасыкуль, погребение 300 [8, с. 248-№ 629, серия II]. Комплекс полностью неизвестен [37, рис. 6, 3 , 9, 10 ] [рис. 1, В ].

• 3,    4. Сасыкуль, погребение 309 [8, с. 248-№ 630–631, серия II, 2 экз.: стержневая и узкая пластинчатая спинки]. Комплекс полностью неизвестен [37, рис. 8, 49 , 9, 11,12 , 20, 3 ] [рис. 1, Б ].

• 5.    Чеганда II, погребение 38 [8, с. 248-№ 633, серия II]. В могиле золотостеклянные бусы [38, табл. I, 5, 6, II, 2 0, III, 11,18 , XV, 4,5,22 ] [рис. 1, Е ].

• 6.    Ныргында I, погребение 211 [39, табл. 116, 29 , широкая пластинчатая спинка]. В могиле золотостеклянные бусы, зеркало типа Скрипкин-1.0 или -1.6 со срезанной ручкой [39, табл. 116] [рис. 1, Ж ].

• 7.    Ныргында I, погребение 316, 317 [39, табл. 189, 3 , узкая пластинчатая спинка]. Парное погребение [39, табл. 189] [рис. 1, Д ].

• 8.    Ананьино(?). А.-М. Тальгрен приводит копию А. А. Спицына с рисунка П. В. Сюзева³ на казанском археологическом съезде, но сомневается в указании местоположения [40, fig. 104, 12 , p. 142] [рис. 1, А ].

Чегандинский II могильник . Удмуртия. Раскопки В. Ф. Генинга 1954–1956 гг. Опубликован как раздел монографии. Рисунки изданы дважды, но только типами вещей, комплексы восстанавливаются по описаниям и ссылкам.

Ныргындинский I могильник . Удмуртия. Раскопки А. С. Спицына, В. Ф. Генинга, Р. Д. Голдиной, Л. И. Ашихминой, Г. Н. Журавлевой 1898, 1954, 1969–1971, 1975, 1979 гг. Полностью опубликован по комплексам.

Ананьинский могильник . Татарстан. Сборы, покупки и небольшие раскопки. Разрозненные находки предметов разных лет, авторов; многочисленные перемещения коллекций.

Рис. 1. Комплексы с сильнопрофилированными фибулами в Прикамье. А – «Ананьино»;

Б – Сасыкуль, погребение 309; В – Сасыкуль, погребение 300; Г – Сасыкуль, погребение 1;

Д – Ныргында I, погребение 316,317; Е – Чеганда II, погребение 38; Ж – Ныргында I, погребение 211. Ссылки см. в каталоге Fig. 1. Complexes containing strongly profiled fibulae in the Kama region. A – «Ananino»; B – Sasykul, grave 309; V – Sasykul, grave 300; G – Sasykul, grave 1; D – Nyrgynda I, grave 316, 317; E – Tcheganda II, grave 38; Zh – Nyrgynda I, grave 211. See catalog for links

Рис. 2. А. Схема распределения находок сильнопрофилированных фибул по районам. Цифры отражают характеристику «не менее» стольких экземпляров. Б. Карта распространения находок фибул. Фрагмент карты В. В. Кропотова (2010) с дополнениями.

Квадратная сетка и нумерация соответствуют исходнику. Дополнительные номера (подчеркнутые) введены только для находок сильнопрофилированных фибул (звездочками), не учтенных в своде. Кв. I: 48 – Слобода. Кв. II: 57 – Кожуховка, 58 – Ефремовский р-н, 59 – Стаево, 60 – Липецк, 61 – Березовка, 62 – Ключи, 63 – Сендимиркино. Кв. III: 45 – Ананьино, 46 – Усть-Абинский.

Кв. V: 181 – Чиковский, 182 – Кермен-Толга, 183 – Джангар. Кв. VI: 8 – Каракабак, 9 – Асар(ы), 10 – Казы-баба

Fig. 2. A. Scheme of distribution of finds of heavily profiled brooches by regions. The numbers reflect a characteristic of «no less than» a given number of examples. B. Map of the distribution of fibulae finds. Fragment of the map of V. V. Kropotov (2010) with additions. The square grid and numbering match the original. Additional numbers (underlined) are introduced only for finds of strongly profiled fibulae (stars) not included in the code. Sq. I: 48 – Sloboda. Sq. II: 57 – Kozhukhovka, 58 – Efremovsky district, 59 – Staevo, 60 – Lipetsk, 61 – Berezovka, 62 – Kluchi, 63 – Sendimirkino. Sq. III: 45 – Ananyino, 46 – Ust-Abinsk. Sq. V: 181 – Chikovsky, 182 – Kermen-Tolga, 183 – Dzhangar.

Sq. VI: 8 – Karakabak, 9 – Asar(s), 10 – Kazy-baba

Выражаем благодарность за помощь с литературой И. Е. Бирюкову (Липецк), Д. Г. Бугрову (Казань), Е. П. Китову (Москва), Д. А. Топалу (Кишинев).