Символические измерения политики идентичности

Политика идентичности как категория научного анализа и как категория публичной практики в последнее время привлекает все большее внимание отечественных и зарубежных ученых. Оперирование понятием «идентичности» превратилось в основной и непременный топос социальных и гуманитарных наук [1, с. 135]. В российском политологическом дискурсе данная тематика особенно актуальна, о чем свидетельствует ряд отечественных работ и сборников, посвященных проблемам политической идентичности в условиях политической трансформации на постсоветском пространстве [2; 3; 4]. Задача данного исследования – рассмотреть символические аспекты политики идентичности и используемый в ходе ее проведения потенциал таких политико-культурных форм, как миф и ритуал, которым, на наш взгляд, в современном научном дискурсе уделяется недостаточное внимание.

Политическую идентичность воспринимают в качестве одной из основных доминант массового сознания, воплощающих в себе установки на определенное политическое поведение и наделение социального мира смыслом и имеющих социальные и культурные основания [5, с. 68].

Многие исследователи, придерживающиеся конструктивистских стратегий изучения национализма, полагают, что политическая идентичность является объектом конструирования со стороны политических элит и интеллектуалов, а не формируется сама по себе и не наследуется из истории [6; 7]. Подобную деятельность по конструированию идентичности воплощает в себе так называемая политика идентичности, которая репрезентирует значимые символы посредством образовательной политики, государственных праздников, общественно-значимых повседневных практик и т. д.

Отечественный исследователь идентичности И.Н. Тимофеев проводит разграничение близких по смыслу понятий «политическая идентичность», «политическая идеология» и «политическое самосознание». Политическую идентичность от идеологии отличает прежде всего всеобщность распространения, она может охватывать множество политических акторов с различными идеологиями, поскольку несет в себе идею гражданственности независимо от тех или иных партийных предпочтений. Однако как идентичность, так и идеология находят свое воплощение в нормативной политической доктрине и могут быть выражены в доктринальных документах. С политическим самосознанием идентичность объединяет идея осуществления функций легитимации политического порядка, консолидации граждан, политической мобилизации и интеграции. Но политическая идентичность в отличие от самосознания имеет «проектный» характер и подразумевает связанную последовательность принципов, символов и интерпретаций [8, c. 52].

Как психологический феномен политическая идентичность является результатом самосознания индивида, его самоидентификации на основании значимых и устойчивых социокультурных критериев, отражающих включенность в социальное окружение и принадлежность к политическому сообществу, в котором артикулированы его интересы.

Исследователи подчеркивают, что разлад между нормативно закрепленной идентичностью и гражданским самосознанием может создавать угрозы стабильности государства, поэтому политическая идентичность должна подкрепляться символическим оформлением и целенаправленной деятельностью по формированию массового политического сознания. Институты политической социализации (школы, университеты, СМИ и т. д.) и призваны выполнять подобную функцию [9, с. 158]. Однако весьма трудным представляется обнаружить «нормативно» закрепленную идентичность, отраженную в массовом сознании. Декларируемые политические ценности и принципы государства, выраженные, например, в конституции, на деле могут отличаться от того, что реально пропагандируется государством и транслируется символически посредством политики идентичности.

Политическая идентичность существует за счет актов постоянного воспроизведения в разнообразных процессах коммуникации. Этот сложный комплекс знаний, представлений, ценностей и символов неизбежно становится объектом политического действия, предметом политической борьбы, инструментом политического господства и символом политической власти. Как отмечает С.П. Поцелуев, в случае политической идентичности индивиды отождествляют себя с событиями и группами, которые приобрели для них символическое значение. Поцелуев опирается на творческую интенцию американского исследователя символической политики Мюррея Эдельмана, согласно которой политика представляет собой «парад абстрактных символов» [10, с. 8]. Политическая идентичность в полном смысле не совпадает с политической самоидентификаций, а включает в себя множество различных идентификаций, связанных с политическими символами и мифами, зачастую выраженных в ритуалах [11, с. 109].

Политическая наука определяет политику идентичности прежде всего как процесс целенаправленного конструирования идентичности в границах политического сообщества. Основными механизмами политики идентичности при этом являются мифологизация, обозначение границ, формирование позитивного образа сообщества как внутри, так и за его пределами, а также ритуализация истории. В контексте политики идентичности история выступает не только как наука, но и как основа национальной и государственной идентичности, формулирующей коллективные ценности, представления о добре и зле, «своих» и «чужих», т. е. история представляет собой информационный и ценностный багаж текущей политики, в том числе и национальной политики.

Значимой составляющей политики идентичности выступают символические референции, которые создаются и транслируются политическими элитами в ходе целенаправленного процесса по конструированию политической реальности. Политика идентичности, в свою очередь, является составляющей символической политики, поскольку она представляет собой борьбу за символические ресурсы и является эффективным механизмом мобилизации участников общественных движений [12, с. 121].

Политика идентичности осуществляется государством и политическими элитами – это ключевые субъекты, обладающие значимым символическим потенциалом и административными, коммуникативными, информационными и прочими ресурсами [13, с. 14]. Однако в данном случае речь идет о легитимации собственного положения со стороны элит (легитимирующая идентичность, если воспользоваться типологией М. Кастельса) [14, с. 8], целью же политики идентичности выступает создание и распространение новой или уже существующей идентичности, оправдание действий со стороны власти и укрепление символических основ общества, тогда как прочие акторы политики идентичности (в противопоставление политике государства), такие как общественные организации, протестные группы и движения, выдвигают притязания на обоснование своей собственной идентичности, вступают в символическую борьбу за признание особого статуса и прав (идентичность сопротивления по Кастельсу).

Политические элиты выступают в качестве безусловного субъекта политики идентичности, другое дело, что они гетерогенны и позиции разных групп отличаются в плане оценки политической идентичности. Особая роль в политике идентичности также принадлежит интеллектуалам и интеллектуальным сообществам. Политика идентичности, проводимая государством и элитами, направлена на консолидацию общества, создание макрополитической идентичности, достижение внутреннего единства и интеграции в рамках существующей нации. Политика идентичности обеспечивает стабильность и жизнеспособность современного государства. Инструментами та- кой политики, по мнению Малиновой, являются «официальный язык, школьные программы, требования, связанные с приобретением гражданства, национальные символы и праздники, переименование топографических объектов и т. д.» [15, с. 91].

Ведущим мотивом проведения политики идентичности политическими элитами выступает необходимость легитимации своих действий в политическом сообществе. Политика идентичности использует информационный и коммуникативный ресурс, большая роль отводится СМИ, которые формируют необходимый для поддержки осуществляемой политики дискурс [16, с. 73].

Символические средства – особый ресурс, позволяющий конструировать единое сообщество, легитимировать существующий порядок вещей и мобилизовать граждан на совместные действия посредством формирования чувства общности и важных для всех политических задач. К символическим измерениям политики идентичности по праву могут быть отнесены топонимика, городские культурные ландшафты, городские памятники, государственные ритуалы, символы, – словом, все то, что может быть наглядно воспринято гражданами в повседневной жизни, то, что конструирует смыслы повседневности социального мира и воплощает политическую память сообщества. Определенный тип репрезентации прошлого находит свое отражение в особых практиках коммеморации, а «общепринятые» представления о прошлом являются одной из главных опор идентичности современных политических сообществ [17, с. 5].

Память в политике идентичности выступает как комплекс коммуникативных структур, синхронизирующих социальные ожидания (структурные образцы смыслового фокусирования социальных ожиданий). Такой комплекс поддерживается символьным дизайном, создающим для трансляции политики памяти «символический контейнер» социальной идентификации [18, с. 152, 158] или, другими словами, ряд символьных комплексов.

В ряду этих символьных комплексов находятся миф и ритуал, которые выступают важным символическим компонентом политической идентичности, в связи с чем С.П. Поцелуев пишет: «В современных обществах политический миф определяет рамочные условия восприятия и интерпретации политической реальности, формулирует определенную политическую онтологию и тем самым как бы ограждает политическое игровое пространство» [19, с. 130].

Миф конструирует политическую идентичность. Принимая на веру тот или иной миф, индивиды отождествляют себя с конкретной политической ролью и приобретают идентичность. Помимо того, что политический миф вводит оппозицию «друг / враг», «мы / они», он создает когнитивную основу политической идентичности, мировоззренческую картину для каждого, кто вовлечен в политическое сообщество: миф объясняет политическую реальность, эмоционально насыщает ее благодаря персонализации политических сил и тенденций. Посредством мифа политическая действительность осмысляется в контексте исторической памяти, а человек становится идеологически «дееспособным» в политической сфере». Политические мифы в виде образов поставляют нам необходимый уровень политического знания о повседневности и формируют нашу идентичность.

Идентичности формируются, трансформируются и закрепляются благодаря политическим ритуалам, которые являются символическим средством воспроизведения политических мифов [20, с. 43]. Роль ритуалов в символической политике зависит от идеологических и культурных функций политических мифов, которые по сравнению с мифами традиционных обществ, свободны от религиозного наполнения и обретают технологический потенциал.

Современная политика принимает эстетический, зрелищный характер. Известный американский историк Дж. Мосс говорит в связи с этим о возникновении «нового политического стиля» [21, с. 7], в котором «любая политическая акция должна была трансформироваться в спектакль» [22, с. 18]. Особую роль в ритуальном закреплении политического мифа и формировании идентичности при помощи эстетических средств выполняет политический праздник. Праздник служит средством воспроизводства политической идентичности. Как «нестабильные символы» [23] политические праздники, по мнению В.Н. Ефремовой, являются одним из способов формирования политической идентичности и конструирования единого сообщества. «Национальные (государственные) праздники являются… инструментом символической политики, стимулирующим солидарность и побуждающим к определенным политическим действиям» [24, с. 308].

Связь символической политики и идентичности, осуществляемую посредством праздника, отмечает и немецкий историк Я. Ассман: «Праздники и обряды в регулярности своего повторения обеспечивают передачу и распространение знания, закрепляющего идентичность и тем самым воспроизведение культурной идентичности» [25, с. 60].

Ефремова определяет праздник как «комплекс относительно стабильных и устойчивых во времени, постоянно воспроизводящихся дискурсивных практик и политических взаимодействий вокруг символического события или даты» [26, с. 53]. В качестве инструмента мотивации политического поведения государственные праздники актуализируют потенциал политической симво- лики. Результатом проводимой посредством праздников политики идентичности выступают коллективные действия, которые вырабатываются в ходе идеологической и символической борьбы за воспроизводство смыслов и значений.

Ефремова подчеркивает, что «смыслы, декларируемые государственными праздниками, подразумеваются в качестве единственно возможных и законных. Вследствие чего праздники как символические системы и собственно политическое действие, наделенное идеологическим содержанием, способны производить и навязывать представления о социальном мире. Однако не следует забывать, что символическая политика происходит в публичной сфере и предполагает конкуренцию смыслов» [27, с. 73].

Политический праздник актуализирует политические ценности, внедряет важнейшие элементы культуры, такие как представления о совместном прошлом, символы, нравственные и гражданские установки, в сознание граждан и воспроизводит определенный образ прошлого, оправдывающий и легитимирующий политические основы современного режима [28, с. 145]. Как коммуникативный феномен политический праздник создает необходимую элитам версию политической реальности и оперирует смыслами в символическом культурном контексте [29, с. 17].

Общность коллективных представлений через разделяемые ритуалы и символы способна формировать чувство национальной сопричастности и обеспечивает интеграцию в единое политическое сообщество. Одним из таких представлений и выступают национальные праздники. Проведенные на присоединенных к России территориях Крыма государственные праздники, посвященные Дню Победы в Великой Отечественной войне, масштабный военно-морской парад в Севастополе, который дважды в 2014 и 2015 гг. посещал президент, подтверждают важное символическое значение подобных мероприятий для политики идентичности, включения новых групп населения в крупное политическое сообщество.

В условиях усиливающегося международного давления со стороны Запада на Россию в связи с присоединением Крыма и конфликтом на Востоке Украины, возрастающих санкций экономического и политического характера, политическим элитам как никогда необходимо мобилизовать ресурс поддержки в среде гражданского населения с целью оправдания собственных действий и решений как внутри страны, так и за ее пределами, этим целям и служит политика идентичности.

Итак, мы установили, что политический миф и ритуал являются основой для проводимой элитами политики идентичности, которая в свою очередь выступает важным инструментом символической политики. Через разделяемые совместно ритуалы и мифы массы обретают представление о едином сообществе, внутри которого они находятся, таким образом, формируется коллективная идентичность. Процесс изобретения традиций (Э. Хобсбаум) всегда связан с ритуализацией и формализацией, при этом новая традиция всегда связывается с прошлым, несмотря на то что связь эта по большей части оказывается фиктивной. Политический праздник как символическая форма мифоритуального действия, являясь средством конструирования политической реальности, воплощает в себе основные цели и задачи политики идентичности и является эффективным механизмом работы с идентичностью, поскольку представляет собой визуальное средство репрезентации образов власти в контексте символической политики, повторения и закрепления значимых для коллективной идентичности общества событий.

В заключение необходимо отметить, что конструирование, артикуляция и мобилизация идентичностей были и остаются существенными аспектами политического процесса, которые необходимо изучать, поскольку политика идентичности позволяет проанализировать механизмы символической борьбы за смыслы и значения.

Ссылки:

• 1.    Брубейкер Р., Купер Ф. За пределами «идентичности» // Мифы и заблуждения в изучении империи и национализма М., 2010. 428 с.

• 2.    Политическая идентичность и политика идентичности / отв. ред. И.С. Семененко. Т. 2. Идентичность и социальнополитические изменения в XXI веке. М., 2012. 471 с.

• 3.    Постсоветская идентичность в политическом измерении: реалии, проблемы, перспективы : материалы Всероссийской научно-практической интернет-конференции. Пермь, 2014. 128 с.

• 4.    Малинова О.Ю. Конструирование смыслов: Исследование символической политики в современной России. М., 2013. 421 с.

• 5.   Российская идентичность в социологическом измерении. Аналитический доклад. Ч. 1 // Полис. 2008. № 1. С. 67–90.

• 6.  Андерсон Б. Воображаемые сообщества. Размышления об истоках и распространении национализма. М., 2001. 333 с.

• 7.    Hobsbawm E. Inventing Traditions // The Invention of Tradition. Cambridge, 2002. 320 p.

• 8.    Тимофеев И.Н. Российская политическая идентичность сквозь призму интерпретации истории // Вестник МГИМО. 2010. № 3. С. 51–59.

• 9.    Вилков А.А. Идеологический фактор формирования российской политической идентичности // Идентичность как предмет политического анализа : сб. ст. по итогам Всерос. науч.-теор. конф. (ИМЭМО РАН, 21–22 окт. 2010 г.). М., 2011. 299 с.

• 10.    Edelman M. The symbolic uses of politics. Urbana, 1964. 201 p.

• 11.    Поцелуев С.П. Символические средства политической идентичности. К анализу постсоветских случаев // Трансформация идентификационных структур в современной России. М., 2001. 220 с.

• 12.    Здравомыслова Е. Политика идентичности правозащитной организации «Солдатские матери Санкт-Петербурга» // Общественные движения в России: точки роста, камни преткновения. М., 2009. 224 с.

• 13.    Цумарова Е.Ю. Политика идентичности: politics или policy? // Вестник Пермского университета. Политология. 2012. № 2. C. 5–16.

• 14.  Castells M. The power of identity. Cambridge ; Mass., 1997. P. 8.

• 15. Малинова О.Ю. Символическая политика и конструирование макрополитической идентичности в постсоветской Рос

  сии // Полис. 2010. № 2. С. 90–105.

• 16.    Шевцова И.К. Политика идентичности в политической повестке дня европейских регионов // Вестник ПГУ. Политология. 2012. № 1 (17).

• 17.    Малинова О.Ю. Актуальное прошлое: символическая политика властвующей элиты и дилеммы российской идентичности. М., 2015. 207 с.

• 18.    Завершинский К.Ф. 2012. Символические структуры политической памяти // Символическая политика. Вып. 1: Конструирование представлений о прошлом как властный ресурс. М., 2012. 334 с.

• 19.    Поцелуев С.П. Символические средства политической идентичности …

• 20.    Поцелуев С.П. «Символическая политика»: к истории концепта // Символическая политика. Вып. 1: Конструирование представлений о прошлом как властный ресурс. М., 2012. 334 с.

• 21.    Mosse G.L. The Nationalization of the Masses: Political Symbolism and Mass Movements in Germany from the Napoleonic Wars through the Third Reich. New York, 1975. 252 p.

• 22.    Ibid. P. 18.

• 23.    National day’s: constructing and mobilizing national identity / ed. by D. McCrone and G. McPherson. N.Y., 2009. 288 p.

• 24.    Ефремова В.Н. Национальные праздники как «нестабильные символы» национальной идентичности // Символическая политика. Вып. 1: Конструирование представлений о прошлом как властный ресурс. М., 2012. 334 с.

• 25.    Ассман Я. Культурная память: Письмо, память о прошлом и политическая идентичность в высоких культурах древности. М., 2004. 365 с.

• 26.    Ефремова В.Н. Новые государственные праздники России и их осмысление в официальном политическом дискурсе // Вестник Пермского государственного университета. Серия «Политология». 2011. № 3 (15). С. 53–65.

• 27.    Ефремова В.Н. Государственные праздники как инструменты символической политики: возможности теоретического описания // Символическая политика. Вып. 2: Споры о прошлом как проектирование будущего. М., 2014. 382 с.

• 28.    Сарайкина Д.Ю. Политический праздник как механизм интерпретации политической реальности // Вестник ТГУ. Философия. Социология. Политология. 2011. № 3(15). С. 145–149.

• 29.    Щербинин А.И. Коммуникативная природа политического праздника // Политический маркетинг. 2007. № 6. С. 5–20.