Символичность мотивов сна и пробуждения в эпосах «Калевипоэг» и «Масторава»

СИМВОЛИЧНОСТЬМОТИВОВ СНА И ПРОБУЖДЕНИЯВ ЭПОСАХ «КАЛЕВИПОЭГ» И «МАСТОРАВА»

О. П. ИНГЛ, преподаватель русского языка, русской культуры и литературы

(г. Чарльстон, Южная Каролина, США)

Мотивы сна и пробуждения (приготовление ко сну и собственно сон Ка-левипоэга и других персонажей) связывают в «Калевипоэге» все сюжеты и микросюжеты. В тексте встречается 43 описания сна по нескольку десятков строк [1]. Калевипоэг укладывается спать даже в аду, где нет времени, так как нет солнца. Cон в «Калевипоэ-ге» олицетворяет забытье нации: поспали, поели, снова уснули. В такой жизни нет места интеллектуальным прорывам и светлым эмоциям.

Автор показывает сон в его разнообразии: сон мертвых, сон воспоминаний, сны духов, вещие сны, сон от физической усталости, сон с наступлением ночи. Самые злосчастные происшествия случаются с Калевипоэгом во сне. Однажды после бездумного пьянства в гневе герой убивает сына кузнеца. Колдун завораживает Калевипоэга, и он спит семь недель, в то время как его народ переживает беду. Герой гибнет от того, что меч «в дремоте» отрубает ему ноги [1, 220 ]. Нежелание спать и наблюдение сна указывают на более высокое состояние [1, 15 ]. Духи предков спят, а духи природы – нет. Певец бодрствует, когда Калевипоэг спит [1, 52 ]. Калевипоэг забывает про сон, веселясь с девушками; он пробуждается от горя, узнав о бедствиях войны [1, 219 ]. Ф. Крейцвальд изображает сон нации как знак трагичности ее бытия, а редкие моменты пробуждения – как благо для нее.

А. Шаронов в «Мастораве» представляет идеализированное прошлое, «золо- тое время» эрзи при мудром царе Тюш-тяне, утерянное не из-за внешних напастей, а в переломные моменты, когда ум и сердце народа погружались в сон, не позволяя ему адекватно осмысливать меняющиеся обстоятельства. Вот эрзянка, забыв, что нельзя тыкать ухватом в Инешкипаза, провоцирует изменение небесно-земного порядка, что приводит к потере земного рая [2, 41]. Вот каше-еды, забывшись, пренебрегают призывом Тюштяна следовать за ним и остаются рабами на своей земле [2, 182]. Вот Арса, возглавивший эрзянское войско, перед сражением соблазняется красавицей и забывает о битве. Опомнившись, он застывает от ужаса и раскаяния. Тогда «матушка-земля от сна проснулась... стала / засыпать песком врагов поганых...» [2, 209]. Рождается мощный образ ожившей Масторавы. Земля оказывается живее «забывшегося» правителя. Вот эрзяне молятся на Дятловых горах, а мимо них плывет русский царь по Волге-Раву. Царь видит молящихся и шлет им богатые дары (за помощь Са-маньки). Старики в ответ отправляют «ребят» с гостинцами – хлебом, солью, медом. Парни, не подумав, «заснув», все съедают, а чаши заполняют водой из Рава и землей. Царь принимает дары за знак добровольного подданства ему эрзян [2, 238]. Пробуждается народ, лишь услышав зов трубы Тюштяна и его наставление беречь обычаи, родной язык и «своих людей в царях» иметь.

Ф. Крейцвальд и А. Шаронов в разных контекстах открывают трагизм сонного состояния и настаивают на необхо-

димости пробуждения героя или народа. Ф. Крейцвальд изображает непривлекательность и безысходность последствий сна, а А. Шаронов пытается вдохновить читателя перспективами осознанного пробуждения народа.

Поступила 27.05.2015