Сэр Роберт Пиль (1788-1850): штрихи к портрету «консервативного реформатора» (часть 2, 1829-1850)

1,2Южный федеральный университет, Ростов-на-Дону, Россия, , 2

1,2Southern Federal University, Rostov-on-Don, Russia, , 2

Политический кризис, связанный с эмансипацией католиков, начался 8 мая 1828 г., когда радикал Ф. Бердетт внес в палату общин очередной законопроект, предусматривающий предоставление католическому населению Англии и Ирландии гражданских и политических прав (Сединкин, 2012: 97). В ходе напряженных дебатов законопроект был одобрен нижней палатой большинством в шесть голосов. Аналогичным образом предложение Ф. Бердетта было одобрено и палатой лордов и отклонено лишь королем (Hansard, 2010: 195). В этой ситуации Р. Пиль – некогда яростный противник эмансипации – повел себя как прагматик, отлично понимавший, что в данном вопросе правительство А. Веллингтона явно теряет инициативу (часть тори в нижней и верхней палатах парламента голосовала за предложения Ф. Бердетта). Из правительства были удалены наиболее одиозные противники эмансипации из числа ультратори, а президентом торговой палаты был назначен ирландский лендлорд-протестант У. Фитцджеральд. (Стецкевич, 2004: 47).

Ситуация для тори осложнялась еще и тем, что на довыборах в палату общин от ирландского графства Клэр в марте 1829 г. У. Фитцджеральд проиграл адвокату-католику Д. О'Коннелу, стороннику эмансипации. Таким образом, политический конфликт оказался дополнен конфликтом юридическим: одержавший победу на выборах Д. О'Коннел не мог занять законное место в парламенте, поскольку являлся католиком (Hilton, 2006: 68). В этих условиях герцог Веллингтон и Р. Пиль решили взять инициативу в свои руки: именно Р. Пиль внес в парламент новый, куда менее радикальный, чем предложение Ф. Бердетта, законопроект об эмансипации католиков, а глава кабинета употребил все свое влияние для того, чтобы палата лордов утвердила его. В итоге в апреле 1829 г. королем был подписан акт об эмансипации католиков, по условиям которого почти семь миллионов католического населения Великобритании получили гражданские и политические права. Отныне католики могли быть представлены в обеих палатах английского парламента и занимать все государственные должности, кроме лорда-канцлера, регента и лорда-лейтенанта Ирландии. При этом избирательный ценз для них был поднят с 2 до 10 фунтов (Соловьева, 2003: 185).

Однако более важно другое: в ходе кризиса Р. Пиль проявил себя политиком, трезво оценивающим сложившееся положение вещей и способным адекватно реагировать на неблагоприятную для него и партии тори в целом политическую ситуацию. Тем не менее тори, особенно ирландские землевладельцы, полагали, что именно по его вине (после падения кабинета А. Веллингтона) они на долгое время вынуждены были пересесть на скамьи оппозиции. Тогда в одной из бирмингемских газет появилась ехидная эпиграмма, адресованная Р. Пилю1:

Oh, Member for Oxford! You're shuffle and wheel,

You should altered your name from R. Peel to Repeal!

На время пребывания тори в оппозиции (1830–1834 гг.) пришелся еще один острый внутриполитический кризис, на этот раз связанный с парламентской реформой 1832 г., уничтожившей часть «гнилых местечек» и перераспределивших их места в пользу бурно развивавшихся в эпоху промышленной революции городов (Романова, 2005: 60–61). Большинство тори, в том числе Р. Пиль, находились в жесткой оппозиции к вигскому кабинету Ч. Грея, выступая против столь радикального изменения избирательного права. Это неудивительно: на выборах 1831 г. тори примерно две трети своих мест в палате общин получили именно за счет «карманных местечек». Во время обсуждения в палате второй версии билля о реформе избирательной системы Р. Пиль в пространной речи высказал недвусмысленное отношение к нему: «Возможно, этот билль и не нарушает привычной формы нашей конституции – я допускаю это. Но я настаиваю на том, что, соблюдая эту форму, он нарушает всю сложившуюся систему баланса властей. Данный законопроект есть не что иное, как внезапная и насильственная трансформация власти, существо которой разделялось доныне всеми социальными слоями, к выгоде одного из них»2.

Однако, когда после принятия Акта о реформе парламента 1832 г. партия тори на декабрьских выборах в парламент потерпела сокрушительное поражение (437 мест против 185), именно Р. Пиль был одним из первых в партии, кто отчетливо осознал, что для возвращения к власти необходимы как серьезные стратегические перемены в устройстве самой партии, так и создание механизмов, обеспечивающих контакты с новыми избирателями (Aidt, Franck, 2015: 524). В этой тяжелой ситуации происходит симптоматичное изменение название партии тори на Консервативную партию, а Р. Пиль проявляет себя не только ее признанным лидером, но и идеологом. Во многом благодаря ему создается новая электоральная организация, во главе которой встал признанный парламентский «кнут» Ф.Р. Бонэм, а также учреждается штаб-квартира Консервативной партии – знаменитый Карлтон Клуб (Клочков, 2015: 968). Кроме того, лидер консерваторов стал активно использовать материалы статистики для подтверждения аргументов в парламентских дебатах и выработал тактику «перехвата инициативы» у вигского кабинета, что особенно проявилось при обсуждении хорошо знакомой Р. Пилю ирландской проблематики на парламентской сессии 1833 г. (Клочков, 2017).

Наконец, в предвыборной речи в декабре 1834 г. перед жителями манора Тамуорт, известной в историографии как Тамуортский манифест, Р. Пиль сформулировал принципы консервативной политики на национальном уровне (Аракелян, 2015: 30). Он отмечал следующее: «Я не допускал мысли, что я был, до реформы парламента или после нее, противником взвешенных и продуманных реформ. В пользу этого утверждения говорит мое активное участие в реформе финансов и системы уголовного наказания. Реформа парламента открыла новую эру, и теперь долг каждого министра – определить четко, поддерживает ли он ее или нет, и согласен ли действовать в соответствии с тем духом, который она утверждает»1. Теперь лидер консерваторов одобряет реформу парламента 1832 г. как «окончательное и бесповоротное разрешение великого конституционного вопроса» и полагает, что «дух реформ» в их современном понимании есть не что иное, как «тщательная и осторожная ревизия государственных учреждений… предпринятая в спокойном состоянии духа и сочетающая в себе полную поддержку уже имеющихся гражданских прав с исправлением злоупотреблений и искоренением поводов для недовольства»2. Это определение сути консерватизма стало для Великобритании первой половины XIX в. классическим.

Известный британский специалист по биографии Р. Пиля, профессор университета Сент-Эндрюс Н. Гэш в свое время полагал, что Манифест из Тамуорта не только заложил идеологические основы консерватизма, но и сыграл решающую роль в привлечении среднего класса на сторону Консервативной партии (Gash, 1977: 214). Сегодня это утверждение кажется более чем спорным: согласно данным И. Ньюболда, даже на парламентских выборах 1841 г., когда консерваторы наконец одержали победу и покинули скамьи оппозиции, большинство им обеспечили не голоса среднего класса, а сельские округа (Newbould, 1983). Бесспорным в современной историографии признается лишь то, что Манифест из Тамуорта сделал имидж Консервативной партии и лично Р. Пиля более привлекательным в глазах избирателя (Eastwood, 1992: 38).

В декабре 1834 г. Р. Пиль сформировал свой первый кабинет, который по иронии оказался последним в конституционной истории Великобритании правительством парламентского меньшинства. Оно просуществовало только до апреля 1835 г. и вошло в историю под названием «сто дней Р. Пиля» (по аналогии с известным эпизодом из истории наполеоновской Франции). То обстоятельство, что правительство, лишенное парламентской поддержки, обречено, потребовало от Р. Пиля и его сторонников переосмысления роли кабинета министров в конституционной и политической системах страны. Второй кабинет Р. Пиля (сентябрь 1841 г. – июль 1846 г.) оказался отмечен не только рядом реформ в духе Тамуортского манифеста, но и осознанием того, что практика управления, определяющая членов кабинета как «министров короны», в условиях, когда в парламенте все более очевидным было партийное размежевание, полностью исчерпала себя (Close, 1969). На посту премьер-министра Р. Пиль не навязывал жестко партийную линию, но скорее стремился управлять в соответствии с прерогативами кабинета министров и собственным пониманием национальных интересов. В этом отношении второй кабинет Р. Пиля стал первым, где отчетливо осознаваемым становился именно интерес страны в целом, а не отдельных группировок внутри партии. По практически единодушному мнению историков, кабинет Р. Пиля образца 1841–1846 гг. был одним из самых дееспособных в истории Великобритании на всем протяжении XIX в. (Gaunt, 2010: 212). Герцог Веллингтон вошел в кабинет Р. Пиля в качестве министра без портфеля. Внутренними делами завидовал сэр Дж. Грэхем, бывший член партии вигов, полностью разделявший политические взгляды и идеологические установки премьер-министра и потому ставший его правой рукой. Еще один выходец из стана вигов – виконт Стенли – занимал в правительстве пост секретаря по колониям, а герцог Бекингем и Э. Нэтчболл представляли традиционный «торийский интерес». Молодой У. Гладстон заведовал торговой палатой (Woodward, 1949: 637).

Такое широкое представительство не только служило залогом прочности кабинета, но и таило в себе некоторые опасности, особенно если принять во внимание отмеченный многими современными историками авторитарный стиль управления его главы. «Интеллектуальное ядро» кабинета зачастую не обращало внимания на собственных заднескамеечников, что вызывало их естественное недовольство. Один из таких незаслуженно обиженных «старых тори» писал в 1843 г.: «Пиль допускал непростительную ошибку, лишь изредка собирая своих коллег и не поддерживая их должностного рвения – несколько минут и несколько слов – в такой обстановке люди теряют энтузиазм, чувствуя себя не товарищами по оружию, а собратьями по муштре»

(Cooper, 1995: 111). Не оставался в долгу и премьер-министр, написавший в минуту раздражения жене: «…как же могут те, кто проводит свою жизнь в охоте и развлечениях, обжорстве и пьянстве, понять мотивы того… кто ответственен за общественную безопасность, кто не имеет под небом иной задачи, кроме как служить общественному согласию» (Cooper, 1995: 111).

Безусловно, по интеллектуальному уровню Р. Пиль не имел равных в правительстве, особенно в финансовой области. Однако не будет преувеличением сказать, что его роковым недостатком как государственного деятеля оказалось неумение не только налаживать контакт с заднескамеечниками, но и непредвзято судить о людях по их деловым качествам. Блестящее тому подтверждение – лорд Стенли: глубокий и проницательный интеллектуал, он оказался со временем вне ближайшего окружения Р. Пиля только потому, что увлекался охотой и верховой ездой в той же степени, что и рядовые торийские сквайры. Ирония истории состоит в том, что сам Р. Пиль в 1850 г. упал с лошади во время прогулки: тяжелая травма стала причиной его собственной смерти. Тем не менее Дж. Грэхем был еще менее тактичен с коллегами по кабинету, чем премьер-министр, и оба дорого заплатили за эти особенности характера в период политического кризиса 1845–1846 гг.

Этот кризис был связан с отменой знаменитых «хлебных законов» и стал венцом политической карьеры Р. Пиля. Введенные еще в 1815 г., они запрещали импорт пшеницы в страну до тех пор, пока ее цена на внутреннем рынке не достигнет 80 шиллингов за кватер, что было выгодно лендлордам, но плохо сказывалось на стоимости английских промышленных товаров (Lowe, 1998). Р. Пиль добился отмены этих протекционистских мер в 1846 г., но ценой конфликта в Консервативной партии, в которой едва ли треть голосовала за правительственный законопроект, тогда как оппозиция практически целиком поддержала его. Итогом стал раскол партии – из нее выделилась группа так называемых «пилитов», позднее примкнувших к формирующейся либеральной партии. Сам же Р. Пиль был вынужден подать в отставку 25 июля 1846 г. и отойти от активной политической деятельности.

Личность этого неординарного политического деятеля вызывала самые противоречивые отклики как у современников, так и среди профессиональных историков (Жолудов, 2002; Кузнецова, 2016). Одни соратники по партии, в частности Дж. Грэхем, считали его воплощением всех мыслимых достоинств, другие, как, например, лорд Бентинк, видели в нем предателя традиционных то-рийских интересов: от эмансипации католиков до отмены «хлебных законов». У. Гладстон высказался о нем как о наилучшем из бизнесменов, когда-либо являвшихся премьер-министром. Будущий лидер консерваторов Б. Дизраэли, напротив, говорил о Р. Пиле как о человеке, «всю жизнь использовавшем к собственной нужде чужие идеи» (Cooper, 1995: 108). Нет единства и среди историков: из упомянутых авторов Н. Гэш считал его основателем современной консервативной партии, а Д. Иствуд не рекомендовал преувеличивать заслуги Р. Пиля на этом поприще.

Кем же был на самом деле этот сколь талантливый, столь и своеобразный «консервативный реформатор» первой половины XIX в.? Он поддержал эмансипацию католиков, имея до этого репутацию «оранжиста»; он высказывался за реформу парламента, однако сам избирался исключительно от «карманных местечек», лишь однажды имея соперника на выборах; выступая сторонником мер, объективно отвечающим интересам нарождающегося среднего класса, он так и не снискал себе его поддержки. Соратники по партии не раз обвиняли его в предательстве «торийского интереса», не замечая при этом, что мероприятия, реализуемые Р. Пилем, обеспечивали экономическую и политическую стабильность британского общества на десятилетия вперед. Р. Пиль – это особый тип политика-прагматика, в деятельности которого нашли отражение все противоречия его своеобразной эпохи. Он был чужд доктринерского мышления и делал ставку на трезвый анализ ситуации и собственное понимание национальных интересов. Бюст в здании парламента и монумент в Вестминстере стали лучшими свидетельствами для потомков о человеке противоречивом, но честно исполнившем свой долг.