"Словарь карельского языка" как источник по изучению традиционной культуры передвижения карелов-ливвиков

В этнологии внимание к лингвистическим источникам, в частности словарям, долгое время уделялось не в полной мере, так как их компенсировали полевые этнографические исследования. В настоящее время при изучении отдельных, практически исчезнувших сфер традиционной культуры достаточно сложно встретить ее подлинных знатоков, что актуализирует обращение исследователей к лингвистическим источникам как хранителям сведений об ушедшей эпохе. Методические рекомендации по анализу лексики этнологи стали черпать из этнолингвистики – раздела языкознания, который изучает язык в аспекте его соотношения с культурой этноса, выделением в ней специфических особенностей [27: 27]. Ведущую роль в этом процессе сыграла этнолингвистическая школа Н. И. Толстого, показавшая эвристические возможности лингвистики для реконструкции древней духовной культуры славян [28].

В карельском языке ученые выделяют три основных наречия: собственно карельское, лив-виковское и людиковское, каждое из которых присуще аналогичной по названию этнической группе. В XIX - первой трети XX века традиционная территория расселения южных групп карелов (ливвиков и людиков) имела более развитую дорожную сеть по сравнению с территорией расселения северных карелов, что способствовало установлению различного рода межэтнических контактов с соседними народами: русскими, вепсами и финнами. Данный фактор открывает перспективу для исследования взаимовлияний разных этнических традиций на примере культуры передвижения. Среди словарей карельского языка ливвиковского и людиковского наречий особый интерес для исследования представляют словарь людиковского диалекта «Lyydilaismurtei-den sanakirja»1 и большой шеститомный словарь карельского языка «Karjalan kielen sanakirja», материалы к которым собирались финляндски- ми учеными в XX веке. Изучение этих словарей является следующим этапом исследования культуры передвижения карелов. Источником для данной статьи послужил «Словарь карельского языка (ливвиковский диалект)», изданный в 1990 году3. Составитель словаря Г. Н. Макаров сам был карелом-ливвиком, представителем коткозерско-го говора, на основе которого и создан указанный труд. Сбором материала автор занимался в течение десяти лет – с 1961 по 1971 год, ежегодно выезжая в экспедиции для пополнения лексической базы будущего словаря [3: 7–8], в результате чего в словарь вошло около 20 тысяч слов. Помимо лексики, в словаре приводятся диалектные примеры, включающие в себя образцы народной речи, фразеологизмы и данные фольклора. Целью нашей статьи является анализ материалов «Словаря карельского языка (ливвиковский диалект)» как источника по изучению традиционной культуры передвижения карелов-ливвиков.

Под традиционной культурой передвижения понимается комплекс составляющих образа жизни этноса, связанных с путешествием: пути сообщения, средства, способы и мотивы передвижения, поведение в дороге и т. д. Культура передвижения, еще ее называют дорожная культура (культура дороги) или культура путешествия, - достаточно новое, успешно развивающееся направление исследований в российской этнологии и антропологии. Основоположницей комплекс -ного исследования в данной области является Т. Б. Щепанская, представившая «культуру дороги» как целостную систему материальных, духовных и соционормативных элементов [29].

Комплексных исследований культуры передвижения на региональном материале Карелии не проводилось, изучались лишь отдельные ее стороны. Одним из научных интересов Р Ф. Та-роевой был традиционный транспорт всех групп карелов [26]; Кайя Хейккинен исследовала сухопутные и водные средства передвижения салминских карелов [30]; И. Маннинен рассмотрел бытовавший водный транспорт Беломорской Карелии4; детальным изучением водного транспорта карелов, в частности, лодкостроения занимается Ю. М. Наумов [22], [23]. Особо следует выделить «Атлас финской народной культуры» – результат коллективного труда авторов Финляндии, включающий информацию о существовавших на территории Олонецкой Карелии средствах передвижения. Атлас иллюстрирует ареалы бытования определенных видов транспорта [33]. Процесс появления сухопутных дорог и становления дорожной инфраструктуры Карелии рассматривается в научно-популярном коллективном труде «Дороги Карелии с древнейших времен до наших дней» [6], коллективных монографиях «История Карелии: С древнейших времен до наших дней» [13] и «История экономики Карелии» [14]. Данные сюжеты затрагиваются в исследованиях Е. Ю. Дубровской [7], А. Ю. Жукова [9], [10], [11] и К. К. Логинова [21]. Вопрос экономического влияния дорог на жизнь местного населения Карелии (отходнические промыслы) рассматривался Н. А. Кораблевым [18], Д. В. Ба-зегским [1], [2], И. С. Нестеровой [24], А. С. Жер-биным [8]. Финляндские ученые Е. Пихкала [32] и М. Кеунас [31] также уделяли внимание вопросу экономических взаимоотношений карелов и финнов на примере коробейничества. Следует отметить, что в рамках перечисленных историко-этнологических исследований диалектные словари в качестве информативного источника не привлекались. В данной статье будут проанализированы сведения по культуре передвижения карелов, выявленные в словаре и освещающие вопросы о наименовании путей сообщения, атрибутики дорожного человека (путника) и некоторые аспекты дорожного поведения.

ПУТИ СООБЩЕНИЯ

Понятие «дорога» в словаре представлено основными терминами карельского языка – tie ⁵, matku , taival / taibaleh и dorogu (380, 202, 374, 373, 43). Аналоги первых понятий встречаются в финском, вепсском и саамском языках [25: 275, 276], в то время как последнее является заимствованием из русского языка, однако смысловая нагрузка для всех трех терминов едина - под дорогой понимается материальный объект местности, путь сообщения, преодолеваемое расстояние. Использование нескольких синонимов объясняется тем, что дорожная сеть Южной Карелии в большей степени была представлена сухопутными путями сообщения, в отличие от севернокарельских территорий, где обилие озерно-речных систем располагало к частому передвижению по воде.

Карелы-ливвики разграничивали сухопутные пути сообщения по способу передвижения по ним. Выделялись проезжие (тележные) дороги, которые нашли отражение в таких названиях, как d’uamu, juamu и t'el'egüdorogu (43, 105, 378), и пешеходные дороги, выраженные наименованиями jalgudorogu (99), troppu, n'okoh ‘тропа’ (386, 230) и kualatus ‘брод, место перехода’ (158). Juamu (d’uamu) - почтовая дорога, наименование которой произошло от термина «ям», бытующего в русском языке и означающего «почтовая стан-ция»6. Термин t'el'egudorogu является карельской адаптацией русского названия тележной дороги (378). В терминологии, относящейся к дороге, прослеживается влияние русской культуры: вытеснение ряда понятий синонимичными русскими может быть объяснено постоянными контактами карельского и русского населения в результате административных, промысловых, торговых и других взаимодействий. Однако в топонимах фиксируются ранее бытовавшие карельские дорожные понятия, исчезнувшие из языка7.

В словаре встречаются названия, характеризующие дороги по месту расположения: bokku-dorogu ‘обходная (окольная) дорога’ (27), kan-gastroppu ‘тропа, проходящая по бору’ (123), meččüdorogu ‘лесная дорога’ (203), что еще раз подчеркивает разветвленность дорожной сети в Южной Карелии.

В зависимости от времени года карелы разграничивали зимние (санные) – talvidorogu , talvikeli (375) и летние - kezadorogu (136) дороги. Подобное разграничение дорог встречается у русских, вепсов, саамов, финнов, что объясняется сходными природно-климатическими условиями региона. Лесные болота, реки и озера, являвшие собой преграду для передвижения на сухопутном транспорте летом, зимой становились удобной трассой для транспортировки бревен, дров и сена с мест заготовки более быстрым и коротким путем для поездок к родственникам, в церкви и на ярмарки.

Особое внимание следует обратить на характеристику состояний дороги. В карельском языке существует специальный термин keli ‘состояние дороги, зависящее от погодных условий’ (132), например: jiäkeli ‘ледяной путь’ (102); regikeli ‘санный путь’ (302); talvikeli ‘зимний путь’ (375); kelirikko ‘распутица, бездорожье’ (132); hangikeli ‘путь по насту’ (58). Понятие keli встречается в финском языке и имеет аналогичное значение (341). Состояние дороги отражается и другими терминами: uhkudorogu ‘дорога с водой и со снегом’ (402); umbidorogu ‘занесенная (заваленная) снегом дорога’ (404); ajamatoidorogu ‘непроезжая дорога’ (18); kolakkodorogu ‘тряская дорога’ (150), peskudorogu ‘песчаная дорога’ (262); mugurikasdorogu ‘ухабистая дорога’ (217). Представленные выше наименования состояния дороги разнообразны и отражают препятствия, с которыми сталкивались путники. Невозможно не заметить превалирующее число описаний дороги в зимний период, что указывает на активность сухопутных передвижений карелов именно в это время года.

Неотъемлемой частью сухопутных дорог являются мосты. Исходя из выявленной лексики словаря, ливвики выделяли два вида мостов: про- езжие, которые носили соответствующее название ajosildu ‘проезжий мост’ (18), и пешеходные, обозначаемые наименованием jalgusildu ‘пешеходный мост’ (100). К последнему виду относятся отраженные в терминологии разновидности: jal-gupuw ‘примитивный мосток из жерди (тонкого дерева), перекинутой через ручей’ (100); vezisildu ‘плавучий мост’, то есть мост, лежащий на поверхности воды (426). Функцию моста в труднопроходимых болотистых местностях выполняли гати - уложенные в ряд бревна или жерди, выраженные терминами tela, teladorogu ‘мостки, настил из досок или жердей для перехода через реку, болото и пр.’; telasildu ‘гать’ (378).

Обнаруженная лексика словаря дает информацию о материалах, используемых для строительства мостов: в основном при сооружении моста использовали дерево, что подтверждается такими терминами, как jalgupuw – мосток, где puw - дерево, и термином puwhiine sildu , означающим ‘деревянный мост’ (335). Но встречается в словаре упоминание и других материалов, например камня: термин kivisildu означает ‘каменный мост’ (145). В топонимах Карелии также отразилась существовавшая практика использования камня в качестве строительного материала, так, наименование моста Kivisilde было записано то-понимистами в д. Виданы [12: 147]. Как отмечает Е. В. Захарова, фиксирование в названиях географических объектов существования каменных мостов объясняется тем, что дерево служило общераспространенным материалом, а использование камня является отличительным признаком [12: 151]. Таким образом, несмотря на обилие камня в Карельском крае, широкой традиции строительства каменных мостов среди карелов не было. Видимо, их сооружение считалось экономически невыгодным и трудоемким делом, и карелы предпочитали другой распространенный материал – дерево. Более широкое применение камня в строительстве мостов наблюдается, например, у народов Кавказа [15: 275].

СРЕДСТВА ПЕРЕДВИЖЕНИЯ

Среди наименований средств передвижения карелов легко выделяются группы водного и сухопутного транспорта. Так, названия водного транспорта представлены терминами, относящимися по происхождению к прибалтийско-финской лексике: hongoi ‘челн, лодка, долбленная из цельного дерева’ (72); kuwt't'i s ‘лодка-долбленка’ (169); veneh ‘лодка’ (423); lawttu ‘плот’ (180). Это свидетельствует об использовании водных средств передвижения еще до появления на территории расселения карелов русского населения.

Интересно, что у карелов существовало два термина, обозначающих лодку-долбленку: hongoi называли однодревку, материалом для которой служило бревно сосны, о чем свидетельствует и название ( hongu ‘сосна’) [34: 172], долбленку из другого дерева, преимущественно из осины [26: 66], именовали kuwt't'i.

Сухопутный транспорт подразделяется на две категории в зависимости от вида движения и представлен скользящим и колесным транспортом. Обратимся к терминологии скользящих средств передвижения: regi ‘сани, дровни’ (302); korju ‘возок, легкие ездовые санки’ (153); koivuine korju ‘березовые легкие санки’ (150); n'uhoiregi ‘подсанки’ (233); regüččäine ‘небольшие сани’ (302); rozvali ‘розвальни’ (313); kreslat ‘розвальни’ (156); volokku ‘волокуша’ (440); sukset ‘лыжи’ (348). Данные названия в большей степени относятся к основному словарному фонду прибалтийско-финской лексики, что подтверждает тезис о раннем использовании карелами скользящего транспорта. Р. Ф. Тароева в своих исследованиях также указывает на давность бытования саней среди карелов, приводя в пример архаичный обычай возить покойника на кладбище на санях независимо от времени года [26: 73].

Известно об использовании карелами для перевозки грузов летом саней, которые от зимних дровней отличались отсутствием железных шин на полозьях, а также более сглаженным загибом полозьев и более округлой их формой [21: 68]. В словаре мы находим название этих саней kezäregi , что буквально переводится как летние сани (дровни) (136).

По мнению ряда исследователей, колесный транспорт карелами был заимствован у русских [16: 135], [17: 259], [26: 77]. Данный тезис подтверждается терминологией, перенятой карелами вместе с транспортом: d’el’egü , jel'egü ‘телега’ (41, 101); odnokolku ‘одноколка’ (240); tarataikku ‘таратайка’ (376). Заимствования свидетельствуют о тесных административных и экономических контактах с русским населением и являются доказательством более позднего появления колесных средств передвижения у карелов.

В конце XIX века олонецкие карелы изготавливали лучшие фасоны экипажей в губернии. Секретарь Олонецкого губернского статистического комитета И. И. Благовещенский придерживался мнения, что учителями карельских мастеров в этом ремесле были финны⁸. Косвенным тому подтверждением может служить название кабриолета на карельском языке – käri (173), созвучное аналогичному названию на финском – kärri ⁹.

Среди иллюстративного материала, сопровождающего словарную лексику, содержится информация о функциях отдельных средств передвижения. Например, подсанки применялись для перевозки длинных бревен – pitkien parzien vedajespidaw olla n'uhoiregi ‘для перевозки длинных бревен нужны подсанки’ (233); на салазках зимой возили воду – kai hieru viettih regüžil vettü ‘вся деревня возила воду на санках’ (302); розвальни использовали для транспортировки рыбы с места улова - muzikal oli riappoi rozvali ‘у мужика были полные розвальни ряпушки’ (313). Сани были самым многофункциональным транспортом у карелов: их применяли для перевозки дров ( halgoregi ср. кар. halgo ‘полено’, regi ‘сани’) (57), сена ( hein'anviettaw regi ‘дровни, приспособленные для возки сена’) (302), горшков (padaregi ‘воз с горшками’) (248) и пр. Следует обратить внимание на понятие padaregi. Вероятно, оно свидетельствует о бытовавшей торговле оятских вепсов глиняной посудой с карелами, у которых гончарное производство развито не было¹⁰. По экспедиционным материалам В. В. Пименова, например, много оятской посуды возами прибывало в карельскую д. Куйтежи (вепсов-гончаров здесь знали под именем «оятилаажет» - «оятцы»). Посуда выменивалась на домотканину, хлеб и т. п. Еще в 1959 году вепсская глиняная посуда была в обиходе населения д. Куйтежи. Особенно ею дорожили пожилые женщины, так как в то время глиняной посуды купить было невозможно¹¹.

В словаре можно встретить сведения о материалах, из которых изготавливали средства передвижения, в основном карелы использовали березу, иву, черемуху. Так, береза служила основным материалом для изготовления лыж и саней, об этом свидетельствуют термины koivuine korju ‘березовые сани’ (150) и koivužet sukset ‘березовые лыжи’ (348). Завертку или привязь оглобли в санях скручивали из березового прута – aižuvičat kiätäh koivuvičas ‘завертки скручивают из березового прута’ (18), а копылья в санях связывали ивовыми вязами – rien kablahat sivotah paijul ‘копылья в санях связывают ивой’ (114). Кольца для лыжных палок делали из можжевелового прута – suksisavakkoloih rattahažet luajitah kadaivičas ‘из можжевелового прута делают кольца для лыжных палок’ (116). Кольца встречались и полностью деревянными: необходимого радиуса круги вырезали из капа, в словаре встречается термин ratoi, обозначающий круг, отпиленный от цельной березы или сделанный из капа, – suksisavakkolois oli pahkas luajitut ratoit ‘у лыжных палок были круги, сделанные из капа’ (300). Дуги гнули из черемухи, на это указывает текст, найденный в словаре, – tuomes kiettü vemmel ‘дуга, согнутая из черемухи’ (422); а верхнюю часть хомута, прилегавшую к шее лошади, обивали войлоком – l'ängi niškukseh pidäš voilukkua ližätä ‘под хомут надо бы прибавить войлока’ (198).

АТРИБУТИКА ДОРОЖНОГО ЧЕЛОВЕКА

Различные наименования путника, зафиксированные в словаре, отражают способы передвижения по дороге, такие как проезд: ajai ‘проезжающий’ (18), doroguniekku ‘путник, прохожий, проезжий’ (43) и пеший ход: jalguniekku ‘пешеход’ (99), menii ‘идущий’ (204), а также мотивы: gos't'u ‘гость’ (54), kualikku ‘странник, калика’ (158). Что касается терминов дорожных профессий: izvossiekku ‘извозчик’ (97), jamsiekku ‘ямщик’ (100), poštanajai ‘почтовый ямщик’ (280), podvossiekku ‘возчик на подводе’ (276), ehattelii ‘перевозчик’ (46), sowdomies ‘гребец’ (343), tav-arn'iekku ‘коробейник’ (377), torguiniekku ‘торговец, коробейник’ (384), то прослеживается влияние двух культур: так, специальности, связанные с сухопутными дорогами, образованы от аналогичных русских наименований, а названия профессий, относимых к передвижению по воде, сохраняют прибалтийско-финское происхождение. Это в очередной раз подтверждает тезис о позднем влиянии русской транспортной культуры на карельскую и о раннем появлении у карелов водного транспорта.

Отправляясь в дорогу, путник брал с собой запас еды – провизию, что нашло отражение в двух терминах – eväs ‘съестное, провизия’ (51) и proviizii ‘провизия’ (283). Следует подчеркнуть, что данными понятиями обозначалась не любая пища, а именно дорожная. Второй термин представляет явное заимствование карелами из русского языка. Существовали и особые средства для переноски провизии: кошель – eväskaššali , его носили за плечами, что было удобным при пешеходном передвижении, и корзина – eväsvirši , применение которой было более уместным при передвижении на телеге или санях (51).

Для переноски грузов (грибов, ягод, рыбы, товаров) карелы использовали различные средства – кошели, сумки, торбы, корзины, туеса, которые изготавливали из бересты ( kaššali ‘кошель из бересты’ (127); robeh ‘берестянка, кузовок из одного куска бересты’ (310); tuohikomšu ‘берестяное лукошко’ (391)), из кожи ( nahkaine kisa olgupial ‘кожаная сумка на плече’ (144)) или из домотканого полотна ( torbat oldih ommeltu koiš kuvotus paltinas ‘торбы были сшиты из домотканого полотна’) (384)).

Важным атрибутом путника, уходящего в дальнюю дорогу, являлись деньги. В карельском языке данный термин, собственно как и сами денежные средства, перенят у русских – d'engu (41). Но в словаре было обнаружено другое понятие, обозначавшее деньги и бытовавшее у карелов из поселения Мегрега, – koštu (155). Вероятно, оно также является заимствованием русского термина польского происхождения - кошт , означавшего ‘издержки, расходы’¹². Шимозерские вепсы в дороге использовали тайный язык, и для предотвращения кражи денег называли их tippud ‘капли’¹³. Возможно, движимые схожими мотивами, карелы Мегреги использовали не столь приметное название денежных средств, как koštu. Однако аналогичный термин встречается и у финнов – kosti ‘затраты, расходы’ [34: 411], что может свидетельствовать о тесных торговых контактах карелов с финнами.

В словарных статьях имеются сведения о регламентации поведения дорожного человека. Так, приемлемым действием в пути считалось пение песен – venehel sowtah da pajuo hol'aitetah ‘[они] на лодке плывут и громко песню поют’ (71). Громким голосом (криком) с противоположного берега вызывали для переправы лодку – huikkuas veneh tal ’l ’e rannale ‘крикни-ка [чтобы] лодку [отправили] на этот берег’ (76). Если ночь настигла карела в дороге, то предпочтение отдавалось месту для ночлега в сухом месте и вблизи водоема: val'1'ičiimmo üökohtan, kus oli kuivu keli i vezi l'ähäl ‘мы выбрали место для ночлега, где была сухая сосна и вода близко’ (450). Понятия ночлега в доме или под открытым небом разграничивались – üötaloi ‘ночлег, место для ночлега (в доме)’ (451), üökohtu ‘место для ночлега’ (450).

Среди иллюстративного материала были обнаружены сведения, повествующие о способе борьбы путников с насекомыми в лесных избушках посредством сжигания можжевеловых веточек – kadajoijа meččüper't'iine, štobi čakat uijittaš ‘окуривать лесную избушку можжевеловым дымом, чтобы комары улетели’ (116). Данное действие могло носить и мифологический характер, так как, по поверьям карелов, можжевельник обладает свойством отпугивания нечистой силы [20: 178], и в указанном случае мог выступать в качестве оберега.

В словаре нашлось подтверждение существовавшим верованиям карелов в хозяина леса и его способность уводить путника с верного пути – händäh mečäs pahahengi (букв. плохой дух) pidi ‘его в лесу леший водил’ (249). Также приводится поверье, направленное на преодоление данного мифологического влияния нечистых сил на странника: карелу необходимо было снять из обуви стельки и вытряхнуть их – üöksühüw pidaw talukset puistua dai dorogah puwtut ‘когда заблудишься, надо вытряхнуть стельки, тогда попадешь на дорогу’ (375).

Благодаря иллюстративному материалу словаря подтверждается бытовавший обычай приносить обратно остатки хлеба или другой пищи, взятой в лес, которые взрослые отдавали детям, называя его гостинцем от зайца - janoin tuomaine (букв. «заячий гостинец») ‘остаток хлеба или чего-либо из продуктов, взятых с собой в лес и принесенных обратно домой’; jänöi tüöndi lapsil’e tuomaštu ‘зайчик послал ребятам гостинцев’ (392). Подобная традиция существовала у вепсов и русских [4: 154], [5: 185]. Известно, что маленькие дети с нетерпением ждали этого подарка.

Особыми терминами у ливвиков обозначались день прихода и ухода. Так, день отъезда путника назывался l’ ähtendüpäivü ‘день ухода, отъезда, отправки’ (196), а день приезда (возвращения) ушедшего именовался vuotandupäivü ‘день, когда ожидается приезд кого-либо’ (443).

В словарных статьях отображается представление карелов о длительности пути. Представляет интерес термин, обозначающий расстояние между деревнями, – kül’äväli ‘расстояние между деревнями’ (170). В Южной Карелии поселения носили гнездовой характер, деревни были удалены друг от друга на незначительное расстояние и связывались посредством укатанных дорог или тропинок [26: 86]. Вероятно, понятие kul’avali выражает также представление карелов о близкой дороге. Удалось встретить на страницах словаря несколько выражений, обозначающих дальнюю дорогу: l'ähtie loittožeh matkah ‘отправиться в дальний путь’ (203), pitkümatkaine ‘далекий (о пути)’, pitküdorogu ‘далекая дорога’ (270). Особым названием отмечалась у карелов середина пути – keskimatku (134), что свидетельствует о значении для путника преодоления половины дороги и, возможно, указывает на традицию устраивать привал (отдых).

В словаре зафиксированы сведения, связанные с дорожным этикетом. Человеку, отправляющемуся в дорогу, необходимо было обязательно пожелать удачи в пути. У карелов-ливвиков таким пожеланием было: ‘ Mene huvah cuassuh! ’ - ‘В добрый час, в урочное время!’ (38). Это пожелание отражает представления карелов о том, что время отправления в путь наделялось определенной значимостью и могло подразумевать успешность предстоящей дороги.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Таким образом, «Словарь карельского языка» является важным источником по традиционной культуре передвижения карелов-ливвиков, дающим информацию не только о названиях ключевых элементов и средствах передвижения, а порой и о технологии их изготовления. Свидетельством важности дорожных передвижений карелов можно считать разнообразие лексики, описывающей дорогу, расстояние и знаковые точки пути. По представленной терминологии прослеживается сосуществование карельской и русской дорожных культур: наблюдается сохранение названий прибалтийско-финского происхождения в дорожной области, связанной с передвижением по воде и по снегу, и замена карельских терминов русскими в сфере передвижений по сухопутным дорогам. Очевидно и заимствование карелами у русских колесного транспорта и соответствующей терминологии. Как результат административных и социальноэкономических взаимодействий карелов-лив-виков с русскими Карелии и сопредельных областей, осуществляемых посредством дороги, можно считать появление новых дорожных профессий, таких как извозчик, ямщик, коробейник. Следует еще раз подчеркнуть, что складывание культуры передвижения у карелов зародилось раньше, чем возникновение контактов с русской аналогичной культурой, что подтверждается соответствующей терминологией и верованиями карелов, связанными с дорогой по суше.

* Финансовое обеспечение исследований осуществлялось из средств федерального бюджета на выполнение государственного задания КарНЦ РАН (AAAA-A18-118030190092-2).