Слушание как культурная ценность в России
Бесплатный доступ
Настоящая статья исходит из положения о связи культуры и слушания, при этом особое внимание уделяется слушанию как неотъемлемой части коммуникации в рамках русской культуры. Природа слушания обсуждается с привлечением дуалистской модели Ю. Лотмана и Б. Успенского, а также идей М. Бахтина, Х.-Г. Гадамера и Э. Левинаса. Особенно подчеркивается этическая природа слушания и его важность для создания более гармоничных коммуникативных отношений.
Слушание, говорение, культура, коммуникация, ценность
Короткий адрес: https://sciup.org/148160610
IDR: 148160610
Текст научной статьи Слушание как культурная ценность в России
ВЕСТНИК 2016
За1последние десятилетия были проведены многочисленные научные исследования в области слушания в контексте межкультурного общения. Ученые в данной области знания признают большое влияние культуры на наше восприятие и на модели слушания. Например, Э. Волвин и К. Коукли пишут, что «ученые в области коммуникации пришли к пониманию того, что культура является основным фактором всего коммуникативного поведения, включая слушание, потому что культура определяет идентичность человека и то, как этот человек общается, пользуясь некими фильтрами восприятия» [1, с. 125]. Всё чаще и чаще в академических изданиях появляются публикации о связи культуры и слушания [2–5].
Тем не менее, до сих пор отсутствуют фундаментальные исследования по слушанию в русской культуре. В значительной степени это может быть объяснено тем, что слушание редко упоминается как ценность в работах по культуре. Обсуждение культурных ценностей в России, как правило, имеет несколько умозрительный и метафизический характер; например такие базовые потребности, как ‘еда’ и ‘кров’, редко идентифицируются в качестве основных внутренних ценностей. Вместо них выдвигаются такие понятия, как ‘разговор по душам’, ‘коллективизм’, ‘духовность’, ‘эмоциональность’ и т.д. [6]. Говоря о ‘русскости’, нельзя не упомянуть две наиболее базовые ценности: ‘соборность’ (‘дух общинности’) и ‘державность’ (‘верховная власть государства’), целью которых является осуществление самых высоких, ‘небесных’ идеалов справедливости и братства на Земле. Эти ценности представляются уникальными, присущими только русской культуре и отсутствующими в других культурах. При этом Россия представляется страной особой, отличной от других, а вышеупомянутые ценности в терминах структурной семиотики являются негативными. В то же время, необходимо «создавать в обществе возможность позитивных инноваций, которые могут служить как позитивные ценности» [7, с. 104]. Стоит отметить, что в России уже происходят изменения, ведущие к созданию данных позитивных ценно- стей. В последнее время на первый план выходят такие ценности, как ‘согласие с собой’, ‘микромир’, ‘семья’, ‘дружба’ [8–9]. Эти списки ценностей, однако, не включают ‘слушание’, что является странным, поскольку во многих источниках отмечается, что Россия сочетает в себе ценностные системы Европы и Азии, а восточные культуры, как известно, уделяют слушанию большое внимание. Например, руководитель китайской компьютерной компании «Леново» отмечает: «На Западе, как правило, говорят, а потом слушают, а на Востоке слушают, а потом говорят» [10].
Тем не менее, в настоящее время, учитывая многочисленные изменения в российском обществе, представляется особенно важным выяснить, какова роль слушания в России. Многие, наверное, согласятся с тем, что слушание – неотъемлемая часть коммуникации и что овладеть данной формой общения не так легко, как может показаться на первый взгляд, о чем свидетельствуют, например, многие ток-шоу, дебаты, интервью и т.д. на радио и телевидении. Настоящая статья – это попытка сделать вклад в исследование слушания как в плане межкультурного общения, так и кросс-культурных феноменологических исследований.
Знаменитый русский философ Н. Бердяев так определяет сущность русской культуры: «Русский народ есть в высшей степени поляризованный народ, он есть совмещение противоположностей... Это народ, сочетающий в себе полярно противоположные свойства, и величайшее добро легко переходит в нем в величайшее зло. Это обнаружила русская революция. Это в глубине русского духа открыл Достоевский» [11, с. 8]. Согласно Ю. Лотману и Б. Успенскому, такая дуалистическая модель русской культуры восходит к Средневековью: «Специфической чертой русской культуры исследуемой эпохи в интересующем нас аспекте является ее принципиальная полярность, выражающаяся в дуальной природе ее структуры. Основные культурные ценности (идеологические, политические, религиозные) в системе русского Средневековья располагаются в двухполюсном ценностном поле, разделенном резкой чертой и лишенном нейтральной аксиологической зоны. … Загробный мир католического западного христианства разделен на три пространства: рай, чистилище, ад. Соответственно, земная жизнь мыслится как допускающая три типа поведения: безусловно грешное, безусловно святое и нейтральное, допускающее загробное спасение после некоторого очистительного испытания. … Система рус- ского Средневековья строилась на подчеркнутой дуальности. Если продолжить наш пример, то ей было свойственно членение загробного мира на рай и ад. Промежуточных нейтральных сфер не предусматривалось. Соответственно и в земной жизни поведение могло быть или грешным, или святым» [12, с. 4–5]. Подобное понимание русской культуры находит отражение и в работах современных авторов. Например, А. Вержбицка, анализируя российский дискурс, отмечает полярность и экстремальность оценочных суждений: с одной стороны, ‘подлец’, ‘негодяй’, ‘мерзавец’, а с другой стороны, ‘прекрасный человек’, ‘благородный человек’. В этом она видит продолжение аксиологического дуализма и морального экстремизма в русской культуре [13].
В свете данной дуалистской модели существуют два противоположных мнения и о природе слушания в русской культуре. С одной стороны, русская культура видится как очень тихая, целомудренная, не желающая говорить о своем высоком предназначении; с другой стороны, эта же культура представляется слишком разговорчивой и поверхностной, где действия часто заменяются словами [14]. Более правомерно, однако, говорить не о противоречии, а о дополняемости этих двух мнений, так же как и о сосуществовании болтливости и скрытности, поверхностности и глубины в самом русском характере. Исторически в России всегда присутствовали рядом друг с другом разговорчивость интеллигенции и молчаливость народных масс. Культура как бы разделяется на две половины: тех, кто говорит, и тех, кто молчит. Молчание, однако, нельзя отождествлять со слушанием: молчать – не значит ‘слушать’ и тем более ‘слышать’. В связи с этим можно привести пример тоталитарного голоса советских правителей, которые транслировались всеми средствами массовой информации; но кто всё это слушал? По мнению Х.-Г. Гадамера, «тот, к кому обращаются, должен слушать, хочет он этого или нет». Он не может не слушать, «слушать в сторону», подобно тому, как мы не смотрим на кого-либо, «смотрим в сторону», меняя направление взгляда» [15, с. 274]. Русский народ на протяжении многих лет опровергал это мнение, ‘слушая в сторону’.
Можно заметить, что говорящие находятся в положении того самого бахтинского ‘Я’, создающего в процессе восприятия Другого, подобно тому, как автор произведения создает своих героев [16]. В этом плане русская интеллигенция, как автор создает своего героя (народ), который, как она надеется, ее слушает и слушается. Хотя если мы посмотрим на значение ‘слушаться’, то
ВЕСТНИК 2016
ВЕСТНИК 2016
увидим, что это слово означает ‘слушать себя’. Иначе говоря, может, тот, кто говорит, должен лучше слушать себя; тогда, может быть, его лучше услышат другие?
Подобная этимологическая связь между слушанием и послушанием существует во многих языках; например, в английском языке ‘to obey’, ‘obediencе’ восходят к французскому obéir , которое, в свою очередь, восходит к латинскому ob-audire , производного от audire (‘слушать’). Немецкое слово ‘ gehorchen ’ (слушаться) относится к ‘ Gehorsam ’ (послушание). Во многих славянских языках ‘слушати’ может обозначать как ‘слушать’, так и ‘повиноваться’ [17, с. 75–76]. Такое понимание слушания ближе к феноменологическим идеям Э. Левинаса, который, как и М. Бахтин, идентифицирует Другого со сферой ‘Я’, но переводит акцент с бахтинского ‘Я-для-Себя’ на ‘Я-для-Другого’. Как писал Э. Левинас, есть что-то более важное, чем собственная жизнь, и это жизнь Другого [18]. Именно Другому подчиняется Я, и именно перед Другим Я держит ответ. Эта ответственность перед Другим носит оттенок пассивности; в этой субординации Себя Другому Э. Левинас близок идеям христианства, а также философии Ф. Достоевского. Для Э. Ле-винаса мысль Ф. Достоевского, что «каждый единый из нас виновен за всех и за вся на земле» («Братья Карамазовы»), означает, что Я всегда несет бóльшую ответственность, чем Другой, и в первую очередь эта ответственность проявляется в процессе слушания. Именно в процессе слушания создается место внутри Я для принятия Другого и для ответственности перед Другим и за Другого. Здесь, согласно Э. Левинасу, и находятся корни этики и морали. В этом свете, если дуализм русской культуры связывают с противопоставлением ада и рая, то необходимо еще ‘чистилище’ как место, где люди очищаются не только путем говорения (‘облегчения души’), но и слушания, которое требует неменьших душевных сил.
Таким образом, слушание должно стать одной из основных ценностей русской культуры; для этого существует плодородная экзистен-циональная почва, что отражено уже в самом языке. Глаголы ‘слушать’ и ‘услышать’ имеют один и тот же корень; семантическое различие между ними осуществляется через вид, т.е. ‘слышать’ – совершенный вид, тогда как ‘слушать’ – несовершенный вид. Иными словами, в первом случае действие успешно завершено, а во втором – представляет собой постоянный процесс. То есть, слушать необходимо всегда: только так можно услышать Другого. Кроме того, глагол
‘слушать’ имеет широкий феноменологический спектр значений, таких, как ‘видеть’, ‘чувствовать’, ‘быть’, ‘нюхать’ [19, с. 864–865]. Это можно проиллюстрировать примерами из русской поэзии. Например ‘слушать’ = ‘нюхать’: В живом дыханьи красоты Всё будешь слышать запах тленья (Б. Садовский). Или ‘слушать’ = ‘чувствовать’: ‘ Давайте жить не по часам, а по листьям: слушать весну, когда они зеленеют ’ (Чиннов И.); Слушать нежность, и ярость, и юность, и старость (Б. Пастернак). Или ‘слушать’ = ‘быть’: ‘ Чтоб слушать себя хоть вешалкой, где лермонтовский сюртук ’ (И. Сель-винский).
В заключение хочется еще раз отметить первостепенную важность слушания как ценности в русской культуре. Роли слушания необходимо уделять больше внимания как в процессе ежедневного общения, так и в рамках различных научных дисциплин гуманитарной направленности.
Список литературы Слушание как культурная ценность в России
- Wolvin, Andrew D. and Carolyn G. Coakley. Listening. -5th ed. -Madison, WI: Brown and Benchmark Publishers, 1996.
- Beall, Melissa L. Perspective on intercultural listening//Listening and Human Communication in the 21st Century/edited by Andrew D. Wolvin, Malden, MA: Blackwell Publishing Ltd., 2010. -Pp. 225-238.
- Brownell, Judi. Listening: attitudes, principles, and skills. -Boston: Allyn and Bacon, 2006.
- Hall, Edward T. Beyond culture. -Garden City, N.Y.: Anchor Press, 1976.
- Purdy, M.W. Listening, culture and structure of consciousness: ways of studying listening//International Journal of Listening. -2000. -No 4. -Pp. 47-68.
- Bergelson, Mira, Porter, Richard E., and McDaniel, Edwin R. Russian cultural values and communication styles//Intercultural communication: a reader. -13th ed. -Boston, Mass.: Wadsworth Cengage Learning, 2012. -Pp. 189-198.
- Akhiezer, Aleksandr. The values of society and the possibilities of reform//Russian Social Science Review 37. -1996. -No. 1. -Pp. 107-125.
- Tikhonova, Natalia. Social values and the political process in Russia//Russian Social Science Review 38. -1997. -no. 5. -Pp. 31-51.
- Boykov, Victor. Values and orientations in Russian public consciousness//Russian Social Science Review 36. -2005. -no. 1. -Pp. 50-57.
- Newman, Rick. Lenovo’s Great Leap. -U.S. News. -2007. -October 5. -http://money.usnews.com/money/business-economy/articles/2007/10/05/the-chinese-ibm-computer-merger-shows-signs-of-success
- Бердяев Н. Русская идея. -Харьков: Фолио; М.: АСТ, 1999.
- Лотман Ю., Успенский Б. Роль дуальных моделей в динамике русской культуры//Труды по русской и славянской филологии: литературоведение. -Тарту, 1977. -С. 3-36.
- Wierzbicka, Anna. Semantics, culture, and cognition: Universal human concepts in culture-specific configurations. -Oxford: Oxford University Press, 1992.
- Эпштейн М. Слово и молчание. -М.: Высшая школа, 2006.
- Gadamer, Hans. Truth and method. -2nd rev. ed. -New York: Continuum, 2003.
- Бахтин М. Эстетика словесного творчества. -М.: Искусство, 1979.
- Dolar, Mladen. A voice and nothing more. -Cambridge, Mass.: MIT Press, 2006.
- Lévinas, Emmanuel. Nine Talmudic readings. -Bloomington: Indiana University Press, 1994.
- Новый большой русско-английский словарь/под общ. рук. проф. Д.И. Ермоловича. -1-е изд. -М.: Русский язык -Медиа, 2004.