Смысловые возможности культурной эпохи как «уникальный путь к себе...»

роды и движущих сил цивилизации» 2 . О формировании нового антропологического типа человека пишет А.Вебер, обращая внимание, что появление «четвертого человека» стало возможным под воздействием террора технизации и бюрократизации, проникновения принципов формальной рациональности во все области жизни 3 . Критикуя европейскую цивилизацию и культуру, ученый призывает защитить человека от дезинтеграции, обеспечить его новую концентрацию, преодолевающую духовный распад и кристаллизацию его внутреннего мира.

По-иному, но с не меньшей болью, эта мысль была выражена и представителями русского религиозно-философского ренессанса, увидевшими всю трагичность человеческого бытия, находящегося на пересечении мира «сего» и «иного», «дольнего» и «горнего», «феноменального» и «ноуменального». Так, С.Л.Франк, «изобличает в сознании» «новое время», представлявшееся ранее «в особой мере бесспорным совершенствованием человечества», как эпоху, «которая через ряд внешних блестящих успехов завела человечество в какой-то тупик и совершила в его душе какое-то непоправимое опустошение и ожесточение» 4 . Именно поэтому главной темой философии

С.Кьеркегора и Л.Шестова, столь точно сформулированной современным философом В.Н.По-русом, стал поиск «выхода из безвыходного положения», «поиск разрешения трагического противоречия между единичностью и уникальностью человеческого существования и рамками природной и социальной необходимости, в которых это существование бьется как в ловушке» 5 . И если раньше, со слов Н.А.Бердяева, верилось, что «все зло, все противоречия жизни устранимы материальным, социальным развитием…», то «торжество внешнего человека над внутренним» не отменило «трагизма жизни, тесно связанного с ее внутренним смыслом» 6 . Но мир смыслов, уверен Г.Риккерт, – всегда мир оценок, активности и воли субъекта, проникнуть в смысл субъекта и его актов, можно только исходя из ценностей 7 . Обрушение связей между ценностями культуры и ориентациями индивидуального бытия, с точки зрения Поруса, ведет к культурной катастрофе 8 . Распад сущности человека на осколоки, из которых, «жажда жизни», ползая на коленках, пытается собрать муляжи существования – вот, настаивает ученый, подлинная причина «смерти человека», поскольку жажда жизни, освобожденная от культурных форм, является величайшей опасностью для самой жизни.

Развивая мысль философа, Г.С.Кнабе объясняет, что повседневная жизнь, представляющая собой постоянную борьбу за конкретное овладение вещами, престижем, комфортом, телесным и духовным, внутренне (не всегда явно) отталкивает от себя любые подлинные ценности культуры. Дело в том, что «судьбы вещей пригибаются к современности, как правило, не превышающей жизни поколения. Люди плодят современные вещи, ориентированные на стоимостные оценки, при этом «замыкают себя в ритмы этого времени». Происходит это потому, что «имманентность вещи не погружается во вневременное, сюжет вещи не прорастает в смысл»9. Гораздо легче принять за норму облегченное, первичное, налаженное, рассматривать культуру с позиций повсе- дневно-бытового здравого смысла и материальной выгоды, нежели формировать отношение к культуре как к содержанию, выбирая тот или иной из его «регистров»10.

Социальный мир предстает как «мир идентичностей», создаваемых (конструируемых), распознаваемых и интерпретируемых в повседневной жизни в актах коммуникации, интеракции и деятельности людей (Х.Тхагапсоев) . Освобождаясь от прежней идентичности, индивиды, вынуждены в меняющемся обществе сопоставлять, выбирать, предлагаемые обществом новые ценности, способы и стили жизни, ориентируясь на совпадение предпочитаемых ценностей с предлагаемыми сообществами. Различные жизненные стили «предлагают себя» каждому, кто обеспокоен поиском идентичности и стремится обрести новый целостный образ мира с четкой фиксацией собственного места в нем, поэтому очень важно осознание человеком себя в мире, понимание зависимости от людей и вещей. К сожалению, в современной повседневной жизни, признает Кнабе, отвергается все, что духовно некомфортно, отталкивается сам факт духовного напряжения, перспектива погружения в сферу, не тождественную повседневному опыту.

Совершенно очевидно, без духовной самоидентичности жизнь человека не полноценна. Полагаем уместным обращение к теории Н.А.Бердяева, согласно которой «дух есть субъект и раскрывается в субъекте», «именно дух есть активность», «целостный творческий акт человека». Философ не случайно противопоставляет объективированный (природный и социальный мир, мир необходимости и рабства, вражды и господства) и духовный мир (мир свободы, смысла, ценности, любви, творческой активности, целостности), отстаивая победу духовного начала. Именно духовный опыт, по Бердяеву, «есть прорыв в этом отяжелевшем мире, динамика, творчество, полет…», всегда «прорыв в душевно-телесной монаде…, преодоление раздельности и внеположно-сти». Направленность же человека к социальному преображению помогает раскрытию, идентификации и реализации личности 11 . В работе «Трагедия и обыденность» философ призывает бороться с гибелью индивидуальности, чтобы поставить в центре мира «ее судьбу», «трагические переживания» и «вечное ее бытие».

Подчеркнем, что совершенствование духовности, расширение возможностей собственного сознания предполагает постоянное самосовершенствование. С одной стороны, для изменения человека недостаточно только воли и стремления к совершенству, с другой – потребность в самоидентичности настолько важна, что человек не может чувствовать себя здоровым, если не найдет возможность ее удовлетворить. Но самоидентичность не является раз и навсегда данным набором личностных черт и склонностей, проявляемых в индивидуальной системе действий (А.Гидденс). Тождество «Я» постоянно создается и поддерживается путем личностной саморефлексии, одним из средств самоидентичности выступает ментальная рефлексия (менталитет причастен как к генетически природным, так и культурным корням человека). Необходимо сказать, что собственная ментальность (личностная ментальность) – один из способов сохранения личностью своей целостности. Реакция индивида на социальное воздействие имеет сложный характер, оно опосредуется не только через опыт прошлых поколений, но и его внутренним миром, это плод собственных ценностных ориентаций, наработанных в течение всей жизни, т.е. самопознание и есть опыт ментальной идентификации 12 .

Уверены, что «духовное приращение» личности и ее бытие становятся все более проблематичными без ориентированности на постижение мыслей, идей, чувств других людей и ценностей иных культур. Именно поэтому для современного человека важно осознать, где он находится, в какой момент истории развития, т.е. нужно иметь «знающий опыт», ведь только «мыслящее знание» имеет последствием практическое поведение, ведомое бытием и в бытии (М.Хайдеггер). Поскольку понять современность при всей ее неповторимости, по мысли Ортеги-и-Гассета, «помогает то, что роднит ее с прошлым», обратимся к «трагическому переживанию» видного деятеля российской культуры Н.П.Огарева (1813 – 1877), чья жизнь и творчество воспринимаются не как личное переживание, а как отражение в них теснейшей связи с социально-историческими процессами эпохи, со всей жизненной действительностью.

Повседневный мир Огарева постоянно раздваивался на возвышенный и обыденный, не только творческий процесс, но и подробности и мелочи быта, образа жизни влияли на устойчивую типологическую определенность, своеобразное «лицо» этой незаурядной личности. Его жизнь была связана с формами организации окружающего пространства и созданием определенных канонов его поведения, внешнего вида и внутреннего мира. Ценности, нормы и правила морали накладывали отпечаток на облик мыслителя и художника, которые по сути своей как бы воплощали идеалы красоты и гармонии. «Огарев – это богатейший духовный мир, наполненный литературным, художественным, музыкальным творчеством, эмоциональными и психологическими переживаниями и культур-философскими размышлениями», – пишет в своем исследовании об Огареве Н.И.Воронина. Не случайно рядом с Огаревым были всегда «прекрасные люди»: «гости «огаревского дома», – это целый мир, рожденный широким русским гостеприимством и неугасимым интересом к людям»13. Современники поражались его «любопытству и жажде расширить круг своих познаний», которые достигали поразительных размеров. Так, в своих записках «Из дальних лет» друг семьи Огаревых Т.П.Пассек пишет: «Ник постоянно был занят, кроме многостороннего чтения и музыки, он изучал физиологию, физику, химию, математику, медицину, политические науки и даже очень успешно лечил народ…»14. Но чтобы понять «разнообразие и стремления его богатой натуры», надо было «искать его душу». Песнями души поэта были его стихи и музыка, «при их философичности, сосредоточенности на осмыслении драматизма бытия», они очень «конкретны, богаты зримыми, подчас неожиданными деталями», – это, соглашаемся с Ворониной, «редкостный материал для постижения российской ментальности, образа жизни, духовности, творчества, обрастающие «в процессе своей посмертной жизни… новыми значениями, новыми смыслами»15.

Убеждены, что изучение жизни любого человека, а тем более творческой личности, вводит культурно-исторические явления в проблемное поле науки. На протяжении всех лет Огарев демонстрировал суть поиска жизни и культуры, в любых условиях создавал творческую атмосферу, духовную реальность, наполняя ее творческим вдохновением. Способом самоутверждения для Огарева, укоренения себя в пространстве культуры явился труд, он для него как «дар Божий», попытка вписаться в более широкий аксиологический контекст, разобраться с собственным онтологическим статусом. Сильная и весьма одаренная личность Огарева не только сама формировалась под влиянием окружающей среды и философских взглядов эпохи, но что особенно ценно, «силой авторской индивидуальности и самобытности участвовала в создании эстетики своего времени».

Итак, человеческие взаимоотношения рождают человеческие смыслы, поэтому важно суметь уловить и использовать в повседневной жизни огромные смысловые возможности, заложенные в каждой культурной эпохе. А вот нежелание посвятить себя служению чему-то возвышенному делают человека пассивным существом, утратившим критическую способность разума. Эту мысль Б.В.Маркова ранее интерпретировал Ортега-и-Гассет, пытаясь убедить, что современный человек избегает очной ставки с тем, что должно стать жизнью, и пока массовый человек не перестанет бояться «встать на твердый, скальный грунт предназначения», он так и будет «прозябать, существовать нереально, повисая в воздухе»16.

Таким образом, реалии, в которых оказался весь мир, требует переосмысления представления о смысле человеческой жизни, соотношении индивидуальных и общественных ценностей, о своем месте в мире и предназначении в нем. Конечно же, прав А.И.Герцен, что немногим достается «помазание», которое рано виднелось в Огареве, не зная «на беду ли, на счастье ли», но, «наверное на то, чтоб не быть в толпе». Нам же остается только надеется, что человек, руководствуясь нравственными личностными побуждениями, «сумеет обнаружить глубинные точки опоры, которые не позволят ему быть поглощенным хао-сом»17, чтобы не пришлось больше говорить о «невесомых и беспочвенных жизнях», «выдернутых из своей судьбы», которые, по определению Ортеги-и-Гассета, «носятся по ветру», легко увлекаемые любым, самым жалким течением.

SEMANTIC OPPORTUNITIES OF CULTURAL EPOCH AS A “UNIQUE WAY TO YOURSELF”

Ogarev Mordovia State University