Социально-философские аспекты адаптации в аномическом обществе

Автор: Кожурина Нина Александровна

Журнал: Гуманитарий: актуальные проблемы науки и образования @jurnal-gumanitary

Рубрика: Философия

Статья в выпуске: 2 (26), 2014 года.

Бесплатный доступ

Статья посвящена анализу социально-философских аспектов адаптации в современном аномическом обществе.

Аномическое общество, социальная адаптация, идеология, индивид

Короткий адрес: https://sciup.org/14720820

IDR: 14720820

Текст научной статьи Социально-философские аспекты адаптации в аномическом обществе

Крушение официальной коммунистической идеологии в нашем отечестве привело к распаду формировавшегося десятилетиями образа социального мира, что не могло не повлечь за собой массовую дезориентацию, утрату идентификации как на индивидуальном уровне, так и на уровне общества в целом. Укоренившиеся за годы социализма стиль жизни и отношение к государству, система коллективных аксиологических моделей вошли в противоречие с либеральной системой ценностей, лежащей в основе идеологии проводимых сегодня реформ. Ценностный конфликт, являющийся обязательным и неизбежным компонентом радикальной трансформации структуры общественного сознания, сопровождается изменением менталитета современного российского общества, что прямо связано с процессом социальной адаптации в новых условиях [20]. Вместе с тем переход к обновленному обществу в значительной мере затруднен многочисленными негативными явлениями, которые накапливались в течение длительного времени и оказались сегодня на поверхности российской действительности, в результате чего стали чаще проявляться апатия и нигилизм, безответственность и агрессивность, цинизм и индивидуализм, отчужденное отношение к государству [7].

Современное российское общество, находящееся в состоянии аномии, которая представляет собой результат конфликта или рассогласования между «культурной» и «социальной» структурами, выражающегося прежде всего в невозможности достичь «определяемых культурой целей» нормальными, законными, установленными обще- ством средствами и побуждении к поиску иных – девиантных – способов удовлетворения потребностей, мучительно ищет пути адаптации к сложившейся ситуации. Необходимость философского анализа проблем адаптации в условиях социальной аномии связана с тем, что прогрессирующая неудовлетворенность огромной части общества существующим ныне положением и отсутствие консенсуса в отношении программы реформ среди политических сил могут привести к новым социальным потрясениям.

Проблемы аномического состояния общества не ограничиваются эмпирически фиксируемыми проявлениями, они затрагивают основополагающие, фундаментальные пласты социальной жизни, а именно: субстанциональные проблемы взаимоотношений меняющегося социума и личности, самои-дентификационные процессы адаптирующегося индивидуального сознания, проблемы социализации личности в условиях разрушающегося этноса, формы и методы преодоления индивидом аномического отчуждения. Проблема аномии общества носит комплексный, макросоциальный характер, обусловленный особым, специфическим типом взаимоотношений личности и общества в этих условиях, и таит в себе не столько социологические, сколько социально-философские, антропологические вопросы. Более того, проблемы аномии имеют гносеологические аспекты. Последние заключаются в необходимости рационализации социального хаоса, осмыслении глубинных процессов, происходящих как на уровне микрокосма, так и на уровне макрокосма. Такая рационализация аномии выступает в качестве предвари- тельной процедуры, без и помимо которой невозможны ни разработка стратегии социального управления аномичным обществом, ни какая-либо политика в нем.

Необходимо заметить, что суть аномии не нашла пока достаточно рационального, философского освещения. Преобладающее социологическое (в большей степени) осмысление этого общественного феномена на современном этапе развития наук о социуме представляется недостаточным еще и потому, что существующие концепции аномии носят описательный характер, нередко даже догматический, и не уделяют, на наш взгляд, должного внимания субстанциональным и гносеологическим аспектам этого сложного социального явления.

Для выхода из сложившейся социальной ситуации необходимо адекватное ее восприятие, которое в свою очередь невозможно без всестороннего изучения и анализа полученного эмпирического материала. Необходимость философского анализа данной проблемы определяется также тем, что социальная адаптация к условиям аномии – процесс болезненный, сложный и противоречивый, многофакторный.

Понимая под адаптацией процесс и результат взаимодействия индивида (группы) с кардинально меняющейся средой, в ходе которого постепенно согласуются требования и ожидания обеих сторон, так что индивид получает возможность выживания (и не только, но еще и процветания), а макросреда – воспроизведения и вступления в иную, восходящую стадию. Путем анализа и коррекции социальной политики на основе этого понимания субъекты управления могут переломить неблагоприятные тенденции, нарастающие в российском социуме, приостановить деструктивные социальные процессы [12].

Успешность реформирования современного российского общества в значительной мере зависит от того, насколько безболезненно населению удастся адаптироваться к условиям аномии.

Отечественная социальная философия, как правило, выстраивает категориальный ряд в рамках «истматовской» парадигмы, с отражением по преимуществу линейноэволюционных закономерных связей. Парадоксально, но теория общественного развития, рассматривавшая в качестве главного источника прогресса крайнюю форму про- явления социального конфликта – классовую борьбу, демонстрирует в лице сторонников бессилие дать разумное теоретическое объяснение вспышке разнообразнейших конфликтов, а тем более оценить их в качестве современного источника прогресса [15].

Сегодня становится очевидным, что понять и осмыслить современный чрезвычайно сложный и многообразный мир социальных взаимоотношений в категориях конца XIX – начала XX в. представляется весьма затруднительным [1]. На фоне событий последнего десятилетия обнаруживаемые в ходе исследований методологические накладки нередко становились стимулом к полному отказу от марксистской концепции исторического развития, прежде всего от принципа экономической детерминированности, лежащего в основе учения об общественноэкономических формациях.

Разумеется, что такой «полный отказ» от всего наработанного марксизмом также является крайностью. Несмотря на солидарность с известным принципом, согласно которому нет необходимости вводить новые гипотезы, пока есть возможность без них обойтись, представляется необходимым вновь обратиться к проблеме социальной адаптации, используя современные социальнофилософские идеи. Необходимо заметить, что дело не столько в ограниченности старых парадигм, сколько в особенностях современных адаптационных процессов, а также в сложности и феноменальном многообразии открывшихся в настоящее время вариантах приспособления индивидов к условиям современного аномического общества [25].

С точки зрения сегодняшнего дня феномен адаптации нуждается в иной трактовке, нежели в моделях функциональной социологии от Г. Спенсера до Э. Дюркгейма, Т. Парсонса и других авторов. Обращаясь к вопросу о методах и средствах изучения проблемы адаптации, следует расширить границы традиционной методологии, в том числе путем привлечения открытий и закономерностей, выявленных естественными науками. В этом плане особое внимание привлекают новые идеи, возникшие в рамках универсальной теории изменений, в основе которой лежат законы самоорганизации развивающейся материи.

Социальная система приспосабливается не столько к спонтанно изменяющим- ся условиям среды (такие ситуации менее интересны и относительно тривиальны), сколько к собственным растущим возможностям и последствиям человеческой деятельности. Это одно из принципиальных отличий социальной модели, построенной на синергетической концепции устойчивого неравновесия. В версии функционалистов социальные изменения считаются следствием внешних возмущений, выводящих систему из равновесного состояния, и ее более или менее успешного стремления вернуться к исходному равновесию. Представляется возможным сделать акцент на имманентном характере противоречий между обществом и индивидами, временная стабилизация отношений между которыми обеспечивается прежде всего балансом параметров культурного развития и систематически нарушается активностью как самого общества, так и его «содержательного наполнения» – более или менее автономных личностей.

При такой смене акцентов в сферу внимания исследователя попадают преимущественно социальные (антропогенные) кризисы, наиболее продуктивные с эволюционной точки зрения и наиболее многочисленные в наше время. В целом же новая модель, будучи дополнительной к равновесным социально-философским моделям, способна служить связующим звеном между ними и «диалектической» концепцией (ориентированной на социальные конфликты как движущую силу развития), либо основой для органичного синтеза конкурирующих традиций социально-философской мысли.

Рассматривая социальную адаптацию как процесс активного приспособления индивида или группы к изменившейся среде с помощью различных социальных средств, исследователь, несомненно, сталкивается с необходимостью анализа не только изменившейся среды, но и изменений индивида или группы в процессе адаптации. Активное или пассивное приспособление выбрано индивидом для «вживания» – принципиальной роли это не играет, поскольку процесс взаимодействия индивида (группы) с социальной средой изначально носит характер субъект-объектных отношений [4].

Классическое истолкование Э. Дюркгеймом самоубийства как ответа на потерю привычного образа жизни, невозможности приспособиться (адаптироваться) к новым социальным условиям – аномии, социальной дезорганизации – не потеряло актуальности и сегодня, однако требует некоторого переосмысления. Принимая во внимание подход экзистенциальной философии к самоубийству, можно истолковать его и как своеобразную форму адаптации в изменившихся условиях – традиция решения проблемы путем ухода от решения всех проблем «посредством меча» практиковалась, по мнению А. Камю [10], еще со времен античного рабства. «Перерождение, ведущее к деградации, социальный регресс» – характеристики аномического состояния общества не только времен Э. Дюркгейма. Как отмечают ведущие ученые, объединившиеся в фонде «Реформа», «Россия вступает в новую фазу кризиса, которая характеризуется необратимостью многих разрушительных процессов» [5].

Следует, на наш взгляд, признать, что самоубийство – не столько фиксирующий неспособность индивида к адаптации акт, сколько факт, констатирующий неспособность общества прийти на помощь отчужденному индивиду в необходимый момент, в определенном месте и в нужном варианте социального воздействия. Кроме того, индивид, совершивший самоубийство, не просто отрицает факт неприятия изменившегося мира, «не вписавшегося» в привычные для самоубийцы рамки. «Человек – единственное существо, которое отказывается быть тем, что оно есть» [19].

На наш взгляд, уместно вспомнить замечание Х. Ортега-и-Гассета о том, что в одно и то же «астрономическое время» поколения современников живут в разное «ментальное время» [18].

Необходимо заметить, что в парадигме современного естествознания время – исходное и неопределяемое понятие, однако нам представляется важным обратиться к проблеме межпоколенческих отношений именно во «временных» рамках.

Предприняв попытку экспликации времени, мы придем к расщеплению его на две ипостаси: «предвремя» – как обозначение существующего в мире феномена изменчивости и «параметрическое» время – способ количественного описания изменчивости с помощью эталонного объекта. Оставив второе истолкование на откуп естествоиспытателям, обратимся к времени как динамической изменчивости мира. Исследователи отмеча- ют пробуждающийся интерес человечества к проблемам времени, вызванный резким ускорением социальных процессов, которое приводит к «шоку от столкновения с будущим».

Нас интересует «социальное» время как время протекания различных процессов, собственной изменчивости и скорости развития социальных систем. «Истинный» возраст социальной системы, как и темп времени изменений, может быть измерен не в астрономической, а лишь в шкале собственного времени системы. Но для этого «собственная шкала» должна быть обоснована и сконструирована. Нам представляется необходимым обратиться к идее контемпоральности социальных процессов при осмыслении феноменов их протекания в тех или иных социальных общностях, в той или иной генерации. Являются ли современниками представители разных поколений? Почему так велики различия восприятия одного и того же «переживаемого» временного отрезка?

Основной проблемой несоответствия адаптаций разных поколений, живущих в одно и то же астрономическое время, является несовпадение этих шкал-измерителей. Разные поколения применяют разные «маркеры», что предопределено возрастными восприятиями скорости течения социального времени, его ритмики, длительности, последовательности, направленности.

Сейчас мы можем сказать, что время – конденсированный тысячелетиями опыт взаимодействия человека с Миром. Это образ, позволяющий обращаться к числовой мере при сравнении различных циклических систем, находящихся в разных условиях. Наше собственное, личностно ощущаемое время в одних ситуациях ускоряется, в других – замедляется, пределом этого замедления является смерть [9]. Далеко не все в этом мире укладывается в привычные временные рамки, позволяющие описывать наблюдаемые явления на языке причинно-следственных связей. Популярная сейчас теория катастроф в силу механистичности вряд ли сможет объяснить природу спонтанного. Спонтанность – явление надвременное (метавремен-ное). Спонтанность процессов, происходящих в индивидуальном сознании – предмет рассуждений не одного поколения философов.

Представляется очевидным, что сегодня мы осознаем не время, а идею о нем и умеем подбирать числовую меру, соответствующую этой идее. Ритмика, последовательность, динамика социальных преобразований, происходящих как внутри социальной общности, так и в социуме, ее окружающем, могут быть определены только внутри этой общности. Определение «маркеров», шкалы измерения – заслуга некоего гипотетического «общественного» наблюдателя, роль которого, на наш взгляд, играет некое общественное представление о времени протекания («переживания») социальных процессов, базирующееся на традиционных для этой общности или генерации представлениях о том, как «должно жить» [24]. Вряд ли можно найти универсального наблюдателя, имеющего представление не только о времени, но и о не раскрывшейся нам еще идее надвременности.

Известно, что более или менее радикальное обновление ценностей и норм, переход к принципиально иным, чем прежде (или «теперь»), представлениям о должном и правильном, к новым эталонам поведения, складывание новых привычек и традиций происходят – или могут произойти – главным образом на стадии базовой социализации новых поколений людей. Она охватывает, как правило, лишь начальные этапы жизненного цикла человека (детство, отрочество и юность, молодость), тогда как в зрелом или тем более пожилом возрасте качественные изменения в социально-психологическом базисе личности случаются, скорее, как исключения. Соответственно, вступая в периоды активного участия в социальном производстве и воспроизводстве, эти новые поколения не просто замещают в общественной жизни предшествующие генерации людей, но и привносят в нее новые идеи и ценности, иногда существенно отличающиеся от тех, что служили основой бытия прежних поколений. Необходимо учитывать, что переходный период от одной общественной системы к принципиально иной, в том числе и время всеохватывающих общественнополитических перемен (подобных тем, что переживает сейчас наша страна), протекает в масштабах социального времени. Основной единицей его измерения являются не годы, но периоды жизни поколений, кратные десятилетиям. Точно так же рубежи таких перемен обозначаются не конкретными датами, но более или менее широкими временными полосами [6].

Отсюда следует, что для складывания социокультурных предпосылок принципиально нового общественно-политического устройства необходимо вступление в активную общественную жизнь по крайней мере одного нового поколения – в тех случаях, когда и те новации, которые оно привнесет в общество, в его культуру, обеспечат существенный «задел» перемен. Обычно такого рода радикальные преобразования базируются на изменениях, которые происходят в составе и структуре установок, ценностей, идеологических и поведенческих ориентиров нескольких поколений, каждое из которых вносит свою лепту в накопление критической массы предпосылок радикального обновления всего общественного строя. Это обусловлено в конечном счете сочетанием и взаимодействием разных социальноисторических факторов. Одни из них могут ускорять и облегчать его, тогда как другие – затруднять и замедлять. Однако каждый раз они происходят в генерационном масштабе времени, и их надо рассматривать, чтобы избежать как иллюзий, так и разочарований именно в этом масштабе.

Вместе с тем необходимо отметить, что происходящие сегодня социальные трансформации носят революционный характер. В нашей стране происходит нечто большее, чем смена парадигм общественного развития или «тихая» революция. «Можно принять и оценку происходящих в сфере сознания процессов как цивилизационный шок [23]. Пропагандистская замена социалистического мифа о всеобщем равенстве на миф о капитализме как обществе всеобщего благоденствия породила своеобразный посткоммунистический синдром, воплощающийся в попытках понять происходящее на основе несовместимых идеалов либерализма и коммунизма. Поэтому немалая часть общества, не привыкшая к конкуренции и плюрализму, воспринимает происходящее как нарастающий хаос и анархию». Исследователи говорят о наличии общего фона фрустрационных настроений и социальной напряженности во всех странах экс-социалистического лагеря [27].

Подобного рода динамика социальных изменений типична для открытых социальных систем, способных усваивать как внутренние, так и внешние воздействия. Интенсивный обмен информацией, крайне неустойчивые, нелинейные отношения, со- стояние постоянной изменчивости – типичные характеристики социума, находящегося в состоянии неравновесности, причем не-равновесности, ведущей не только к порядку и беспорядку, но открывающей также возможность для возникновения уникальных событий, ибо спектр возможных способов существования объектов в этом случае значительно расширяется в сравнении с образом равновесного мира [13].

Необходимо признать, что переживаемые нами времена, нередко воспринимаемые как хаос, анархия и неопределенность, есть определенный этап единого организационного процесса, когда в разнообразии тенденций создается «банк» возможностей и перспектив развивающегося социума. Открытое противостояние, конфликт – знак внутреннего динамизма. Хаос, сопровождающий такой социальный рост, есть условие рождения нового социального порядка [14].

Самоорганизация современной социальной структуры осуществляется при адаптации новой генерации в принципиально иных условиях, нежели в условиях «вхождения в жизнь» «старой генерации». Современному молодому поколению пришлось проходить социализацию в условиях отторжения поколением «отцов» морали «дедов». На смену революционным романтикам, «умеющим разрушать», пришло поколение «строителей коммунизма», которых в свою очередь сменяет поколение прагматичных бизнесменов, «умеющих жить» [11].

Не имея возможности подробно остановиться на всех проблемах адаптации молодежи в условиях социальной аномии, обратимся лишь к одной из наиболее важных социализационных составляющих, а именно молодежной культуре.

В современных условиях чрезвычайной подвижности всех социальных процессов в российском обществе культуру молодежи следует рассматривать в нескольких плоскостях, равно обусловливающих уровень и направленность культурной самореализации, которая понимается нами как содержательная сторона культурной деятельности молодого человека, воплощение в предметных действиях мотивов, потребностей, умений культурного характера [3]. Системный кризис, переоценка традиционных ценностей, конкуренция на уровне массового сознания советских, национальных и так называемых западных ценностей не могли не привести общество в состояние «социальной аномии и фрустрации, которое непосредственным образом повлияло на ценностный мир молодежи, крайне противоречивый и хаотичный. Поиск своего пути в новых социальноэкономических условиях, ориентация на ускоренное статусное продвижение и в то же время прогрессирующая социальная неадап-тированность – все это обусловило специфический характер культурной самореализации молодого человека [17]. Помимо постепенного скатывания от нормативных некогда эталонов культурного наследия к усредненным образцам денационализированной массовой культуры, ухода гуманитарного воспитания в сторону рекреативно-развлекательной самореализации, специфических возрастных особенностей молодежи, выраженных в особом эмоционально чувственном восприятии действительности, необходимо отметить некий субкультурный феномен, отчетливо проявляющийся во все времена и у всех народов. «Под молодежной субкультурой понимается культура определенного молодого поколения, обладающего общностью стиля поведения, групповых стереотипов и самореализации» [16].

Как специфическое явление молодежная культура возникает также в связи с тем, что физиологическая акселерация молодых людей сопровождается резким возрастанием длительности периода их социализации (порой до 30 лет), что вызвано необходимостью увеличения времени на образование и профессиональную подготовку, соответствующую требованиям современной эпохи. Сегодня юноша рано перестает быть ребенком по психофизиологическому развитию, но по социальному статусу он еще долгое время не принадлежит миру взрослых. Юношеский возраст – время, когда экономическая активность и самостоятельность еще не достигнуты в полном объеме [2].

В смысле насыщения знаниями человек созревает гораздо быстрее, чем раньше, но в смысле положения в обществе, возможности сказать свое слово зрелость его отодвигается. «Молодежь» как феномен и категория, рожденная индустриальным обществом, характеризуется психологической зрелостью при отсутствии весомого участия в институтах взрослых [8].

Сегодня адаптация новой генерации характеризуется, скорее, не столько усвоением навыков и традиций предшествующих по- колений, сколько созданием принципиально иных условий социальной жизни. Как показывают данные социологических исследований, чем масштабнее социальные преобразования, тем сильнее тенденция к образованию неформальных молодежных групп, продуцированию ими субкультур и тем вероятнее конфликт поколений, когда «дети» отрицают всякие авторитеты [26]. Семья в такие эпохи частично или полностью утрачивает функцию как инстанция социализации личности, поскольку темпы изменений социальной жизни приводят к тому, что условия и образ жизни, верования и ценности, нормы поведения и знания тех, кто проходил социализацию 20–30 лет назад (родители), и молодежи настолько различны, что уже сами по себе несут потенциальные возможности конфликта [22]. Кроме того, с возрастом уменьшаются способности к адаптации, новое не принимается и не усваивается взрослыми так быстро, как молодежью. Поэтому для старших характерно постоянное отставание от бурного темпа жизни, приводящее к тому, что в зрелом возрасте человек как бы возвращается к привычкам, позициям и убеждениям, сложившимся в молодые годы. Это порождает историческое несоответствие старшего поколения изменившимся задачам нового времени. Чем быстрее темп социальных изменений, чем они радикальнее и масштабнее, тем глубже эти различия.

Необходимо отметить, что выбор социокультурного идеала – тяжелейшая работа ума и души. Отнюдь не все люди оказываются способными проделать эту работу и найти свой, а не предначертанный кем-то или чем-то путь. Отсюда и стремление к объединениям (особенно у молодежи), которое заметил в свое время М. Вебер, конформизм, о котором так много сказано в социологии и философии. Легче присоединиться к какой-то группе и существовать по ее правилам и идеалам, чем самому определяться, выбирать, брать на себя ответственность. Возникает ситуация, которую Э. Фромм охарактеризовал как «бегство от свободы» [28]. «Свобода принесла человеку независимость и рациональность его существования, но в то же время изолировала его, побудила в нем чувство бессилия и тревоги. Эта изоляция непереносима, и человек оказывается перед выбором: либо избавиться от свободы с помощью новой зависимости, нового подчинения, либо дорасти до полной реализации позитив- ной свободы, основанной на неповторимости и индивидуальности каждого». Очевидно, не потеря свободы, а ее обретение, демократизация общества явились истинной причиной духовного и нравственного кризиса огромного числа людей. «Обретение» свободы для многих индивидов ассоциировалось с потерей прежних традиционных жизненных качеств, свобода стала ассоциироваться с вседозволенностью, деструктивными процессами, хаосом социальной жизни. Будучи не в состоянии самоорганизоваться, адаптироваться к новым условиям, не только отдельные индивиды, но и целые социальные общности мечтают вернуться к прежнему, «пусть тоталитарному, но упорядоченному общественному строю». Такой высокой ценой платит личность за обретение ново- го качества. Это новое качество формируется, видимо, на протяжении жизни многих поколений. Назовем его условно «работой души», или нонконформизмом, способностью выбирать свой путь и смысл и брать ответственность за его выбор на себя [21].

Именно от того, удастся или нет индивиду выбрать подходящий нравственный ориентир-идеал, зависит возможность и степень адаптированности личности в новых условиях. В случае рассогласования, несовпадения между институционализированным и личным идеалом или же невозможности достичь определяемых культурой целей нормальными, законными, установленными обществом средствами возникает глубокий духовный кризис личности.

Список литературы Социально-философские аспекты адаптации в аномическом обществе

  • Арсентьев Н. М. Проблема модернизации России в контексте цивилизационного и геополитического выбора/Н. М. Арсентьев, Д. В. Доленко//Гуманитарий: актуальные проблемы гуманитарной науки и образования. -2010. -№ 2. -С. 6-13
  • Белов Г. Эволюция нормативной политической системы современного российского общества/Г. Белов//Общественные науки и современность. -1996. -№ 1. -С. 45-54
  • Бобахо В. А. Современные тенденции молодежной культуры: конфликт или преемственность поколений?/В. А. Бобахо, С. И. Левикова//Общественные науки и современность. -1996. -№ 3. -С. 56-65
  • Василькова В. В. Самоорганизация в социальной жизни/В. В. Василькова//Социально-политический журнал. -№ 8. -1993. -С. 22-28
  • Гершензон М. О. Творческое самосознание/М. О. Гершензон. -М., 1990. -С. 126
  • Гордон Л. А. Современные общественно-политические преобразования в масштабе социального времени/Л. А. Гордон, Э. В. Клопов//Социс. -1998. -№ 1. -С. 12
  • Дмитриев А. В. Конфликт на российском распутье/А. В. Дмитриев//Социс. -№ 9. -1993. -С. 3
  • Завражин С. А. Новое поколение на периферии: конформисты или девианты?/С. А. Завражин, К. В. Хартанович//Социс. -1993. -№ 8
  • Иванов В. Н. Девиантное поведение: причины и масштабы/В. Н. Иванов//Социально-политический журнал. -1995. -№ 2. -С. 49
  • Камю А. Бунтующий человек/А. Камю. -М., 1990. -С. 126-129
  • Климов В. А. Любищев и проблемы органической формы/В. А. Климов//Человек. -1991. -№ 2. -С. 31
  • Крапивенский С. Э. Социокультурная детерминанта исторического процесса/С. Э. Крапивенский//Общественные науки и современность. -1997. -№ 4. -С. 134-142
  • Левич А. П. Научное постижение времени/А. П. Левич//Вопросы философии. -1993. -№ 4. -С. 117
  • Лосев А. Мера/А. Лосев//Философская энциклопедия. -Т. 3. -1964. -С. 389-394
  • Моисеев Н. Н. Современный антропогенез и цивилизационные разломы. Эколого-политологический анализ/Н. Н. Моисеев//Вопросы философии. -1995. -№ 1. -С. 7
  • Налимов В. В. Спонтанность сознания. Вероятностная теория смыслов и смысловая архитектоника личности/В. В. Налимов. -М.: Прометей, 1989. -С. 287
  • Налимов В. В. Вездесуще ли сознание?/В. В. Налимов//Человек. -1991. -№ 6. -С. 17
  • Ортега-и-Гассет Х. Человек в ХV веке/Х. Ортега-и-Гассет//Человек. -1992. -№ 3. -С. 30
  • Пантич Д. Конфликты ценностей в странах транзиции/Д. Пантич//Социс. -1997. -№ 6. -С. 24-36
  • Пригожин А. И. Философия нестабильности/А. И. Пригожин//Вопросы философии. -1991. -№ 6. -С. 46-52
  • Рорти Р. Случайность, ирония и солидарность/Р. Рорти. -М.: Русское феноменологическое общество, 1996. -С. 8
  • Рукавишников В. О. Социология переходного периода/В. О. Рукавишников//Социс. -1994. -№ 8, 9. -С. 19
  • Рывкина Р. В. Возрастные различия в оценках будущего России/Р. В. Рывкина, Ю. А. Симагин//Социологический журнал. -1996. -№ 3-4
  • Словарь современной социологии. -М., 1993. -С. 20
  • Сомкин А. А. Целостная личность и современный социум: единство и оппозиционность/А. А. Сомкин/автореф. дисс. на соиск. уч. степ. док. философ. наук. -Саранск: Изд-во Мордов. гос. ун-та, 2011. -42 с.
  • Социология молодежи/Под ред. В. Т. Лисовского. -М., 1995. -Кн. 3. -С. 30
  • Тоффлер О. Столкновение с будущим/О. Тоффлер//Иностранная литература. -1972. -№ 3. -С. 218-249
  • Фромм Э. Бегство от свободы/Э. Фромм. -М.: Прогресс, 1995. -С. 8
Еще
Статья научная