Социально-экономические исследования и политические аспекты развития северного региона (к столетию Республики Коми)

Статья подготовлена в связи со столетием Республики Коми и посвящена экономическим учениям и политическим доктринам, повлиявшим на развитие республики в составе Российского государства. Автор попытался ответить на вопрос, в какой мере известные экономические теории и политика российских правительств оказывали влияние на жизнь и хозяйство северной периферии в периоды радикальных преобразований и эволюционного развития. Исторический подход к поиску ответа на данный вопрос позволил увидеть в прошлом некоторые аналоги с настоящим временем и тем самым актуализировать проблематику политических и экономических отношений по линии «центр – регион».

Цель исследования – показать необходимость специальной аналитической работы по поводу соответствия (или несоответствия) между практикой экономических преобразований и теориями общественного развития.

При написании статьи, кроме литературных источников, использовались годичные отчеты Российской академии наук и Института социально-экономических и энергетических проблем Севера ФИЦ Коми НЦ УрО РАН.

Научное обоснование развития экономики России: дореволюционный опыт и революционная альтернатива

Дореволюционный опыт

Передовая русская экономическая мысль конца XIX – начала XX века была сосредоточена в основном на теории социального реформирования, проблемах преобразования сельского хозяйства и развития промышленности с обоснованием возможности выхода России на передовые рубежи мировой экономики. Реализация идей, сочетающих общественное, аграрное и индустриальное развитие, считалась возможной при различных вариантах политикоэкономических преобразований: 1) без изменения основ реформируемого строя; 2) с по- степенным изменением основ; 3) с быстрым их преобразованием революционным путем. Многие российские авторы социальных и экономических теорий исходили из учения К. Маркса, а некоторые соглашались с ним в части, касающейся объективных закономерностей смены капиталистического общества социалистическим [1]. Известные же в мировом научном сообществе экономисты-исследователи придерживались позиции, кратко сформулированной П.Б. Струве: «Чтобы выйти из нашего экономического убожества … Россия из бедной капиталистической страны должна стать богатой капиталистической же страной» [2, c. 250]. Из практиков-экономистов, обладающих научным мышлением, такие взгляды разделяли Н.К. Бунге, С.Ю. Витте и П.А. Столыпин.

Идеи социальных перемен в аграрной области нашли более полное отражение в трудах А.В. Чаянова, полагавшего, что крестьянское трудовое хозяйство может стать устойчивым и многократно усилиться благодаря кооперации по ряду видов экономической деятельности (приобретение технических средств, сбыт продукции, агрономические и ветеринарные услуги, содержание общинных угодий и средств производства коллективного пользования и др.). Мелиорационные и землеустроительные мероприятия, организация социальных фондов – функции государства. Земля, по мнению А.В. Чаянова, должна быть национализирована и передана в пользование крестьянским хозяйствам и сельским общинам на условии прогрессивного налогообложения [3].

В качестве предмета многих исследований выступало промышленное и транспортное развитие, но в первую очередь следует отметить заслуги Д.И. Менделеева. Он внес существенный вклад в научное обоснование развития и размещения производительных сил, включая такие отрасли народного хозяйства, как нефтяная, каменноугольная, железорудная, аргументи- ровал идею газификации углей, предложил постройку Волго-Донского канала, установил торгово-промышленное значение северо-восточной границы Азии и Европы, рекомендовал осваивать Северный морской путь и Арктику, орошать земли Нижнего Поволжья, развивать речное судоходство и железнодорожный транспорт, обосновал условия таможенного тарифа и защиты русской промышленности, ставил вопрос о том, чтобы догнать и даже перегнать развитые капиталистические страны [4].

Сельское хозяйство во взаимосвязи с промышленностью по состоянию второй половины XIX века основательно изучил В.И. Ленин. Он убедительно показал ошибочность взглядов экономистов-народников на ограниченные возможности российского промышленного капитализма и преимущества сельско-общинного строя экономики. На основе научного анализа земской статистики, фабрично-заводских переписей и многочисленных литературных источников доказал, что в России наблюдаются общественное разделение труда, рост товарного производства, социальное расслоение крестьянства и формирование рабочего класса, специализация регионов и межрегиональный обмен, т. е. процессы, вполне достаточные для развития внутреннего рынка с расширенным общественным воспроизводством. В.И. Ленин, в частности, говорил о том, что экономико-географическое районирование и одновременное углубление статистических методов анализа массовых социально-экономических процессов есть правильный путь выявления устойчивых тенденций в развитии капиталистических отношений в России [5].

Во время Первой мировой войны (1914– 1918 гг.) в 1915 году при Российской академии наук (РАН) была сформирована Комиссия по изучению естественных производительных сил России (КЕПС) под председательством академика В.И. Вернадского. В обоснование ее создания легли достижения в области не только естественных, но и общественных наук, а также результаты комплексных географо-статистических характеристик России, выполненных под руководством П.П. Семенова-Тян-Шанского. Комиссия объединяла усилия работников науки многих специальностей, с тем чтобы оценить природно-ресурсный потенциал страны, разработать мероприятия с участием РАН в хо- зяйственном и культурном строительстве. Была сформулирована концепция размещения научно-исследовательских институтов в регионах России.

Современные аналитики русской экономической мысли отмечают некоторые общие черты ее наиболее ярких представителей: этически-моральные начала научного объяснения хозяйственной деятельности, патриотизм и желание оказать помощь Отечеству, использование западных учений, существенно трансформированных с учетом российской специфики [6].

Революционная альтернатива

Первая мировая война и ее разорительные последствия усилили позиции радикального крыла социалистов, что нашло отражение в работе В.И. Ленина «Государство и революция» (трактовка государства как диктатуры: либо буржуазной, либо рабочего класса) [7]. Ведущие политические партии (социал-демократы, социалисты-революционеры, конституционные демократы и др.) проигнорировали тезис Г.В. Плеханова о том, что Россия не готова к радикальным политическим преобразованиям, а потому призывы к социалистической революции означают разрыв с марксизмом, переход на позиции анархистов, непонимание реальных условий экономического развития страны [8].

У советского правительства в 1917–1924 гг. обнаруживается удивительное раздвоение при оценке и использовании достижений русской экономической мысли. Один вектор понимания прогрессивного движения России, действительно, был связан с идеями научного социализма и выражен в совершенно приемлемых для большей части населения политических актах (декрет о мире, декрет о земле; декрет об учреждении государственной комис сии по просвещению ; декрет о свободе совести, церковных и религиозных обществах; основной закон о социализации земли; декларация прав народов России, декларация трудящегося и эксплуатируемого народа и т. п.), другой отражал исключительно идеи государственной диктатуры и «военного коммунизма», якобы не противоречащие демократии (декрет о роспуске Учредительного собрания; ряд документов об установлении государственной монополии в сфере политики и социальной деятельности; декрет о революционных трибуналах и т. п.).

Та часть программных документов по строительству социализма, которая касалась производительных сил, в основном соответствовала историческому ходу научно-технического прогресса. Предполагалось использовать преимущества обобществленной крупной промышленности, транспортной и энергетической систем в деле формирования эффективных производственных комплексов. В.И. Ленин в «Наброске плана научно-технических работ» (апрель 1918 г.) рекомендовал Высшему совету народного хозяйства дать поручение Академии наук, начавшей систематическое изучение и обследование естественных производительных сил России, образовать ряд комиссий из специалистов для возможно более быстрого составления плана реорганизации промышленности и экономического подъема страны. В этот план, по мнению В.И. Ленина, должны входить «рациональное размещение промышленности в России с точки зрения близости сырья и возможности наименьшей потери труда при переходе от обработки сырья ко всем последовательным стадиям обработки полуфабрикатов вплоть до получения готового продукта; рациональное, с точки зрения новейшей наиболее крупной промышленности и особенно трестов, слияние и сосредоточение производства в немногих крупнейших предприятиях; наибольшее обеспечение теперешней Российской Советской республике (без Украины и без занятых немцами областей) возможности самостоятельно снабдить себя всеми главнейшими видами сырья и промышленности» [9, с. 228].

Особое внимание обращалось на электрификацию промышленности и транспорта и применение электричества в земледелии, на использование не первоклассных сортов топлива (торф, уголь худших сортов) для получения электрической энергии с наименьшими затратами на добычу и перевоз горючего, на применение водных сил и ветряных двигателей в земледелии.

Перечисленные задания в области научнотехнических работ были конкретизированы в Государственном плане электрификации России (Плане ГОЭЛРО – 1920 г.). Принятый в нем порайонный принцип организации народного хозяйства в виде производственных комплексов, формирующихся вокруг крупных государственных электрических станций, лег в основу новой (конструктивной) экономической географии России как в ее теоретической части, так и с точки зрения практического размещения промышленности. Комиссия ГОЭЛРО подготовила базу для создания государственного органа по систематическому перспективному планированию. В феврале 1921 г. была организована Государственная плановая комиссия (Госплан).

Н.Д. Кондратьев положил начало теории прогнозирования общественного развития с научным обоснованием его генеральных ориентиров. Он провел статистическое исследование больших (длительных) циклов и показал взаимосвязь экономических колебаний различной продолжительности, связанных с обновлением долговременных элементов основного капитала (производственных сооружений, транспортной, энергетической и другой инфраструктуры), с крупными изменениями в технической базе, созданием новых источников энергии, новых видов сырья, с разработкой принципиально новых технологий [10]. Были и другие научные достижения, соответствующие идеям плановой организации хозяйственной деятельности (методика экономической и социальной статистики, составление продуктовых и межотраслевых балансов, математическое моделирование состояния и перспектив развития национальной экономики и др.).

Второй вектор управления экономикой советской России можно обозначить как «круто политизированный». Он формировался по принципу «цель оправдывает средства». При этом целеполагание было преимущественно политическим: удержание и укрепление власти большевиков, создание трудовых коммун как производственных и общественных организаций, симуляция обострения классовой борьбы, уничтожение всего, что порождает капиталистические отношения. Может показаться, что это обусловлено исключительно противостоянием белого и красного террора, Гражданской войной, голодом и слабостью демократического государства в решении проблем военной экономики. Но на самом деле, как бы в обход ранее созданных теорий социальных преобразований, целенаправленно начала выстраиваться модель вертикали автократической власти, соответствующая «азиатскому способу производства». Некоторые зарубежные и отечественные аналитики обозначили ее как восточный деспотизм, которому свойственны отсутствие частной собственности, отмена рыночной конкуренции, абсолютная власть государственной бюрократии [11; 12].

Нельзя отрицать влияния чрезвычайных обстоятельств на выбор советским правительством явно не демократического управления. Однако именно принципы «военного коммунизма» соответствовали представлениям верховного руководства России о социалистическом обществе (отсутствие частной собственности на средства производства, ликвидация товарно-денежных отношений, уравнительное распределение материальных благ). Кстати, В.И. Ленин народное хозяйство страны стал трактовать в виде единой фабрики, а отдельные районы – как ее цехи, причем это еще не крайний случай экономической мысли о социалистическом строительстве. Идеи и принципы «военного коммунизма» определяли суть генеральной линии партии; новая экономическая политика (НЭП) была лишь временным отступлением от нее (просуществовала в СССР с 1921 по 1929 год).

Сложились условия, когда политика предопределяла содержание экономической науки. Если кто-то не оправдывал выбранный курс строительства «социализма» и показывал реальную картину общественной жизни, выявлял процессы, не соответствующие политическим директивам, то он подвергал свою жизнь смертельной опасности. Так, А.В. Чаянов в 1937 г. и Н.Д. Кондратьев в 1938 г. были расстреляны. Первый – за уважительное отношение к крестьянству, его свободе, в том числе в выборе форм сельской кооперации; второй – не за теорию больших циклов как прогрессивную технологическую последовательность, а за их социальную интерпретацию, не совпадающую с «теорией» перехода от социализма к коммунизму.

Совместить два указанных вектора строительства социалистической экономики с помощью науки невозможно, поэтому политические и социальные аспекты коллективизации, индустриализации, культурной революции, продвижения производительных сил на Восток и Север за рамками официальных трактовок не рассматривались.

Проекция русской экономической мыли и революционных доктрин на северную периферию

В.И. Ленин в работе «О продовольственном налоге…» (апрель 1921 г.) писал: «Посмотрите на карту РСФСР. К северу от Вологды, к юго-востоку от Ростова-на-Дону и от Саратова, к югу от Оренбурга и от Омска, к северу от Томска идут необъятнейшие пространства, на которых уместились бы десятки громадных культурных государств. И на всех этих пространствах царит патриархальщина, полудикость и самая настоящая дикость. А в крестьянских захолустьях всей остальной России? Везде, где десятки верст проселка – вернее: десятки верст бездорожья – отделяют деревню от железных дорог, то есть от материальной связи с культурой, с капитализмом, с крупной промышленностью, с большим городом. Разве не преобладает везде в этих местах тоже патриархальщина, обломовщина, полудикость?» [13, с. 228].

Мы привели данную цитату с тем, чтобы сначала частично с ней не согласиться. Что касается экономической отсталости, то действительность именно такова, как она отражена В.И. Лениным. Но «дикость и полудикость» – характеристика самих людей, живущих на окраинах Российской империи, и данная характеристика не соответствовала действительности. Например, коми и поморы по уровню грамотности превосходили средние по стране показатели; они не уступали и в уровне организованности крестьянских хозяйств и отхожих промыслов1. Поморы дали стране М.В. Ломоносова, а Коми – П.А. Сорокина.

Образованные люди в Коми знали о социально-экономической науке и ее достижениях. Это знание формировалось во время обучения в Москве, Петрограде и других городах центральной России, в ходе общения со ссыльными революционерами. Экономическая наука проникала в Коми вместе с организаторами экспедиций по сбору статистических и других сведений с целью оценить возможности колонизации новых земель и подключить природные ресурсы к национальной экономике.

Так, за период 1901–1914 гг. было организовано 11 государственных экспедиций. В некоторых из них активно участвовали коми общественные деятели В.Ф. Попов и К.Ф. Жаков, которые к тому же организовали научные стационарные статистические наблюдения. Они весьма грамотно подошли к оценке политики П.А. Столыпина на переселение (колонизацию) крестьян центральной России в Сибирь и на Север. «К.Ф. Жаков пришел к выводу о невозможности широкой колонизации Коми края, так как это приведет к истреблению лесов, исчезновению рыбы, зверей, дичи, общему упадку края, а свободных для колонизации земель он не видел. К.Ф. Жаков и В.Ф. Попов выступили против выделения угодий для переселенцев, отстаивали целесообразность проведения землеустройства местного старожильческого населения, выделения им бесплатно пахотной земли и других угодий» [14, с. 164].

Местные ячейки социал-демократов, эсеров, кадетов подкрепляли пропаганду своих политических убеждений определенными социальными трудами и установками политических лидеров. Однако после революции 1917 года такое разнообразие было заменено политической монополией партии большевиков и соответствующими ее идеям формами организации советской власти.

Цитату о захолустных просторах мы привели еще и потому, чтобы напомнить читателю ленинскую оценку экономических укладов России начала XX века. В.И. Ленин в 1921 г. писал: «…каковы же именно элементы различных общественно-экономических укладов, имеющиеся налицо в России. А в этом весь гвоздь вопроса. Перечислим эти элементы: 1) патриархальное, т. е. в значительной степени натуральное, крестьянское хозяйство; 2) мелкое товарное производство (сюда относится большинство крестьян из тех, кто продает хлеб); 3) частнохозяйственный капитализм; 4) государственный капитализм; 5) социализм» [13, с. 207].

В отдельных регионах России перечисленные элементы были представлены по-разному. На Севере преобладало натуральное и мелкотоварное крестьянское хозяйство, местами – частнохозяйственный капитализм, а потому социальные преобразования должны были бы опираться прежде всего на теорию А.В. Чаянова и некоторых других экономистов-аграрников, включая и В.И. Ленина (если иметь в виду вышеупомянутые его работы «Развитие капитализма в России» и «О продовольственном налоге»). Идеи сплошной коллективизации здесь не соответствовали реальному положению дел в аграрной сфере2. Природа крестьянского трудового хозяйства и семейно-трудовая теория были исключены из поля зрения советского правительства как возможный социально справедливый и экономически эффективный источник социалистического накопления.

Хозяйство Коми автономной области в составе Российской Федерации, а затем и СССР, в 1920–1930-х гг. рассматривалось в рамках теоретического представления о первоначальном социалистическом накоплении, сначала за счет доходов от внешнеторговой деятельности, а затем – путем неэквивалентного включения природных ресурсов окраинных территорий в обрабатывающую промышленность страны. Европейский Север стал золотовалютным цехом, поставляя через Архангельский порт круглый лес за границу. Правительство России получало за это золото и иностранную валюту. В Плане ГОЭЛРО Европейский Север рассматривался в качестве резерва, потенциальные возможности которого предстояло основательно изучить. Одним из наиболее ярких примеров научно-организационной работы по комплексному изучению северных территорий является экспедиция в Коми область под руководством академика А.П. Карпинского, президента АН СССР («Печорская бригада», 1933 г.).

В настоящее время имеется полный обзор итогов работы «Печорской бригады», позволяющий понять объем, характер и результаты ее деятельности. Имеется в виду монография М.П. Рощевского, Л.П. Рощевской и А.А. Бровиной, которая не только представляет историческую ценность для самой науки и Российской академии наук (отмечающей в 2024 г. 300-летие), но и является источником для понимания взаимной связи между социальноэкономическими теориями и политической практикой [15]. В данном произведении четко прослеживается затронутая нами тема двойного вектора социальных преобразований в России (СССР) в первой половине XX века: научно обоснованное развитие и размещение производительных сил и лишенное какой-либо научной основы (кроме теории «азиатского способа производства») формирование социального строя с элементами политического угнетения.

С одной стороны, природно-ресурсный потенциал Ухто-Печерского края исследовался по всем правилам науки, присутствовало стремление найти экономически и социально приемлемый путь его использования на благо народа; с другой – даже сами условия, в которых работала бригада, не говоря уже о практическом опыте освоения минеральных ресурсов, который она изучала в Чибью, Водном промысле, Яреге, Воркуте и других местах, характеризуются в ее отчетных документах словами ОГПУ, ГУЛАГ, политзаключенные, спецпереселенцы, бараки, надзор и т. д.

Научная ориентация Севера на выборочное освоение ресурсов (строительство только тех предприятий, которые вызваны народнохозяйственной необходимостью и не могут быть построены в других районах; создание очаговой северной индустрии с высокой механизацией и сокращением затрат живого труда) на практике не использовалась именно из-за наличия дешевого подневольного труда.

Научное сопровождение административноплановой экономики

Мобилизационная экономика

Книга председателя Госплана СССР (1938– 1949 гг.) академика Н.А. Вознесенского «Военная экономика СССР в период Отечественной войны» [16] отражает величайший подвиг со- ветских людей в победе над фашизмом, прежде всего за счет мобилизации высоких человеческих качеств и готовности к жертвам ради спасения Родины, родных и близких. Трудно судить, сформировалась ли такого рода человеческая натура вопреки экономическому диктату «военного коммунизма», но, безусловно, важную роль сыграла историческая память об истоках Отечества и примерах героической его защиты.

Обратим внимание, что в указанной книге речь идет об экономике в период войны. При этом Н.А. Вознесенский полагал, что военная экономика может присутствовать и в мирное время, когда задачи создания оборонного комплекса и других условий национальной безопасности становятся первостепенными. Примечательно, что военная экономика выстраивалась по определенным правилам расширенного общественного воспроизводства с использованием балансов народного хозяйства и, что особо важно для экономической географии, именно она реализовала политическую доктрину значительного и в короткие сроки сдвига производительных сил на Восток.

В итоге можно сказать, что военная экономика укрепила свойственное всему советскому периоду мобилизационное мышление с политической и патриотической окраской преодоления трудностей, неизбежности долготерпения, оголения сельской местности центральной России, а главное, убеждение в том, что такой способ организации экономики и «артельно-барачного» уклада жизни отражает преимущество социализма над капитализмом.

С научной точки зрения мобилизационная экономика может трактоваться как способ решения сложных народнохозяйственных задач. Она стимулирует разработку методов системного анализа и составление программ повышенной сложности. Примером тому служит работа академических комиссий по мобилизации ресурсов на нужды обороны [17]. Особо отметим деятельность комиссии по Уралу, Западной Сибири и Казахстану. Программы и проекты комиссии, согласованные между собой по срокам исполнения, материальнотехническому и финансовому обеспечению, реализовывались по правилам научно обосно- ванного программного управления3. К такому высокому уровню разработки и реализации народнохозяйственных программ в мирное время приблизилась, пожалуй, лишь программа освоения нефти и газа в Западной Сибири.

Экономическая наука и социалистическое планирование

Самое общее понимание планирования – выбор цели и методов ее достижения. Исходя из многочисленных научных трудов по экономическому планированию и личного опыта разработки концепций территориального планирования отметим, что этот вид деятельности имманентно присущ человеку и социальным системам; он полезен не столько предсказанием будущего, сколько выстраиванием цепочки логических умозаключений по поводу прогресса и возникающих на его пути проблем.

Первоначально проблема фиксируется в явном виде (например, как лучше раскроить фанеру, чтобы получить нужные заготовки с наименьшими отходами). Затем она усложняется вопросами рационального использования оборудования, рабочего времени, замены одних ресурсов другими. Так возникла теория оптимального планирования применительно к предприятиям и комбинатам [18].

Содержание же государственного планирования зависит от понимания сути самого государства, его общественных функций. Теоретики социалистического планирования исходили из сложившегося в СССР стереотипа государства как всеобъемлющего органа общественного управления (управления не делами общего предназначения, а обществом в целом) [19]. Если, например, в США и западных странах экономическая наука разработку межотраслевых балансов трактовала как метод уяснения производственных и финансовых пропорций, для того чтобы правильно определить вектор развития экономики, то в СССР, где данное направление научных исследований достигло мирового уровня, межотраслевой баланс с практической точки зрения рассматривался как сам план или, во всяком случае, в виде его каркаса.

Политико-экономическая трактовка планирования подчеркивала преимущества социализма: отсутствие экономических кризисов, расточительной конкуренции, противоречий между общественным характером производства и частным способом присвоения. Но вместе с тем начиная с 1970-х гг. стали все более заметными признаки отставания СССР от развитых стран по уровню производительности труда и качеству жизни населения. Те экономисты-исследователи, которые были ориентированы не на оправдательную политическую экономию, а на поиск путей обновления хозяйственного механизма, пришли к выводу о возрастающем значении экономической самостоятельности предприятий и регионов, хозяйственного расчета, экономического стимулирования труда [20–24].

Интересен тот факт, что первыми об этом начали писать авторы экономико-математического направления, которые знали о возможностях вычислительной техники рассчитать плановые задания «от самолета до гвоздя», но тем не менее констатировали, что социалистическая экономика должна функционировать на основе товарно-денежных отношений. Такая позиция в какой-то мере соответствовала настроенности на реформы председателя правительства СССР А.Н. Косыгина.

Взгляды многих географов-экономистов стали смещаться от жестко заданных планами ресурсных и энерго-технологических факторов размещения производства в сторону анализа относительно свободных (вариантных) условий формирования территориальных общественных систем [25–27]. Актуализация социальных, культурных и этнических аспектов жизнедеятельности усилила естественно-исторический подход к объяснению процессов расселения населения в противовес политике его волевого переселения. Это смещение обусловлено и тем, что экономико-географическое подкрепление «территориального разреза» социалистического планирования не находило должного отклика в управленческих структурах или исполнялось в утрированной форме, как это произошло с организацией совнархозов или разделением территорий на зоны деятельности промышленных и сельскохозяйственных обкомов КПСС.

Надежда на правильное понимание роли социально-экономической географии в планировании и управлении промелькнула с включением в материалы партийных съездов информации о территориально-производственных комплексах (ТПК). Однако радость оказалась преждевременной: 12–15 выбранных ТПК не соответствовали указанным принципам и учению; они в большей мере воплощали смысл мобилизационной экономики, когда потребовались новые точки роста для спасения затухающей индустрии. Ситуацию выправила теория программно-целевых ТПК, показавшая способы реализации крупных инвестиционных проектов в увязке с природными и социальными условиями районов сосредоточенного строительства [28].

Научное сопровождение административноплановой экономики в Республике Коми

С начала 1950-х гг. трансляция советской научно-экономической мысли в Республику Коми стала осуществляться через Коми филиал АН СССР в Сыктывкаре, имеющий в своем составе и отдел экономики. Затем такого рода трансляция дополнилась углубленными исследованиями экономической эффективности хозяйственных мероприятий. При этом стала критически рассматриваться практика северной социально-экономической политики.

Экономическое мышление, совмещенное с географическим и экологическим, «подска- зывало» ориентировку на ограниченные возможности освоения природных ресурсов вопреки политическим требованиям роста производства любой ценой; на возможность формирования территориально-производственных комплексов на Севере и в Арктике, но только в качестве локальных систем с развитым межрегиональным товарным обменом. Тимано-Печорский ТПК, создаваемый по логике министерского самообеспечения, стал в итоге лишь дополнительной строкой пятилетних планов, потеряв сущность территориального комплексирования. Экономисты и географы обратили внимание политического руководства страны на то, что продвижение промышленности в северные широты требует специальной научно-технической подготовки и опережающего развития производственной и социальной инфраструктуры, иначе опять возникает жертвенная экономика со значительным использованием подневольного труда [29; 30].

Экономическая оценка северных условий в обосновании пятилетних планов проводилась с большими погрешностями. Так, сметная стоимость строящихся в республике объектов, по сравнению с аналогичными в Московской области, нормативно увеличивалась в 1,34 раза. Экспертная же оценка с научно обоснованным подходом к анализу природных и экономикогеографических условий показала, что такое удорожание составляет по отдельным территориям республики от 1,43 до 2,25 раза [31]. На практике это несоответствие проявлялось в дефиците финансовых ресурсов к концу пятилетки и наличии больших объемов незавершенного строительства.

Однако парадокс заключался в том, что именно несоблюдение сбалансированности в рамках общего планирования национальной экономики в 1960–1980 гг. привело к небывалому ранее росту экономики Республики Коми. Правда, экономическая оценка истощения природно-ресурсного капитала в то время еще не давалась, а такие статистические показатели, как совокупный общественный продукт, валовой национальный доход, номинальная величина денежных доходов и др., не отражали реалии регионального развития.

Экономическая наука и революционное реформирование

На подходе к реформам

В конце 1980-х гг. в экономической науке России произошли значительные изменения, которые оцениваются как революционные [32]. Действительно, в то время экономическая наука заложила теоретические основы новых отношений по поводу собственности, институционализма, системы оптимального функционирования экономики, структурных пропорций общественного воспроизводства, экономической мотивации производительного труда, социальных приоритетов в системе планирования.

Если перефразировать приведенное ранее высказывание П.Б. Струве, то можно образно сформулировать основное кредо российской экономической мысли конца 1980-х гг.: «Чтобы выйти из нашего экономического убожества … Россия из бедной социалистической страны должна стать богатой социалистической же страной».

Вместе с тем указанные достижения экономической науки России следовало бы дополнить исследованиями по теории и методологии реформирования как специфического управленческого процесса. Но такие исследования не были организованы должным образом. Съезд народных депутатов СССР, как высший орган государственной власти ( 1989 –1991 гг.), не получил от общественных наук знание о порядке проведения реформ. Трудно сказать, помогло бы оно поступательному развитию экономики нашей страны или нет, поскольку последовавшее ее реформирование не нуждалось в научных знаниях.

Революционное реформирование

Термин «ревореформы» в экономическую науку ввели В.Н. Лексин и Н.А. Швецов; они же пришли к выводу о том, что проводимые в РФ в 1990-х гг. преобразования экономики с научной точки зрения реформами не являются [33]. Если экономические преобразования, предполагавшие хозрасчетное планирование, государственный заказ, экономические нормативы, прямые хозяйственные связи и оптовую торговлю, цены равновесия, хозрасчетногарантированную систему распределения фонда оплаты труда, программное и нормативное финансирование, хозрасчетную кредитную систему, договорную структуру управления, были обозначены Е.Г. Ясиным как «радикальное реформирование» [34], то «шоковую терапию» с одномоментным введением свободных цен, ваучерной и залоговой приватизацией, обесценением банковских вкладов населения, легальной спекуляцией на валютном рынке, бартером, экономическим бандитизмом «под крышей государства», запредельным социальным расслоением граждан и т. п. трудно определить каким-либо научным термином. Призывы академической науки к нравственной экономике власть и бизнес игнорировали. Само государство было воинственно настроено на полное уничтожение всего социалистического, и это даже западными авторами трактуется как крушение идей реформаторов [35].

Республика Коми: реакция сдерживания революционного реформирования

Экономическое поведение региональных правительств в 1992–2000 гг. мы оцениваем как период формирования на местах контрмер, противостоящих действиям Центра в части революционного реформирования политикоэкономической системы России. Многие региональные руководители, в отличие от федеральных, больше склонялись к последовательным и постепенным преобразованиям. В рамках региональной экономики и социально-экономической географии такая позиция подкреплялась научным анализом проблем формирования региональной собственности, системы территориального хозяйствования и географической экспертизы управленческих решений [36]. На материалах длительного наблюдения за домашними хозяйствами Республики Коми была показана реакция простых людей на проводимые в стране «реформы»: переход к мелкотоварному производству, социальная замкнутость, психология выживания и утрата надежды выбраться из бедности [37].

Принятые в 1990-е гг. законы Республики Коми, защищающие интересы населения и ориентированные на рациональное использование природных ресурсов, не имели механизма использования; в этом отношении более результативными оказались программы территориального и межотраслевого развития. Ключевой стала Программа социально-эконо- мического развития Республики Коми со своей администрацией в качестве особого органа управления. Но реализация программ наряду с положительным эффектом обострила проблему пространственного разрыва между созданным и потребленным прибавочным продуктом, поскольку управление программами было в основном экстерриториальным, а нормы и правила классического экономического федерализма в региональной политике РФ не применялись. Не имели конструктивной формы реализации и конституционные нормы о местном самоуправлении в части самостоятельного решения ряда задач, связанных с жизнеобеспечением населения. Все это подвергалось научной критике, но без позитивного ответа со стороны государственного управления. Региональные и местные структуры власти вынуждены были работать в режиме «ручного управления».

Экономическая наука и эволюционное развитие

Эволюционное мышление

С 2000 года обозначился переход от революционного реформирования к политике эволюционного развития. Эволюционная ориентация способствовала появлению новой гипотезы интеграционного общества, обозначенной идеями экономической социодинамики, смешанной экономики и социального кластериз-ма, философии сотрудничества, эволюционной теории в связи с режимами воспроизводства и другими, отражающими мировые тенденции включения в систему государственного и межгосударственного управления факторов устойчивого развития общества.

Эволюционное мышление «рисует» идеальный образ будущего и соответствующие ему методы достижения поставленных целей, но постоянно находится в противоречии с текущими нежелательными обстоятельствами. Экономическая наука и практика государственного управления вынуждены переходить от традиционного анализа и рационального использования факторов развития (наука, техника, труд, территориальное разделение труда, потребности и интересы и др.) на анализ самих обстоятельств (природно-техногенные аварии и катастрофы, эпидемии, рыночные катаклизмы, геополитическая нестабильность, социальная напряженность и т. п.). При таких обстоятельствах не только региональные правительства, но и федеральное, зачастую используют режим «ручного управления».

Складывается ситуация, когда именно «обстоятельства образа действия» становятся одним из главных предметов социально-экономических исследований. Оказалось также, что эволюционную экономику трудно совместить с ранее сформированной и по сути неизмененной политико-экономической базой, при которой «…ориентация денежных властей на обслуживание интересов валютно-финансовых спекулянтов и офшорную олигархию ежедневно усиливает противоречия между властвующей элитой и народом, доводя их до состояния антагонистических» [38, с. 24].

Различия между макро-, мезо- и микроэкономикой

Автор полагает, что представление о роли региональной экономики как науки в системе государственного и муниципального управления будет более правильным, если ее предметом считать организацию территориального хозяйствования, то есть деятельность по поводу формирования и рационального использования муниципальной и субфедеральной собственности, а также межхозяйственной и межрегиональной кооперации [39]. К теме нашей статьи это уточнение имеет отношение, поскольку подчеркивает принадлежность других социально-экономических наук к формированию региональной политики. Более того, региональная экономика не является связующим звеном между предприятиями (фирмами) и национальной экономикой. Изучение регионов и других территориально-хозяйственных систем изначально происходит на междисциплинарной основе. Перевод макроэкономических показателей на уровень региона остается прерогативой самой макроэкономики. Немаловажно и то, что некоторые процессы, которые изучают макроэкономика и экономика фирм, не улавливаются на региональном уровне. Данное обстоятельство необходимо иметь в виду, когда от лица региональной экономики даются научные рекомендации государственному и муниципальному управлению.

Наука и ее заинтересованность в крепкой региональной власти

С надеждой на политическую стабильность, с учетом понимания возрастающей роли субъектов РФ в управлении государством в 2000

году образована Комиссия по изучению естественных производительных сил Республики Коми под председательством академика Н.П. Юшкина. Основная ее задача заключалась в определении научно-технических и социально-экономических проблем, генеральных направлений развития и размещения производительных сил на длительную перспективу, комплексного использования минеральных, топливно-энергетических, водных, лесных и других ресурсов с учетом экологического фактора в Республике Коми и смежных регионах. Невольно возникали аналогии с общероссийской КЕПС 1915 г. и заимствованием форм ее деятельности. Опубликованные труды и научноаналитические материалы КЕПС РК существенно повысили значение социально-экономических исследований в принятии конкретных решений правительства республики. Возник некий элемент, укрепляющий его самодостаточность, что и было замечено федеральной властью. В конце 2004 года комиссия де-юре перестала существовать.

Пример с КЕПС РК – лишь частный случай общей противоречивой ситуации в отношениях между Центром и регионами. Обратим внимание на возможность появления нового аспекта в толковании данных противоречий. При сложившихся обстоятельствах в области экономического федерализма все существенные, и даже малосущественные, вопросы региональные правительства решают в Москве, в связи с чем социально-экономические исследования в регионах также стали проводиться с московской ориентацией: если научный результат будет воспринят центральными структурами государственного управления, то повышается вероятность его практического применения на местах. Конечно, научное пространство формируется поверх административно-территориальных границ, поэтому процедура внедрения результатов НИР не обязательно должна проходить на принципах «челночной дипломатии» между Центром и регионами.

Вместе с тем, обязательной является процедура «совместного ведения» в части решения наиболее актуальных проблем трансформации территориально-хозяйственных систем, вызванной экстремальными и сложными условиями их дальнейшего функционирования.

В Республике Коми примером тому служит сложившаяся ситуация с арктическими городами Воркутой и Интой, где угольная промышленность теряет свою градообразующую миссию. В определении перспектив их неустойчивого развития может пригодиться логика мобилизационной экономики, когда любые направления по их сохранению целесообразно рассматривать с оглядкой на риски арктической жизнедеятельности. Полагаем, что не исключена ситуация, когда программу переселения из Воркуты и Инты придется выполнять безоговорочно и в режиме эвакуации. Хозяйственные задачи, связанные с национальной безопасностью, освоением крайне необходимых минеральных ресурсов и изучением Арктики, следует решать с применением вахтового метода работы и использованием блок-модулей высокой заводской готовности для возведения уникальных арктических баз.

Перспективы развития территориальнохозяйственных систем таежной части республики обусловлены оптимизацией формирования и воспроизводства их человеческого и природно-ресурсного потенциалов, практическим применением принципов «зеленой экономики», реконструкцией сельского расселения на основе укрепления опорных поселений и передислокации жителей неперспективных деревень, изменением конфигурации землепользования, новой пространственной организацией инфраструктуры и социальных услуг. Решение указанных задач предполагает существенную передислокацию финансовых ресурсов в пользу регионов и муниципальных образований.

Приведенные примеры отражают три аспекта социально-экономических исследований, проводимых в Республике Коми: 1) анализ тенденций на Севере в части народонаселения, природопользования, формирования хозяйственных систем и механизмов регулирования социально-экономических процессов; 2) определение ценности и значения отдельных показателей (характеристик) северных регионов в развитии региональной, национальной и мировой экономики. Оцениваются демографический, природно-ресурсный и экологический потенциалы, этнокультура и традиционное хозяйство, социально-экономическое пространство (периферийное, разреженное, трудно преодолимое), климатический дискомфорт и другие природные условия жизнедеятельности; 3) разработка рекомендаций в области стратегического планирования и программирования развития хозяйственных систем на основе северных (арктических) производственных и социальных технологий [40].

Заключение

Замысел автора – показать роль социальноэкономических исследований в развитии Республики Коми – по ходу подборки аналитического материала и составления текста статьи был реализован с некоторыми дополнениями при обращении к проблематике «наука и власть». Прежде всего обратим внимание на последствия, возникающие, если теоретические исследования не принимаются во внимание или реализуются в утрированной форме. Так, к 1917 году российская экономическая наука сформировала своего рода теоретический базис для объективно обусловленных социальных преобразований, который служил ориентиром ускоренного развития производительных сил России и роста народного благосостояния. Такой же базис был сформирован и в дореформенный период к 1992 году, когда ключевая идея заключалась в проведении социально-экономических преобразований без революционной перестройки существующего общественно-политического строя. Однако политическая действительность оказалась совершенно противоположной, антинародной. Такая ситуация позволяет дать три рекомендации:

• 1)    критика существующего и создание образа будущего должны сопровождаться разработкой соответствующей теории реформирования как управленческого процесса;

• 2)    планированию подлежит не только материально-техническая часть производительных сил, но и адекватный социально-экономический механизм их действия, совершенствование социальных отношений в рамках общечеловеческих ценностей и понятий;

• 3)    революционное реформирование экономики, связанное с борьбой за политическую власть с помощью «шоковой терапии», лежит за рамками социально-экономических исследований; оно не нуждается в научном обоснова-

• нии и лишь прикрывается значимостью выборочно взятых экономических теорий, например регулирующей роли свободного рынка и монетаризма, или проводится с ложной мыслью не придерживаться никакой экономической теории.

Эволюционный путь развития (постепенное и длительное движение к интеграционному обществу социальной справедливости) является более рациональным, но его исполнение сопряжено с разного рода негативными обстоятельствами. Это обуславливает корректировку классической тематики социально-экономических исследований по двум направлениям:

• 1)    включение самих обстоятельств в предметное содержание экономики;

• 2)    уяснение сущности мобилизационной экономики с учетом того факта, что мобилизационное экономическое мышление возникает и развивается не только в военное, но и в мирное время в силу чрезвычайных обстоятельств или когда политическим руководством страны перед обществом ставятся амбициозные задачи, непосильные для решения в рамках объективно сложившихся пропорций общественного воспроизводства и ограниченных инвестиционных ресурсов.

Обращение социально-экономических наук к региональной тематике обусловлено большим значением конкретики в корректировке всей национальной экономики. Из опыта изучения Республики Коми следует, что:

• 1)    включение российской периферии в общую систему хозяйственных и культурных преобразований может быть плодотворным только при условии, если уклад местной жизни становится важнейшим предметом науки и практики управления;

• 2)    общая экономическая теория и региональная практика хозяйственной деятельности какое-то время могут развиваться параллельно друг другу. Но наступает момент, когда необходимо осуществить экспертизу научных знаний и практического опыта управления на предмет их соответствия фактическому социально-экономическому положению конкретных регионов. Не исключен вариант существенной перестройки экономического мышления именно под влиянием местной практики.