Социальное положение рабочей молодежи на предприятиях РСФСР в 1941-1945 годах

Актуальность данной темы определяется как научными, так и общественно-политическими факторами. Научный аспект объясняется недостаточной изученностью данной темы в отечественной историографии. Освещение трудового вклада молодежи в Победу над нацистской Германией началось еще в период Великой Отечественной войны [14; 16; 27; 30; 32; 48; 58; 59]. Для большинства работ тех лет были характерны публицистическо-пропагандистская направленность, описатель- ность, ограниченность источниковой базы, отсутствие обобщающих данных и справочного аппарата. Однако они содержали интересный фактический материал.

В послевоенные годы изучение роли молодежи в промышленном секторе экономики СССР в 1941–1945 гг. велось в рамках темы «Развитие рабочего класса» (B.C. Василенко [2], М.М. Зинич [19], А.В. Митрофановa [31], Г.Г. Морехина [34], Б.В. Тельпуховский [55–57]).

Отдельные аспекты темы отражены в работах, посвященных истории комсомола в период Великой Отечественной войны [10; 17; 26; 36; 37; 45; 47; 63; 65]. Как правило, в таких работах основное внимание уделялось лишь той части молодежной социально-демографической группы, которая состояла в ВЛКСМ, а также сюжетам о трудовом героизме молодых людей, подготовке кадров, патриотических движениях в помощь фронту, восстановлению народного хозяйства [47, с. 167–189]. Опубликованные в советский период воспоминания о жизни тыла в 1941–1945 гг. содержали информацию о социальных сторонах жизни молодежи в чрезвычайных условиях войны, но она носила фрагментарный характер и не позволяла представить полную картину трудностей повседневной жизни молодых работников промышленности (см.: [8, с. 289; 11, с. 129; 24, с. 48–49; 35, с. 168; 61, с. 137]). Основной причиной слабой разработанности темы рабочей молодежи оборонных предприятий вплоть до распада СССР являлась засекреченность большей части архивных документов, содержащих информацию о деятельности военных заводов.

В постсоветский период, особенно после «архивной революции» начала 1990-х гг., возрос интерес к изучению качества жизни молодежи в военный период на основе междисциплинарного подхода. К достижениям современной отечественной историографии можно отнести введение в научный оборот значительного корпуса источников, ранее недоступных исследователям, уточнение доли молодежи в составе рабочих, прежде всего на региональном уровне, освещение занятости на оборонных предприятиях, исследование различных сторон повседневной жизни молодых людей, трудившихся на заводах и фабриках (см.: [1; 4; 12; 22; 23; 29; 38; 49; 54; 62; 64]). Однако, несмотря на длительную историю изучения, многие вопросы, касающиеся данной темы, до настоящего времени изучены недостаточно и требуют более детального исследования и разработки.

При выделении молодежи в соответствии с ее сущностными признаками границы молодежного возраста оказываются растянутыми, а молодежь как объект изучения – достаточно разнородной. Еще в начале 1930-х гг.

верхней возрастной границей рабочей молодежи считались 23 года [13, с. 24]. Конституция СССР 1936 г. предоставляла все гражданские права населению с 18 лет (ст. 135). Устав ВЛКСМ, принятый Х съездом комсомола, определял возраст комсомольцев от 15 до 26 лет [58, с. 536]. Статистический сборник, изданный в 1936 г. к X съезду ВЛКСМ, маневрирует молодежными возрастами, сравнивая данные разных лет: городская молодежь – нижняя граница не указана, верхняя граница – 20, 22 года, иногда 25 лет; сельская молодежь – от 10–12 до 20 лет [33]. В материалах Всесоюзной переписи 1939 г. молодежный возраст завершался 29 годами [9, с. 28]. Нижняя граница молодежного возраста определялась накануне войны: 14–15 лет [41, с. 774]. В военные годы верхняя планка молодежного возраста нередко ограничивалась 20–25 годами [43, оп. 3, д. 394, л. 93; оп. 5, д. 179, л. 9].

Большие людские потери в Первой мировой и Гражданской войнах деформировали возрастной состав населения. Неблагоприятная демографическая ситуация усугубилась голодом 1920–1923 гг. и 1932–1933 гг., раскулачиванием (раскрестьяниванием) деревни и репрессиями 1930-х годов. В итоге уменьшилась по сравнению с 1920-ми гг. численность возрастных групп 15–19 лет. Это было прямо связано с низкой рождаемостью в военные и первые послевоенные годы. 13-летних было в СССР почти 4 млн, 16-летних – только 2,6 млн, а 17-летних – 2,5 млн человек. Тем не менее наблюдалось выраженное преобладание молодых людей: лица старше 60 лет составляли менее 7 %, дети и подростки – 36,6 %, а молодые люди 15–29 лет – 26,5 % от общей численности населения [4, с. 45–46].

В 1 941 г. в РСФСР насчитывалось 30 144 тыс. чел. в возрасте 15–29 лет, в том числе 14 566 тыс. мужчин [5, с. 25].

Важно учитывать, что в ходе военного противостояния 1941–1945 гг. основная масса людских потерь в войсках пришлась на возраст 21–25 лет (1 907 тыс. чел.), значительные потери понесли возрастные группы до 20 лет (1 560,3 тыс. чел.) и 26–30 лет (1 517 тыс. чел.) [28, с. 78]. По словам Г.К. Жукова, «молодежь принесла главную жертву в войне» [40].

В государственной идеологии господствовало отношение к молодежи как к объек- ту воспитания, адресату внешних общественных воздействий, объекту формирования личности «молодого строителя социализма», к «подрастающему поколению», как к источнику пополнения «новых кадров трудящихся», трудовому ресурсу (см.: [6; 20; 51; 52, с. 252; 53, с. 252–253]).

В военный период перед государством встала задача компенсации воздействий неблагоприятных социальных условий, ликвидации препятствий, затруднявших нормальную социализацию молодежи, ее полноценное вхождение во взрослую жизнь. Источники свидетельствуют о том, что власти понимали опасность деформации процессов формирования и развития молодежи как одной из важнейших социально-демографических групп в условиях войны, сознавали, что в этой связи общество столкнется с рядом новых сложных проблем, от решения которых будет зависеть стабильность его существования. Именно с этим была связана работа партийных, комсомольских организаций по патриотическому, интернациональному, трудовому воспитанию молодежи, предупреждению молодежной преступности, обеспечению адаптации молодых людей на предприятиях, удовлетворению минимума социальных потребностей. Снижению девиантности в молодежной среде способствовали переписка с фронтовиками и откровенные рассказы агитаторов о положении на фронтах, о том, что нужно сделать конкретному человеку для увеличения выпуска военной продукции.

Война, обострившая проблему людских ресурсов, дефицита кадров, способствовала повышению статуса молодежи как источника рабочей силы, пополнения кадров промышленных предприятий. В годы войны возрастает удельный вес молодежи среди пополнения коллективов промышленности. Особенно это касается молодых людей в возрасте до 16 лет, а также студентов вузов и учащихся техникумов. Если раньше рабочие из этой категории встречались редко, как правило, это были отчисленные за неуспеваемость, отсеявшиеся из школы или работавшие по причинам материального свойства, то с началом войны подавляющая часть молодежи старшего школьного возраста, учащихся техникумов и студентов была лишена возможности учиться ввиду потребности армии, экономики в людской силе. В конце июня – июле 1941 г. на производство в СССР пришло 150 тыс. студентов [7, с. 53], а количество школьников старших возрастов, пришедших на предприятия во втором полугодии 1941 г., составило не менее 500 тыс. человек [57, с. 18]. В 1942 г. молодые рабочие в возрасте до 25 лет составляли на промышленных предприятиях Советского Союза в среднем свыше 40 %, причем 75 % всех новых рабочих не работало до этого времени в промышленности [25, с. 38].

Особо следует выделить такую группу молодых рабочих, как подростки. В 1942 г. среди молодежи в возрасте до 18 лет, трудившейся в промышленности и строительстве, четвертую часть составляли 16-летние подростки [34, с. 277]. В 1944 г. среди рабочего класса страны насчитывалось 2,5 млн чел. в возрасте до 18 лет, в том числе 700 тыс. подростков [3, с. 388].

Подобная статистика просматривается и по отдельным предприятиям и отраслям. В начале 1945 г. на многих предприятиях Наркомата станкостроения группа молодежи до 25 лет составляла 53–65 %, на заводах Наркомата среднего машиностроения – 55 %. В тяжелом машиностроении в 1940 г. группа лиц в возрасте до 25 лет составляла 28 %, в 1944 г. – 41,6 %. На пермских предприятиях молодежь составляла от 45 до 75 % от общего числа работавших, в том числе на заводах: им. Дзержинского – 47 %, им. Свердлова – 60 %, в цехах Лысьвенского металлургического завода – до 85 %. На Магнитогорском металлургическом комбинате до войны удельный вес молодежи составлял 17 %, а в начале 1944 г. – 58 %. На предприятиях Куйбышевской области молодежь до 25 лет составляла до войны 25–30 %, а в начале 1943 г. уже 60–65 % рабочих.

На заводах № 39, 389, 97, им. Куйбышева, им. Карла Маркса (Иркутская область) до 70 % работников составляла молодежь. На фабриках и заводах легкой промышленности удельный вес молодежи в январе 1944 г. составлял более 30 % [38, с. 281–282]. На предприятиях наркомата боеприпасов 42 % рабочих были в возрасте до 25 лет [43, оп. 3, д. 394, л. 93].

Их поступление на предприятие часто не было безболезненным: «Пришла я на завод в июне 1942 г. со школьной скамьи, – вспоминала токарь завода «Красный пролетарий» Т.П. Ячменева. – Мне было 15 лет. Вошла в цех в красном платьице, с косичками, на них красные бантики. Встала к станку. Заводская обстановка тяжело подействовала на меня. Хотелось бросить все и убежать» [11, с. 129].

Жесткое административное закрепление населения СССР в поселениях проживания и за предприятиями делало невозможным естественную миграцию молодежи. Только по собственному желанию молодые люди не могли покинуть регион постоянного проживания, даже если росла военная опасность, социальная напряженность из-за отсутствия благоприятных материально-бытовых условий, снижения уровня социальной защищенности.

Как отмечает Т.Н. Иванова, в советский период интеграция молодежи в социум осуществлялась посредством нескольких тесно связанных механизмов: экономического (различные формы трудоустройства и официальное претворение в жизнь лозунга «Безработицы у нас нет»); правового (конституционное закрепление обязанности трудиться и наличие норм уголовной ответственности за «тунеядство»); образовательного (введение в школьные программы обучения стандартных курсов профориентации и профподготовки); нравственного (формирование ценностных установок на труд как основную сферу самореализации личности и создание общественного мнения, нетерпимого к любым формам деятельности в негосударственном секторе) [21].

Среди основных критериев завершения социальной молодости рабочих на промышленных предприятиях в военный период можно выделить такие как приобретение полной экономической самостоятельности; освоение одной (или нескольких) профессий или специальностей и получение определенного общественного признания в них; достижение общественного статуса, идентичного статусу взрослого человека.

В условиях войны самореализация молодежи, прежде всего гражданская, в значительной степени «молодела». В годы войны проявлялись особенности возрастного статуса, социальная иерархия оказывалась перевернутой, молодые командовали старшими по возрасту. Показательны следующие примеры.

Бригадир комсомольско-молодежной бригады Томского инструментального завода Володя Меркулов пришел на завод в 1942 г., стал стахановцем. В своей бригаде он был самым младшим – 15 лет, остальным было 20–21 год [43, оп. 5, д. 182, л. 113]. На заводе № 30 (г. Москва) в 1943 г. большинство бригадиров было в возрасте 18–19 лет, а самому молодому – 14,5 лет [43, оп. 5, д. 175, л. 111].

Недостаток населения нивелировал потенциальную конкуренцию между поколениями. Большой дефицит кадров приводил к тому, что партийные, комсомольские, профсоюзные организации продвигали молодых рабочих по служебной лестнице, даже вопреки их собственному желанию, мотивированному недостатком образования. Данная часть молодежи становилась опорой власти и активно участвовала в реализации государственных задач.

Продолжающийся призыв в вооруженные силы оборачивался потерей значительной части профессионально подготовленной трудоспособной части населения, снижал качество трудовых ресурсов, прежде всего в промышленности. Постоянный приток в промышленность большого числа новых неподготовленных рабочих и обучение по узкоспециализированной программе вели к снижению среднего уровня производственной квалификации за военный период. Во время войны значительная часть рабочих имела 2– 4-й разряды. Если в мае 1941 г. в тяжелом машиностроении рабочие 5–8-го разряда составляли 39,5 %, то в январе 1945 г. – 31,9 %, в промышленности минометного вооружения – соответственно 36,5 % и 32,6 %, в электропромышленности – 39,4 % и 32,2 %. Произошло снижение и среднего тарифного разряда рабочих. В мае 1941 г. средний тарифный разряд рабочих в тяжелом машиностроении составлял 4,2; в январе 1945 г. – 4,1; в промышленности минометного вооружения – соответственно 4,1 и 4,0; в электропромышленности – 4,2 и 4,0 [39, с. 254].

Наиболее активно подготовка новых рабочих непосредственно на производстве стала осуществляться после принятия Постановления СНК СССР «Об организации на предприятиях индивидуального и бригадного ученичества» от 21 мая 1942 года. Согласно постановлению «разрешалось принимать для та- кого обучения лиц, достигших 14-летнего возраста, годных по состоянию здоровья» [42, с. 68]. Индивидуально-бригадное обучение в войну являлось основным методом подготовки кадров: на его долю приходилось почти 85 % от общего числа новых рабочих, прошедших профессиональную подготовку [50, с. 77]. Такая форма подготовки операционников позволяла решать текущие задачи, но в дальнейшем требовались существенное повышение квалификации и переподготовка.

На предприятиях Московской, Ивановской, Ярославской, Владимирской, Костромской, Ленинградской областей 50 % молодых текстильщиков имели образование ниже 6 классов. На текстильных предприятиях г. Костромы 35 % молодежи имели низшее образование, 22 % – 5 классов, 16 % – 6 классов, 21 % – 7 классов, 4 % – среднее образование. Подобная ситуация была типичной: на Орехово-Зуевском хлопчатобумажном комбинате из 2 555 молодых рабочих 1 724 не имели 7-летнего образования, на Краснохолмском текстильном комбинате из 638 молодых человек 600 имели образование до 7 классов; из 1 500 молодых рабочих комбината «Трехгорная мануфактура» только 226 имели образование 7 и более классов [43, оп. 4, д. 634, л. 176–177]. Низкий уровень образования затруднял освоение сложной техники и технологий.

СНК СССР в 1943 г. принял Постановление «Об обучении подростков, работающих на предприятиях», согласно которому с 1 октября того года предполагалось создать школы рабочей молодежи с продолжительностью учебного года 48 недель при 9 учебных часах в неделю (3 дня по 3 часа) и проводить обучение по программе 5–10 классов [43, оп. 3, д. 299, л. 168–169].

По РСФСР в 1943/44 учебном году в ШРМ обучалось более 150 тыс. юношей и девушек, в 1944 г. – 315 тыс. человек [46, с. 360]. Только по г. Москве 6 тыс. молодых рабочих окончили без отрыва от производства семилетку и среднюю школу [43, оп. 3, д. 325, л. 1]. Таким образом, в ходе войны создавались возможности для роста общеобразовательного уровня рабочих.

Но многие школы не были обеспечены учебниками, оборудованием, учебными пособиями, размещались в неприспособленных для занятий помещениях. Например, на Ярославском автозаводе ШРМ находилась в холодном, сыром помещении, а шум, доносящийся из цехов, мешал занятиям. Учащиеся нередко оставлялись на сверхурочные работы, направлялись в подсобные хозяйства и вынуждены были прекращать учебу. В результате в Чувашской АССР оставили учебу к концу года более 95 % учащихся, в Липецкой области – 88 %, в Иркутской – 78 %, в Ярославской – 71 %. В г. Ревда (Свердловская область) все ШРМ к концу учебного года распались [43, оп. 3, д. 325, л. 2, 35].

В ШРМ г. Омска на 1 289 учащихся было выдано в 1944/45 учебном году 400 учебников, посещаемость составляла 60–65 %. Директор «Сибзавода» Суринян запретил 112 молодым рабочим посещать занятия под предлогом производственной необходимости [43, оп. 3, д. 325, л. 5; д. 340, л. 4].

Актуальной проблемой являлось обеспечение условий труда молодых рабочих в соответствии с законодательством. Крайнее ухудшение условий труда и быта молодежи зачастую происходило по вине руководителей предприятий и местных органов власти, которые, ссылаясь на трудности военного времени, почти перестали заниматься вопросами социальной сферы. Немало руководителей по-прежнему оставались типичными функционерами с присущими им косностью мышления, неразборчивостью в средствах, переоценкой собственных возможностей и слепой преданностью первому лицу государства, полным пренебрежением к принципам гуманизма. Их редко, как свидетельствуют источники, заботила цена, которую требовалось заплатить за выполнение того или иного указания вышестоящих органов управления, собственного приказа. Готовность ради даже благой идеи не считаться ни с какими жертвами, уверенность в личном превосходстве, в своем праве определять нередко произвольно или по капризу участь других людей – все это негативно сказывалось на морально-психологическом состоянии работников [15, оп. 25, д. 176, л. 133–134].

Особенно низким был уровень жизни работавших молодых рабочих на предприятиях наркомата боеприпасов. Проверка на 40 предприятиях Московской, Горьковской, Саратовской, Куйбышевской, Ленинградской,

Пензенской, Свердловской, Владимирской областей показала, что на ряде заводов подростки до 16 лет привлекались к ночным работам, сверхурочно, не пользовались установленными для них очередными отпусками. На ряде заводов подростки работали по 8, а иногда по 12 часов, а в табеле им проставляли 6 часов. Нарушения законодательства о труде подростков руководители цехов пытались объяснить тем, что подростки закреплены за квалифицированными рабочими и должны работать вместе с ними в ночных сменах. Показательно высказывание заместителя начальника цеха № 11 завода № 599 Мельникова: «Сколько подростков работает в цехе, я не могу сказать, не все ли равно, сколько ему лет, 15 или 17. Для меня важно, чтобы они работали и выполняли план» [43, оп. 3, д. 394, л. 93–94].

Вот что сообщалось в справке ЦК ВЛКСМ о материально-бытовых условиях молодых рабочих, среди которых было много девушек, на Таганрогском металлургическом заводе им. Андреева в 1944 г.: «Многие молодые рабочие имеют такой внешний вид, что им совестно сходить в кино или в парк, жизнь их ограничена заводом и квартирой». Авторы справки приводили следующий пример. В маннесмановском цехе на электросварке работала 16-летняя Лидия Кичкина. По стану беспрерывно проходили раскаленные металлические болванки, сыпались искры, а девушка работала босая, в легком изорванном платье. Ей не дали ни обуви, ни спецодежды. «Много раз, – говорила она работникам ЦК ВЛКСМ, – я обращалась к начальнику цеха, но он ничем мне не помог. Зарабатываю я 110 рублей в месяц, а только на оплату питания в столовой надо отдать 150–160 рублей. Я хожу почти раздетая и поневоле решусь уехать обратно к себе в колхоз». Многие молодые работницы после 10–12 часов работы не получали нормального отдыха, а часть из них не имела постельного белья и даже кроватей, спали прямо на полу. У некоторых девушек, работавших в горячих цехах, руки и ноги были покрыты ожогами. Руководители завода свое отношение к работающей молодежи прикрывали ссылками на трудности военного времени [43, оп. 3, д. 325, л. 96].

Президиум ЦК профсоюза отраслей среднего машиностроения и минометного во- оружения в декабре 1942 г. в Постановлении «О предоставлении выходных дней рабочим и служащим и о рабочем дне подростков до 16 лет на заводах Наркоматов среднего машиностроения и минометного вооружения» отмечал, что «все эти нарушения законодательства об охране труда происходят потому, что заводские комитеты... вместо борьбы за полное использование оборудования, рабочей силы, ликвидации простоев, брака и ритмичной работы заводов идут по линии наименьшего сопротивления и санкционируют нарушения законодательства об охране труда, допускаемые директорами заводов» [15, оп. 25, д. 176, л. 133–134].

На ряде заводов была крайне низкая зарплата. Прожиточный минимум подростка составлял в 1944 г. 340–350 руб., заработок же ученика-подростка – 100–200 руб., а заработок подростка, окончившего обучение, – 250– 300 рублей. На заводе № 62 средний заработок подростка – 200 руб., из них только за питание они платили по 140–150 рублей. На заводе № 48 заработок подростков составлял 150–200 руб., из которых 40 руб. уплачивалось за общежитие, 180–200 руб. – за питание. На заводе № 309 зарплата подростков составляла не более 90–150 руб. в месяц, из них за койку в общежитии они платили 46 руб. и за одноразовое питание в заводской столовой – 50–60 рублей. На заводе № 571 подростки во время обучения получали 132 руб. в месяц, а стоимость 3-разового питания составляла 180–200 рублей. В результате подростки становились должниками заводов [43, оп. 3, д. 394, л. 97].

Нередко молодые рабочие были лишены самых элементарных удобств проживания. Комиссия ВЦСПС, проверявшая в 1942 г. условия жизни работников предприятий Удмуртии, столкнулась с таким фактом. На Воткинском машиностроительном заводе в одном из бараков организовали «показательное общежитие». Одна половина барака была отведена под спальную на 130 кроватей, постели были аккуратно застелены чистым бельем, но рабочие спали не там, а вокруг бараков, у порога и на полу столовой [15, оп. 30, д. 4, л. 4].

На заводах многие молодые рабочие кроме замасленной, оборванной одежды, в которой работали, ничего не имели. Спецо- дежду подростки почти не получали, а купить на рынке не имели возможности. На многих предприятиях подростки питались только один раз в сутки [43, оп. 3, д. 394, л. 99; оп. 4, д. 583, л. 91]. В 1942 г. в Новосибирске средняя калорийность одного обеда (без хлеба), получаемого в заводской столовой, составляла 335 ккал [66, с. 93].

В 1943 г. ухудшилось питание учащихся РУ и школ ФЗО. Если в 1942 г. на питание одного учащегося в сутки выделялось 3– 5 руб., то в 1943 г. – 2,8–4,4 рубля. Как правило, завтрак состоял из мучного пшеничного крупяного супа, стакана кипятка и хлеба; обед – из щей из серой капусты и мучной каши; ужин – из стакана кипятка, хлеба и мучной каши [44, оп. 34, д. 19, л. 98].

Комиссии ВЦСПС и ЦК ВЛКСМ отмечали наличие у подростков малокровия, дистрофии, отставания в росте, фиксировали довольно высокий уровень заболеваний туберкулезом, малярией. Установленный правительством обязательный медосмотр подростков, принимаемых на работу, зачастую не проводился. Приказом Наркомздрава в каждом областном, республиканском, краевом центре и на предприятиях, где работало более 1 500 подростков, было положено создать специализированные медкабинеты для подростков. Но в РСФСР из 67 положенных в 1944 г. работало лишь 39 [43, оп. 3, д. 384, л. 65–66; д. 394, л. 95].

Улучшение материально-бытовых условий молодежи в годы войны стало одним из направлений деятельности администрации и общественных организаций на предприятиях. Примеров тому немало. В приказе № 437 от 8 июня 1942 г. наркома танковой промышленности В.А. Малышева в качестве меры борьбы с трудовым дезертирством предлагалось создать для молодежи приемлемые условия быта, а в другом приказе того же периода нарком требовал в обязательном порядке установить для подростков 16 лет и моложе 6-часовой рабочий день и 5-дневную рабочую неделю [18, с. 155].

На заводе № 756 (Ярославская область) в 1942 г. было плохо с питанием, молодые рабочие на призывы агитаторов об ударной работе отвечали одно: «Мы хотим есть». Комитет ВЛКСМ завода добился, чтобы для ре- бят организовали трехразовое питание, что улучшило производственную дисциплину молодежи. Комсорг ЦК ВЛКСМ на заводе № 756 (Ярославская область) Кондратьев на совещании комсоргов ЦК в мае 1943 г. отмечал: «Необходимо поставить вопрос ... об охране труда молодежи. В данном случае речь идет о том, чтобы молодежь, пусть даже и 16 лет, работала на сложных участках не по 11 часов, а по 8 часов. У нас есть 3 сложных цеха, и в них ребята работают по 11 часов. Если просмотреть, сколько они бывают на заводе, то можно с уверенностью сказать, что бывают они на заводе по 14 часов... Устают ребята страшно и, придя в общежитие... спать ложатся кто в чем, в рабочей одежде. Есть большая необходимость поставить вопрос перед ЦК ВЛКСМ относительно ребят, которые имеют 3–4 класса образования [43, оп. 5, д. 150, л. 7, 10].

На заводе им. Кирова для молодых рабочих было организовано трехразовое питание, так как карточек им хватало на 20–22 дня, а остальные дни они сидели голодными и продавали что-нибудь с себя, чтобы не умереть с голоду. На заводе были организованы комсомольские посты по проверке продуктов в буфетах и в столовой, нормы их отоваривания подросткам и молодежи. Был создан специальный распределитель для подростков и молодежи, где отоваривали промышленные карточки, и к середине 1943 г. вся рабочая молодежь завода была обута и одета [43, оп. 5, д. 153, л. 4 об. – 5].

На заводе № 29 авиационной промышленности звание гвардейской бригады присваивалось, если каждый член бригады выполнял задание не ниже чем 200 %. Такой бригаде выдавались гвардейская книжка, дополнительные талоны на питание и промтовары, члены бригады обеспечивались дровами, кроме того, в столовой выделялись отдельные столы для гвардейцев. На заводе № 1 НКАП (г. Куйбышев) во всех фронтовых бригадах заработок был выше среднего по заводу. Например, если средний заработок в цехе шасси в 1943 г. составлял 800 руб. в месяц, то во фронтовых бригадах этого цеха – 1 080–1 130 руб., в инструментальных цехах при средней зарплате 700 руб. во фронтовых бригадах получали 900–1 600 рублей [43, оп. 5, д. 175, л. 51, 92–93].

Постановлением СНК СССР в марте 1944 г. для подростков моложе 16 лет был установлен гарантированный день отдыха один раз в неделю и очередной отпуск продолжительностью 12 рабочих дней [42, с. 194].

Подводя итог, следует отметить, что в рассматриваемый период происходила ускоренная социализация юношей и девушек. В условиях дефицита рабочей силы молодежь стала одним из основных источников пополнения рабочих кадров промышленных предприятий. Социальное положение рабочей молодежи в годы Великой Отечественной войны отразило в своем содержании негативное воздействие экстремальных условий военного времени: ослабление семейных связей и преемственности поколений, ограниченные возможности получения общего образования, вынужденные миграции, принудительный характер труда, прогрессирующий рост цен, падение жизненного уровня, снижение степени социальной защиты. Значительную долю молодых работников составляли те, у кого не хватало денег, чтобы «выкупить» выдаваемое по карточкам. Характерной являлась ограниченность возможностей, а зачастую и полное их отсутствие для удовлетворения самых насущных потребностей материально-бытового характера.