Социальное развитие общества в Бурят-Монгольской АССР в 20-30е гг. XX в

Понятие «социального развития» применяется для обозначения процессов совершенствования, улучшения, усложнения. Оно не только фиксирует сам факт социального изменения, но и содержит некоторую оценку этого изменения, характеризует его направленность. Так, не подлежит сомнению, что подобное развитие переживала наша страна, а вместе с ней и Бурятия в 1920-30-е гг., что нашло емкое выражение в термине социально-экономическая модернизация. В связи с проведением политических и экономических преобразований произошли радикальные изменения в общественной структуре, характере потребления, мировоззрении. Фиксация этих качественных изменений и их комплексный анализ призваны помочь, точнее представить общую картину развития Бурятии.

Первые наиболее точные сведения о национальном составе населения Бурятии были получены в результате всеобщей переписи 1926 г. Вместо вопроса о национальности здесь ставился вопрос о народности как более понятный для широких масс населения и не столь ассоциируемый с термином «нация».

Общая численность бурят, по данным переписи, составила 214 957 чел., или 41, 2% всего населения республики, что было зафиксировано переписью 1920-23-х гг. Объяснялось это тем, что группа обруселых бурят, именовавшихся в дореволюционное время «карымами» и относившаяся к «оседлым инородцам», при переписи была условно отнесена к бурятам, хотя они показали свою принадлежность к русской народности, как по национальности, так и по родному языку [2, с. 52].

На динамику и численность бурятского населения существенное влияние оказал раздел Бурят-Монгольской АССР в 1937 г. и миграция группы бурят в Монголию. В результате этих действий удельный вес бурятского населения на фоне территориального раздела и мощного притока переселенцев из центральных регионов страны снизился с 41,2% в 1926 г. до 21,3% в 1939 г. Общая численность бурят, по данным переписи 1939 г., составила 116,4 тыс. чел. [10, с. 26]. Численность русского населения по переписи 1926 г. равнялась 61,2%, но в 1939 г. составила 72%. Доля местных жителей за взятый период сократилась ввиду большого, в пределах 150 тыс. чел., притока населения [10, с.72].

В изучаемый период в Бурят-Монгольской АССР активизировались урабанизационные процессы, что оказало существенное влияние на социальную жизнь общества. Доля горожан республики стремительно увеличилась с 6,7% в 1923 г. до 30,7% к концу 1930- х гг. Значительный рост населения в городах неблагоприятно сказывался на санитарной обстановке в них, это привело к тому, что демографическая ситуация в первой половине 1930-х гг. ухудшилась. Демографические процессы, как и общество в целом, в 1930- е гг., по мнению современных исследователей, характеризует внутренняя нестабильность. Общество находилось в состоянии постоянных изменений. Внутренняя политика СССР разрушила традиционный образ жизни, привела к раскрестьяниванию деревни и окрестьяниванию города. Высокие показатели детской и младенческой смертности, а также смертности от инфекционных заболеваний, связанных с недостаточным развитием медицинской помощи, санитарногигиенических и жилищных условий, уровня жизни в городах свидетельствовали о низкой социальной защищенности населения [13, с 27].

Социальная структура в деревне в конце 1920-х гг., по данным гнездовой переписи крестьянских хозяйств, выглядела следующим образом: батраков было - 6%, бедняков - 17%, середняков - 70,7%, кулаков - 5,5% [7, с. 114]. Из приведенных данных видно, что середняцкие хозяйства составляли абсолютное большинство, в то время как доля «кулаков» была несопоставимо низкой, что стало основанием для пересмотра политики раскулачивания в современной историографии. Восстановление промышленности в крае привело к увеличению числа рабочих в течение 1920-х гг. Так, в 1927-1928 гг. в государственной цензовой промышленности было занято 1215 рабочих, из которых бурят было всего 48 человек (3,95%) [1, с. 91].

К концу 1930-х гг. социальная структура претерпела значительные изменения. В отчетах государственного статистического комитета (управления) приводится следующая категоризация населения республики, характерная для 1930-х - рабочие, служащие, крестьяне, единоличники [4, л. 166], составлявшие по данным переписи 1939 г. 98% населения, при том, что только 2% - кустари и крестьяне-единоличники [7, с.212].

Конфессиональный состав населения Бурятии в 1920-30-е гг. выглядел следующим образом: буддийской церкви принадлежало первенство по количеству служителей культа, в среднем на одного ламу приходилось по десять верующих. По данным спецслужб, на 1922 г. буддийская конфессия располагала 46-ю зданиями культа и имела 7 419 служителей культа и 777 830 верующих [9].

Государственная политика по отношению к представителям всех конфессий республики определялась общими установками, предполагавшими борьбу с религиозным сознанием. В качестве способов и методов борьбы было предложено запрещения поступления в хувараки детям до 18 лет, недопустимость открытия школ советского типа при дацанах, гонения священнослужителей, комбинирование тибетской медицины с европейской, высокое налогообложение и проч.

Прямым последствием преследований духовенства стал непрерывно нараставший процесс выхода священнослужителей из дацанов и церквей, все чаще сопровождавшийся сложением сана. Однако преследование духовенства не прекращалось и после сложения сана и выхода из дацанов и церквей: священнослужители находились в «черных списках» властей. Автоматически лишенные прав и свобод (как «социально-чуждые советской власти элементы»), они не восстанавливались в них зачастую и после сложения сана [5, с. 75].

Ко времени образования республики в 1923 г. существовало 211 православных храмов, 81 старообрядческий молитвенный дом, 1 католический костел [8, с. 66]. В начале 1920-х гг. православная церковь Бурятии раскололась на обновленцев и староцерковников, что стало следствием целенаправленной антирелигиозной политики государства. В Бурятии соотношение обновленческих и староцерковных храмов было таким же, как в целом по России. Например, из 8 православных храмов города Верхнеудинска три храма относились к обновленческому толку - Одигитриевский кафедральный собор, Спасская церковь, Свято-Возненсенский храм за р. Удой, а остальные сохранили статус староцерковных. В Забайкалье деление на обновленцев и староцерковников не получило широкого распространения, фактически обновленческие церкви были сохранены на некоторое время. Посещение храмов для нарождающийся государственной, чиновничьей элиты становилось невозможным из-за идеологических соображений, поскольку обстоятельство посещения храмов и отправления религиозных обрядов трактовалось однозначно отрицательно. Количество прихожан при новой перерегистрации храмов значительно уменьшалось [11, с. 115].

До начала массовых репрессий, по данным на 1 января 1930 г., на территории республики действовало 319 приходов и общин: буддийских - 37, православных - 210, старообрядческих - 53, мусульманских - 6, еврейских - 7, христиан-баптистских - 5, католических [12, с.1]. Однако антирелигиозная борьба середины 1930-х гг. привела к тому, что большая часть храмов и культовых сооружений была закрыта или разрушена.

Безусловно, одним из важных факторов общественного развития стали изменения в культурной сфере, проявлением которых стала «коренизация» аппарата управления. В исторической литературе под «коренизацией» понимается двуединая политика стимулирования национальных языков и национальных элит. Она «предусматривала расширение образования и подготовку кадров управленцев, хозяйственников и интеллигенции среди «коренных национальностей» в республиках [14, с. 22].

Важнейшей «задачей национально-автономного строительства, - утверждает А.А. Елаев, - было приспособление органов создаваемой государственной власти и их аппарата к местным национальным условиям. Для ее решения необходимо было в сжатые сроки осуществить перевод делопроизводства на бурятский язык и привлечь в аппарат представителей «коренной» национальности. Эта объективная необходимость совпадала с задачами укрепления Советской власти в республике и усиления ее влияния на бурятское население» [6, с. 182]. Можно утверждать, что коренизация была призвана встроить этничность в советскую политическую систему и погасить тем самым ее мобилизационный потенциал, перенаправив его в русло национально-государственного социалистического строительства [3, с. 250].

В исторической литературе описывается и динамика проведения процесса «коренизации». Так, если в 1926 г. количество ответственных работников-бурят равнялось 7,8%, то в 1928 г. их количество увеличилось до 22,4%. К 1936 г. в аппарате республиканских организаций и учреждений БМАССР работало 32,7% бурят, в районном аппарате - значительно больше [7, с. 184]. Таким образом, в результате проведения политики «коренизации» аппарата определенная часть бурятского населения была привлечена к управлению, повысила свой культурно-образовательный потенциал.

На развитие общества оказали влияние и другие изменения духовной жизни, а именно: ликвидация неграмотности взрослого населения, рост кадров национально-культурной интеллигенции, развитие сети культурно-просветительных учреждений, разработка нового бурятского алфавита и введение обучения на бурятском языке. В то же время крайняя идеологизация культуры привела к ряду негативных явлений, среди которых историки отмечают: объявление реакционными религий, исповедуемых народами Бурят-Монгольской АССР, уничтожение храмов, религиозной литературы, искоренение многих традиций и обрядов, морально-этических ценностей [7, с. 116].

Таким образом, Бурят-Монгольская АССР в 1920-30-е гг. переживала период динамичного социального развития, обусловленного проводимой в СССР политической и экономической модернизацией. Политико-экономические процессы оказали влияние на национальный состав населения республики, его социальную структуру, которая, претерпев значительные изменения, повысила «вертикальную» мобильность населения. Проводимая в республике «коренизация» аппарата управления существенно повысила образовательный и культурный потенциал населения, привела к активизации участия местного общества в деятельности органов власти. Изменения в духовной сфере - антирелигиозная политика, идеологизация культуры, уничтожение традиций и обрядов - оказали негативное воздействие на социальную жизни бурят-монгольского общества.