Социокультурные факторы изменения советской архитектурной парадигмы в начале 1930-х годов

Национальный исследовательский Московский государственный строительный университет, Москва, Россия, ,

Moscow State University of Civil Engineering (National Research University), Moscow, Russia, ,

Анализу советского архитектурно-художественного авангарда посвящены серьезные исследовательские работы как отечественных, так и зарубежных философов, культурологов, историков архитектуры. Различные аспекты процесса возникновения и развития этого направления рассматриваются в капитальном труде С.О. Хан-Магомедова (1996; 2001). Утопические основы архитектурного авангарда последовательно выявляются в работах А.В. Иконникова (2004) и Я. Вуека (1990). Обреченность советского авангарда в конкретно-исторических обстоятельствах тридцатых годов прошлого века констатируют в своей коллективной монографии Р. Пэр, Ж.-Л. Коэн, Ф. Ламберт (2007). К такому же выводу приходит и Дж. Мейерхофер (Maerhofer, 2009). Попыткам Корбюзье вписаться в советские архитектурно-градостроительные процессы посвящена еще одна работа Ж.-Л. Коэна «Ле Корбюзье и мистика СССР. Теории и проекты для Москвы» (Коэн, 2012). Основные тенденции и особенности эволюции московской архитектуры первой трети прошлого века анализируются в книге А.И. Комеча, А.Ю. Броновицкой и Н.Н. Бро-новицкой (2012). Интереснейшие документы опубликованы в изданной Главным архивным управлением города Москвы книге Н.М. Алещенко «Москва в планах развития и реконструкции. 1918– 1985»1. Попытку рассмотрения философских аспектов генезиса тоталитарной художественной культуры предпринимали Б. Гройс (2013) и А.В. Миронов (2012).

Однако причины быстрой девальвации концептуальных и эстетических принципов авангарда с точки зрения власти пока не получили адекватного, комплексного анализа и отражения в научной литературе. Требует также разработки вопрос об обоснованности выбора именно неоклассицизма в качестве стилевой основы развития отечественной архитектуры на протяжении последующих двадцати лет.

Если в эпоху НЭПа функционировала весьма неустойчивая, но творчески продуктивная модель развития советского искусства, включающая архитектуру и градостроительство, то к тридцатым годам ситуация резко изменилась. Началась трансформация получившего всемирную известность советского архитектурного авангарда в постконструктивизм и несколько позже – в неоакадемическую стилизацию. В истории архитектуры это направление часто, хотя и условно, именуют сталинским классицизмом. Такие изменения происходили в условиях масштабных социально-экономических процессов, развернувшихся в стране. В первую очередь речь идет о переменах в общественном сознании. Казалось бы, тот импульс, который был задан революцией 1917 года, продолжал обеспечивать сохранение идеологического пафоса в ходе создания нового общества. Однако на смену романтически наивным представлениям о достижении социальной справедливости пришли не менее утопические концепции построения социализма в отдельно взятой стране, что предполагало опору на державно-эпический пафос в идеологии и пропаганде. На этом фоне приобрела конкретику задача переориентации архитекторов с опредмечивания концепций социалистического расселения и перестройки быта на проектирование ансамблевой парадной застройки.

В соответствии с устоявшейся практикой любые резкие изменения в культурной политике партийное руководство объясняло не поворотом генеральной линии, а преодолением тех или иных недостатков в творческой сфере. Именно так осуществлялось перенацеливание архитекторов на создание парадных композиций взамен социально-типологических поисков. Основанием для такого поворота официально объявлялись некие ошибки и просчеты как в теории архитектуры, так и в градостроительной практике. Первым серьезным ударом по смелым социальнотипологическим поискам архитектурного авангарда стало принятое в мае 1930 г. постановление ЦК ВКП (б) «О работе по перестройке быта». Общий смысл этого документа свидетельствует об осознании руководством страны невозможности реализации грандиозных и не в меру радикальных социальных программ. С одной стороны, эти преобразовательные планы, провозглашенные еще в первые годы советской власти, активно пропагандировались и внедрялись в сознание значительной части населения, а с другой – отсутствовала ресурсная база для их осуществления.

Индустриализация и в особенности форсированная коллективизация, отягощенная раскулачиванием, сами по себе порождали серьезную социальную напряженность. Появилась необходимость устранения возникающих сомнений в правильности генерального курса, а уж тем более – недовольства политикой партии. Постановление, опубликованное в мае 1930 г., констатировало, что индустриализация создает «необходимые предпосылки для планомерной работы по перестройке быта на социалистических началах… Но наряду с ростом движения за социалистический быт имеют место … необоснованные, полуфантастические, а поэтому чрезвычайно вредные попытки отдельных товарищей (Сабсович, Ларин и др.) “одним прыжком” перескочить через те преграды на пути к социалистическому переустройству быта, которые коренятся, с одной стороны, в экономической и культурной отсталости страны, а с другой – в необходимости … максимального сосредоточения всех ресурсов на быстрейшей индустриализации …, которая только и создает действительные материальные предпосылки для коренной переделки быта. К таким попыткам некоторых работников … относятся появившиеся проекты перепланировки существующих городов и постройки новых исключительно за счет государства с немедленным и полным обобществлением всех сторон быта трудящихся…, воспитанием детей с отделением их от родителей, с устранением бытовых связей членов семьи, административным запретом индивидуального приготовления пищи и др. Проведение этих вредных, утопических начинаний, не учитывающих материальных ресурсов страны и степени подготовленности населения, привело к громадной растрате средств и дискредитации самой идеи социалистического переустройства быта»1.

Таким образом, постановление указывает конкретных виновников социально-экономических проблем, возникших в стране. Они нашлись среди теоретиков и практиков архитектуры. Следовало понимать, что ответственность за обострившуюся социально-экономическую ситуацию несет не партийно-государственное руководство, а люди, непосредственно занимавшиеся проектно-концептуальной разработкой и осуществлением выданного властью социального заказа.

В постановлениях зафиксировано несколько существенных обстоятельств. Во-первых, быстрый рост численности городского населения явился естественным результатом индустриализации. Во-вторых, коллективизация деревни предполагала окончательный отказ от НЭПа. В-третьих, грозное напоминание о нетерпимости к «правым» и «левым» уклонистам от генеральной линии закрепляло свершившуюся смену правящих элит.

Для организации архитектурно-градостроительной деятельности это означало неминуемые перемены. Покровительствовавшие авангарду политические лидеры (Троцкий, Бухарин, Рыков) оказались отрешены от власти и публично осуждались. А потому неудивительно, что возведенные конструктивистские здания (Наркомфина, Центросоюза и др.) в первой трети тридцатых годов не просто стали именовать проявлением «идеологически вредного формализма», а хлестко определяли как «троцкизм в архитектуре».

Стремительно растущее число горожан в первом поколении неминуемо привносило в городскую среду элементы патриархальности и культурной неискушённости. Эстетика авангарда в любом его варианте была абсолютно чужда носителям так называемой «третьей культуры». Зато образы дворцовой, ордерной архитектуры вполне соответствовали их привычным представлениям о красоте. Если в послереволюционную эпоху архитектурный историзм энергично отвергался и высмеивался теоретиками авангарда, то в начале тридцатых годов государство всемерно стало поощрять развитие традиционных стилевых вариантов. В первую очередь ставилась задача «творческого освоения классического наследия».

Отторгнутый массовой культурой авангард не мог рассчитывать и на частных заказчиков. В условиях свертывания НЭПа их просто не осталось. Подчеркнуто пренебрежительное отношение к архитекторам-авангардистам, проявленное Л.М. Кагановичем - главным докладчиком на Пленуме 1931 года, доказывало, что их жизнеустроительные концепции социалистического расселения власть признает совершенно неуместными. Организационным следствием разочарования власти в теоретических и практических возможностях авангарда стал роспуск многочисленных, зачастую конкурировавших между собой литературно-художественных объединений. Вместо них создавалась система централизованных творческих союзов с общей для всех эстетической основой - «методом социалистического реализма». Главной задачей становилась борьба «за воплощение языком архитектуры великих лозунгов нашей эпохи»2.

Опора на освоенные общественным сознанием архитектурные формы классицизма, воплощаемые метафорически или посредством прямого цитирования во вновь сооружаемых зданиях, позволяла экстраполировать вневременную красоту «золотого века» прошлого в настоящее и будущее. На маргинальную культуру магически воздействует и гигантизм архитектурноградостроительных решений. Гипертрофированное увеличение размеров московских улиц, набережных и эспланад в массовом сознании ассоциировалось с самим понятием столичного эстетического совершенства. Подразумевалось, что в перспективе и остальные города страны приобретут пропорции, сопоставимые с московскими. Пока же ориентиром становился начавший реализовываться проект самого высокого здания в мире - Дворца Советов. Как подчеркивал А.В. Луначарский, «сама громадность размера - это пролетарский стиль»3.

Переориентация общества на построение социализма страной, находящейся во «враждебном капиталистическом окружении», применительно к архитектуре предполагала отказ от функционализма, «интернационального стиля», к которому тяготел советский авангард. Зато на аван- сцену были выдвинуты вполне традиционные стили и направления, связанные с дореволюционной архитектурно-строительной практикой. Этим объясняется востребованность в тридцатые годы бывших академиков Императорской академии художеств – А.В. Щусева, И.В. Жолтовского, И.А. Фомина, И.С. Кузнецова, И.И. Рерберга и др.

Таким образом, в отечественной архитектуре возобладал историзм с весьма произвольной трактовкой классических принципов. Разнообразие структурного построения объектов объяснялось либо требованиями функциональной типологии зданий и сооружений, либо их конструктивными особенностями, соображениями экономии средств или же необходимостью подчеркнуть своеобразие «национальных форм» при безусловно общем «социалистическом содержании». Изменения в экономике, идеологии, социальной структуре, конкретно политической практике, произошедшие на рубеже 1920–30-х годов, стали факторами, обусловившими столь резкий поворот в развитии отечественной архитектуры. Учёт этих факторов поможет более глубокому пониманию сущности сталинской архитектуры, в значительной мере до сих пор определяющей облик многих российских городов.