Соотношение форм юридической и политической ответственности

Длительное время политическую ответственность было принято считать видом юридической ответственности, возникающей у государства. Она воспринималась как собирательная категория, в состав которой включались конституционно-правовой, административно-правовой и международно-правовой виды ответственности, наступающие для политического субъекта [1]. Последний определялся либо в широком значении (государство, регион, международная организация), либо в узком понимании (институты власти) [2].

Однако на протяжении последних двух десятилетий в литературе прослеживается постепенное отграничение юридической ответственности от политической [3]. При этом исследователи подчеркивают неоднозначность критериев, в силу которых можно провести такое разделение.

Согласно первому подходу, политическая ответственность представляет собой совокупность административных и дисциплинарных мер, налагаемых на субъекта власти [4, p. 191]. Их применение допустимо лишь на официальном государственном уровне и носит публичный (открытый) характер, предполагающий определенный юридический процесс (дисциплинарный, адми- нистративный, уголовный). В силу этого при лишении должностных лиц или органов власти полномочий или при их ограничении данные субъекты правоотношений наказываются за определенное неправомерное поведение (превышение или злоупотребление полномочиями, коррупция и др.). Это может выражаться в запретах и ограничениях, имеющих юридический характер, но применяемых избирательно в зависимости от статуса субъекта нарушения, тяжести совершённого им деяния и обстоятельств, при которых имело место нарушение политико-правовых норм.

Если следовать второму подходу, то политическая ответственность представляет собой комплексный институт, сочетающий разные меры негативного воздействия на субъектов власти с целью добиться от них определенного поведения [5]. В данном виде к государству, его органам и должностным лицам допустимо применять меры юридической ответственности, в том числе дисциплинарного и финансового характера, с сочетанием неправовых инструментов [6, p. 84] (например, отказ в предоставлении информации, игнорирование при общении, усечение финансирования, исключение из государственных программ и национальных проектов и др.).

В политико-правовой литературе доминирует представление о том, что привлечение представителя власти к любому виду ответственности способно повлиять на его политическую деятельность [7]. Кроме того, такое воздействие может значительно препятствовать реализации полномочий, закрепленных законом за органом власти (должностным лицом). Таким образом, и лишение таких прав, и ограничение в их осуществлении выражают сущность политической ответственности.

Собственно, главной отличительной особенностью юридической ответственности от политической служат основания ее возникновения. При нарушении правовых норм возникает обязанность претерпеть неблагоприятные меры, предусмотренные законом. Напротив, если нарушены политические нормы, не выраженные в определенной правовой форме (партийные установки, неформальные правила, традиции), появляется вероятность наступления негативных последствий, не регламентированных в юридической плоскости. Примечательно, что к юридической ответственности могут привлекать лишь те субъекты, которые наделены соответствующими полномочиями (суд, органы исполнительной власти, должностные лица и др.). Однако наложить меры политической ответственности могут два лица: либо равный в политическом положении субъект власти (одно государство в отношении другого), либо более сильный актор публичной политики (правящая политическая элита в отношении контрэлиты).

В научной среде формы юридической и политической ответственности воспринимаются исследователями неоднозначно. Как правило, затрагивая данный аспект, большинство авторов полагают целесообразным использование словосочетания «форма реализации» [8, с. 59]. При этом распространено мнение, что форма реализации политической ответственности является отдельным неблагоприятным последствием, которое накладывается на нарушителя в результате его поведения [9].

Действительно, политическая ответственность получает воплощение в осуществлении негативных обязанностей, установленных при помощи определенного социального регулятора (отказ от полномочий, лишение ресурсов власти, утрата правосубъектности на государственном уровне). Данное понимание основано на общефилософском подходе, в соответствии с которым форма рассматривается как способ существования содержания. Поэтому реализация политической ответственности возможна через комплекс мер активного характера.

Вместе с тем многие авторы рассматривают политическую ответственность как форму реализации социальной ответственности с общими субъективными условиями [10]. К таковым относятся: факт признания определенного лица участником отношений по реализации ответственности, негативность накладываемых мер, наличие принуждения в процессе их исполнения и т. п. Объединяет все виды ответственности также общее основание – нарушение социальных норм, к числу которых традиционно относятся и правовые, и политические нормы [11, с. 82]. Наличие тождественности оснований и условий позволяет прийти к выводу, что меры всех видов социальной ответственности в целом совпадают по своему характеру и направленности применения.

Например, в аспекте государственного регулирования Д.А. Липинский отмечает, что функции, содержание, структура, виды и формы выражения любого типа ответственности взаимосвязаны между собой [12, с. 72]. Однако на примере юридической ответственности ученый разграничивает ее формы реализации по критерию властного воздействия – на принудительные и добровольные. В политической ответственности присутствует исключительно властный компонент, не предполагающий добровольности наложения санкций самим же нарушителем. Политическая ответственность реализуется под влиянием наиболее сильного участника политических отношений, способного применить к нарушителю меры неблагоприятного характера для достижения определенной цели. В литературе такая конструкция социальной ответственности рассматривается как субъективная форма [13, с. 7].

Однако у политической ответственности также имеются объективные компоненты, которые связаны с формальным закреплением ее оснований и условий. В таком понимании форма политической ответственности отражает, по существу, содержательную часть политических норм, регламентирующих поведение определенных лиц во власти.

Субъективные формы, напротив, демонстрируют фактическое воплощение данных норм в отдельном взятом случае (специфическое толкование актором конституционных положений, государственных стратегий и программных/партийных установок). В такой особенности усматривается коренное отличие политической ответственности от юридической, поскольку последняя является для властного субъекта обязанностью, а первая – правом.

С точки зрения механизма обеспечения порядка в обществе использование нормативноправовых форм в большинстве случаев расценивается как закрепление оснований возникновения юридической, а не политической ответственности. Вместе с тем данный тезис представляется спорным на фоне сложившейся в Российской Федерации законодательной базы. В отдельных нормативных актах наглядно прослеживается закрепление условий ответственности, которая может возникать за нарушение не правовых, а иных норм, имеющих политическую направленность. Как пример – отрешение от должности главы субъекта Федерации президентом РФ в связи с утратой доверия, отставка от должности главы муниципального образования за межнациональные и межконфессиональные конфликты, произошедшие на подведомственной территории [14, подп. «г», п. 1, ст. 19]. Полномочия главы муниципального образования могут быть прекращены на основании «неудовлетворительной оценки» его профессиональной деятельности со стороны представительного органа местного самоуправления, при этом критерии такой оценки в № 131-ФЗ не сформулированы [15].

Указанные меры ответственности получили достаточно подробное закрепление в законах, однако не вписываются в рамки современной теории юридической ответственности, поскольку их основания в большинстве случаев не связаны с правонарушениями как волевыми поведенческими актами. В силу данной особенности предлагается обозначать приведенные примеры в качестве проявления политической ответственности, которая обладает нормативно-правовой формой.

Ссылки:

№ 4 (25). С. 221–224 ; Шеров Ш. Соотношение конституционно-правовой ответственности и политической ответственности // Правовая жизнь. 2013. № 2 (2). С. 113–122.