Современная российская идентичность сквозь призму дискурсивных метафор

Являясь одним из фундаментальных понятий современной политической науки, современный образ России и российская национальная идентичность активно исследуются в философии, социологии, социальной психологии, культурологии и коммуникативисти-ке, политической и когнитивной лингвистике, психолингвистике и смежных областях. При этом понимание национальной идентичности до сих пор является расплывчатым, порождая его разнообразные, иногда взаимоисключающие интерпретации, что подтверждает актуальность дальнейшего исследования этого феномена.

В российской академической традиции термин «идентичность» часто заменяется термином «самосознание» [8]. Несмотря на кажущееся сходство этих двух понятий, они не синонимичны. Под национальной идентичностью понимается в основном чувство принадлежности к определенному государству или нации, которое индивиды разделяют с группой людей независимо от страны их гражданства. Другая сложность в определении того, что такое национальная идентичность, возникает исключительно в российском контексте, когда приходится различать этнических русских и национальности, проживающие в Российской Федерации. В данной статье эти два понятия трактуются как взаимодополняющие, а не противоположные.

Национальная идентичность вслед за Р. Водак понимается нами как конструируемая и передаваемая в дискурсе, преимущественно в нарративах национальной культуры, возникающая из множества дискурсивных практик [25, p. 153]. Следовательно, национальная идентичность является продуктом дискурса и включает в себя общие или сходные убеждения или мнения, усвоенные этносом в процессе социализации, а также эмоциональные установки, поведенческие и языковые диспозиции. Укрепление национальной идентичности невозможно без систематической поддержки со стороны архаичных верований, отраженных в символах и общих мифах.

Российская национальная идентичность, с патриотизмом в ее основе, напрямую зависит от исторических условий страны, присущих ей политических идеологий, целей и задач, которые формулирует государство. Российский патриотизм ‒ это ментальная конструкция, уходящая корнями в язычество и проявляющаяся в преданности граждан своей стране-матери, рассматриваемой как многоликое божество, в безусловной любви к ней, стремлении защищать ее, гордиться ею и ее народом [4]. Патриотические чувства в России обычно уси-

ливаются в связи с определенными судьбоносными драматическими событиями или вызовами, с которыми сталкивается страна.

Исследования в вышеуказанных областях сходятся во мнении о мощном потенциале образного языка, в частности метафоры, для формулирования национальной идеологии и активизации положительных эмоциональных состояний общества, которые «подпитывают» чувство патриотизма внутри страны и за ее пределами. Несмотря на то, что исследования различных аспектов концептуальной метафоры убедительно свидетельствуют о решающей роли нарратива в формировании общественно-политических взглядов и убеждений, в современных исследованиях по-прежнему отсутствуют доказательства эффективности метафорического нарратива применительно к конструированию образа России, ориентированного на различные целевые аудитории и характеризующегося определенной степенью идеологической насыщенности. Настоящее исследование представляет собой попытку восполнить этот пробел путем определения потенциала дискурсивных метафор для формирования общественного мнения, идеологем и убеждений в различных ценностных системах относительно образа России во внутрироссийском и международном публичном дискурсе.

Роль метафоры в дискурсе конструирования национальной идентичности и внешней политики не может быть недооценена и представляет особый интерес для исследователей в различных областях [2; 11; 12; 17; 23]. Направление когнитивной лингвистики и дискурс-анализа, на которое в значительной степени опирается статья, неоднократно подчеркивало, что концептуальная метафора является существенным элементом как языка, так и познания, выступая в качестве широко распространенного когнитивного механизма, применяемого для объяснения сложных абстрактных понятий посредством установления набора концептуальных соответствий (сопоставлений) с более знакомыми конкретными понятиями. Будучи похожей на аналогию, она представляется формой так называемой ментальной экономии [23, p. 660]. Отсюда повсеместное использование метафор при обсуждении политических вопросов (внешней и внутренней политики, национальной идентичности и т. д.), изобилующих абстрактными понятиями, которые необходимо четко объяснить и донести до людей определенной нации.

В последние годы многочисленные исследования посвящены важнейшей роли метафо- ры в языке политики, продвижению культурных концептуальных моделей через корневые метафоры, построению и продвижению определенных идеологий [10; 11; 13; 20]. Они сосредоточились на метафорах дискурса, которые, несмотря на свою концептуальную обоснованность, тем не менее имеют смысл, сформированный применительно к определенному периоду времени и контексту, в котором разворачиваются дебаты на определенную тему. Концепты-источники таких метафор относятся к значимым объектам или событиям, которые являются частью интерактивного пространства и/или доминируют в культурном воображении. В отличие от концептуальных метафор, которые считаются универсальными и не зависят от времени, дискурсивные метафоры меняются или развиваются в рамках текущего дискурса и предназначены для конкретных целей. Это различие имеет решающее значение для нашего исследования, поскольку в данной работе авторы стремятся продемонстрировать, как конкретные метафоры могут служить дискурсивными механизмами конструирования национальной идентичности для достижения культурно и исторически конкретных стратегических целей. Таким образом, дискурсивные метафоры служат важным когнитивным механизмом фрейминга и продвигают общие нарративы; будучи встроенными в дискурсивные практики власти, они отражают определенные взгляды на мир и общество [14].

В статье утверждается, что сочетание совместимых метафор в публичном дискурсе образует целостный расширенный метафорический нарратив, продвигающий определенный взгляд на российскость. Метафорические нарративы обладают высокоуровневой организационной структурой, которая включает в себя: общие сюжетные роли (например, протагонист, антагонист, помощники, жертвы), фон, осложнение, главное событие (например, борьба, испытание/проба, решение / другое решающее событие, разрешение, следствие и мораль) [16]. Стоит также отметить, что концептуально все компоненты повествования линейно упорядочены в концептуальной логике сюжета [24]. Такой подход перекликается с точкой зрения, согласно которой одной из функций, выполняемых метафорой в политическом дискурсе, является легитимизация политики через предоставление доступа к системе базовых социальных и культурных ценностей [17].

Однако следует учитывать, что при фокусировании на определенном аспекте понятия метафора может заслонить собой и другие его аспекты, которые становятся несовместимыми с ней. По этой причине значительный манипулятивный потенциал метафор не вызывает сомнений, что объясняет их обилие в политической риторике, поскольку влияние метафоры на наши рассуждения и, соответственно, поведение в основном незаметно [7]. В этой связи метафора рассматривается как «ценный инструмент в геополитической борьбе» [1, с. 13], подкрепляя мысль Дж. Лакоффа о том, что механизмы метафорического мышления широко распространены в дискуссиях о внешней и внутренней политике, где, будучи «мощными бомбами, метафоры убивают нас» [18, p. 481].

Таким образом, введение метафоры в обсуждение национальных проблем становится важнейшим способом формирования смысла, как это продемонстрировала К. Кон в своем исследовании гендерной метафоризации, пропагандирующей средне-символическое насилие [12]. Согласно П. Бурдье, символическое насилие как навязывание выгодных для политических акторов культурно-символических практик и иерархии норм, ценностей и знаний граждан в значительной степени способствует социальному неравенству [9]. Использование концептуальных метафор можно рассматривать как символическую составляющую политики, понимаемую как деятельность «политических акторов, вовлеченных в производство различных методов, интерпретаций социальной реальности и борьбу за свое доминирование в публичном пространстве» [3, с 180].

Как показывает обзор литературы [2; 5; 10; 21], в российском патриотическом дискурсе в основном доминируют четыре метафоры: 1) путешествие/путь, 2) здание/строитель-ство, 3) мать и 4) метафора медведя. Первая и вторая из них часто используется в публичных выступлениях президента Путина за время его пребывания на посту. Поскольку аналогии, встречающиеся в публичном дискурсе, опираются на стереотипные представления обыденных ситуаций для придания некоторой оценки спорным темам [20], а также для повышения легитимности политических инициатив [10], нам особенно интересно исследовать, как эти метафоры применяются в рамках стратегий патриотизма, лежащих в основе конструирования российской национальной идентичности.

Метафоры путешествия/пути и строительства широко изучаются в когнитивных лингвистических исследованиях со времен выхода книги Дж. Лакоффа и М. Джонсона «Ме- тафоры, которыми мы живем» [19, p. 44]. Метафора ЛЮБОВЬ / ЖИЗНЬ – это ПУТЬ является базовой и находит отражение в таких выражениях, как мы на перепутье, наша страна на краю пропасти, наши отношения зашли в тупик, подчеркивая целенаправленную деятельность по пути к цели. Другой доминирующей сферой-источником для концептуализации абстрактных сложных сущностей в терминах веществ или вещей, знакомых нам по нашему телесному опыту, является область строительства [15].

Метафора пути исторически берет начало в советской эпохе и традиционно сочетается с метафорой здания, подчеркивая, что социализм ‒ это здание, которое нужно построить, а коммунистическая партия является его архитектором и строителем. Впоследствии дискурс перестройки был призван усилить существующую социальную формацию, в которой преобладали метафоры путешествия/дороги и стро-ительства/здания. В то время наиболее распространенной метафорой, связанной с советским развитием, в публичных выступлениях М. Горбачева была метафора тупика, а глагол перестраивать подчеркивал необходимость политических и экономических изменений. Именно тогда появилось выражение общий европейский дом , призывающее к первостепенной важности сотрудничества с европейскими странами и обозначившее иную цель строительной метафоры: построение государства, основанного на господстве рыночной экономики и права. В постперестроечную эпоху Борис Ельцин начал несколько иное использование метафоры пути, направленное на поиск объединяющей «русской идеи», когда осознал острую необходимость выработки общего политического языка и идеологии, призванной заменить коммунистические взгляды. Это положило начало очередному циклу поиска страной уникального русского пути. В последние годы дискурсивные механизмы конструирования российской национальной идентичности на основе патриотизма реализуются Владимиром Путиным через творческое использование метафор пути и строительства.

Учитывая, что метафора является мультимодальным феноменом, т. е. она встречается не только в языке, но и в визуальных образах и жестах, она может служить эффективным средством конструирования национальной идентичности через использование символов как визуальных метафорических репрезентаций русскости. На протяжении веков материнский образ России оказывался особенно силь- ным. Истоки материнского характера страны следует отнести к образу Матери-Земли - русской версии Великой Матери-Богини. Материнский символ России по-прежнему преобладает в практиках конструирования российской национальной идентичности. Подчеркивание внешних символических границ «русскости», т. е. отличия русских от чужих «других», и противопоставления себя Западу прослеживалась в русской идентичности на протяжении веков. Одним из ярких символов русской культуры, закрепляющих это отличие, является Россия, представленная в образе Женщины, Матери как «воплощения смирения, самоотверженности, религиозности, иррациональности, коллегиальности, т. е. ценностей, чуждых западному индивидуализму, рациональности, светскости, гордыне» [6].

Материнский образ самой России и специфика отношения к стране как к Родине стали важным элементом российской национальной идентичности в целом. Эти особенности проявились в обсуждении публикации американского еженедельника Business Insider, который накануне 70-летия Победы в Великой Отечественной войне опубликовал список «самых абсурдных зданий советской эпохи». В число таких зданий попал и монумент «Родина-мать зовет!» на Мамаевом кургане в Волгограде. Публикация вызвала немедленную реакцию российских политиков, историков и общественных деятелей, обвинивших американских журналистов в невежестве и кощунстве; чертах, породивших анималистические аналогии, устанавливающие концептуальные соответствия между аморальным поведением и грязью: Не дело этих свиней (имеются в виду американцы) обсуждать архитектуру великой державы, которую мы потеряли (И. Кобзон). Публикация широко обсуждалась в Интернете, социальных сетях и блогах, что позволило нам выявить способы вовлечения образа Матери-страны в установление внешних символических границ. В контексте данного исследования важны следующие аспекты: во-первых, образ Матери-России служит метафорическим маркером национальной идентичности, позволяющим различать «нас» и «их» и обосновывать превосходство первых над вторыми; кроме того, эта тема является неотъемлемой частью дискуссии об отношении к родине в России и США. Те, кто обсуждал эту тему, сравнивали монумент Матери-России в Волгограде со статуей Свободы в Нью-Йорке. Российские журналисты склонны обвинять американских в моральной неполноценности, отсутствии порядочности, черствости и неуважении к святыням: Чему удивляться? В Америке нет ничего святого: ни Родины, ни Матери! Только доллары! (Пушков, 2015).

Еще одна метафора, часто возникающая в дискурсе российской национальной идентичности, РОССИЯ – это ЗВЕРЬ (МЕДВЕДЬ) . Обращение к этой метафоре влияет как на восприятие страны на международной арене, так и на решения российских чиновников по продвижению того или иного представления о стране. В западном дискурсе метафора медведя подчеркивает символическую границу с Россией, призванную обозначить ее неевропейскую сущность и вытекающие из нее агрессивность и отсталость. Использование метафоры русского медведя в международных отношениях с иностранной точки зрения способствует мобилизации негативных значений, закрепленных за образом «русского медведя»; текущих противоречий между Россией и Западом через подчеркивание их сущностного и, следовательно, неискоренимого характера. Применение метафоры внутри страны направлено на гомогенизацию россиян, приводящую к идее их коллективной ответственности за внешнюю и внутреннюю политику страны и препятствующую их дегуманизации, лишению человеческого лица. Современное использование метафоры медведя свидетельствует о значительном росте самоидентификации России с медведем, что вызывает антизападные и изоляционистские настроения и усиливает их.

Метафора медведя в западном восприятии все чаще получает визуальное представление в других семиотических системах [25, p. 153] (например, карикатурах) и часто упоминается не только журналистами, но и экспертными сообществами и политиками, т. е. теми, кто отвечает за принятие внешнеполитических решений. Например, в докладе «Российская пропаганда в Европе» (июль 2016 г.), подготовленном Центром европейских исследований, под заголовком «Медведь в овечьей шкуре» приводится древняя пословица Русский медведь никогда не умирает, он просто впадает в спячку, которую во время теледебатов использовал кандидат в вице-президенты США, критикуя Россию. Повсеместное использование метафоры медведя во внешнеполитической риторике и дискурсе национальной идентичности говорит о ее высокой значимости и ценности, что приводит к соответствующим вы- водам о стране и ее гражданах. Являясь значимым фактором русской культуры, медведь фигурирует во многих русских литературных произведениях, народных сказках, эпосах, пословицах и поговорках, часто выступая в качестве главного героя. Медведь постоянно изображается на эмблемах, гербах, спортивных флагах (например, Олимпийских игр 1980 г. в Москве, эмблеме политической партии «Единая Россия» и т. д.).

Анализ функций метафоры медведя показал, что ее когнитивная функция представляется особенно значимой, поскольку позволяет концептуализировать Россию как «большую, сильную и, следовательно, потенциально опасную страну» [21, p. 239]. Более того, образ российской инаковости стал особенно полезен для уточнения позитивной европейской коллективной идентичности путем установления границ цивилизации. Нынешний страх перед «русским медведем», известный как русофобия, подстегивает создание общеевропейской политической идентичности и легитимацию Европейского союза и НАТО.

Кроме того, метафора служит инструментом, к которому западные общества прибегают в своей внутренней политической борьбе. С исторических времен обвинение политических соперников в симпатиях к России традиционно выражается в изображении их в облике медведя. Наконец, метафора медведя может быть полезна для оправдания определенной внешней политики в отношении России, в пропаганде военных конфликтов от наполеоновских войн до холодной войны [5] и нынешних экономических санкций.

Можно также проследить изменение в применении метафоры медведя внутри страны. В отличие от медведя СССР, образ которого использовался в основном для иллюстрации специфики восприятия страны ее западными недоброжелателями, постсоветский медведь как национальный символ участвует в информировании о внутренней политике. На эмблеме российской правящей партии с 1999 г. изображен медведь, который впоследствии использовался в различных формах политического брендинга как в ходе легитимации и делегитимизации власти. Однако растущую популярность медведя как национального символа скорее можно отнести не к политической пропаганде, а к созданию постсоветской идентичности, основанной на противопоставлении как советскому периоду, так и западной цивилизации. В 2000-е гг. медведь стал частью ме- няющейся национальной идентичности, которую можно назвать «ремаскулинизацией России», т. е. наделением образа страны мужскими коннотациями (сила, рациональность, самостоятельность) и созданием привлекательных моделей национальной маскулинности [5].

Сочетание вышеуказанных мультимодальных метафор приводит к тому, что развернутый метафорический нарратив российской национальной идентичности разворачивается и реализуется в политических и публичных выступлениях, политических карикатурах и шаржах, а их манипулятивный потенциал многократно возрастает [7]. Он позволяет эффективно передавать и продвигать тот взгляд на Россию, который выгоден определенным политическим акторам или отвечает потребностям, возникающим в конкретном социально-политическом климате. Таким образом, дискурсивная метафора и нарратив сегодня рассматриваются как неотъемлемая часть познания, коммуникации и действия.

Несмотря на большое количество исследований, посвященных важной роли метафоры в политическом языке, развертывании культурных концептуальных моделей и формулировании идеологий, все еще мало представлено доказательств влияния образной концептуализации на понимание таких абстрактных понятий, как национальная идентичность. Еще одним пробелом в данном направлении исследований является отсутствие работ, посвященных изучению влияния образного языка на конструирование национальной идентичности в этой стране.

С этой целью в статье исследованы доминирующие паттерны метафорической концептуализации России и русских, приводятся доказательства того, что метафора служит мощным дискурсивным механизмом конструирования национальной идентичности, направленным на достижение конкретных культурных и исторически стратегических целей. Обзор литературы позволяет сделать вывод о том, что российская национальная идентичность, в основе которой лежит патриотизм, конструируется с учетом исторического прошлого страны, присущих ей политических идеологий, целей и задач, которые государство считает первостепенными для конкретного периода. Российский патриотический дискурс изобилует метафорами пути/дороги, здания/стро-ительства, матери и медведя, отражающими доминирующие концептуализации русскости. Основное утверждение статьи, которое мо- жет послужить основой для будущих исследований, заключается в том, что кумулятивное использование этих метафор способствует развитию стратегий патриотизма, лежащих в основе конструирования российской национальной идентичности. Сочетание этих совпадающих метафор в публичном дискурсе формирует целостный расширенный метафорический нарратив, способствующий всестороннему представлению о российскости.

Акцентирование и продвижение определенного метафорического национального нарратива, рассматриваемого как набор связанных и соположенных метафор, позволяет значительно усилить трансформационный и манипулятивный эффект использования метафор на представления о стране со стороны зарубежных сообществ, а также на дискурсивное конструирование национальной идентичности внутри страны. Результаты исследования могут быть использованы для дальнейших исследований в области критического метафорического дискурс-анализа, политической лингвистики, для подготовки специалистов в смежных областях.