Современные тенденции развития историографии национального строительства 1920-1930-х гг. в автономиях РСФСР на Северном Кавказе

Актуальность темы статьи проявляется в том, что национальное строительство 1920-1930-х годов в советских автономиях стало важным аргументом исторического обоснования статуса субъектов Российской Федерации, формирования самосознания народов и территориальных сообществ. С особенной силой эти тенденции проявились в постсоветской историографии республик Северного Кавказа. Одновременно возросло влияние на методологии, понятийный аппарат, дискурс отечественных исследований национального строительства со стороны зарубежной исторической науки, прежде всего - англо-американской. Нуждаются в объективном историческом анализе и деконструкции проявления политизации оценок прошлого, вновь создаваемые мифы.

Цель данной статьи - установить современные тенденции развития зарубежной и российской историографии национального строительства 1920 - 1930-х годов на примере северокавказских автономий РСФСР.

Объект анализа - историография национального строительства на Северном Кавказе 1920-1930-х годов. Географические пределы исследования включают в себя Дагестанскую АССР, Горскую АССР, Адыгейскую (Черкесскую) автономную область, а также автономии, возникшие после упразднения Горской АССР: Карачаевскую, Черкесскую, Кабардинскую, Балкарскую, Северо-Осетинскую, Ингушскую, Чеченскую. Вместе с тем анализируется зарубежная и общероссийская историография темы.

Хронологические рамки исследования (1990-2015 гг.) определяются временем становления концептуального и идейно-политического плюрализма оценок раннесоветской эпохи в отечественной историографии.

Новизна исследования состоит в проведении сравнительного анализа работ англоамериканской, советской, общероссийской и северокавказских научных школ на широком хронологическом интервале 1990-2015 гг. Проведен анализ ранее не использованных историографических источников - трудов современных историков.

Материалы и источники исследования включают в себя монографии, научные статьи, комментарии к сборникам исторических документов. Особое значение для раскрытия темы имеют следующие сборники документов: «" Совершенно секретно ". Лубянка - Сталину о положении в стране (1922-1934 гг.)» [1]; «Советская деревня глазами ВЧК-ОГПУ-НКВД» [2]; «Большевистское руководство. Переписка. 1912-1927» [3]; «ЦК РКП (б) - ВКП (б) и национальный вопрос» [4].

Методология исследования предполагает применение принципов объективности, историзма и системности анализа историографических источников в контексте времени и целей их создания. Методы исследования следующие: источниковедческий анализ текстов, плюральное (множественное) синхронное и диахронное сравнение. Мы поддерживаем переосмысление концепта «национальное строительство» в исторической науке, переход от позитивистских и примордиальных к социально-конструктивистским объяснениям этничности. Необходимо теоретически разграничивать понятия «государственное строительство» (создание и укрепление органов публичной власти, наделение их полномочиями и ресурсами успешной деятельности), а также «национальное строительство» - формирование единого политического сообщества на основе воспитания общегосударственной приверженности, согласования между собой этнических, религиозных, экономико-территориальных интересов групп населения страны.

Результаты исследования таковы. Важное значение для теоретического осмысления национального строительства в РСФСР и СССР 1920-1930-х годов имеют работы американских историков Р.Г. Суни [5], Дж. Смита [6], Т. Мартина [7] и др. Так, Р.Г. Суни придает первоочередное значение не решениям партийно-государственных органов власти, как это обычно принято в историографии, а социально-экономической структуре и историческому опыту развития народов России. Эти факторы, по мнению Суни, создавали «коридор возможностей» советской национальной политики. Т. Мартин создал на материалах СССР 1920-1930-х годов концепцию «империи положительной деятельности» (affirmative action empire). Мартин подчеркивает, что впервые в истории многонациональное государство проводило курс «систематического содействия развитию национального сознания этнических меньшинств и создания для них многих характерных институциональных форм моноэтнического государства» (то есть самоопределения титульных народов) [7, с. 10]. Политика РКП (б) была призвана контролировать децентрализацию и «коренизацию» власти, провести их при сохранении территориального единства государства. Эта концепция имеет принципиальное значение, поскольку подчеркивает принципиальные отличия Советского государства от империй «западного мира», жестоко угнетавших свои колониальные окраины. Тем самым опровергаются идеологизированные рассуждения о СССР как «тюрьме народов», распространенные в изданиях конца 1980-х - начала 1990-х годов [8, с. 308-331].

В то же время курс «империи положительной деятельности» не следует идеализировать, он неразрывно был связан с большевистским пониманием интернационализма и прогресса, предполагая уничтожение «эксплуататорских классов» и замену ценностей этнических культур. Дж. Смит систематизирует причины конфликтов советского нациестроительства, уделяя особое внимание земельным спорам между автономиями и сопротивлению мусульман Северного Кавказа и Средней Азии атеизму [6, с. 144-163]. Но в целом для англо-американской историографии советского нациестроительства характерно слабое внимание к особенностям различных народов СССР, а внимание сосредоточено на борьбе альтернатив национального строительства во внутрипартийной борьбе (1921-1923 гг.), на статусе союзных республик, а не автономий. Эти устойчивые черты проявляются, например, в обобщающем труде М. Левина [9, с. 41-60] и статье Дж. Смита [6, с. 514-518].

Исследуем тенденции развития постсоветской отечественной историографии национального строительства на примере автономий Северного Кавказа. Отчетливо просматриваются два периода исторических исследований, выделяемые по признаку концептуальных оценок советского опыта.

На протяжении 1990-х годов преобладала жесткая критика национального строительства 1920-1930-х гг. Первостепенное внимание многие историки уделяли оценке причин конфликтов, массовых репрессий, сокращения полномочий автономий. Так, ленинский проект федерации оценивался как тоталитарное решение национального вопроса, отличавшееся от сталинского только тактиками и методами имперского курса, темпами советизации народов (А.Ю. Коркма-зов, К.К. Хутыз) [10, с. 67; 11, с. 13-14]. И напротив, стало положительно оцениваться повстанческое движение на Северном Кавказе 1920-х годов (статьи П.А. Аптекаря и Х.-М.М. Доного) [12, с. 154-156; 13, с. 270-281], что отчасти вело к его идеализации и преуменьшению сепаратистских тенденций. Проявились противоречия в оценках национального строительства между научными школами республик Северного Кавказа, что было связано с политизацией исторической памяти и легитимацией «регионального суверенитета» в 1990-х годах [14]. Противоречия касались таких аспектов, как оценка причин распада Горской АССР в 1924 г., земельных и культурно-языковых споров, депортаций, оценок видных деятелей северокавказской истории 1920-1930-х годов. Но и в столь сложных условиях создавались объективные исследования, основанные на анализе впервые рассекреченных источников (например, работы Н.Ф. Бугая и Д.Х. Мекулова) [15, с. 87].

Позитивные тенденции переосмысления национального строительства, отхода от упрощенных оценок прошлого наметились уже во второй половине 1990-х годов. Важна монография В.А. Шишкина, ее автор сделал важный вывод о преемственности национальной политики большевиков и унитарной имперской модели. В то же время сложная обстановка требовала постоянного балансирования власти между централизацией и учетом интересов автономий, что выразилось в курсе «коренизации» аппарата управления - его насыщении представителями местных титульных национальностей [16, с. 88-133].

Качественно иной этап развития историографии постепенно наступает в начале 2000-х годов. Он связан с осознанием пользы государственного единства, поиском в истории положительного опыта интеграции полиэтничного общества, методов обеспечения межэтнического мира. Характерна в этом аспекте докторская диссертация В.Г. Шнайдера, раскрывающая социокультурный аспект интеграции народов Северного Кавказа в советское общество на дистанции 1917-1950-х гг. [17, с. 10-42].

Глубокое исследование национального строительства предпринято коллективом авторов Института российской истории РАН, главы этого труда по периоду 1917-1941 гг. созданы Т.Ю. Красовицкой и Д.А. Аманжоловой [18, с. 151-262]. Аналитики раскрывают сложный контекст выбора партийно-государственной политики: «Первые национальные автономии и советские “независимые” республики создавались во многом для удержания территорий и с целью реализовать в них классово-интернационалистскую доктрину» [18, с. 176]. Но по мере выяснения слабости власти на Северном Кавказе с 1920 г. стали широко применяться традиционные институты управления; сочетались государственный патернализм и нациестроительство в пределах автономий [18, с. 199]. Так, проводились Всероссийские мусульманские съезды, создавались национальные школы. До коллективизации большевики вынуждены сохранять полиюри-дизм - шариатские суды и советы старейшин, комиссии по примирению кровников действовали параллельно с органами власти. В 1928 г. Политбюро ЦК ВКП (б) утвердило условия вхождения автономных республик и областей в состав укрупненных краев на началах добровольности [4, т. 1, с. 595-596]. В целях укрепления автономий им были переданы в конце 1920-х - 1930-е годы близлежащие промышленные центры (г. Грозный - Чечено-Ингушетии, Майкоп - Адыгее, Батал-пашинск - Черкесской АО).

В.П. Булдаков рассмотрел нациестроительство в историко-психологическом аспекте, обобщив новые архивные данные об оппозиционных движениях в Чечне и Дагестане [19, с. 599649; 4, т. 1, с. 95; 1, т. 2, с. 178]. Автор отмечает низкую компетентность партийно государственных чиновников в автономиях Северного Кавказа, что приводило к непоследовательности политики. Оценки событий и выводы В.П. Булдакова подчас эмоциональны и априорно следуют из негативного отношения к «имперской» государственности. Напротив, монография А.Х. Даудова и Д.И. Месхидзе несколько «сглаживает углы» противоречивой национальной политики 1920-1924 гг., обходя сложный вопрос о глубинных причинах упразднения Горской АССР [20, с. 196-198].

Системное исследование советской национальной государственности на Северном Кавказе провели Т.П. Хлынина, Е.Ф. Кринко и А.Т. Урушадзе (2012 г.). В их монографии выявлена ведущая роль центральных партийно-государственных органов власти в становлении автономий, раскрыты детерминанты реформ административно-территориального деления. Определена взаимосвязь между идеологическими представлениями большевистской элиты, потребностями советской геополитики и повседневными запросами полиэтничного населения. Исследователи не уходят от оценки сложных дискуссионных вопросов, дают их трактовку на широкой документальной основе. Как отмечают авторы, национальное строительство 1920-х гг. не только решало задачи самоопределения народов, но и должно было учитывать экономическую состоятельность новых автономий [21, с. 269-270]. Более поздняя монография Т.П. Хлыниной и Е.Ф. Кринко (2014 г.) отчетливо отражает парадигму конструктивизма применительно к нацие-строительству. Аналитики отмечают слабую готовность многих этнических групп к высокому уровню самоопределения, что обусловило преобладание форм советской автономии, близких к унитаризму [22, с. 91, 101-103]. Особое внимание Т.П. Хлынина и Е.Ф. Кринко уделяют «черкесскому вопросу» на Северо-Западном Кавказе, оценивая его в качестве незавершенного проекта нациестроительства вследствие слабости сил возможного автономного образования [22, с. 108121].

Примечательны и работы, выполненные на материалах отдельных автономий Северного Кавказа либо в итоге их сравнения. О.А. Белоусова изучает районирование автономий в соста-- 70 - ве Северо-Кавказского края (1924-1930 гг.), отмечая сложность оформления моноэтничных сельсоветов и районов [23, с. 61-62]. Новым аспектом исследований, таким образом, становится история политики в отношении дисперсных этнических меньшинств. На материалах Чечне и Ингушетии выполнено фундаментальное издание документов о взаимодействии вайнахских народов с Российским государством [24], а также работы Ж.Ж. Гакаева [25] и А.М. Бугаева [26].

В итоге сделаны выводы о росте влияния конструктивизма и концепции «империи положительной деятельности», выдвинутой Т. Мартином, в современной российской историографии национального строительства 1920-1930-х годов. Разграничиваются понятия «государственное строительство» (создание и укрепление органов публичной власти, наделение их полномочиями и ресурсами успешной деятельности), а также «национальное строительство» - формирование единого политического сообщества на основе воспитания общегосударственной приверженности, согласования между собой этнических, религиозных, экономико-территориальных интересов групп населения страны.

Установлено повышенное внимание отечественных исследователей к неизученным аспектам темы: формированию партийно-государственных элит автономий Северного Кавказа, административно-территориальным реформам 1920-1930-х годов, альтернативам становления автономий, выраженным в партийно-государственных документах. В историографии 1990-х годов преобладала жесткая критика национального строительства 1920-1930-х годов. Первостепенное внимание уделялось оценке причин конфликтов, массовых репрессий, сокращения полномочий автономий. Качественно иной этап развития историографии наступает в 2000-х годах. Он связан с осознанием пользы государственного единства, поиском в истории положительного опыта интеграции полиэтничного общества, методов обеспечения межэтнического мира. Советское нациестроительство на Северном Кавказе в 1920-1930-х годах оценивается в ракурсе преемственности правовой, экономической и социокультурной интеграции сложноорганизованной периферии, полиюридизма и вынужденного использования большевистской властью традиционных институтов.