Спектр информационных теорий сознания: единство в многообразии?

PhD in Philosophy,

Associate Professor of the Department of

Philosophy

Perm State University

15, Bukirev st., Perm, 614990, Russia

SPIN-code: 7216-2674

Artyom S. Makarov

Student, direction of training “Phylosophy”

Perm State University

Информационные теории сознания – это те теории, которые так или иначе рассматривают ментальные процессы как информационные процессы, сводят первое ко второму либо признают их тождество, т.е., говоря проще, рассматривают сознание как информацию. Информационные теории сознания весьма популярны, чем обусловлено широкое их многообразие. Если в отечественной философии самой разработанной такой теорией считается информационная теория сознания Д.И. Дубровского [1], то в зарубежной философии их множество, например теория интегрированной информации Дж. Тонони [2], квантовая теория сознания Р. Пенроуза и С. Хамероффа [3], двуаспектная теория информации Д. Чалмерса [4], отчасти функционализм Д. Деннета [5] и т.д.

Тем не менее выделяются схожие черты всех информационных теорий: во-первых, субъективная реальность есть итог биологической эволюции, означающий возникновение психики как нового типа информационного процесса; во-вторых, в ходе антропогенеза субъективная реальность усложняется, психическое отражение становится предметом себя же, вследствие чего возникает сознание; в-третьих, всякое явление субъективной реальности есть определенное содержание, то есть информация, воплощенная в мозге [6, с. 457-458].

Также все информационные концепции сознания пытаются отвечать на вопрос о том, каким образом связаны нейродинамические процессы мозга и ментальные состояния человека. Чалмерс назвал этот вопрос «трудной проблемой сознания» (проблемой квалиа), Дубровский - проблемой «сознание-мозг», схожее содержание имеют психофизиологическая и психофизическая проблемы. Для решения этих вопросов информационные теории обосновывают особую информационную причинность, но делают это по-разному. Отсюда и расхождение в позициях: кто-то занимает позиции физикалистского редукционизма, кто-то - панпсихизма, компьютационализма и т.д. На этом деление не заканчивается, данные направления принимают еще более узкие формы, однако их многообразие можно систематизировать на основе классического деления на такие направления, как материализм, идеализм и дуализм. В зависимости от того, как понимается информация и как выстраивается логика ее отношений с основными философскими категориями, можно обозначить главное направление теории и рассуждать об ее адекватности. К примеру, Д. Чалмерс предлагает описывать и ментальный мир, и физический мир через понятие информации, называя это «натуралистическим дуализмом». Так, феноменальные состояния сознания связываются у него с осведомленностью, представляющей собой особый тип информации, данный непосредственно: «Осведомленность можно приблизительно охарактеризовать как состояние, в котором некая информация оказывается напрямую доступна для намеренного контроля за поведением и может быть использована для вербального отчета» [4, с. 275]. Далее он предлагает принцип когерентности осведомленности и сознания, в соответствии с которым «если некая система осведомлена о какой-то информации, в том смысле, что данная информация непосредственно доступна для глобального контроля, то эта информация осознается» [4, с. 297]. И далее он приходит к знаменитому двуаспектному принципу информации, в соответствии с которым она имеет две ипостаси, феноменальную (квалитативную) и физическую. Теория же Д. Деннета как более физикалистская склонна отрицать реальность феноменальных ментальных состояний и самого человеческого Я, объявляя последнее иллюзорным «картезианским театром»: «Классик функционализма Д. Деннет рассматривает сознание как конкуренцию информационных - подобных компьютерным программам - потоков в мозге за контроль над его состоянием и иногда добивающихся своей “минуты славы”, выражая себя в определенных действиях человека, у которого, согласно Деннету, нет никаких квалиа и переживающего их Я» [7, с. 38]. Таким образом, теория Д. Деннета рассматривает само ментальное состояние как эпифеномен материальных информационных процессов в мозге, вследствие чего с его точки зрения становится возможным создание сильного искусственного интеллекта. В последней своей книге он прямо пишет, что если эволюция создала людей с их мозгом как «органическим компьютером», то люди ввиду своих творческих способностей способны создать «кремниевый мозг», который способен превзойти по способностям их собственный: «Блестящие идеализации Шеннона, Тьюринга, фон Неймана, Маккаллоха и Питтса предопределили взрывное развитие информационных технологий и понимания того, что раз природа создала такой органический компьютер, как наш мозг, то возможно и существование кремниевых компьютеров, которые станут вместилищем искусственного интеллекта... Тотальное хладнокровие эволюции, действующей путем естественного отбора, оказалось способным создавать людей, которые научились строить города и научные теории, сочинять стихи и делать самолеты и компьютеры, а они, в свою очередь, обладают потенциалом для создания искусственного интеллекта, обладающего более мощными творческими способностями, чем его создатели» [5, с. 193]. Такая позиция с рядом оговорок все же напоминает вульгарный материализм.

Отсюда очевидно, что теории сознания, несмотря на свои отличительные стороны, пытаются более универсально представить весь мировой порядок. А.В. Сафронов, например, видит в качестве фундаментальных теорий общую теорию относительности, теорию струн и теорию петлевой квантовой гравитации [8, с. 98-101]. Он рассматривает данные теории для того, чтобы на их примере объяснить информационную связь и причинность [8, с. 102-106]. Там же Сафронов пробует рассмотреть физический и ментальный миры через вероятностную информационную схему и приходит либо к панпсихизму, либо к концепции нейрофизиолога А. Дамасио, в которой сознание связывается с «чувством происходящего», и, развивая эту идеи, постулирует, что информация может быть связующим звеном между двумя измерениями, самим «чувством» как ментальным состоянием и его объектом (тем, что «происходит») [8, с. 107-108]. Оба варианта интересны лишь как удачные примеры универсализации, однако сам этот принцип оказывается прочно впечатан в задачи любых теорий сознания. Другими словами, они не могут объяснить сознание без более широких онтологических оснований, заключающихся в понимании мира в целом. В данном плане информационные теории сознания часто грешат гипостазированием информации в качестве фундаментального явления мира, рассматривая сознание как высший, особый ее тип.

Еще одна общая для всех теорий особенность – отсутствие единого исчерпывающего качественного определения информации. Все ее трактовки зачастую либо имеют слишком широкое определение, например информация есть «различие, производящее различие» (Г. Бэйтсон), «коммуникация и связь, в процессе которой устраняется энтропия (К. Шеннон), «отраженное своеобразие» (А.Д. Урсул), либо вообще имеют не определение, а некоторое количество характеристик [9]. Стоит понимать, что такие «неопределенные определения» подрывают теорию, могут сделать ее противоречивой. Например, Г.С. Прыгин обнаружил противоречие в теории Дубровского, скрытое в принципе инвариантности информации. Он считает, что «инвариантность информации не вызывает сомнений только в том случае, когда в качестве ее носителей выступают различные материальные (внешние, по отношению к человеку, «неживые») носители» [6, с. 458]. Однако «когда мы касаемся мозговых структур, инвариантность информации носит весьма условный характер» [6, с. 458]. Он приходит к тому, что принцип инвариантности если и может действовать, то только в неживых системах, т.к. в последних не информация будет определять структуру, а структура будет определять информацию [6, с. 459]. Однако, повторимся, проблема здесь не в конкретном принципе, а в общей тенденции к широкой и нечеткой трактовке информации. Любая же по-настоящему научная теория требует точного категориального аппарата.

По сути, все информационные концепции сводятся к вопросу о том, является ли сознание в сущности информационным. Мы уже сказали здесь о том, что для начала это понятие должно быть, по крайней мере, однозначно определено. Также нужно более четко определиться с философской направленностью: идеализм, материализм или дуализм. Например, как пишет Сафронов, Чалмерс, занимая позиции дуализма, лишает смысла вопрос о природе сознания. Если сознание полностью противоположно материи, «имеет иную природу», нежели материя, то вопрос о первичности снимается, а следовательно, и связь между двумя категориями теряется [8, с. 106-107]. Другой пример – разбор Г. С. Прыгиным информационной концепции сознания Д.И. Дубровского. Концепция хоть и материалистическая, однако много вопросов вызывают основные ее принципы: инвариантность информации, ее данность субъекту в чистом виде и способность последнего управлять ею с высокой степенью произвольности. Как показал Прыгин, первый и последний тезис несколько противоречат друг другу: первый доказывает, что информация устойчива к свойствам носителя, т.е. не подвержена изменениям, а второй доказывает возможность управления информацией, то есть произвольного ее изменения [6, с. 458-459]. Таким образом, даже продуманные концепции могут оставаться не до конца согласованными.

Отдельно нуждаются в анализе современные зарубежные теории. Для начала рассмотрим теорию интегрированной информации Дж. Тонони (Integrated Information Theory, IIT). А.А. Танюшина отмечает, что его теория ориентирована на «сугубо эмпирическое объяснение» феноменального характера сознательных состояний [10, с. 19]. Данный эмпиризм связан с тем, что Тонони всё-таки является нейробиологом, а не философом. Вместе с тем теория опирается на набор из пяти аксиом об осознанных состояниях. Во-первых, любое такое состояние существует. Во-вторых, оно имеет структуру, включая в себя множество ощущений. В-третьих, любое ощущение, составляющее осознанное состояние, содержит информацию. В-четвертых, любое такое состояние имеет внутреннее единство. В-пятых, в определенный момент времени субъект находится только в одном таком состоянии. На основании аксиом можно вывести следующее положение: чтобы возникло осознанное состояние, необходимо некоторое количество информации, представленное ощущениями, сложить вместе и придать ему внутреннее единство. Если говорить языком А.С. Яшина и И.А. Дубынина, то «центральное утверждение IIT гласит, что субъективные переживания возникают в такой системе, где информация интегрируется» [11, с. 33]. Однако Тонони точно не устанавливает критерий уровня интеграции, необходимый для «порога сознательности». Он разбивает системы интегрированной информации по уровням сознательности, следовательно, «простые системы могут быть минимально “сознательными”» [10, с. 22]. Таким образом, две системы могут различаться не наличием/отсутствием сознания, а уровнем его градации. Исходя из указанного выше, вслед за А.А. Танюшиной можно сделать вывод, что данная теория хоть и имеет несколько вариантов трактовок, но наиболее перспективно проявляет себя на позициях эмерджентного панпсихизма [10, с. 25].

Теорию Тонони часто комбинируют с двуаспектным принципом информации Д. Чалмерса. А.А. Танюшина определяет его так: «Информация может быть представлена как физически, так и феноменально» [12, с. 73]. Главное для Чалмерса то, что при реализации информационного состояния ментальным опытом это информационное состояние одновременно реализуется в физическом субстрате опыта. Сам Чалмерс пишет: «Везде, где мы находим феноменальную реализацию информационного пространства, мы видим, что то же самое информационное пространство получает и физическую реализацию» [4, с. 355]. Суть принципа кроется в том, что информация существует и оказывает влияние и в рамках ментального мира, и в рамках физического. Высказывание можно трактовать иначе: информация суть и идеальное, и материальное явление. Ю.М. Сенаторов отмечает: «Он (Чалмерс) близок в своем понимании роли информации для сознания к пониманию Д.И. Дубровского, который говорит о нейродинамических кодах» [13, с. 71]. Действительно, проявляется параллель с теорией последнего, где информация существует в объекте (носителе) материально, но воспринимается субъектом идеально. И если для отечественной философии это явное противоречие, то для западной оно, видимо, не вызывает вопросов. В итоге, однако, Чалмерс приходит к гипотетическому выводу о повсеместности и фундаментальности информации для реальности и наличию у разных по природе информационных систем (мозга, компьютера, термостата и т.д.) некоторого опыта, феноменальная сложность которого градируется в зависимости от сложности, внутреннего разнообразия и уровня «кибернетичности» системы.

Можно догадаться, к чему ведет синтез двуаспектного принципа и теории интегрированной информации: если у системы имеются ментальные состояния, то обязаны быть и физические состояния, соответствующие первым и показывающие их наличие. Но в таком случае можно развернуть принцип и в обратную сторону, тогда получится, что любой материальный объект имеет сознание: «Информация, трактуемая как структура безусловных различий, может быть реализована как физически, так и феноменально, в силу чего везде, где представлена физически реализованная информация, можно обнаружить некоторый феноменальный опыт» [14, с. 58-59]. А для теории интегрированной информации это разрушительно, ибо тогда вне зависимости от степени интеграции информации любой объект будет обладать некоторой формой сознания. Чалмерс предлагает решить данную проблему ограничением двуаспектного принципа, но не предлагает критерий, Танюшина же предлагает взять за критерий определенный уровень интеграции информации (тогда будет ограничен тип информации, связанной с феноменальными качествами), но не оговаривается о природе данного критерия [10, с. 27]. Разработка последнего могла бы помочь и двуаспектному принципу Чалмерса, и теории интегрированной информации Тонони, хотя разрешение этой частной нестыковки не будет играть существенной роли, если теория не имеет общего адекватного фундамента.

Фундаментом любой теории, повторимся, выступает категориальный аппарат. В данном случае в основе лежит понятие информации. И если рассматривать саму применимость этого поня- тия к сознанию, то возникают некоторые вопросы, например: как частнонаучный термин способен объяснить философскую категорию? Тогда нам придется возводить понятие информации в статус философской категории. Даже если предположить вышесказанное, то информация, как категория, должна будет затрагивать все стороны действительности, как-либо соотноситься со всеми философскими категориями, а те - с ней. Другой вопрос, возникающий в этой связи, звучит так: как информация, будучи так или иначе материальной, может существовать, восприниматься или становиться идеальным явлением? Можно предположить, что информация неосознанно мыслится в некоем нейтралистском ключе, как нечто третье, общее по отношению к материи и сознанию, и тогда она становится первичной, а материя и сознание - производными от нее. В таком варианте разрушается их отношение как противоположностей, и далее теряются все остальные категории. В итоге, выбор трактовки информации как материального объекта, идеального объекта или чего-то третьего имплицитно влияет на структуру всей современной научной парадигмы, значение всей ее понятийной сетки. Таким образом, применимомть понятия информации упирается в проблему не просто ее дефиниции, но в данном случае ее вписанности в систему фундаментальных философских категорий. Если мы рассматриваем информацию как нечто третье, более фундаментальное, чем материальное и идеальное (либо как материальное и идеальное одновременно), то эта система рушится.

Можно взять проблему шире: есть ли необходимость объяснять связь ментальных и физиологических процессов через информационные теории? Полагаем, что сознание в общем и целом адекватно объясняется классической теорией отражения. Отражение есть всеобщая способность взаимодействующих субстратов воспроизводить свойства друг друга. По данной теории, всегда есть субстрат отражения, т.е. то(т), что/кто отражает (в данном случае человек), также имеется само отражение и есть отражаемое. Поскольку материя в разных своих формах имеет разный уровень сложности, постольку отображаемое может в полной мере отражаться только в том субстрате, который соответствует ему по уровню сложности либо является сложнее. Субстрат должен иметь содержание, которое будет достаточным, чтобы отобразить содержание предмета отражения. Сознание, воплощая способность универсального познания совершенно разных предметов, явлений и процессов, есть высший способ отражения реальности, возникающий в ходе ее развития и являющийся свойством социального материального существа, человека, тесно связанным с другими его социальными свойствами, трудом и речью: «Трактовка идеального и его “границ” всецело зависит от понимания его субстрата, в конечном счете, человеческого субстрата, а стало быть, сущности человека и способа его существования и развития - труда» [15, С. 70]. В этом аспекте перспективным кажется понимание сознания не только как формы отражения внешнего мира, но и как уникальной формы самоотражения, внутреннего отношения человеческого субъекта к самому себе: «Поскольку сознание - социальный феномен, его влияние на материю может быть скрытой от “посторонних” стороной отношения социального к самому себе, и следовало бы уповать не на глубинные психофизические законы универсума, а, скорее, на психосоциальные закономерности, возникающие при смене “природного” способа развития материи на “человеческий”» [7, С. 46]. Понимание человека как родственного миру существа, как наиболее сложного продукта материального развития, а его сознания – как наиболее сложной формы общемирового атрибута отражения, связанного с его материальной преобразовательной активностью, может составить «бэкграунд» для разрешения психофизиологической проблемы, минуя понятие информации в принципе. Вместе с тем А.В. Разин, соглашаясь с Деннетом, полагает, что сам человек в ходе своей преобразующей деятельности способен создать сильный и даже превосходящий собственное сознание искусственный интеллект, и перечисляет, что для этого необходимо: «Думаю, что можно превзойти естественный интеллект. Но для этого, кроме локальных носителей информации, имеющих свои цели и способность к объединению, надо создать сообщество машин, субъективные оценки, придать искусственному интеллекту такую агентность, которая будет отражать заинтересованность в собственном бытии, что невозможно без некоторой телесной организации, поэтапных стадий развития, феноменального опыта. Необходимо также придать машине способность к интерпретации мира, включающую квалиа, то есть то, что связано с фантазиями сознания, образами, которые не просто различаются, а воспринимаются в связи с интерпретациями мира» [16, C. 50]. Однако при ближайшем рассмотрении он дублирует некоторые специфические свойства человека как высокоорганизованного социального существа: общение, целенаправленность, самосознание, ценностность и т.д. Эти свойства де-факто социальны, т.е. актуализируются в общественной жизни. Даже человеческая телесная организация, включая структуру его мозга, получает окончательной оформление в ней. Любая (коль сложной бы она ни была) чисто физическая, физико-химическая или даже биологическая система (недаром в настоящее время популярны подходы к созданию искусственного интеллекта, основанные на моделировании живого: нейронные сети, генетические и эволюционные алгоритмы, клеточные автоматы, роевый интеллект и т.д.) не способна воспроизвести социальные качества, т.к. они принципиально сложнее, чем она сама. Возникает ситуация фундаментального несоответствия субстрата и атрибута [15, С. 71]. Следовательно, объект более простой, чем человек, сложности не сможет обладать сознательным опытом о мире и о самом себе.

Подводя итог, можно констатировать, что все информационные теории сознания имеют своей общей философской предпосылкой некоторую деантропологичность, т.к. пытаются брать сознание и мозг изолированно от самого человека и его социальной сущности. Данный абстрактный подход открывает возможность для широкого применения такого нечеткого и расплывчатого понятия как информация с соответствующей языковой игрой, подчас спекулятивно «жонглирующей» ее многочисленными значениями.