Спор Никеи и Никомидии на Халкидонском соборе за статус митрополии: гражданский аспект

DOI:

Цитирование. Грацианский М. В. Спор Никеи и Никомидии на Халкидонском соборе за статус митрополии: гражданский аспект // Вестник Волгоградского государственного университета. Серия 4, История. Регионоведение. Международные отношения. – 2022. – Т. 27, № 6. – С. 74–89. – DOI: jvolsu4.2022.6.7

Введение. Христианизация Римской империи, протекавшая на всем пространстве Средиземноморья, представляла собой сложный и комплексный процесс, в котором элементы традиционной греко-римской культуры, сложившейся преимущественно в эпоху принципата, вступали во взаимодействие с новыми христианскими элементами, причем имел место процесс взаимной адаптации и взаимопроникновения тех и других. С этой точки зрения процесс кризиса «поздней Римской империи» может быть рассмотрен как процесс нового творческого синтеза, при котором традиционные элементы греко-римского мира встраивались в структуры христианизированного общества и государства.

Одним из ярких и заслуживающих специального рассмотрения примеров такого взаимодействия и взаимовлияния является один из эпизодов IV Вселенского собора, состоявшегося осенью 451 г. в Халкидоне. В ходе заседания собора 30 октября состоялось рассмотрение тяжбы между митрополитом Ни-комидии Евномием и митрополитом Никеи Анастасием. Суть претензии Евномия состояла в том, что Анастасий предпринял епископские рукоположения в пределах провинции Вифиния, каковые, по мнению Евномия, цели- ком относились к его компетенции как митрополита и правящего провинциального архиерея. Поскольку Анастасий, со своей стороны, представил собору документ, подтверждающий за Никеей статус митрополии, суд должен был решить, кого следовало считать правящим архиереем Вифинии, обладающим правом совершать и утверждать рукоположения провинциальных епископов [7, p. 56[415]–62[421]]. Так же, как и ряд других представленных на соборе дел, тяжба между Никомидией и Никеей была рассмотрена его участниками под председательством императорских чиновников, согласно повелению императора Марки-ана [37, S. 304–322]. Данный казус примечателен тем, что аргументация сторон в пользу сравнительных преимуществ своих кафедр велась посредством обращения к документам, суть которых имела сугубо «внехристианс-кий» характер, присущий традиционным общественным и государственным институтам Римской империи I–IV веков. Таким образом, для тяжбы, вызванной сугубо каноническими причинами, ключевым оказался гражданский по своей сути аспект.

Методы. Работа основана на применении историко-критического метода обработки данных текста источника, используемого в оригинале на греческом языке ².

Анализ. Предметом специального анализа в данной работе будут тексты представленных тяжущимися сторонами императорских указов, в которых Никея и Никомидия наделялись правами митрополий. Задачами данной работы является, прежде всего, представление перевода этих документов, а также обоснование его правильности в сравнении с другими имеющимися переводами на иностранные языки. Далее задачей исследования являются выявление и освещение посредством комментирования тех реалий римского мира, которые отражаются в анализируемых документах.

Эдикт в пользу Никеи. «Императоры кесари Флавии Валентиниан и Валент, счастливые, благочестивые Августы, вечные победители говорят никейцам. Хотя рвение наше для всех стало видным и наглядным с тех [самых] пор, как волею Всемогущего Мы приняли вершину империи (ту g eaai^ag то >nepavaeeenKog) и кормила государства (тйv

δημοσίων), однако в дополнение ко всему [этому] сбережем мы в качестве начала сего счастья [то], что Ваш город, прежде наполненный и гордящийся (npoavan^naOelaa Kal YaupimOelaa) нашим счастьем, стал всему народу причиной радости и ликования. В силу чего, поскольку встарь он был назван митрополией (цnтp6поZlg naXai wvo^aaOn); и это содержится в старых законах, и, как мы законодательствуем (vоцо0eтоvvтюv y^wv), не может иметь никакого сомнения по причине того, что оно непоколебимо и твердо, а в будущем еще имеет быть умноженным (eig та hneiTa av^nOnao^eva). [...] И наперед его увенчав (Kal eig то e^yg avT’v aTE^avTeg), мы постановили, чтобы он в вашем городе совершал шествие (dv ту >цeт£p noZei npoiEvai). И да сохранится постоянно этот обычай (у auvyOeia avтn), и да будет город ваш митрополией при сохранении обычая, касающегося процессии вифиниарха ( е п 1 ту проббш то™ BiOuviapxou), ибо никто да не отнимает ничего у остальных. Волею Всемогущего да возрастет достоинство (то a^^юцa) вашего города! Итак, ликуя, усугубляйте молитвы (тag evхаg διπλασιάζετε) и радуйтесь тому, что эта честь (a™тn у т1цу) была вам предоставлена [так], что впредь утихнет всякое сомнение, осознавая (auvоpйvтeg), что удостоились вы от наших повелений вечной милости и призрения (alюv^оu пpa6тnтоg Kal пpоvо^ag)» [7, p. 61[420].1–17].

Как указано в соборных актах, данный текст является «переводом закона» (Epцyve^a νόμου), изначально составленного на латинском языке. Латинский оригинал не сохранился: приведенный в латинской версии соборных актов текст эдикта является всего лишь обратным переводом с греческого, хотя и представляет определенный интерес [8, p. 69[508].3–18]. Имеется английский перевод эдикта, выполненный Ричардом Прайсом в издании полного перевода актов Халкидонского собора [53, p. 30–31], и французский перевод Сильвена Дестефана [18, p. 219–220].

Сохранившийся греческий текст нельзя назвать прозрачным по целому ряду причин, из которых первой является его топорный стиль «подстрочного» перевода. Смысл этого текста извлекается скорее «интуитивно», чем посредством анализа его грамматичес- кой и синтаксической конструкции. Приходится думать скорее о том, что переводчик хотел сказать, нежели о том, как и что действительно сказано. В этой связи будет уместным представить нашу собственную интерпретацию текста в сравнении с имеющимися переводами и на их фоне.

Итак, главной проблемой является то, что сам сохранившийся текст является переводом. Поскольку императорские эдикты, особенно издаваемые по торжественным случаям, представляли собой довольно напыщенный и сложный латинский текст, не удивительно, что греческий перевод мог иметь определенные изъяны. Приведенный в латинской версии актов Халкидонского собора обратный перевод на латынь хотя и является полезным в ряде случаев, однако его автор также испытывал затруднения с пониманием отдельных мест греческого текста 3. Так, уже в титула-туре он не опознал греческое σεβαστοί как обычный эквивалент латинского Augusti и перевел его как colendi.

Впрочем, латинский перевод имеет то преимущество, что ему оказывается незнакомой проблема, связанная с состоянием греческих рукописей, из-за которого в критическом издании Эдуарда Швартца в тексте закона довольно неожиданно оказалась представлена Никомидия. Приведем здесь по-гречески этот пассаж: [8] Si’ о Sy eneiSy цутролоАлд naXai wvoцaa0n Kai то кто vOцol naZaiol nepi-exourn [та [9] a о та anep NiKo^nSe^ai], vouoO-eтovvтtov y^wv [vnyp^ev] o™Seц^av aцфlвoАлav hxeiv [10] Svvaтal тф aaaXeuтa Kal laxupa це-veiv Kal ekg та eneaa ao^yQnao^eva. И наш дословный перевод: «В силу чего, поскольку встарь он был назван митрополией, и это содержится в старых законах, и, как мы законодательствуем [то же, что было и у никомидий-цев], не может иметь никакого сомнения по причине того, что оно непоколебимо и твердо, а в будущем еще имеет быть умноженным».

Очевидным образом, часть текста, взятая издателем в скобки, представляет собой вставку, которая, скорее всего, объясняется тем, что на этапе переписки в текст было внесено толкование, основанное как на приведенном ниже эдикте в пользу Никомидии, так и на соборном приговоре, признавшем за Нико-мидией старейшинство титула митрополии.

Сразу подчеркнем, что сравнительно ранний латинский перевод этой вставки не знает: [9] propterea licet metropolitana olim est nominata et [10] hoc leges antiquae continent, tamen legem nobis proferentibus nulla dubitatio esse [11] poterit, eo quod haec immota et firmissima maneant et temporibus futuris augenda [8, p. 69[508]].

Соответственно в английском переводе Р. Прайса взятый Э. Швартцем в скобки кусок не учитывается: “Accordingly, since it was formerly called a metropolis, and this is contained in ancient laws, there can as a result of our legislation be no doubt but that this remains firm and unshaken and will increase in time to come...” [53, p. 30].

При этом во французском переводе С. Дестефана он целиком учитывается, причем в результате смысл меняется переводчиком на противоположный: «...не приходится сомневаться, что те же привилегии, которыми пользовались граждане Никомидии в силу наших законов, по этой причине не останутся крепкими и действительными и как следствие не будут умножены» («Comme donc elle a été autrefois qualifée de métropole et que des lois anciennes contiennent cette disposition, il ne peut faire aucun doute que les mêmes privilèges dont ont bénéfcié les citoyens de Nicomédie en vertu de nos lois, ne demeurent pour cette raison fermes, valides et ne soient par la suite augmentés»: [18, p. 219]). Таким образом, из французского перевода следует, что, давая привилегии Никее, императоры одновременно наказывали Нико-мидию, отнимая у нее имеющиеся права и лишая ее новых в будущем. Впрочем, свой перевод С. Дестефан не поясняет и не сравнивает его ни с имеющимся английским переводом, ни с версией, представленной латинскими актами. По нашему мнению, французский перевод содержит ошибку, поскольку привносит отрицательный смысл в придаточное предложение причины, вводимое артиклем тф.

Определенное затруднение представляет и следующий пассаж, который одновременно является и наиболее ценным с исторической точки зрения: [10] Kal еф [11] то e^yg aoTov aTG^avTeg dv ту >цетера полет npoievai E6eaп^aaц.ev. Ашц^етю [12] тo^vuv ekg то SinveKcg у auvyOeia awn Kal у noZig >^§v цутролоАлд еатю, туд auvn6e^ag [13] туд dnl ту npooSv ток BiQuviapxou Sia^evovayg.

Уже издатель актов отмечает, что между этим пассажем и предыдущим явно имеется пропуск текста. Местоимение avTOV («его»), представляющее собой винительный падеж мужского рода, указывает на какое-то лицо, речи о котором в предыдущем пассаже не было. Как следствие, Р. Прайс отмечает возможность пропуска текста, однако дает неприемлемый перевод, передавая avTOV как «это» (it), как будто в тексте стояло avTo: “For the future, having crowned it, we decreed its issuing in your city. Therefore let this custom be preserved for ever, and let your city be a metropolis, while maintaining the custom relating to official visits by the Bithyniarch” [53, p. 30]. Инфинитив προιέναι («идти вперед») Прайс переводит как “issuing”, хотя у этого глагола нет активного значения, а издание эдикта обыкновенно описывается через другие глаголы – к примеру, гк5^5oa9al, dcicvai. Дальнейший перевод Прайса вполне согласуется с предложенным нами, за тем исключением, что перевод слова πρόοδος как «official visits» представляется нам не отражающим сути этого термина применительно к личности «вифини-арха», о которой речь у нас пойдет ниже.

Перевод С. Дестефана отмечает мужской род местоимения avTOV, передавая его как «этот закон» (от греч . νόμος): «Et, à l’avenir, ayant ratifé cette loi, Nous avons ordonné qu’elle soit envoyée à votre cité. Que reste donc en vigueur pour toujours cette coutume et que votre cité soit métropole, tandis que la coutume relative à la visite du bithyniarque est maintenue» [18, p. 219].

Это выглядит более правдоподобно, однако сам закон в предшествующем предложении не упоминался, поэтому трактовка местоимения avTOV как стоящего вместо слова νόμος выглядит неубедительно. Единственную связь со словом «закон» здесь можно увидеть, если принять во внимание, что греческое Vo^o0£TOVVTtoV ^^§v из предыдущего предложения передается в латинской версии через legem nobis proferentibus. Помимо этого, перевод στέψαντες через «ayant ratifé» выглядит неубедительно, коль скоро у глагола στέφω очевидным образом нет такого значения. Подобно Прайсу Дестефан переводит далее «πρόοδος» вифиниарха как visite, но если Прайс сопровождает свой перевод сноской, где дает общие сведения о фигуре и роли вифини- арха (из которой, впрочем, не становится ясно, что за «официальные визиты» он совершал), то Дестефан свой перевод не поясняет.

Латинская версия предложила здесь следующий текст: et de cetero haec etiam in nostra ciuitate proficiscentes sanciuimus. permaneat igitur in perpetuum ista consuetudo et ciuitas uestra sit metropolitana, consuetudine scilicet in processu Bithyniae iudicis permanente. Отметим сразу, что автор латинского перевода явно не совладал с первым предложением: опорные слова avTOV, GTE^aVTEg и npoiEvai им очевидно не поняты. Присутствие haec на месте avTOV согласуется с английским переводом. Перевод πρόοδος через processus, по нашему мнению, точен, однако передача то™ BiQuviapxou через Bithyniae iudicis показывает, что автор перевода уже не знал, кто такой «вифиниарх». Использованный им при переводе термин iudex говорит о том, что переводчик понял титул «вифиниарх» как «наместник Вифинии», поскольку iudex было родовым названием наместников провинций, главной функцией которых было отправление правосудия в первой инстанции, в силу чего они назывались iudices ordinarii [34, S. 529–530; 9, p. 67–136]. Между тем наместником провинции вифиниарх все-таки не был. Дальнейшая часть эдикта не вызывает затруднений и как следствие различий в имеющихся переводах.

Взяв за основу наш перевод, приступим к комментированию эдикта в пользу Никеи для выяснения тех исторических обстоятельств и реалий, которые стояли за его появлением.

Прежде всего, затронем проблему датировки. К сожалению, она не может быть с точностью решена, однако примерная хронология может быть установлена. Упоминание двух государей, Валентиниана и Валента, говорит о том, что эдикт издан после 28 марта 364 г., когда Валентиниан в Константинополе провозгласил соправителем своего брата Валента. Поводом к изданию эдикта, очевидно, послужило то обстоятельство, что сам Вален-тиниан был провозглашен императором именно в Никее примерно месяцем ранее – 26 февраля 364 года. Именно это подразумевают императоры, говоря в эдикте о «начале сего счастья» (Eig rqv Ppxxv avryg ту: Evтux^ag), то есть о вступлении Валентиниана на престол. При этом уже 1 марта император был в

Никомидии, в которой состоялось совещание нового императора со своими приближенными по вопросу избрания соправителя, а также назначение Валента «трибуном конюшни» (tribunus stabuli). Таким образом, Никея и Ни-комидия оказываются первыми городами, которые Валентиниан посетил в качестве императора и потому не удивительно, что именно они удостоились государевой милости. После 26 апреля императоры отправились из Константинополя на Запад и вплоть до Сирмия двигались вместе, где после 4 августа расстались, поскольку Валентиниан двинулся дальше на Запад [50, S. 214–218; 52, p. 172– 173; 33, p. 138–139]. Логичным будет тем самым предположить, что эдикт в пользу Никеи был издан еще до 26 апреля, пока императоры находились в Константинополе.

Вызывает вопрос содержание привилегий, предоставляемых императорами Никее. Эдикт Валентиниана и Валента констатирует, что Никея издревле имела титул митрополии. Статус города как митрополии нуждается в пояснении. Следует, прежде всего, учесть, что это понятие в римское время не было тождественно понятию митрополии, присущему более раннему периоду. В то время митрополией («материнским городом») назывался город, имевший колонии – города, основанные его гражданами в результате отселений на новые земли, при этом многие города продолжали называть себя митрополиями именно в этом смысле и в римское время: к примеру, Тир и Милет [13, p. 88]. Тем не менее ситуация меняется, и в римское время титул «митрополия» по преимуществу становится почетным титулом, который императоры присуждали наиболее значительным городам восточной части Римской империи.

Завоевавший Сирию и превративший ее в римскую провинцию Гней Помпей, а затем Гай Юлий Цезарь подтверждают статус свободного города и митрополии за Антиохией. Затем Октавиан Август, присоединивший к Сирии равнинную Киликию, дает титул митрополии Тарсу. В последующие сто лет титул широко распространяется по восточной части Римской империи: митрополиями становятся Верия (Македония), Никомидия (Вифиния), Ксанф (Ликия), Анкира (Галатия), Тир (Финикия), Петра (Аравия).

В этот период в целом соблюдается тот принцип, что каждой римской провинции на Востоке соответствует одна митрополия, которая чаще всего является резиденцией римского наместника. Между тем в царствование Адриана (117–138) количество митрополий резко увеличивается. Не исключено, что это было связано с существованием в пределах римской империи многочисленных гражданских союзов, именовавшихся койнонами (κοινόν), либо «этносами» (hθνος), история которых восходит к периоду классической античности ⁴. В результате митрополии оказываются представлены во всех имевшихся тогда союзах, что в итоге даже приводило к тому, что в одной и той же провинции было по нескольку митрополий ⁵. К примеру, в Асии помимо Эфеса (резиденции наместника), митрополиями во II в. становятся Пергам и Смирна [27, S. 307–312; 20, p. 247–286], а позже к ним присоединяются Кизик и Сарды, так что, к примеру, в эдикте императоров Валентиниа-на, Валента и Грациана, составленном в 375– 378 гг. и сохранившемся в виде надписи, речь идет о четырех митрополиях Асии (per quattuor civitates, quae metropolis apu[d] Asiam nominantur: Ephesos 2925) ⁶. В Сирии наряду с Антиохией и Тиром митрополиями становятся Дамаск и Самосата [13, p. 85–98; 27, S. 18– 36 et passim ; 44, p. 359].

Обретение городом статуса митрополии или иных почетных титулов и эпитетов зависело от воли императора: городские советы подавали императору особые прошения, в которых обосновывали пригодность города к получению титула. Нередко такие прошения подавались в ситуации острого соперничества городов: к примеру, в награду за преданность во время противостояния с Филиппом Аравитянином, император Деций даровал статус митрополии Фессалонике в ущерб древней митрополии Македонии – Верии [27, S. 387–389].

Итак, со времени Адриана митрополия рассматривалась как главный город союза, и только особые обстоятельства приводили к наличию в рамках одного союза нескольких митрополий, которые, среди прочего, конкурировали за право быть местом проведения союзных собраний (συνέδριον, conventus) и, как следствие, – местом проведения провинциаль- ных праздничных процессий во главе с местным «этнархом»-архиереем императорского культа. На Западе, где, с одной стороны, греческое слово «митрополия» не было в ходу и не прилагалось к главным городам союза, а с другой – более последовательно была воплощена система «одна наместническая провинция – один союз», центром провинциальных собраний обыкновенно был главный город наместнической провинции, который назывался «главой провинции» (caput provinciae) – латинским аналогом греческого термина «митрополия» (μητρόπολις) [27, S. 18–36].

Что касается Вифинии, то в эпоху принципата она была частью большой двухсоставной наместнической провинции Вифиния-Понт. Эллинистическое вифинское царство перешло под власть Рима по завещанию ее последнего царя Никомеда IV в 74 г. до н. э., а в 63 г. до н. э. Гней Помпей создал из части территорий бывших вифинского и понтийского царств провинцию «Понт и Вифиния» (Pontus et Bithynia) [39, p. 302–320, 351–378; 28, p. 862–874].

Признается, что титул митрополии Ни-комидия имела со времени императора Клавдия (41–54), соединив его впоследствии с троекратным титулом «неокории» и титулами «первой в Вифинии» и «первой в Понте». Никея в этот же период усваивает себе титул «первой в Вифинии» и «первой в Понте» (как вариант: «первой в эпархии»). Именование Никеи «первой» восходит уже ко времени Веспасиана. Такой же титул появляется в конце I в. и у Никомидии. Речь ритора Диона Хризостома, которому никомидийцы даровали почетное гражданство, отражает ситуацию ожесточенного соперничества между двумя ви-финскими городами за «первенство» (>пср npwTciwv «Y®viZ6^£0a). Никомидия и Никея боролись за пышные, но, по его мнению, совершенно пустые титулы ⁷. Титул «митрополия» встречается и применительно к Никее, однако только в одной надвратной надписи (Lefke Kapı) II в., да и то является результатом ученой реконструкции [48, S. 9–25]: «Благороднейшая хранительница храма Августов, первая Вифинии и Понта, митрополия, согласно суждениям императоров и священного сената» (q еуаевеататп v£®K6pog тйv 2£ваaтйv прюту Bl6uv^аg ка1 П6vтou, q цптр6по^1д ката та крфата t § v avT0KpaT6pmv ка1 туд Upag

συνκλήτου). В других источниках он применительно к Никее не встречается.

Исследователи предполагают, – опять же на основе анализа состояния той же над-вратной надписи, – что свои титулы Никея утратила. Ее, оказавшуюся на проигравшей стороне в войне между Песценнием Нигером и Септимием Севером, последний лишил всех привилегий. При этом относительно Никоми-дии имеется свидетельство о сохранении ею в тот же самый период титулов «митрополии и первой в Вифинии и Понте»; также известно, что этот город стал в третий раз неокорией, если судить по монетам III в. [14, p. 156– 161]. Проблема соперничества двух городов осложняется также тем обстоятельством, что фактически невозможно определить, какой город в додиоклетианово время был резиденцией наместника: косвенные данные имеются в пользу и того, и другого [27, S. 282–290; 42, S. 307–313; 25, p. 326–328; 57, S. 163–170].

Союз вифинской части «двойной» наместнической провинции Вифиния-Понт официально назывался «то koiv o v t § v e v BtOuvla 'EXXyvtov». Согласно имеющимся свидетельствам, он возник еще в республиканское время и функционировал на протяжении всего периода принципата [17, S. 60–64; 25, p. 154– 165; 54, S. 196–198; 22, S. 71–73]. Впрочем, та же неопределенность, что и с резиденцией наместника, имеется и в отношении того, какой город был местом проведения собраний койнона [27, S. 287–289]; ряд наиболее авторитетных исследователей, впрочем, склоняются к тому, что им была Никея [17, S. 61]. Тем не менее сведения о проведении празднеств вифинского койнона происходят главным образом из Никомидии, однако имеются и из Никеи [17, S. 61].

Диоклетиан, провозглашенный императором в Никомидии 20 ноября 284 г., сделал город своей резиденцией, в которой он провел значительную часть своего царствования и в ней же отрекся от престола 1 мая 305 года 8. Сведений о митрополичьем статусе обоих городов в последующий период не имеется, однако, что касается эпохи Валентиниана и Валента, сведения обоих документов, представленных на Халкидонском соборе, подтверждаются сообщением Аммиана Марцел-лина, который в связи с возвышением Вален- тиниана называет Никею «матерью городов в Вифинии» (Amm. Marc. XXVI.1.3: quae in Bithynia mater est urbium), а Никомидию в другом контексте – «матерью городов Вифинии» (Amm.Marc. XVII.7.1: Bithyniae urbium matris), каковой титул однозначно является переводом греческого μητρόπολις.

Итак, сведения эдикта Валентиниана и Валента подтверждаются современным свидетельством, а также оказываются косвенным доказательством в пользу того, что в 60е гг. IV в. Никея воспринималась как древняя митрополия и, следовательно, могла таковой и быть, хотя данные более раннего времени не свидетельствуют об этом с достаточной убедительностью.

Проанализируем следующий пассаж эдикта: «И наперед его увенчав, мы постановили, чтобы он в вашем городе совершал шествие. И да сохранится постоянно этот обычай, и да будет город ваш митрополией при сохранении обычая, касающегося процессии вифиниарха, ибо никто да не отнимает ничего у остальных. Волею Всемогущего да возрастет достоинство вашего города!» Данный перевод, как уже было отмечено, отличается как от древнего латинского перевода халкидонских актов, так и от переводов современных исследователей. Вслед за издателем актов Э. Швартцем и переводчиком актов на английский язык Р. Прайсом мы предполагаем перед этим пассажем лакуну, в силу чего остается неизвестным, какое слово мужского рода была употреблено в пропущенной части и в следующем предложении представлено местоимением «его» (avTov). Исходим из дословного понимания этого местоимения как относящегося к неуказанному лицу мужского пола. Тем самым, исходя из синтаксической структуры предложения, в нем сообщается, что данное лицо было увенчано императорами.

Анализ пассажа уместно начать с пояснения того, кем является упомянутый здесь вифиниарх. Модель слова, состоящая из названия провинции или народа и форманта «-арх», в римское время обозначала на греческом Востоке главу гражданского союза, являвшегося одновременно главным провинциальным священником императорского культа. «Союз» – термин, издавна принятый в отече- ственной историографии в том числе для обозначения основанных на принципе этнического единства территориальных объединений, которые существовали с периода классической древности, а в римское время легли в основу провинциального деления, особенно на греческом Востоке [4; 5; 6, с. 13–23; 1, с. 11– 37]. Фактически в римское время большинство союзов совпадали в своих границах с наместническими провинциями, и потому для них в равной степени были в ходу обозначения Eпapx^a, E0vog и koivov (на Западе -concilium).

Объединяющей все союзы империи, со времен Октавиана Августа стала идея божественности императора и разработанная система культа последнего. Естественным следствием стало то, что представителями городов в союзном собрании, а также председателями союзного собрания становятся жрецы императорского культа – «священники богов-Августов» (apxiEpElg 0E§v ^EeaaT§v). Одновременно, в качестве главы союза, такой жрец именовался, к примеру, «архиерем Асии» (apxiEpE^g ту: ’Arnag), «архиереем Понта» (apxiEpEv? то™ ndvTOu), «архиереем союза Галатов» (apxisps™^ то™ koivo ™ т§v Галатйу), «архиереем ликийцев» (Лuк^юv apXiEpE v g), «архиереем Кипра» (apxiEpE ™ ^ т у Κύπρου) и т. д. Кроме того, во всех случаях параллельно присутствовали титулы, не отражавшие священнический статус главы союза, но подчеркивающие лишь факт его главенства: асиарх (’Aaiapxn^), вифиниарх (Bi0uviapxn^), понтарх (Ποντάρχης), галатарх (Γαλατάρχης), ликиарх (Λυκιάρχης), сириарх (Συριάρχης) и т. п.⁹ Таким образом, данные должности считались «священноначалием» или «священством этноса»¹⁰.

Отметим, что римские провинции Асия и Вифиния оказались, так сказать, колыбелью императорского культа. Согласно свидетельству Диона Кассия, рассказывающего о посещении Октавианом этих провинций по пути из Египта в 30/29 г. до н. э., «Цезарь... разрешил иметь святилища в честь Рима и своего отца Цезаря, которого назвал героем Юлием, в Эфесе и Никее, каковые два города были в то время наиболее влиятельными в Азии и в Вифинии....Обычай такого рода, берущий начало с этого времени, получил распростране- ние при других императорах, причем не только среди греков, но и среди всех прочих подвластных римлянам народов» [3, с. 49] 11.

Несмотря на то что, по-видимому, уже с того времени во главе вифинского союза стоял жрец императорского культа, в источниках мы не встречаем термина арх1£р£ в д т у : ВШитш:: зафиксирован только термин Βιθυνιάρχης [21, p. 345–346; 55, p. 91]. Из эпиграфических источников известно более десятка вифини-архов с конца I и до конца III в. [40, p. 1608; 21, p. 346–352].

Поскольку в эдикте Валентиниана и Валента идет речь о вифиниархе, совершенно естественным будет связать выражение «его увенчав» (а и т о у ате^аутед) именно с фигурой последнего. Одной из непременных инсигний главного союзного / провинциального жреца императорского культа (apxi£p£ u g то ™ hOvoug, sacerdos provinciae) был так называемый «архиерейский венец» (арх1£ратгк д д атефауод) 12 . Этот венец носился жрецом во время церемониальных процессий, председательства (προεδρία, praesedere) на состязаниях, а также в ходе других культовых и праздничных событий [43, p. 170–171; 23, p. 477–478; 47, S. 38–39]. Такими событиями, в частности, были приезд в провинциальную столицу императора (adventus), а также празднества в его честь [43, p. 101–132; 23, p. 550–556; 15].

Как следствие, дарование прерогативы носить золотой «архиерейский венец» и багряную тогу (πορφύρα) во время процессий было привилегией жреца, даруемой императором. Так, согласно надписи, некий Марк Аврелий Дафн, трижды бывший «асиархом храмов в Эфесе» (aaiapxnv уашу тшу dv ’Ефеаш тр(д), получил «от августов счастье во время первой процессии [носить] золотой венец вместе с порфирой» (екти/у патта З е Kai пара тшу ^еваатшу, каг dni тр прйтр прооЗш т’у хрипоту атефауоу ара тр порфира) 13 .

Венец священников императорского культа упоминают и христианские авторы: так, Тертуллиан говорит о «золотых венцах провинциальных священников» (Tert. De idolatria, XVIII: coronae aureae sacerdotum provincialium). Факт ношения жрецами императорского культа золотых венцов привел к тому, что «священники провинций» на латинском Западе назывались зачастую просто «увенчанными» – coronati [26, p. 122–124; 23, p. 478]. Помимо свидетельств, относящихся к Дакии и Африке эпохи принципата, имеется эпиграфическое свидетельство из Эфеса, также относящееся к эпохе Вален-тиниана и Валента (ок. 375–378 гг.), в котором упоминается provinciae coronatus (Ephesos 2925. Ln. 5) 14. Далее, в кодексе Феодосия приводится закон императоров Аркадия и Гонория от 15 ноября 407 г., в котором оговаривается, что «священники провинции» (sacerdotes provinciae), которые там же названы «увенчанными» (per coronatos), не вправе заниматься взысканием фискальных задолженностей с христианских церквей (CTh. XVI.2.38) [16, p. 110–117].

Итак, возглавление торжественных шествий или процессий в честь дня рождения императора, годовщины его восхождения на престол, ознаменования посещения им города было одной из главных церемониальных функций провинциального архиерея императорского культа. Данные шествия обыкновенно обозначались греческими терминами πομπή, προπομπεία или латинскими pompa, processio. Гораздо реже в источниках для описания процессии применяется слово πρόοδος. Помимо приведенной выше надписи в честь Марка Аврелия Дафна можно еще привести надпись из Эфеса с упоминанием «священных процессий архиереев Асии и мужей удостоенных священных венцов» (Ephesos 122: та!д !ера1д прооЗотд ток: а[рхг£р£ад? - туд] ’Аа(ад каг т§у (ершу ат£ф[ауюу - ф1Хотг]роирЁуоид ауЗрад) 15 , а также надпись, посвященную архиерею Зевса Эгинета и гения Августов Аврелию Дилит-риану, о котором говорится, что он среди прочего «совершал процесии» (пог^ааута каг лро63о[ид]: MDAI(A) 10 (1885) 335) ¹⁶.

Поскольку мы имеем дело с греческим переводом изданного по-латыни эдикта, следует предполагать, что в латинском тексте на месте слова πρόοδος стояло processio, для которого, в отличие от терминологически более точного προπομπεία, наиболее дословным греческим соответствием как раз и будет πρόοδος.

Указ в пользу Никомидии. Приведем здесь наш перевод указа Валентиниана в пользу Никомидии, представленного на Хал-кидонском соборе Евномием Никомидийским в ответ на представление Анастасием Никей- ским эдикта в пользу Никеи: «Валентиниан, благочестивый, счастливый Август никоми-дийцам радоваться! Относительно привилегий (та пplцlZ^Ylа) вашего города встарь существующий древний обычай будет сохранен (φυλαχθήσεται). Ведь и прибавка чести (У прообукп туд пруд) города никейцев не сможет повредить вашему праву (то б^кaюv), поскольку увеличится достоинство (enav^GTai то ауСыра) города никомидийцев, если тот [город], сущий на втором месте, прозывается именем митрополии (у ev беитерш топш о^оа рутропоХеюд дv6paтl каХеТта1)» [7, p. 61[420].18–27].

В отличие от эдикта в пользу никейцев, этот документ характеризуется сравнительной краткостью и ясностью: в его случае и древняя латинская версия, и переводы современных авторов вполне согласуются между собой [53, p. 31; 18, p. 220].

Документ издан от имени одного императора – Валентиниана. Естественно предполагать, что он появился после эдикта в пользу Никеи, тем более что имеет форму не эдикта, а письма – рескрипта, составленного очевидным образом в ответ на жалобу никомидий-цев, заподозривших, что честь их города умаляется из-за возвышения их извечных конкурентов – никейцев. Однако для того чтобы получить рескрипт, следовало сначала составить ходатайство, а затем отправить его с посольством к императору 17. Как следствие, едва ли возможно предполагать, что граждане Никомидии могли успеть направить это посольство и получить ответ в течение месяца, когда Валентиниан был единоличным правителем. Обращение к императору непосредственно в Никомидии, где тот находился краткое время по дороге в Константинополь, и немедленное получение ответа на него также представляются маловероятными, поскольку в тот момент эдикта в пользу Никеи еще не было – он появился, как уже было отмечено, после 28 марта, когда Валент в Константинополе был провозглашен соправителем.

Тем самым следует предполагать, что делегации обоих городов успели застать обоих императоров в Константинополе, где никей-цы получили эдикт, а никомидийцы – рескрипт, причем от имени того императора, который лично посещал Никомидию и к которому, по- видимому, никомидийцы непосредственно обратились с ходатайством. Таким образом, поскольку оказанная Никее честь была связана с возвышением именно Валентиниана, то и рескрипт никомидийцам был от его имени. Можно также предполагать, что в этот момент еще не было решено, кто из императоров отправится на Запад, а кто останется на Востоке, и потому рескрипт для восточной части империи выдал император, впоследствии правивший на Западе.

Из рескрипта становится ясно, что эдикт в пользу Никеи действительно содержал дарование императорами городу титула митрополии – в части, которая, по-видимому, находилась в тексте эдикта на месте установленной Э. Швартцем лакуны. Рескрипт ценен также документальным указанием на ранги городов в пределах провинции Вифиния: Никея как город, не являющийся резиденцией наместника, оказывается на втором месте, то есть обладает беитереТа в пределах провинции и оказывается беитера туд Blбuv^ag. Данное свидетельство является еще одним подтверждением того, что все города имели в пределах союза свой ранг, который предположительно находил свое выражение в порядке следования представителей города в провинциальных процессиях и других церемониальных моментах [43, p. 128–129], хотя данный вопрос и является дискуссионным [56; 42, S. 313–315; 29, p. 310–313; 54, S. 61–62]. Если брать свидетельства, представленные разными типами источников, то, к примеру, город Ниса назывался «шестым в Асии», а Магне-сия – «седьмым»18; Аспенд в Памфилии оказывается «третьим из тамошних [городов]» (тр^тn тйv екеТ - Philostr. Vita Apollonii, 1.15); Халкида «держит первенство и называется митрополией эвбейцев, второе же место занимает Эретрия» (Nuvi ucv o^v оиолоуоииёумд у ХаХкГд ферета1 та прютеТа каГ цптрбпо^1д ашп X£Yетal тйv Edeoemv, беитереие1 б’ у Ερέτρια – Paus. X.1.11).

Факт озабоченности императора тем, что в результате дарования привилегий одному городу может пострадать «достоинство» (адСыца, dignitas) другого, не является уникальным: в схожем случае император Феодосий Младший (408–450), даруя титул митрополии Бериту, оговаривается, что тем самым не умаляются права Тира – столицы провинции (CJ. XI.22.1: Tyro nihil de iure suo derogatur) [2].

После изучения обоих указов в ходе заседания Халкидонского собора судьи отметили, что ни тот, ни другой не касаются церковных дел и вопроса «о епископстве». При этом, наделяя Никею правом митрополии, эдикт подчеркивает, что «у прочих городов (τ§ν Tλλων... πόλεων) ничего не отнимается», а канон святых отцов ведет речь «об одном митрополите в каждой из епархий (περr eν’ς μητροπολίτου καθ’ eκάστην τ§ν dπαρχι§ν)». Участники собора потребовали придерживаться при решении этой дилеммы канонов, а поскольку Никомидия «издревле» была митрополией, а ее епископ является «митрополитом старейшим», то право рукоположений в провинции Вифиния принадлежит ему [7, p. 61[420].28–62[421].1–14]. Судьи приняли эту трактовку и удовлетворили иск Евномия Ни-комидийского, подтвердив его верховные права на рукоположение всех епископов в провинции Вифиния.

Результаты. Указы императоров Ва-лентиниана и Валента являются важными источниками для истории статусов городов в Римской империи. Для периода поздней античности их сведения уникальны: они свидетельствуют о сохранении древних эллинистических и римских традиций в эпоху христианской империи. Тот факт, что епископ Никеи на Вселенском соборе в обоснование церковно-административных прав своего города прибег к аргументации, почерпнутой из сферы межполисных отношений в рамках традиционных провинциальных союзов, и данная аргументация была фактически признана на соборе имеющей силу, может свидетельствовать о связи между институтами провинциальных союзов и церковных соборов, что, в свою очередь, позволяет ставить вопрос о наличии между ними определенной соотнесенности и в перспективе – о наличии континуитета. Таким образом, данный казус является ярким примером взаимодействия и взаимовлияния традиционных греко-римских и христианских элементов, а также адаптации первых последними в эпоху кризисов и перемен Средиземноморья V века.