Спорные вопросы реформы гражданского процессуального законодательства

Процессуальное законодательство в настоящее время является объектом пристального внимания юристов. Это обусловлено планируемой масштабной «процессуальной революцией». Предметом обсуждения являются и будущее системы судов, и порядок их работы. Причем обсуждение этих тем в напряженной дискуссии показывает не только их важность для всей системы в целом, но и совершенно разные подходы к отдельным вопросам со стороны судебной власти, правительства, юридического сообщества.

Так, Верховным Судом Российской Федерации 3 октября 2017 г. внесен законопроект № 383208-7 «О внесении изменений в Гражданский процессуальный кодекс Российской Федерации, Арбитражный процессуальный кодекс Российской Федерации, Кодекс административного судопроизводства Российской Федерации и отдельные законодательные акты Российской Федерации»1 (далее – законопроект). Законопроект изначально предлагал изменения столь новационные, что их в совокупности стали называть «процессуальной революцией». Однако при рассмотрении его в первом чтении в Государственной Думе Российской Федерации сразу же обнаружились разногласия по всем ключевым вопросам.

Самым обсуждаемым в юридической среде стало предложение Верховного Суда Российской Федерации отказаться от мотивировочной части при составлении решения в связи с тем, что большинство решений не обжалуются, а те, которые обжалуются, оставляются в силе судами вышестоящих инстанций. Конечно, понятно желание судейского корпуса снизить свою нагрузку путем отказа от самой трудоемкой и затратной по времени работы по составлению мотивировочной части судебного решения, однако общественность выразила несогласие с таким предложением, указав на необходимость обоснованности судебного решения, а также на дисциплинирующее влияние на деятельность судьи необходимости составления мотивировочной части решения. Комитет Государственной Думы по государственному строительству и законодательству в своем заключении заметил, что «подход, предполагающий отказ от составления мотивированной части решения суда в качестве общего правила, может привести к фактическо- му ограничению права на доступ к правосудию, к усилению закрытости судебной власти»2.

Верховный Суд скорректировал свою позицию и предлагает существенно расширить перечень дел, по которым нужно будет составлять мотивированное решение. Предлагается включить в этот перечень трудовые дела, дела о разделе совместно нажитого имущества, о защите нематериальных благ и компенсации морального вреда, дела о наследовании, дела особого производства и др.

Низкий процент обжалования мотивированных судебных решений можно объяснить и тем, что лица, участвующие в деле, ознакомившись с доводами суда, изложенными в мотивировочной части, принимают эти аргументы и не видят перспектив в дальнейшем обжаловании [2, с. 36].

Вместе с отказом от мотивированного решения было предложено также увеличить цену иска по делам, рассматриваемым в упрощенном порядке, до 500 тысяч рублей в гражданском процессе и до 1 млн рублей в арбитражном. Однако рабочая группа отметила, что предложенная в законопроекте максимальная цена иска является необоснованно завышенной с учетом доходов населения. Чтобы не допустить ущемления прав граждан на судебную защиту на основе состязательности при открытом судебном разбирательстве, рекомендовано исключить эти положения из законопроекта3.

Представляется правильным такое решение о поэтапном упрощении дел и необходимости на данный момент наличия мотивированного решения по делам, рассматриваемым федеральными судами, исключая упрощенное производство.

Другим предложением, вызвавшим споры и вопросы, стало положение о представителе и поверенном. Законопроект в целях обеспечения права на квалифицированную юридическую помощь и повышения качества такой помощи предлагал сократить круг лиц, которые могут быть представителями в суде, оставив только адвокатов и лиц, имеющих высшее юридическое образование.

Критика данного нововведения в основном сводилась к неизбежности удорожания юридических услуг, а также отсутствию лиц, имеющих юридическое образование, в удаленных частях нашей страны [4, с. 17]. В первоначальное положение были внесены значительные изменения и требования об обязательности высшего юридического образования оставили только для представителей по делам, рассматриваемым Верховным Судом и в судах кассационной инстанции. Была также внесена поправка относительно необходимости государственной аккредитации и лицензии у вуза, в котором получено юридическое образование, и возможности замены такого образования наличием ученой степени.

К сожалению, поправки свели до минимума положительный эффект предложения. Для стороны по делу, лишенной возможности представления своих интересов в суде лицом, имеющим высшее юридическое образование, часто личное участие предпочтительней, чем наличие неквалифицированного представителя. В настоящее время есть возможность участвовать в процессе различного рода «правозащитникам», имеющим весьма поверхностные представления по юридическим вопросам и часто низкий уровень морально-нравственных характеристик. Конечно, наличие юридического образования не гарантирует честность и наличие знаний, но введение такого положения могло бы стать первым шагом к повышению требований к представителю в суде. По нашему мнению, в этом есть необходимость.

Кроме профессионального представителя, законопроект предложил нового участника процессуальных отношений – поверенного. В юридической литературе такое нововведение вызвало не столько критику, сколько вопросы, пока не имеющие ответа. Суть этих вопросов сводится к неясности правового положения поверенного и цели его участия в суде. Законопроект предусматривает участие поверенного только вместе с представителем лица и только для дачи объяснений суду и получения адресованных лицу судебных извещений и копий судебных актов. Но если лицу нужен помощник только в получении документации, то в этом качестве поверенный бесполезен, так как может функционировать лишь при наличии представителя, а если у лица есть представитель, то он обычно и получает все судебные документы и может справиться с этим без поверенного. Столь узкий круг полномочий поверенного ставит под сомнение необходимость участия такого лица в процессе, где уже имеется представитель.

Вызывает вопросы и значение объяснений поверенного. Если поверенный не свидетель и не представитель лица, то как должен суд оценивать его объяснения? Будут ли они иметь доказательственное значение, и если да, то необходимо ли вводить новое средство доказывания, которое сейчас отсутствует в процессуальных законах?

Тесно связанным с вопросом представительства является вопрос извещений лиц, участвующих в деле. Ненадлежащее извещение является основанием отмены судебного решения, поэтому Верховным Судом была сделана попытка расширить случаи надлежащего извещения, в том числе путем вручения судебного извещения представителю лица, участвующего в деле.

Следующим новационным шагом стало предложение обязать лиц, участвующих в деле, после получения первого судебного акта по рассматриваемому делу самостоятельно предпринимать меры по получению информации о движении дела с использованием любых источников такой информации и средств связи, и возложить на них риск наступления неблагоприятных последствий в результате непринятия мер по получению информации о движении дела. К сожалению, столь ожидаемые изменения не были одобрены Правительством в силу возможности ограничения доступа граждан к правосудию ввиду удаленности некоторых населенных пунктов и отсутствия подключения их к информационно-телекоммуникационной сети Интернет4.

Верховным Судом была также сделана попытка стабилизировать порядок рассмотрения дел в судах общей юрисдикции, выразившаяся в проекте нормы, закрепляющей обязанность лиц, участвующих в деле, раскрыть свои доказательства перед другими участниками в пределах срока, установленного судом.

Данная норма существует в арбитражном процессе, но здесь она обеспечивается риском наступления неблагоприятных последствий. Так, ст. 65 Арбитражного процессуального кодекса Российской Федерации (далее – АПК РФ), в ч. 3 предусматривающая такую обязанность, в ч. 5 устанавливает, что «если доказательства представлены с нарушением порядка представления доказательств… арбитражный суд вправе отнести на лицо, участвующее в деле и допустившее такое нарушение, судебные рас- ходы независимо от результатов рассмотрения дела», а ч. 3.1 ст. 70 АПК РФ предусматривает, что «обстоятельства, на которые ссылается сторона в обоснование своих требований или возражений, считаются признанными другой стороной, если они ею прямо не оспорены….». Высший Арбитражный Суд РФ в период своего существования неоднократно в своих постановлениях оценивал молчание стороны как риск наступления последствий несовершения ими процессуальных действий.

ГПК РФ не имеет ни норм, ни обширной практики, подобной положениям арбитражного процесса, и потому получается, что предлагаемая норма в гражданском процессе ничем обеспечиваться не будет, следовательно, при всей желательности такого положения, его жизнеспособность сомнительна.

Следующий блок изменений коснулся подведомственности и подсудности дел. В целях предотвращения нарушения права на судебную защиту и споров о подведомственности законопроект исключает из кодексов, а также из некоторых федеральных законов термин «подведомственность» применительно к разграничению полномочий судов общей юрисдикции и арбитражных судов. Одновременно законопроектом предлагается порядок, в соответствии с которым суд общей юрисдикции или арбитражный суд, выяснив, что дело не относится к их компетенции, в зависимости от стадии рассмотрения дела или возвращают заявление лицу, его подавшему, или направляют дело для рассмотрения в суд другой судебной подсистемы.

На наш взгляд, наличие у Верховного Суда Российской Федерации объединенной компетенции формирования предметов ведения судов общей юрисдикции и арбитражных судов недостаточно для отмены термина «подведомственность». Для такого положения необходима унификация системы судов общей юрисдикции и арбитражных судов, детальная проработка понятийного аппарата. Законопроект, исключая термин «подведомственность», по сути разбивает его на два понятия – «подсудность» и «компетенция» – без определения этих понятий. И если определение термину «подсудность» наука гражданского и арбитражного процессуального права уже выработала, как и его отличия от подведомственности, то в чем будет отличие новой «компетенции» от старой «подведомственности» кроме того, что в ст. 5 ГПК РФ выражение «подведомственным судам» будет заменено словосочетанием «относящихся к компетенции судов», законопроект объяснения не дает.

Устранение в законодательном лексиконе термина «подведомственность» не приведет к принципиальному изменению устоявшегося понимания предметной компетенции судебной юрисдикции и ее разграничению внутри судебной системы [1, с. 24], а потому следует согласиться, что в настоящее время изменения ГПК РФ, направленные на отказ от устоявшегося понятия, «не обусловлены никакими объективными факторами и создадут трудности как для суда, так и для нуждающихся в судебной защите лиц. Возникнут проблемы в использовании понятийного аппарата в научной, а также в учебной и учебно-методической литературе» [3, с. 7].

Законопроектом была сделана попытка ограничить право граждан на договорную подсудность с целью избежать необоснованного возрастания нагрузки на суды Москвы и Санкт-Петербурга, однако рабочая группа сочла недостаточно обоснованными эти изменения и решила от них отказаться. Это объясняется и тем, что причины договорной подсудности лежат вне сферы права, а коренятся в экономике (высокая степень ее централизации и расположение офисов всех ключевых компаний нашей страны в этих регионах России) [5, с. 13].

Рассматривая основные предложения законопроекта, мы видим желание Верховного Суда Российской Федерации в корне изменить порядок осуществления правосудия и в целом это вызывает одобрение, однако поправки к законопроекту обнажают неготовность к этому общества и правительства. И хотя законопроект прошел первое чтение в Государственной Думе, поправки в него отменили «революционность» готовящихся изменений.