Сравнительно-правовой анализ института владельческой защиты в российском и зарубежном гражданском праве

Современное законодательство многих зарубежных стран, в отличие от российского, содержит положения о владельческой (посессорной) защите. Положения Концепции развития гражданского законодательства Российской Федера-ции1 (далее – Концепция) и проекта федерального закона № 47538-6 «О внесении изменений в части первую, вторую, третью и четвертую Гражданского кодекса Российской Федерации, а также в отдельные законодательные акты Российской Федерации»2 (далее – Проект, законопроект) дают основания полагать, что есть надежда на появление данного института и в нашем государстве.

Владельческая защита в континентальной системе наиболее глубокую и серьезную научную разработку получила в Германском гражданском уложении 1896 г.3 (далее – ГГУ) и во Французском гражданском кодексе 1804 г.4 (далее – ФГК). Современные гражданские кодексы большого количества зарубежных стран имеют свои специальные разделы и главы, которые посвящены институтам владения и владельческой защиты, где весьма детально регулируется приобретение и прекращение владения, а также указаны особые владельческие иски наряду с исками для защиты права собственности и иных вещных прав.

Для более подробного анализа механизма владельческой защиты необходимо сконцентрировать внимание на отдельных положениях, характеризующих указанный институт в различных правопорядках.

Целью защиты в немецком гражданском праве является недопущение самоуправства третьих лиц, действия которых направлены на прекращение или нарушение владения вопреки воле владельца. Владельческие иски в ГГУ предусматри- ваются § 861 и 862. Такой способ защиты, как исковое требование о восстановлении владения к лицу, чье владение является порочным по отношению к истцу, дает возможность владельцу потребовать возврата имущества (§ 861 ГГУ). Если владение заключается в создании препятствий владению, вызванных самоуправством, но при этом не прекращают владения, владелец, безусловно, может потребовать устранения подобного рода нарушений его прав и законных интересов (§ 862 ГГУ).

Следуя германской традиции, швейцарское гражданское законодательство закрепляет два вида владельческих исков – иски о возврате вещи и иски об устранении нарушений владения, которые предусмотрены § 927 и 928 Швейцарского гражданского уложения5 (далее – ШГУ). В Итальянском гражданском уложении закреплены два вида владельческих исков – об охране (manuten-zione) и о восстановлении (reintegrazione) [10].

В то же время в ФГК выделяют три основных владельческих иска: иск о прекращении юридических или фактических действий, не связанных с лишением владения (la complainte), иск о восстановлении насильственно отобранного владения (la reintegrande) и иск о приостановлении деятельности ответчика, создающей угрозу владению (la denonciation de nouvelle oeuvre).

Стоит отметить, что система англо-американского права не содержит исков, тождественных посессорным искам континентальной правовой системы. Защита владения там проводится в рамках деликтного права с обязательным использованием основных категорий общего права trespass (правонарушение, выраженное во вторжении в чужое владение) [7].

В отличие от законодательства зарубежных стран в Проекте не разграничены виды требований, направленных на защиту владения. Несмотря на это, можно выделить следующие виды: требование о возврате или восстановлении владения, требование лица, продолжающего владеть, о прекращении действий, которые направлены на лишение владения, и требование о прекращении действий, которые препятствуют владению [13].

Явным упущением составителей Проекта является отсутствие положений о владельческом иске, созданном по принципу негаторного иска. Необходимость закрепления таких исков в положениях Гражданского кодекса Российской Федерации (далее – ГК РФ) признали и сами разработчики Концепции: «следует предусмотреть также защиту от нарушений, не связанных с лишением владения» [9, с. 27].

Помимо обозначенных видов требований о защите владения в законопроекте явно прослеживаются и иные. Так, согласно п. 6 ст. 215 Проекта владелец имеет право заявить требование о признании ненормативного акта, существенно нарушающего его возможность владеть имуществом, недействительным. Еще один из способов защиты владения определен в ст. 220 Проекта, где указано, что одновременно с принятием решения о возврате вещи может быть урегулирован вопрос, касающийся возврата доходов и возмещения расходов в соответствии с правилами, определенными в ст. 229 ГК РФ.

Следующей особенностью Концепции и Проекта, на которую нельзя не обратить внимания, является то, что в них закрепляется единый подход в отношении защиты владения движимыми и недвижимыми вещами.

Спорной является возможность защиты владения недвижимостью с помощью посессорного иска. К примеру, в немецком правопорядке закреплено требование о регистрации прав на недвижимое имущество в поземельных книгах, что, в свою очередь, позволяет получить информацию о его легальных правообладателях. Можно принять позицию Ю. А. Бочкарева, согласно которой «наличие записи в поземельной книге не отменяет само по себе «запрещенности самоуправства», а следовательно, и права заинтересованного лица на подачу владельческого иска;

такой пресекательной силой обладает лишь решение суда» [3, с. 194].

В Австрии владение недвижимым имуществом также становится возможным лишь после внесения соответствующей записи в земельный регистр владений дворян, поземельную книгу или другие подобные им публичные реестры (§ 321, 322 Всеобщего гражданского кодекса Австрии6 (далее – ГК Австрии). В гражданском праве Швейцарии закрепляется, что права на недвижимость и право подачи посессорных исков принадлежат только зарегистрированным лицам, т. е. если недвижимость зарегистрирована в соответствующем реестре (ст. 937 ШГУ).

Такой подход континентальной системы права действительно является справедливым. Применительно к недвижимому имуществу государственная регистрация служит определенным внешним знаком, который подтверждает существование права [12, с. 123]. В связи с этим можно утверждать, что государственная регистрация выступает основным доказательством существования права на объекты недвижимости, при наличии которого другим фактам не уделяют должного внимания, полностью полагаясь на данные Единого государственного реестра недвижимости (далее – ЕГРН, реестр). Однако можно ли доверять указанным сведениям и с уверенностью сказать, что при внесении записи в реестр право собственности становится абсолютно защищенным?

В настоящее время четкого ответа на данный вопрос законодатель не дает. Получается, что добросовестный владелец, который полагается на сведения, содержащиеся в ЕГРН, не может быть в должной мере защищен от возможных притязаний других лиц. Подобная защита может быть обеспечена с помощью полного признания принципа публичной достоверности, отсутствие которого в нашем законодательстве обесценивает сам институт регистрации прав на недвижимость.

Е. А. Суханов придерживается аналогичной точки зрения, высказывая свою мысль о том, что «ведение ЕГРН направлено на защиту интересов не только приобретателей и отчуждателей недвижимости, но и всех иных (третьих) лиц, в силу чего записи в нем обладают публичной достоверностью, а при ее отсутствии реестр теряет свой смысл» [15, с. 134].

В этой связи стоит упомянуть знаковое решение Европейского Суда по правам человека (далее – Европейский Суд) по делу «Гладышева против Российской Федерации»7, в котором обжаловалось выселение заявительницы из квартиры и предшествующее этому лишение ее права собственности на квартиру, которая вместе с тем была приобретена заявительницей добросовестно и возмездно. Однако приватизация, положившая начало цепочке сделок с данным жилым помещением, была проведена на основе подложных документов, и потому квартира, по мнению российских судебных инстанций, выбыла из владения Департамента жилищной политики города Москвы в отсутствие намерения этого органа о ее отчуждении. В итоге Европейский Суд заключил, что «условия, при которых заявительница была лишена титула на квартиру, возложили на нее индивидуальное и чрезмерное бремя» и что «власти не установили справедливого равновесия между требованиями общественного интереса, с одной стороны, и правом заявительницы на уважение ее собственности – с другой», что дает основание сделать вывод о нарушении требований ст. 8 Конвенции о защите прав человека и основных свобод и ст. 1 Протокола 1 к Конвенции [8].

По мнению Европейского Суда, ничто не препятствовало властям, ответственным за регистрацию, социальный наем и приватизацию, в установлении подлинности подаваемых заявительницей документов. Суд также указал на то, что при таком количестве контрольноразрешительных органов и большого числа совершенных регистрационных действий с объектами недвижимости приобретатели не должны брать на себя риск лишения права владения в связи с недостатками, которые должны были быть устранены посредством специально разработанных процедур самим государством.

Через некоторое время, основываясь на вышеуказанной позиции, Конституционный Суд Российской Федерации (далее – Конституционный Суд) в своем постановлении от 22 июня 2017 г. № 16-П подчеркивает «правоподтверждающее значение государственной регистрации прав на объекты недвижимости и ее значимость как гарантии правовой определенности в обороте недвижимости, позволяющей его участникам соизмерять собственное поведение и предвидеть последствия такового в условиях неизменности официально признанного статуса правооблада-телей»8.

Кроме того, Конституционный Суд обращает внимание на то, что «государство в лице уполномоченных законом органов и должностных лиц, действующих при осуществлении процедуры государственной регистрации прав на недвижимое имущество на основе принципов проверки законности оснований регистрации, публичности и достоверности государственного реестра, подтверждает тем самым законность совершения сделки по отчуждению объекта недвижимости. В то же время проверка соблюдения закона при совершении предшествующих сделок с недвижимым имуществом со стороны приобретателя этого имущества – в отличие от государства в лице органа, осуществляющего государственную регистрацию прав на недвижимое имущество и сделок с ним, – зачастую существенно затруднена или невозможна»9.

Решением обозначенной проблемы видится закрепление определения «публичной достоверности реестра» в ГК РФ в качестве защиты прав лица, которое добросовестно полагалось на данные реестра, приобретая права на недвижимое имущество, от субъекта, который без законных оснований внесен в реестр в качестве правообладателя [1]. Однако до того момента, пока ЕГРН не сможет гарантировать достоверность и достаточность содержащихся в нем сведений, следовать опыту Германии, Швейцарии и Австрии в аспекте защиты владения на недвижимое имущество не имеет смысла.

В правовой системе Франции нет таких строгих правил в отношении регистрации прав на недвижимое имущество. В связи с этим анализ норм ФГК позволяет прийти к выводу о том, что владельческие иски возможны только в отношении недвижимости. Хотя в тексте закона нет однозначного запрета на распространение норм о владельческой защите при нарушении владения движимыми вещами, все же это представляется абсолютно бессмысленным ввиду существования во французском гражданском праве презумпции права собственности владельца движимой вещи, содержащейся в ст. 2279 ФГК. А это значит, что любой судебный процесс, инициированный по поводу защиты владения движимой вещью, перейдет в рассмотрение пети-торного иска, связанного с выяснением вопроса о праве.

В свое время А. В. Венедиктов выступал против включения в отечественное гражданское законодательство посессорной защиты, объясняя это тем, что «при системе ипотечных книг и записей для прав на недвижимость и при презумпции права собственности в пользу владельца движимым вещами, а также учитывая особенности российского процесса, в котором на любой из существующих стадий можно поставить вопрос о титульном владении, владельческая защита потеряла практическое значение» [4]. Считаем, что в предложенном виде вводить владельческую защиту нецелесообразно.

Наряду с изложенным хотелось бы указать, что ранее Проект более жестко относился к возможности в посессорном процессе представлять доказательства прав на имущество, являющееся предметом спора, и запрещал ответчику ссылаться на факт принадлежности ему соответствующего права на него. В нынешней редакции, для того чтобы не разграничивать процедуру рассмотрения дела на два самостоятельных этапа (на первом этапе владельцу возвращается вещь на основании предъявленного посессор-ного иска, а на втором собственник подает пети-торный иск), ст. 218 позволяет ответчику заявить возражение на данное требование.

Довольно интересно исследуемые нами положения регламентируются в законодательствах иностранных государств. Так, § 863 ГГУ дает право ответчику заявить возражение о том, что нарушение владения не является запрещенным самоуправством. В то же время ст. 927 ШГУ предоставляет ответчику по посессорному иску возможность представить информацию о «лучшем праве» в отношении спорного владения, что устраняет возможность удовлетворения владельческого иска. Аналогичным образом и гражданское законодательство Нидерландов допускает исследование правовых титулов в ходе рассмотрения спора о защите владения [2].

Итальянская правовая система идет еще дальше, оговаривая необходимость для истца предоставить всеобъемлющее свидетельство, являющееся доказательством его права собственности. В отсутствие надежной системы регистрации прав на недвижимое имущество процесс доказывания законности владения в Италии сопровождается существенными трудностями, особенно в ситуациях, когда необходимо исследовать всю цепочку сделок до первоначального приобретения права собственности [11].

Из вышеуказанного следует, что в континентальном праве усматривается тенденция к некоему смешению посессорного и петиторного процессов. Такое решение, несмотря на наличие правовых противоречий, является необходимым для упрощения общей процедуры защиты владения. Видимо, в условиях интенсивно развивающегося гражданского оборота может существовать только описанная выше модель владельческой защиты, отличающаяся от классического порядка рассмотрения споров, возникшего в римской правовой системе.

Необходимо отметить, что предъявление сторонами доказательств правового основания владения является лишь способом предупредить заявление лицами, утратившими владение, неосновательных исков о его восстановлении. Однако получится ли у российских судов исследовать титул только при наличии однозначных доказательств и в необходимом объеме, не мешая быстрому рассмотрению спора, чтобы в итоге не превратить владельческий процесс в обыкновенный петиторный? Ответить на этот вопрос можно будет только после введения института посессорной защиты в ГК РФ.

Также следует указать, что Проект разграничивает владение законное и незаконное, добросовестное и недобросовестное. Устанавливается презумпция законности и добросовестности. Однако в зарубежных странах выявлению незаконных владельцев уделяется значительно больше внимания. Например, в ГГУ, согласно § 861, владельческая защита не может быть предоставлена в случае порочности владения существующего владельца или же его предшественника. В гражданском праве Франции, для того чтобы владельческий иск был удовлетворен, помимо установления факта нарушения владения нужно, чтобы непосредственно само владение было непрерывным, открытым и мирным.

Кроме защиты владения в судебном порядке гражданское законодательство зарубежных стран предусматривает возможность самозащиты владения.

Так, в § 859 ГГУ установлено, что владелец может противиться запрещенному самоуправству, применив силу. В пункте 2 детально разъясняется, что если владелец лишен движимой вещи, то он вправе силой отобрать ее у нарушителя, в случае если он был застигнут на месте либо найден в результате преследования. Если же владелец лишен земельного участка, он имеет право удалить нарушителя немедленно после совершения им запрещенного самоуправства. ШГУ осторожнее подходит к природе самозащиты владения. В части 2 ст. 926 ШГУ специально указывается на обязанность владельца воздерживаться от действий, носящих насильственный характер, в случае если они не могут быть оправданы обстоятельствами. В Австрии (§ 19, 344, 1306, 1310 ГК Австрии) случаи использования самозащиты владения только тогда будут считаться правомерными, если они осуществляются в пределах крайней необходимости либо необходимой обороны. Как видно, ГК Австрии предусматривает более строгое регулирование самозащиты.

Гражданским кодексом Португалии также установлены строгие рамки применения самозащиты – только в случаях, если «обычными средствами принуждения нельзя своевременно восстановить нарушенное право при условии, что лицо не выходит за пределы мер, необходимых для предотвращения ущерба своему имуществу» [5, с. 269].

В отличие от правовых систем, построенных на основе немецкого законодательства, в гражданском праве Франции и Италии самозащита владения вообще не допускается. Возможна только защита от насильственного, тайного завладения имуществом, фактически от совершения в отношении него преступления, что выходит за пределы гражданско-правового регулирования [14].

Проект в п. 4 ст. 215 указывает на возможность самозащиты владения любым способом, не противоречащим ст. 14 ГК РФ, согласно которой способы самозащиты должны быть соразмерны нарушению и не выходить за пределы действий, необходимых для его пресечения. Безусловно, данное понятие является оценочным, и решение вопроса о возможности применения самозащиты в определенной ситуации будет зависеть от субъективного мнения конкретного судьи.

По нашему мнению, границы осуществления самозащиты должны быть регламентированы в ГК РФ, так как владельцам приходится очень часто прибегать к указанному способу защиты в случаях, когда бездействие может привести к потере объекта владения на длительное время.

Проанализировав нормы законодательства различных государств, посвященные владению и его защите, можно сделать вывод, что данные институты активно совершенствуются, применяются на практике и являются основополагающей частью рассмотренных кодифицированных актов, без которых представить существование вещного права достаточно проблематично.

В то же время в российском законодательстве на данный момент владение граждан не имеет эффективной и гарантированной защиты, отвечающей условиям интенсивно развивающегося гражданского оборота. Большое количество доказательств этому мы можем обнаружить в судебной практике. Например, в апелляционном определении Пермского краевого суда от 8 сентября 2014 г. по делу № 33-789810 рассмотрен следующий спор. Оглоблина В. В. обратилась в суд с иском к Оглоблину Р. С. с требованием о признании незаконным изъятия жилого дома из ее владения и возложении обязанности возвратить жилой дом в первоначальном состоянии. В обоснование своих требований указала, что проживает в данном доме с 1958 г., однако представить доказательства каких-либо прав на спорное имущество не может. Ответчик, в свою очередь, являясь собственником дома, самоуправно отнял его у истца, считая свои действия правомерными. Истец обратилась в суд, полагая, что фактический владелец имущества может защищать свое владение в судебном порядке, не доказывая при этом наличие юридического права на это имущество.

Суд первой инстанции в удовлетворении исковых требований Оглоблиной В. В. к Оглоблину Р. С. отказал. Суд апелляционной инстанции не нашел оснований для отмены состоявшегося судебного решения, сделав в своем определении весьма интересный для нас вывод: «правомочие владения не считается действующим законодательством самостоятельным имущественным (вещным) правом. В рассматриваемой ситуации указанной защите подлежит лишь титульное вла- дение, поэтому для его защиты в любом случае истцу необходимо доказать наличие такого титула. Следовательно, его вещно-правовая защита носит петиторный, а не посессорный (владельческий) характер, т. е. не является владельческой (посессорной) защитой в традиционном понимании этой категории (когда имеется в виду защита самого факта владения вещью безотносительно к наличию или отсутствию юридического титула на нее, что весьма облегчает процесс обоснования заявленных требований)».

Исходя из текста рассматриваемого нами судебного акта, можно сделать совершенно очевидный вывод о том, что истец могла бы защитить свое владение только при наличии в действующем законодательстве самостоятельного института владельческой защиты, в котором фактическое владение имеет преимущество над правовым основанием. Но так как пока в Российской Федерации доступна защита вещных прав только в классическом петиторном процессе, истец не имела возможности восстановить нарушенное право и лишилась единственного места проживания.

Аналогичных судебных постановлений довольно много (например, определение Верховного Суда Российской Федерации от 9 декабря 2016 г. № 305-ЭС16-1740611, постановление Федерального арбитражного суда Северо-Западного округа от 7 октября 2013 г. по делу № А56-52478/201212). Это говорит об уже сложившейся отрицательной судебной практике в отношении защиты владения, основной особенностью которой является нежелание суда вставать на сторону фактических владельцев, а вместо этого отдавать предпочтение титулу, возникшему на основании записи в реестре, сведения которого, как мы уже выразились, часто подвергаются сомнению.

По нашему мнению, владельческая защита способна решить эти проблемы. Кроме того, она обладает рядом других преимуществ, одним из которых является упрощенный способ защиты своего владения. Петиторная защита состоит в том, что истцу нужно доказать наличие у него права на объект владения [6]. Механизм посессорной защиты предусматривает, что истцу необходимо обращаться не к правовому основанию, а лишь к факту владения истребуемым имуществом. В качестве еще одной особенности можно указать предварительный характер решения, принятого в посессорном процессе. Если одну из сторон не устраивает принятое решение, у нее есть возможность предъявить в суд соответствующий петиторный иск.

Таким образом, в российском праве явно наблюдается необходимость закрепления на законодательном уровне владельческой защиты. Утраченный за годы советской власти правовой институт защиты владения следует интегрировать в современное гражданское законодательство, учитывая опыт зарубежных стран. Востребованность норм о владельческой защите показывают практически все правопорядки континентальной системы права, а упрощенный порядок защиты владения посредством владельческих исков и применения мер самозащиты позволит более эффективно защищать нарушенные права участников гражданских правоотношений.