Становление террористического интернационала: организация неуправляемого хаоса

Реагируя на инициативу создания в 1954 г. Межисламского конгресса в Мекке, президент Египта Г.А. Насер заявил: «Когда я созерцаю восемьдесят миллионов мусульман в Индонезии, пятьдесят миллионов в Китае, сто миллионов в Пакистане, почти сто миллионов на Ближнем Востоке, когда я размышляю о сотнях миллионов мусульман, спаянных в единое целое Верой, я все больше осознаю, какие потенциальные возможности таит в себе сотрудничество этих миллионов, сотрудничество, которое обеспечит им и их братьям по исламу неограниченную власть» [1, с. 50–51].

Реализация вышеобозначенного потенциала, имеющего явные признаки панисламизма, агрессивно воспринимающего глобализационные тренды, сдерживается на сегодняшний день не столько международными институтами и их соглашениями, переживающими, без сомнения, кризис, сколько еще пока отсутствием единой мусульманской архитектуры, фундаментом которой, выражаясь терминологией профессора С. Хантингтона, должно выступать какое-либо «стержневое государство» [2] (подобное США в контексте западной либеральной парадигмы или Китаю – в восточной цивилизации).

Обретение геополитического центра, в поисках которого пребывает мусульманское сообщество, для крупнейших акторов – угроза, препятствие на пути к мировому империализму. В связи с этим обстоятельством ориентирами во внешней политике для глобальных тьюторов являются демонтаж режимов и дестабилизация тех регионов, где эта архитектура могла бы возникнуть: в первую очередь речь идет о Ближнем Востоке – «колыбели» мусульманской культуры. Это объясняет многочисленные военные кампании, а также щедрую санацию боевиков (основной действующей силы «управляемого хаоса») Соединенными Штатами, Турцией или, например, отдельными аравийскими шейхами, создавшими «ваххабистский бренд ислама» [3].

Основной проблемой для системы мировой политики и международной безопасности, как нам кажется, является тот факт, что перспектива «кормления ручного экстремизма» критически опасна и с точки зрения временной протяженности крайне фрагментарна. Сдерживать силу, превратившуюся из объекта в субъект, контролировать ее действия, когда она уже приняла форму огосударствления, невозможно [4].

Так, «Исламское государство» (ИГ или ИГИЛ) - крупнейшее террористическое формирование, по мнению президента Института Ближнего Востока Е.Я. Сатановского, профессора А.В. Ма-нойло и ряда других экспертов-политологов, создано рукотворно и прогрессирует буквально геометрически. С момента начала фазы активной оккупации Сирии и Ирака в 2014 г. и до сегодняшнего дня «Исламскому государству» удалось не только захватить более 1/3 территорий указанных стран и стать «самостоятельнее» за счет экспорта нефтяного ресурса по принципу интенсивного демпинга, но и, активно применяя технологии террористического рекрутинга, обратить в свои ряды тысячи адептов. Однако если ситуацию на региональном уровне еще удается сдерживать силовым путем (посредством авиаударов, наземных операций), то в трансконтинентальном масштабе дела обстоят иначе. За два последних года официально признали себя «филиалами» и «присягнули на верность» ИГ целый ряд разрозненных до сих пор террористических формирований. Речь идет о формированиях Нигерии («Боко харам»), Узбекистана («Исламское движение Узбекистана»), Афганистана и Пакистана (некоторые боевики «Талибана», «Джангви»), РФ («Имарат Кавказ»), Филиппин («Абу Сайяф») и др. [5].

Прослеживается некоторая аналогия ИГ с «Аль-Каидой». Общими чертами сценария развития являются:

• -    инициирование создания извне,

• -    интерпретации религиозных (суннитский ислам) канонических текстов,

• -    цель, задачи и методы реализации намерений,

• -    технологии вербовки новых адептов и др.

Не случайно в этом отношении политологи [6] называют их «близнецами».

Учитывая эти факты, фрагментами потенциального прогноза, по нашему мнению, могли бы стать следующие.

Во-первых, прогрессия радикализма в ее публичной и латентной формах в связи с наличием «запроса на насилие» как у отдельных геополитических акторов, конфликтно мобилизованных групп, так и у отдельных индивидов, сочувствующих в стороне, но образующих в сумме группу риска.

Во-вторых, рост оккупированной территории. При этом речь может идти не о физическом захвате, приостановленном силовиками, а о социокультурном - процессе террористической коллаборации (рекрутинге).

В-третьих, слияние (при преодолении в первую очередь личных амбиций лидеров) «Исламского государства» с «Аль-Каидой».

Таким образом, достигнув апогея террористического интернационала, экстремисты не только будут в состоянии «перекроить» карту Ближнего Востока, обзавестись столицей, собственной валютой и паспортами. Масштабы ущерба выглядят куда более существенными.

Исходя из масштабов конфликтогенности, обозначенной выше, центр внимания должен быть сфокусирован на мерах противодействия рискам. Система контуров представляется нам в следующем виде (см. рис. 1).

Рисунок 1 – Система мер противодействия становлению террористического интернационала

Агентурный контур . Борьба с сетевыми организациями экстремистов, ячейками-филиалами посредством оперативного и агентурного внедрения: конспиративное вхождение штатных и внештатных сотрудников силовых ведомств в террористическую группу с целью получения тщательно скрываемой информации, представляющей оперативный интерес (планы нападения и терактов, схемы поставок вооружения, платежных поступлений и др.).

Силовой контур . Осуществление противодействия путем реализации контртеррористических операций: при помощи авиаударов, с одной стороны (минимизация жертв), и наземных спецо-пераций – с другой (для достижения синергетического эффекта). Привлечение частных военных компаний – профессионального воинского контингента, а также оперативное развертывание военных баз в стратегически важных регионах с целью мобильной переброски войск и вооружения.

Коммуникативный контур . Подразумевается установление межправительственных связей с целью создания военных коалиций (с теми государствами, которые в первую очередь рискуют оказаться в очаге поражения). Организация взаимодействия с некоммерческими организациями, а также этноконфессиональными элитами локального и регионального уровней.

Фискальный контур . Усиление контроля за социально ориентированными некоммерческими организациями, нередко служащими легальным заслоном для экстремистов (в частности для процесса рекрутирования). Особое внимание необходимо уделить надзору за религиозными институтами всех конфессиональных принадлежностей: в подполье многих из них может оказываться различного рода пособничество террористическим формированиям.

Информационный контур . Состоит в контрпропагандистской деятельности, развенчивающей миф о романтизме экстремистского халифата, который лежит в основе эмиссаров – вербовщиков радикалов (приемы «атака любовью» и нейролингвистическое программирование [7, с. 149]). Кроме того, должен осуществляться непрерывный мониторинг пропагандистской активности экстремизма во всех СМИ, особенно в сети Интернет и его социальных мессенджерах, посредством которых аккумулируются конфликтно мобилизованные массы. В связи с тем, что глобальная сеть Интернет служит в качестве источника надежной трансконтинентальной коммуникации террористов, необходима постоянная кибератака на их ресурсы: выведение их из строя будет способствовать отрицательной динамике экстремизма.

Идеологический контур . В данном случае речь идет о привлечении к процессу борьбы авторитетных представителей конфессионального сообщества (в первую очередь теологов), способных раскрыть перед широкой общественностью ложность идеологических установок, лежащих в основе террористической мотивации, доказать неприемлемость использования религии в осуществлении политической насильственной деятельности. Акцент должен быть сделан на активизации позитивной миротворческой и социальной деятельности традиционных религий.

Противодействие становлению и развитию террористического интернационала должно лежать в основе внешне- и внутриполитического курса всех государств мира, строиться на принципах системности, перманентности и приоритетности. Империалистические ориентиры должны стать пережитком средневековой эпохи, историческими уроками, поскольку, учитывая современный уровень развития технологий вооружения, «победителей и проигравших» просто может не оказаться.

Ссылки:

• 1.    Цит. по: Соснин В.А. Психология современного терроризма. М., 2012. 160 с.

• 2.    Хантингтон С. Столкновение цивилизаций. М., 2014. 571 с.

• 3.    Сатановский: «Аль-Каида» и ИГИЛ – близнецы на службе арабских монархий [Электронный ресурс]. URL: http://life- news.ru/news/156464 (дата обращения: 23.01.2016).

• 4.    Шегаев И.С. ИГИЛ и национальная безопасность России: оценка рисков и угроз [Электронный ресурс] // Вестник Московского государственного областного университета : электрон. журн. 2015. № 1. URL: http://www.evestnik- mgou.ru/Articles/Doc/622 (дата обращения: 23.01.2016).

• 5.   Там же.

• 6.  Сатановский: «Аль-Каида» и ИГИЛ …

• 7.    Шегаев И.С., Полозов А.Г. Новейший политологический глоссарий: основные категории, понятия, термины. М., 2015. 242 с.