Стеклянные чаши из меотских и сарматских погребений Прикубанья

Одним из материальных свидетельств экономических и политических связей меотов и сарматов с античными центрами являются стеклянные сосуды, в частности чаши, которые для Прикубанья были довольно редкой категорией импорта и встречаются, как правило, в богатых погребениях.

К наиболее ранним находкам относятся т. н. ахеменидские чаши с лепестковым декором, отлитые или оттиснутые из стеклянного диска, после чего снаружи наносилась резьба абразивным инструментом. Образцами для таких чаш служили металлические изделия, найденные не только на территории ахеме-нидского Ирана, но и далеко за его пределами. До недавнего времени подобные чаши были известны только в Закубанье – это фрагменты двух или трех «фиал» с лепестковым орнаментом из основного погребения Курджипского кургана из просвечивающего стекла с желтовато-зеленоватым оттенком. Это погребение Л. К. Галанина датировала последней четвертью IV в. до н. э., а сами сосуды предположительно отнесла к более раннему времени – середине IV в. до н. э. (Галанина, 1970. С. 27–32. Рис. 2; 3: 2–10; Галанина, 1980. С. 33–34, 54–55. Кат. 9–11). В настоящее время С. В. Полин, с учетом произведенной им коррекции хронологии скифских курганов, ограничил датировку Курджипса началом http://doi.org/10.25681/IARAS.0130-2620.270.26-39

третьeй четверти столетия ( Полин , 2014. С. 487), но с этой датой нам трудно согласиться.

Не так давно количество известных «ахеменидских» чаш пополнилось находкой из погребения № 652з могильника Старокорсунского городища № 2, относящегося к Краснодарской группе меотских памятников правобережья Кубани. Круглодонная чаша с плавно отогнутым краем изготовлена из бесцветного стекла (рис. 1: 1 ). По совместно встреченным импортам (два чернолаковых ле-кифа, амфоры Книда и Пепарета) датировка погребения ограничивается второй четвертью IV в. до н. э. ( Лимберис, Марченко , 2016а. С. 81–83. Рис. 1–3).

Более поздняя чаша, типа найденной в старокорсунском погребении, присутствует среди комплекса вещей из сарматского кургана 20 у деревни Семе-новка Белгород-Днестровского района Одесской области Украины ( Полин , 1992. С. 96–97. Рис. 11: 11 ; Simonenko , 2003. P. 42–44. Fig. 2: 1 ). Хронология этого комплекса, в который входили четыре амфоры разных центров (Родос, Синопа, Кос и Книд), определяется по родосским клеймам эпонима Агесиппа и фабриканта Эпигона в пределах последней трети или четверти III в. до н. э. ( Зайцев , 2012. С. 58–63; Полин , 2014. С. 597–598, 634).

Для полноты картины, следует добавить, что два фрагмента стеклянной чаши «с рельефным расчлененным пояском» были найдены в богатом погребении № 8 меотского могильника Лебеди III вместе с краснофигурным рыбным блюдом первой четверти IV в. до н. э. ( Лимберис, Марченко , 2016б. С. 167). Также в погребении № 1 кургана Новолабинского IV городища обнаружены фрагменты двух чаш из бесцветного стекла: с желобками снаружи и с «прорезным орнаментом в виде широких листьев и каннелюр». В этом насыщенном инвентарем комплексе присутствует горло родосской амфоры ранней серии с характерным плавным изгибом ручек и чернолаковая миска классического типа ( Раев, Беспалый , 2006. С. 10, 11. Табл. 3: 4, 5 ; 7: 11, 12 ).

Во II–I в. до н. э. общее количество стеклянных сосудов разных видов в ме-отских и сарматских погребениях заметно возрастает. Стеклянные чаши этого времени, изготовленные методом отливки или прессовки, представлены отдельными экземплярами нескольких типов глубоких полусферических чаш, копирующих металлические и глиняные сосуды.

К одному из самых ранних типов относится чаша со слегка вогнутым дном из прозрачного «коричневатого» стекла (рис. 1: 2 ) из сарматского погребения № 3 кургана 1 у хутора Северный. Автор раскопок А. С. Скрипкин датировал погребение III–II в. до н. э. ( Скрипкин , 1984. С. 218, 223. Рис. 1). Более узкая дата комплекса – вторая половина II в. до н. э. – была обоснована И. И. Марченко ( Марченко , 1996. С. 87; Лимберис, Марченко , 2003. С. 113, 180. № 14. Рис. 16: 14 ; Marčenko, Limberis , 2008. S. 298, 382. Kat. Nr. 22. Taf. 40: 8 ).

В Зубовском кургане 1 была найдена чаша из полупрозрачного желтоватого стекла, с двумя проточенными бороздками под венчиком с внутренней стороны (рис. 1: 3 ), учтенная в своде В. В. Кропоткина ( Кропоткин , 1970. С. 99. № 869. Рис. 73: 4 ). Эта чаша ( Hemispherical Grooved bowl ) принадлежит к широко распространенному в Восточном Средиземноморье типу эллинистических сосудов группы А, по Д. Ф. Гросу ( Grose , 1979. P. 54–57), происходящих из погребений середины II – начала I в. до н. э. ( Weinberg , 1970. P. 20–27; Weinberg , 1973. P. 40.

Рис. 1. Стеклянные чаши из Прикубанья

1 – могильник Старокорсунского городища № 2, п. № 632з; 2 – курган 1 у хут. Северный, п. № 3; 3 – Зубовский курган 1; 4 – курган в станице Даховской; 5 – курган у хут. Песчаный, п. № 10; 6 – Тенгинский могильник, п. № 177 (фото по: Беглова, Эрлих , 2018. Рис. 108: 5 )

Fig. 3: 3 ; Hayes , 1975. № 39; Stern, Schlick-Nolte , 1994. P. 101, 248, 249. No. 64, 65). И. И. Гущина и И. П. Засецкая, опубликовавшие материалы из курганов Зубов-ско-Воздвиженской группы, определили дату чаши в пределах I в. до н. э., так как она занимает «промежуточное положение между эллинистическими образцами и изделиями римской эпохи», а комплекс кургана 1 в целом отнесли ко второй половине столетия ( Гущина, Засецкая , 1989. С. 85–86, 87, 117. Кат. № 128. Табл. XI; XII). В настоящее время этот комплекс, в котором кроме стеклянной чаши найдены бронзовая кружка типа Idria и фибула Alesia, датируется в пределах 40-х гг. I в. до н. э. ( Щукин , 1992. С. 107; Марченко , 1996. С. 128–129, прим. 1; Лимберис, Марченко , 2003. С. 110, 180. № 4а. Рис. 16: 4а ; Marčenko , Limberis, 2008. S. 299, 381. Kat. Nr. 5. Taf. 7; 8).

Из грабительских раскопок курганов в станице Даховской в 1930-х гг. происходит чаша с узкими лепестками и розеткой на дне из непрозрачного светло-зеленого стекла (рис. 1: 4 ). Она оформлена в стиле декора серебряных сосудов: каннелюры соединены вверху процарапанными дуговидными линиями, край подчеркнут узким желобком, на дне снизу – три концентрических желобка и восьмиконечная розетка. Вероятно, техника ее изготовления близка чаше IV в. до н. э. из Старокорсунской. В музее Штутгарта (Собрание Вольфа) хранится чаша из Канозы аналогичной формы и орнаментации ( Long-Petal bowl ) из бесцветного стекла. Подобные чаши принадлежат к относительно небольшой группе сосудов, происходящих из Восточного Средиземноморья (главным образом из памятников Греции), где они датируются серединой II – началом I в. до н. э. ( Stern, Schlick-Nolte , 1994. P. 101–102, 252–255. No. 66).

Б. В. Лунин, опубликовавший чашу из Даховской, ссылался на мнение М. И. Ростовцева, который считал находки «полусферических чашек зеленого стекла» характерными для I в. до н. э. ( Лунин , 1940. С. 22–23. Рис. 3; 4). В. В. Кропоткин же относил эту чашу к сирийскому производству I в. н. э. ( Кропоткин , 1970. С. 101. № 888. Рис. 73: 4 ; 74: 7 ). Среди предметов из Даховской (№ 25 по списку) числится бронзовая кружка «с изогнутой ручкой в виде арбалетной фибулы» ( Лунин , 1940. С. 13). Эта находка (возможно, кружка типа Idria?) натолкнула нас на весьма условное предположение, что стеклянная чаша и кружка могут относиться к одному комплексу середины – второй половины I в. до н. э. ( Лимберис, Марченко , 2003. С. 110, 180. № 29. Рис. 16: 29 ; Marčenko, Limberis , 2008. S. 299, 384. Kat. Nr. 72. Taf. 105: 1 ). Аналогичная чаша была найдена в погребении № 8 кургана 55 Калиновского могильника на Нижней Волге, которое по набору бронзовой посуды было отнесено В. П. Шиловым к концу I в. до н. э. ( Шилов , 1959. С. 404, 487. Рис. 57: 9 ; Шилов , 1975. С. 142–145). В. В. Кропоткин же датировал чашу из калиновского комплекса так же, как и даховскую, – I в. н. э. ( Кропоткин , 1970. С. 101. № 897. Рис. 74: 10 ). М. Ю. Трейстер, проведя подробный анализ импортов из калиновского погребения, в целом поддержал датировку В. П. Шилова, но с некоторой корректировкой в сторону удревнения, и ограничил его хронологию временем не позднее последней четверти I в. до н. э. ( Трейстер , 2020. С. 168, 173. Рис. 5), с чем мы полностью согласны.

Две полихромные чаши выполнены в довольно редкой и сложной технике навивки на основу стеклянных жгутов (fadenbandglastechnik, net-work glass). Область распространения таких чаш на Ближнем Востоке и в Малой Азии весьма широка – от Ирака и Сирии до Турции. Однако наибольшее количество находок происходит из некрополя Канозы в Южной Италии (Spiral Reticella vessels). Эту группу (Canosa Group), в которую входят стеклянные сосуды разных видов, А. Оливер в целом предложил датировать от конца III до конца II в. до н. э. (Oliver, 1968. P. 52–55). Спиральные чаши делятся на размерные варианты. Наиболее ранними являются круглодонные чаши диаметром 16–19,5 см, которые датируются, как правило, концом III – началом II в. до н. э. Маленькие чашечки (диаметром до 10 см и несколько больше), большинство которых имеет кольцевое основание, относятся к первой четверти I в. до н. э. Круглодонные чаши диаметром от 13 см рассматриваются как промежуточный вариант второй половины II в. до н. э. (Stern, Schlick-Nolte, 1994. P. 71–72, 105, 111, 272–275. No. 73, 74).

Фрагменты стенки и кольцевого поддона небольшой чашечки (диаметр венчика – около 12,7 см) из кургана у хут. Песчаный (рис. 1: 5 ) связаны с богатым погребением № 10 сарматской жрицы. Этот сосуд изготовлен из узких полосок прозрачного светло-желтого стекла, обвитых вертикально расположенными нитями глухого желтого стекла и закрученных в одном направлении. По краю высокого пристыкованного кольцевого поддона и венчика проложены жгуты прозрачного лилового стекла, перевитые нитями белого цвета. Две аналогичные чашечки меньшего размера находились на борту корабля, потерпевшего кораблекрушение у Антикиферы около 65 г. до н. э., а бытовали они, возможно, на протяжении всего столетия ( Oliver , 1968. P. 55, 56. No. 3. Fig. 9; Weinberg , 1965. P. 37–38. Fig. 15; 16; Stern, Schlick-Nolte , 1994. P. 298–299; Лимберис, Марченко , 2003. С. 111. Рис. 17: 8 ; Симоненко , 2011. С. 74. Рис. 50: 4, 5 ).

А. М. Ждановский, опираясь, в числе других предметов инвентаря, на точную дату изготовления фибулы-броши (80-е гг. I в. до н. э.), все же не решился узко датировать п. № 10 из Песчаного кургана. Он отнес его ко второй половине I в. до н. э. «с определенным тяготением к рубежу эр» ( Ждановский , 1990. С. 111). Мы датировали это погребение второй половиной I в. до н. э. ( Marčenko, Limberis , 2008. S. 300. Kat. Nr. 12. Taf. 19: 2 ), А. В. Симоненко – I в. н. э. ( Симоненко , 2011. С. 76).

Чаша другой формы («фиала») была найдена в п. № 177 Тенгинского могильника (рис. 1: 6 ), принадлежащего меотской жрице. Эта чаша – круглодонная, изготовлена из спирально спаянных жгутов бесцветного и глухого желтого стекла, венчик – из жгутов синего и белого глухого стекла (диаметр венчика – 13 × 13,5 см). Аналогичная чаша присутствует среди 10 сосудов из гробницы в Канозе, хранящихся в Британском музее. Эта коллекция датируется не позднее конца III в. до н. э., а датировка самого погребения может быть ограничена последней четвертью столетия ( Harden , 1968. P. 23, 27, 45. No. 6. Fig. 18; 19).

Тенгинское погребение первоначально было узко датировано Е. А. Бегловой в пределах последней четверти II – рубежа II–I в. до н. э. ( Беглова , 2005. С. 167, 172. Рис. 2: 5 ), а позднее отнесено к третьей хронологической группе второй половины II – первой четверти I в. до н. э. ( Беглов, Эрлих , 2018. C. 169, 176. Рис. 199).

К широко распространенному типу относятся литые или формованные чаши с проточенными изнутри под венчиками и на стенках бороздками (Linear-Cut bowls), с уплощенным или слегка вогнутым дном из коричневого с различными оттенками стекла, появившиеся еще в эллинистическое время. Эти сосуды сопоставимы с формой Isings 1, к которой исследовательница, К. Айсингс, относила полусферические чаши из одноцветного и полихромного стекла, выполненные в разной технике литья и прессовки (Isings, 1957. P. 15–17). Такие чаши были широко распространены в римское время в конце I в. до н. э. – начале I в. н. э. в сиро-палестинском регионе и в Италии, где действовали мастерские по их изготовлению (Grose, 1979. P. 56, 63–65. Group D; Grose, 1982, P. 26–27. Fig. 7: d, e; Grose, 1984. P. 27. Fig. 1; Grose, 1989. P. 213, 247. Fig. 247; Hayes, 1975. P. 18. Fig. 1: 42. Taf. 3: 42; Jennings, 2000. P. 50–53; Stern, Schlick-Nolte, 1994. P. 324–325. № 97; Кунина, 1997. С. 257. Кат. № 51. Рис. 29). В некрополе Са-мофракии такая чаша была найдена в погребении последней четверти I в. до н. э. (Dusenbery, 1967. P. 39. Fig. 10. No. 9; Dusenbery, 1998. P. 255. No. S 151–22). В западноевропейских памятниках этот тип чаш также прослеживается с конца I в. до н. э. примерно до середины следующего столетия. В римском лагере Аугуста Раурика – это форма AR 3.2 с узкой датировкой в пределах 20–50 гг. (Rütti, 1991, S. 40. Taf. 30: 717, 718. Formentafel 1; Fünfschilling, 2015. S. 105, 266. Abb. 137: 1; 309: 1). Чаши этой формы из святилища у перевала Гурзуфское Седло в Крыму исследователи относят к третьей подгруппе полусферических чаш второй половины I в. до н. э. – начала I в. н. э. (Новиченкова, 2002. С. 17–19. Рис. 3; 2015. С. 95).

Две чаши этой формы были найдены в грунтовых могильниках правобережья Кубани, третья – в причерноморской зоне на юго-востоке Азиатского Боспора. Чашу из п. № 90/1938 г. Усть-Лабинского могильника № 2 ( Анфимов , 1951. С. 197. Рис. 17: 11 ; Кропоткин , 1970. С. 100. № 885. Рис. 70: 7 ) выделяют слегка прогнутые стенки и слабо отогнутый край (рис. 2: 1 ). Одинаковые чаши с округленными стенками и вертикальным краем происходят из п. № 31 Елизаветинского могильника № 2 (рис. 2: 2 ) и п. № 9 некрополя Цемдолины (рис. 2: 3 ). В этих комплексах в паре с чашами присутствовали стеклянные скифосы ( Анфимов , 1984. С. 89–90. Табл. VI: 11, 12 ; Малышев, Трейстер , 1994. С. 67–68. Табл. 1: 2 ; 3: 3 ; Малышев , 2008. С. 149–150. Рис. 109; Malyšev, Treister , 1994. S. 61. Abb. 21: 22 . Taf. 4). Все три погребения и найденные в них чаши мы отнесли к первой половине I в. н. э. ( Лимберис, Марченко , 2003. С. 110. Рис. 15; Mar-čenko, Limberis , 2008. S. 298–299. Kat. Nr. 32: 5 ; 81: 1 ; 188: 1 . Abb. 12. Taf. 60; 112: 5 ; 195). Эта хронология подтверждается находками италийских бронзовых сосудов в п. № 9 из Цемдолины, датировка которого ранее ограничивалась исследователями в пределах первой половины I в. до н. э. ( Малышев, Трейстер , 1994. С. 70; Malyšev, Treister , 1994. S. 65), а в настоящее время уточнена до рубежа н. э. – первой трети I в. н. э. ( Довгалюк, Малышев , 2008. С. 27. Рис. 19: 5, 6 ; Трейстер , 2008. С. 181–185).

Другой тип чаш, предшественниками которых также были эллинистические сосуды из сиро-палестинского региона – это изготовленные в технике прессовки чаши с ребрами ( Rippenschale, Ribbed bowls ).

Для глубоких чаш с S-видным профилем характерны короткие частые ребра, не доходящие до дна сосуда, и заметно вогнутое дно. С внутренней стороны на стенках и под венчиком часто встречаются проточенные бороздки. Их прототипы из Восточного Средиземноморья относятся еще к I в. до н. э. ( Fünfschilling ,

Рис. 2. Стеклянные чаши из Прикубанья

1 – Усть-Лабинский могильник № 2, п. № 90/1938 г.; 2 – Елизаветинский могильник № 2, п. № 31/1981 г.; 3 – некрополь Цемдолина, п. № 9; 4–6 – могильник городища № 1 хут. Ленина ( 4 – п. № 271; 5 – п. № 419; 6 – п. № 344); 7, 8 – могильник Мезмай 1, п. № 11; 9 – могильник Старокорсунского городища № 3, п. № 265

2015. S. 105. Fig. 136). Чаши этой разновидности, из зеленовато-желтого и оливкового полупрозрачного стекла, можно сопоставить с формой Isings 3c, так как ребра, расположенные на линии наибольшего диаметра, не доходят до дна ( Isings , 1957. P. 20–21). Найдены они в п. № 271, № 344 и № 419 могильника городища № 1 хут. Ленина (рис. 2: 4, 5, 6 ), которые не имеют узких дат, но не выходят за рамки I в. н. э. ( Лимберис, Марченко , 2003. С. 110. Кат. № 58, 61, 64. Рис. 14: 58, 61, 64 ; Marčenko, Limberis , 2008. S. 298. Kat. Nr. 117: 1 ; 121: 1 ; 125: 1 . Taf. 128: 5, 6 ; 132: 5 ). Подобные чаши не были распространены так широко, как чаши с длинными ребрами. Известные нам чаши с короткими ребрами (в основном, с прямым краем) относятся к периоду Августа/Флавиев хотя их узкая датировка ограничивается примерно 15–50 гг. Реже встречаются чаши со слабо отогнутым краем, довольно близкие по форме сосудам с хут. Ленина ( Rüt-ti , 1991. Formentafel 1, AR 2.3; Fünfschilling , 2015. S. 265. Abb. 305; 306; Saldern et al. , 1974. S. 96, 97. No. 252, 255, 259; Lightfoot , 1993. P. 28. Fig. 21). Аналогичная чаша была найдена в святилище у перевала Гурзуфское Седло на площадке сакрального центра ( Новиченкова , 2015. С. 97. Рис. 200: 2 ).

Две стеклянные чаши разных типов были обнаружены в погребении № 11 могильника Мезмай 1. Автор раскопок Н. Ф. Шевченко датировал этот комплекс второй четвертью – серединой I в. н. э. ( Шевченко , 2020. С. 81). Одна из чаш – реберчатая, глубокая, из матового желто-зеленого стекла, с глубокими параллельными бороздками на стенках и венчике с внутренней стороны (рис. 2: 8 ). В своей публикации автор раскопок ошибочно определил этот сосуд как мелкую форму Isings 3a (Там же. С. 70, 74. Рис. 4: 5 ; 8: 2 ). На самом деле – это глубокая форма Isings 3b, широко распространенная от позднереспубликанского времени до времени Траяна в памятниках Западной Европы, причем узкие датировки ограничиваются в пределах 20–110 гг. ( Isings , 1957. P. 18–20; Goetherd-Polaschek , 1977. S. 349. Formentafel A, T 3b; Rütti , 1991. Formentafel 1, AR 2.2; Fünfschilling , 2015. S. 263–264. Fig. 304).

Вторая чаша из этого погребения (рис. 2: 7 ), изготовленная в технике мил-лефиори ( Шевченко , 2020. С. 72, 74, 76. Рис. 4: 4 ; 8: 1 ), относится к форме Isings 2 ( Isings , 1957. P. 17). Подобные профилированные чаши ( Double Convex bowls ), одноцветные и полихромные, выпускались в первой половине I в. до н. э. в мастерских Восточного Средиземноморья и Италии ( Saldern et al. , 1974. Nr. 314–321; Goetherd-Polaschek , 1977. S. 349. Formentafel A, T 17; Rütti , 1991. For-mentafel 1, AR 6.2; Stern, Schlick-Nolte , 1994. P. 328–331. № 99–101; Fünfschilling , 2015. S. 272. AR 6.2).

Пара стеклянных чаш, аналогичных мезмайским, происходит из п. № 51 (ул. Астраханская) некрополя Горгиппии, широко датированном рубежом – первой половиной I в. н. э. Нужно заметить, что вместе с чашами была найдена фибула типа «авцисса» первой половины I в. н. э. ( Алексеева , 1982. С. 74–79. Рис. 42; 43; Алексеева, Сорокина , 2007. С. 57, 60–61. Рис. 10; 14. Табл. 38: 3, 4 ; Трейстер , 1982. С. 150. Рис. 1: 2 ).

Единственным экземпляром в Прикубанье представлена тонкая чашечка с ребрами (рис. 2: 9 ), изготовленная методом свободного выдувания ( zarte Rippenschale ). Стекло прозрачное аметистовое, на дне – асимметричная спираль из белого глухого стекла. Чаша была найдена в разрушенном п. № 265

грунтового могильника Старокорсунского городища № 3 вместе с канфаром из дутого стекла второй половины I в. н. э. ( Лимберис, Марченко , 2003. С. 113. Кат. № 89. Рис. 23, 32; Marčenko, Limberis , 2008. S. 298, 302. Kat. Nr. 165: 1, 2 . Abb. 17. Taf. 172). Этот тип чаш был распространен очень широко в римском мире и встречается далеко за его пределами. Их производство и импорт обеспечивали в основном мастерские Италии, в частности Аквилеи ( Щапова , 1983. С. 133–134. Рис. 35: 4 ). Многочисленные экземпляры таких чаш второй – третьей четверти I в. н. э. из разных музейных собраний имеют североиталийское или восточносредиземноморское происхождение ( Saldern et al ., 1974. № 260– 266; Follmann-Schulz , 1992. S. 24. № 12; Lightfoot , 1993. P. 38. Fig. 55, 56; Кунина , 1997. С. 295. № 204–211). Две чашечки происходят из гробницы августовского времени некрополя Самофракии ( Dusenbery , 1967. P. 44–45. Fig. 33, 34). Общая современная датировка этой формы (Isings 17, Trier 4, AR 28) из западных памятников определяется в пределах около 15/20–50 гг., в Aугуста Раурика – в основном 20–80 гг. ( Isings , 1957. P. 35–36; Goetherd-Polaschek , 1977. S. 349. Formentafel A; Rütti , 1991. Formentafel 1; Fünfschilling , 2015. S. 291. Abb. 355). Целая z arte Rippenschale и обломок еще одной такой же чаши обнаружены в п. I в. н. э. некрополя Горгиппии ( Алексеева , 1982. С. 26. Рис. 12: 3 ; Алексеева, Сорокина , 2007. С. 57. Табл. 38: 1, 2 ; 65. Рис. 9 (справа), 11). В святилище у перевала Гурзуфское Седло известно 16 экземпляров чаш этого типа ( Новиченкова , 2015. С. 100. Рис. 201: 2 ).

Время бытования определенных типов стеклянных чаш, как правило, совпадает с периодом их изготовления в центрах производства. При датировке погребений из Прикубанья важно учитывать, что чаши были ценными предметами для владельцев и при бережном обращении могли использоваться довольно долго. Но, учитывая хрупкость этих сосудов, период их хронологического запаздывания не был значительным, на что указывает хронология других находок из закрытых комплексов.