Сто дней наполеона и бонапартистская «легенда»

Период Ста дней вызывает несомненный интерес с точки зрения изучения процесса формирования наполеоновской «легенды». Неожиданное возвращение Наполеона во Францию, его триумфальное шествие в Париж, когда посылаемые Людовиком XVIII против императора войска единодушно переходят на сторону бывшего изгнанника, бегство королевской семьи за границу, провозглашение Наполеоном нового, либерального, курса и миролюбивой внешней политики, лихорадочная подготовка к военной кампании после отказа союзников признать законность установившегося режима, знаменитое сражение при Ватерлоо и поражение в нем; интриги и предательство окружения и, как следствие, вторичное отречение императора в пользу Римского короля, наконец, добровольная сдача Наполеона англичанам, - все эти события, с удивительной скоростью пронесшиеся друг за другом, не могли не оставить яркого следа в наполеоновской эпопее, раскрасив «легенду» совершенно новыми красками.

Поражение Наполеона в кампании 1814г., казалось, навсегда положило конец официальной «легенде», столь заботливо выстраиваемой императором в период Консульства и Империи. Стараниями противников Наполеона вчерашний полубог предстал перед французами в образе кровавого деспота, «корсиканского людоеда», непримиримого врага всего человеческого рода, жаждущего только величия и новой славы на костях сотен тысяч французов. Наступил расцвет так называемой «черной легенды».

Однако уже очень скоро в результате непродуманной и грубой политики Бурбонов, не сумевших успокоить и примирить разные слои французского общества, воспоминания о тяготах, связанных с периодом правления Наполеона, в глазах подавляющей части населения страны значительно поблекли. В самом деле, военные были возмущены массовыми увольнениями в отставку и утратой привилегированного положения в обществе. Многочисленные владельцы национального имущества, приобретенного в годы революции, небезосновательно опасались попыток конфискации. Буржуазия несла огромные экономические потери, не в силах конкурировать с хлынувшими на рынок после отмены континентальной блокады английскими товарами. Практически все население страшилось ликвидации завоеваний революции и восстановления старых феодальных порядков.

Одним словом, после того как Людовик XVIII не смог завоевать доверия нации, та отвернулась от него в поисках своего спасителя. В этих условиях образ Наполеона снова стал приобретать былую популярность, популярность героя 18-го брюмера.

Находясь на острове Эльба, Наполеон пристально следил за происходящими во Франции событиями. Отрекшийся император имел в своем распоряжении небольшую разведывательную сеть во главе с Сиприани, снабжавшую его ценной информацией о положении дел в стране 1. Анализируя поступающие к нему сведения, Наполеон быстро пришел к выводу о непрочности и недолговечности режима Людовика XVIII. Понимая, что общественное мнение во Франции уже внутренне готово принять его и не желая упускать столь благоприятный момент, Наполеон принял решение вернуться в страну и захватить власть в свои руки.

Разумеется, Наполеон не мог не понимать, что добиться успеха он мог только в том случае, если ему удастся по возвращении во Францию привлечь на свою сторону все слои общества. Как и после 18-го брюмера, ему необходимо было сплотить вокруг себя всю нацию. Таким образом, предстояла активная борьба за завоевание общественного мнения. В этот период Наполеоном было выдвинуто несколько пропагандистских установок, призванных способствовать достижению поставленных им целей.

В первую очередь Наполеону, высадившемуся 1 марта 1815 г. с небольшой группой сопровождения на французской территории, необходимо было объяснить согражданам причину своего возвращения. В качестве таковой им было названо плохое правление Бурбонов, ведших, по его мнению, страну к неминуемой катастрофе, и, как следствие, возникшее у него стремление спасти дорогую его сердцу Францию. Таким образом, Наполеон фактически повторил одну из своих ранних пропагандистских установок времен Консульства: страна находилась на краю гибели, он явился, чтобы спасти ее. Эта идея настойчиво проводилась императором на всем пути его следования в Париж: «Я никогда не покинул бы мой остров, если бы думал, что Франция может быть счастлива, - говорил он, выступая перед нотаблями через несколько дней после высадки. - ...Незаметно прежние законы, прежняя несправедливость и феодальные порядки были бы восстановлены... Готовилась страшная реакция. Возмущенный и уставший народ захотел бы сбросить иго Бурбонов, и не прошло бы и года, как большинство из вас, господа, были бы повешены, да, повешены! Когда я понял это, я решил вернуться во Францию, спасти этот славный народ, который не заслуживает того, чтобы его унижали. <...> Не будь ошибок Людовика XVIII, я бы не вернулся»2.

В официальном сообщении о возвращении Наполеона, опубликованном в «Moniteur» от 26 марта, возвращение императора объяснялось следующим образом: «Император, извещенный о том, что французский народ лишился всех своих прав, завоеванных им в течение 25 последних лет в ходе битв... и что слава армии была унижена, решил изменить существующее положение вещей, восстановить императорский трон, который лишь один мог гарантировать неприкосновенность прав нации, и ликвидировать королевскую власть, отвергнутую народом в связи с тем, что она обслуживала интересы только одной маленькой группы людей»3.

В торжественной речи на Майском поле Наполеон опять говорил о себе как о спасителе нации, вернувшемся с Эльбы, чтобы отвести нависшую над Францией угрозу: «Негодование при виде того, как завоеванные двадцатью пятью годами побед священные права презираются и попираются, мольбы оскорбленной чес ти и желание нации привели меня обратно к этому трону, дорогому для меня, поскольку он защищает независимость, честь и права людей»4.

Большое внимание Наполеон уделял объяснению причин своего поражения в 1814 г. и последующего отречения. В качестве первой им было названо предательство окружения. «Солдаты! - обращался он к армии в своей знаменитой прокламации в марте 1815 г. -Нас не победили: два человека, вышедшие из наших рядов, предали наши лавры и отечество, своего государя и благодетеля» (Napoleon. № 21682). В своих более ранних заявлениях император также обличал многочисленных предателей. Очевидно, что таким путем Наполеон стремился переложить ответственность за вторжение иностранных армий во Францию и последовавшие события на третьи лица. Тем самым он пытался в какой-то степени вывести из-под удара критики свою внешнюю политику, которая в действительности и привела его к поражению в 1814 году

Из факта своего отречения Наполеон в свою очередь пытался извлечь для себя наибольшую выгоду Это решение, как пытался уверить император, было целиком продиктовано единственным чувством: преданностью французскому народу и желанием не допустить гражданской войны. Отречение, таким образом, было жертвой, принесенной императором ради блага Франции: «Мое сердце разрывалось, - говорил он в прокламации к народу от 1 марта 1815 г., - но моя душа осталась непоколебима. Я руководствовался только интересами родины; я отправился на скалистый остров посреди океанов...»(Napoleon. № 21681).

Одной из ключевых установок наполеоновской пропаганды в рассматриваемый период являлось утверждение о полной поддержке императора всеми слоями общества с момента его прибытия во Францию. Действительно, Наполеон всячески подчеркивал, что на всем пути своего следования в столицу ему не было оказано никакого сопротивления. 25 марта в своем обращении к армии он, например, говорил: «Благодаря французскому народу и вам, императорский трон восстановлен; он признан на территории всей страны, при этом не было пролито ни одной капли крови» (Napoleon. № 21708). «Я вернулся, - говорил он чуть позже, - и с места моей высадки до самой столи- цы меня, как на крыльях, несла любовь моего народа» (Napoleon. № 21769).

В какой-то момент Наполеон вовсе перестал отделять себя от французской нации. В своей речи на Майском поле он говорил: «Французы, моя воля совпадает с волей людей, мои права - это их права, моя честь, моя слава, мое благополучие неотделимы от чести, славы и благополучия Франции»5.

Акцентируя внимание общественного мнения на факте своего мирного возвращения, император, как мы сказали выше, стремился показать, что пользуется всенародной поддержкой. В то же время Бурбоны, как подчеркивал Наполеон, смогли вернуться во Францию в 1814 г. только в обозе вражеской армии. Следовательно, утверждал он, их власть основывалась на силе штыков иностранных интервентов. Таким образом, все должно было способствовать внедрению в общественное мнение идеи о том, что Наполеон является выразителем воли всей французской нации, тогда как Бурбоны представляли интересы лишь малочисленной кучки эмигрантов, духовенства, а также заграницы. Подобное сочетание самовосхваления и очернения противника позволяло повысить эффективность пропаганды и очень активно использовалось императором.

Почти годичное правление вернувших себе трон Бурбонов и пришедшийся на этот период расцвет «черной легенды», изображавшей Наполеона узурпатором, поставили императора перед необходимостью вновь доказывать легитимность своей власти. С первых же дней марта Наполеон громогласно заявил о себе как о единственном истинном выразителе воли всей нации, ссылаясь на оказанную ему французским народом поддержку в 1800, 1802 и 1804 годах. В своей прокламации к французам он говорил: «Я возведен на трон вашим выбором, все, что совершено без вас, -незаконно. За последние двадцать пять лет у Франции появились новые интересы, новые институты, новая слава, гарантировать их могут только национальное правительство и династия, родившаяся в этих новых обстоятельствах» (Napoleon. № 21681). Почти в тех же самых словах эта мысль была повторена им в опубликованном в «Moniteur» ответе на адрес Верховного суда: «Только династия, созданная в обстоятельствах, породивших та кое множество новых интересов, заинтересованная в неприкосновенности всех прав и всей приобретенной собственности, только такая династия может быть приемлемой и легитимной» (Napoleon. №21717).

Доказывая свою легитимность, Наполеон в то же время стремился внушить идею о незаконности правления Бурбонов и об их несовместимости с постреволюционной Францией.

По мнению императора, «власть Бурбонов была незаконной, поскольку она была установлена руками иностранцев... гарантировала интересы лишь кучки высокомерных людей... Правление Бурбонов нелегитимно, -утверждал он, - поскольку при их восхождении на трон воля нации не была принята во внимание; Бурбоны антинациональны, так как их политика продиктована не интересами нашей страны, а лишь интересами нескольких семейных кланов» (Napoleon. № 21690). Вообще, в решении вопроса о легитимности того или иного режима Наполеон полагался исключительно на «интересы наций». «Вне этого принципа, - продолжал он, - я не признаю легитимности» (Napoleon. №21716).

Бурбоны, по мысли императора, не только не имели никаких прав на Францию, но были неприемлемы для нее. В своем письме от 4 апреля к европейским монархам Наполеон говорил: «Династия, которую силой вернули французскому народу, более ему не годится: Бурбоны не захотели разделить ни его чувств, ни его образа жизни. Франция была вынуждена расстаться с ними; она призвала на помощь освободителя. Надежда на перемены, возлагавшаяся на возвращение Бурбонов и побудившая меня к величайшему самопожертвованию, оказалась обманута» (Napoleon. № 21769). В прокламации к народу, составленной еще на Эльбе, эта же мысль была выражена следующим образом: «Государь, который вздумал бы править вами и который был бы посажен на трон силою тех же армий, что опустошили нашу землю, напрасно попытался бы опереться на принципы феодального права. Этим он сумел бы обеспечить честь и права лишь малого числа людей, врагов народа, который в течение двадцати пяти лет осуждал их во всех национальных собраниях; ваше внутреннее спокойствие и уважение к вам извне были бы утрачены навсегда» (Napoleon. №21681). Таким образом, про- тивопоставляя свой режим правлению Людовика XVIII, Наполеон создавал в сознании французов очень выгодный ему образ, представая в роли единственно возможного гаранта сохранения завоеваний революции.

Действительно, образ спасителя, вернувшегося, чтобы не допустить восстановления феодальных порядков и отстоять данные революцией права и свободы, в полной мере был задействован наполеоновской пропагандой. Император нашел здесь самую благодатную почву для завоевания общественного мнения. Играя на страхах подавляющего числа французов перед возможной реставрацией старой династии, Наполеон рисовал ужасы их возвращения, тут же призывая сплотиться вокруг него как непоколебимого защитника принципов Великой революции. Обращаясь к солдатам одного из воинских подразделений, он уверял их: «Вы и ваши семьи находились под угрозой восстановления десятины, ...феодальных прав и возврата всех злоупотреблений...» (Napoleon. № 21690). Но тут же успокаивал не на шутку испуганных соотечественников: «Граждане, ...вы были правы, назвав меня своим отцом - я живу только ради чести и счастья Франции. Мое возвращение рассеет вашу тревогу; оно гарантирует сохранность вашей собственности. Равенство всех сословий и права, которыми вы пользуетесь в течение двадцати пяти лет и о которых мечтали наши отцы, являются ныне частью вашего существования» (Napoleon. № 21684). Официальный «Moniteur» транслировал те же мысли, приводя обращенные к императору слова торжествующих французов: «Мы долго вас ждали. Наконец вы здесь, чтобы избавить Францию от оскорблений аристократов, претензий духовенства и позора иностранной оккупации!» (Napoleon. №21690).

Безусловно, самой удивительной метаморфозой, произошедшей с Наполеоном в период Ста дней, является его внезапное превращение из диктатора в либерального правителя, его отказ от завоевательных войн и провозглашение конституционной монархии.

Прежде всего, следует сказать, что резкий переход от одного стиля правления к другому, прямо противоположному, столь изумивший и вызвавший недоверие у современников эпохи, был, по сути, хорошо просчитанным ходом. Ниже мы рассмотрим мотивы, обусловившие перемену во взглядах императора.

Главным вопросом, стоящим перед Наполеоном в рассматриваемый период, был выбор политической силы, способной стать опорой его власти. В сложившихся обстоятельствах император, по существу, оказался перед альтернативой: либо сделать ставку на буржуазию, чьи интересы он неизменно представлял на протяжении всего своего правления, либо найти себе опору в широких народных массах, которые видели в нем гаранта сохранения завоеваний революции. Опора на народные массы значительно повысила бы шансы Наполеона на успех, позволив ему провозгласить «отечество в опасности» и, как следствие, вернуть диктаторские полномочия. Однако, не желая становиться «королем жакерии» из принципиальных соображений, император тем самым лишал себя и возможности править по-старому: 10 месяцев царствования старой династии, дарование Людовиком XVIII хартии, возрождение духа партий и политической борьбы коренным образом изменили настроение французского общества. Без опоры на народ диктатура оказалась невозможна. Таким образом, можно сказать, что отказ Наполеона от диктаторского стиля правления был в первую очередь продиктован внешними условиями.

Решившись в очередной раз принять сторону буржуазии, Наполеон с присущим ему прагматизмом поспешил избавиться от закрепившийся за ним репутации императора-деспота. По мысли императора, изменение политического режима должно было решительно склонить буржуазию на его сторону, поскольку тем самым удовлетворялись ее либеральные чаяния. Поступая так, он надеялся в то же время «привлечь на свою сторону парламентскую Англию, лишив тем самым коалицию ее главного финансиста»6. В случае успеха это позволило бы ему сохранить мир и, как следствие, обеспечить преемственность своей династии. Но в противном случае он также извлекал для себя несомненную выгоду, поскольку в глазах будущих поколений переставал быть тираном.

Очевидно, что сам факт переориентации на конституционную монархию не мог не поставить под сомнение предыдущие четырнадцать лет правления Наполеона, правомерность его ничем не ограниченной власти, которой он пользовался на протяжении данного периода. В связи с этим весьма любопытно рассмотреть, какое объяснение необходимости ограничения гражданских свобод было дано императором, не пожелавшим расстаться со своим прежним политическим багажом.

Наиболее полно и искренне свои взгляды изложил Наполеон в беседе с известным либералом Бенжаменом Констаном, приглашенным императором, чтобы составить текст новой конституции: «Нация в течение двенадцати лет отдыхала от политических волнений, в течение года она отдыхает от войн. Этот двойной отдых вернул ей потребность в деятельности. Она хочет или думает, что хочет, иметь трибуну и ассамблеи. Она не всегда их хотела. Она бросилась к моим ногам, когда я пришел к власти. Вы должны об этом помнить, вы же попробовали быть в оппозиции. Где была ваша опора, ваша сила? Нигде. ...Я хотел построить мировую империю, и, чтобы добиться этого, мне была необходима неограниченная власть. Для управления одной Францией, возможно, конституция лучше. ...Посмотрите, что вам кажется возможным. Дайте мне ваши идеи. Публичные прения, свободные выборы, ответственные министры, свобода слова - на все это я согласен. ...Я - человек из народа; и если народ действительно хочет свободы, я ее ему дам. Я признал его суверенность. Я должен прислушиваться к его желаниям, даже к его капризам. Я никогда не хотел угнетать его ради собственного удовольствия. У меня были великие замыслы; судьба распорядилась иначе. Я уже более не завоеватель, я не могу больше им быть. Я знаю, что возможно, а что - нет. У меня теперь одна задача: возродить Францию и дать ей правление, которое ей подходит. У меня нет ненависти к свободе. Когда она мешала мне, я отодвинул ее со своего пути. Но я ее понимаю, я был вскормлен ее идеалами»7.

Аналогичное объяснение отсутствию гражданских свобод в предыдущие годы правления Наполеона дается и в «Дополнительном акте к конституциям Империи»: «Прежде, - говорится в преамбуле документа, - нашей целью было создание большой европейской федеративной системы, которую мы считали наиболее соответствующей духу времени и благоприятной для развития цивилизации. Чтобы достичь этой цели, нами было на время отложено установление некоторых внутренних институтов, при званных главным образом охранять гражданские свободы» (Napoleon. № 21839).

Таким образом, диктатура, по мысли императора, являлась ничем иным как вынужденным отступлением от его концепции развития государства: «Ему пришлось временно отказаться от свободы, чтобы восстановить порядок и успешно вести завоевательные войны. Сейчас пришло время выстроить конституционный храм, о котором нация мечтает со времен Революции»8.

В период Ста дней Наполеоном, неожиданно для всех превратившимся в либерального правителя, был также провозглашен курс на миролюбивую внешнюю политику и отказ от ведения завоевательных войн. Император прилагал большие усилия, чтобы убедить соотечественников и весь мир в том, что он осознал свои ошибки и исправился: «Я мечтал для Франции о блестящей судьбе, - признавался он. - После Маренго, Аустерлица, Йены и Фридланда мечты эти были простительны. Нет нужды говорить вам, что я от них отказался»9. В другой раз он говорит: «Я отказался от идеи Великой империи <...> Отныне счастье и консолидация Французской империи станут объектом всех моих помыслов» (Napoleon. №21716).

Призыв императора к миру, провозглашенное им намерение ограничиться исключительно внутренним обустройством страны имели двоякую цель: с одной стороны, они должны были укоренить в сознании французов создаваемый Наполеоном свой новый образ конституционного монарха, стереть из памяти сограждан связанные с его фигурой тягостные воспоминания о долгой череде кровопролитных войн, в которых участвовала Франция. С другой, Наполеон прекрасно понимал, что единственным его шансом, пусть и слабым, удержать власть было убедить иностранные державы в том, что отныне он не представляет для них никакой опасности. Именно такая попытка была предпринята им в письме к европейским монархам от 4 апреля: «Слава, - писал он, - по очереди осеняла стяги различных государств; по воле превратностей судьбы великие поражения чередовались с великими победами <...> Ныне перед государями открыто обширное поле деятельности, и я первым вступил на него. Явив миру зрелище великих страстей, теперь нам не следует знать иного соперничества, кроме состязания в выгодах мира, знать иной борьбы, кроме простой борьбы за счастье людей» (Napoleon. № 21769).

Наконец, в нашем обзоре периода Ста дней мы не можем обойти вниманием такой поистине ключевой для наполеоновской «легенды» момент, как принятое императором решение добровольно сдаться в плен англичанам. На первый взгляд, этот поступок императора, его сознательный отказ от попытки скрыться в США после своего второго отречения, кажется странным. Однако оценивать действия великих людей, к числу которых, несомненно, принадлежит Наполеон, с обывательской точки зрения нельзя. Решившись доверить свою судьбу англичанам и вполне осознавая, что тем самым обрекает себя на мучительный плен, а возможно, и смерть, Наполеон при этом руководствовался своими соображениями и соображениями действительно очень высокого порядка.

Какие же мотивы повлияли на принятие императором такого решения? Чтобы ответить на этот вопрос, обратимся к работе французского исследователя Д.де Вильпена «Сто дней, или Дух самопожертвования», в которой автор очень подробно рассматривает ход мысли Наполеона, в конечном счете приведшей к сделанному императором выбору.

Объясняя причины, по которым Наполеон отверг идею своего бегства в Америку, Д.де Вильпен пишет: «Прежде всего, сама мысль о том, чтобы бежать, как трус и вор, для него непереносима. Кроме того, американское изгнание кажется ему несоответствующим его судьбе, всегда оставлявшей ему выбор лишь между крайностями, между славой и трагедией. Родина Вашингтона, подобно острову Эльба, предлагает ему существование счастливое, но не слишком лестное для его репутации. Не лучше ли умереть мучеником, чем жить последователем Монтеня в стране Джефферсона? <...> Может ли такой человек, как он, серьезно думать о том, чтобы закончить жизнь, возделывая свой сад? Чтобы навсегда остаться в памяти человеческой, не должно ли ему принять мученичество после того, как он познал славу?»10. Оказавшись перед выбором: бежать или сдаться и тем самым обессмертить свое имя в истории, побежденный Наполеон осознанно предпочел спасению английский плен. 14 июля он, благородно вверяя свою судьбу в руки врага, отправил английскому принцу-регенту письмо, в котором просил английский народ оказать ему гостеприимство: «Ваше королевское высочество! Являясь жертвой борьбы партий, раздирающих мою страну, и жертвой вражды великих держав Европы, я закончил свою политическую карьеру. Подобно Фемис-токлу, я пришел к очагу британского народа. Я становлюсь под защиту его законов и прошу ваше королевское высочество как самого могущественного, самого постоянного, самого благородного из моих врагов оказать мне эту защиту» (Napoleon. № 22066).

В качестве итога отметим, что Сто дней стали важным этапом в формировании бонапартистской «легенды». Не отказываясь от большинства старых пропагандистских установок, появившихся еще в эпоху Консульства и Империи (Наполеон - выразитель воли всей французской нации, единственный легитимный государь, гарант незыблемости революционных принципов и завоеваний), Наполеон в то же время выдвинул несколько новых: он дал выгодное ему объяснение причин своего поражения в 1814 г. и первого отречения, заявил о себе как о либеральном правителе, вынужденном ранее быть диктатором лишь под влиянием обстоятельств. Последний акт эпопеи Ста дней -добровольная сдача императора англичанам -позволил ему предстать перед миром в ореоле мученика. Все эти установки прочно вошли в ткань «легенды», составив ее основу.