Структурная характеристика осетино-ингушского конфликта

В последние двадцать лет в центре внимания политиков, научного сообщества находится один из самых сложных по своему содержанию и развитию этнополитических конфликтов современности – осетино-ингушский. Он не теряет своей актуальности и по сей день, серьезно отражается на взаимоотношениях властвующих элит Северной Осетии и Ингушетии и проявляется на обыденном уровне между представителями двух народов. Известный российский этнолог А. Тишков считает, что «по своим пространственно-временным параметрам, интенсивности и последствиям этот конфликт может быть отнесен к категории крупномасштабных, а его природа может быть охарактеризована как глубоко укоренившийся конфликт ( deep-rooted conflict ), к которым специалисты относят межэтнические или любые другие межгрупповые коллизии с трудноразрешимыми и далеко зашедшими претензиями и требованиями конфликтующих сторон¹. Как и любое этнополитическое противостояние, осетино-ингушский конфликт отличается своеобразием проявления и развития. Морально-психологическая сторона данного конфликта характеризуется иррациональностью и повышенной эмоциональностью.

При рассмотрении теоретикометодологических аспектов этнополитического конфликта выделяются три варианта определения его границ: пространственный, временной, внутрисистемный.

Пространственные границы конфликта определяются территорией, на которой он происходит. Здесь важно установить, каковы границы конфликта: охватывают ли они часть отдельной территории внутри страны, административнотерриториальную единицу (местного или регионального уровня) целиком, несколько регионов или же страну в целом. Также важно установить, как зона распространения конфликта соотносится с внешними границами государства и территориями сопредельных стран и населяющих эти территории этнических групп2. Осетино-ингушский конфликт в пространственном аспекте прошел различные циклы в своем развитии, причем динамика циклических волн зависела от ситуации вокруг территории конфликта. Если в начальной стадии конфликта между ингушами и осетинами его границы определялись в рамках части территории страны, то в последующем конфликт расширился и перешел на уровень отношений между регионами. Более того, сохраняются риски достижения внешних границ государства посредством его использования другими внешнеполитическими акторами.

Что касается временных границ конфликта, то в этом отношении в осетиноингушском конфликте отсутствуют объективные обстоятельства, позволяющие установить временные рамки противостояния. В целом его можно охарактеризовать как трансформированный этнополитический конфликт в результате вмешательства федеральных органов власти (т.е. третьих сил). При этом его можно назвать продолжающимся конфликтом в латент- ной форме, у которой есть риск статусного изменения.

Субъектами конфликтной ситуации, которая возникла по поводу принадлежности территории современного Пригородного района Северной Осетии – Алании, стали проживающие в этой зоне осетины и ингуши. Каждая из этих этно-территориальных групп воспринимает Пригородный район как свою этническую родину. У каждой из сторон существуют свои доводы, позволяющие апеллировать к тем или иным данным топонимики, историческим фактам или мифам. С обеих сторон преобладал в основном этнический национализм, который никак не вписывался в рамки рационализма.

Одним из структурных компонентов, выделяемых при анализе конфликта, является характер отношений между конфликтующими сторонами. Особое значение имеет тип преобладающего межгруппового восприятия. В этой связи конфликтологи предлагают различать три основных типа взаимного восприятия этническими группами друг друга – эссенциалистский, прагматический и реципрокный1.

Эссенциалистское восприятие преобладает в ситуациях, когда группы оценивают друг друга как тотальную физическую, социальную или культурную угрозу своему существованию и жизненным интересам. Сам конфликт воспринимается как имеющий нулевую сумму. В такой ситуации мирный характер взаимоотношений возможен лишь при условии подавления конфликта методами принуждения или жесткого контроля.

Именно таким подходом руководствовались этнические группы в осетиноингушском конфликте. Как в осетинском, так и в ингушском обществах преобладали радикальные настроения, которые стали результатом иррациональной пропагандистской деятельности различных политических сил. Необходимо отметить, что задолго до начала открытого противоборства сторон имелось немало предпо- сылок к военному столкновению. Однако, несмотря на острый характер развития ситуации, вначале никаких мер по разрешению конфликта со стороны федерального центра не было принято. Лишь спустя некоторое время после начала открытого противостояния федеральные власти приняли решение подавить конфликт силовыми методами.

Проведя параллели между событиями, предшествовавшими началу вооруженного конфликта в Пригородном районе, и событиями в г. Беслане в 2004 г., следует подчеркнуть роль президента В. Путина, который высказал принципиальную позицию в отношении тех, кто, возможно, использует данную ситуацию для дестабилизации обстановки в зоне конфликта. Этого сигнала хватило обеим сторонам для того, чтобы воздержаться от неадекватной реакции на бесланские события.

Наиболее опасная тенденция, проявившаяся со времени окончания открытого вооруженного столкновения в 1992 г., связана с формированием у молодого поколения в обеих республиках сознания, ориентированного на враждебное отношение к противоборствующей стороне конфликта. Таким образом, неразрешен-ность осетино-ингушского конфликта способствует выращиванию новых деструктивных сил, «идеологически подкованных», готовых к мобилизации в любой ситуации эскалации конфликта. Именно эти силы, еще не познавшие ужасы этнического противостояния, несут угрозу возобновления конфликта. Поэтому реакция на эти риски должна стать приоритетной задачей для тех, кто призван заниматься фундаментальным урегулированием конфликта. В этом должны быть заинтересованы сами стороны конфликта, поскольку тем самым они могут заложить фундамент долгосрочных добрососедских взаимоотношений как гарантии стабильности и безопасности на долгосрочную перспективу.