Супруги Бунины читают Гюстава Флобера в 1940-е гг.: функции рецептивного опыта (на материале дневников И.А. Бунина и В.Н. Муромцевой-Буниной за 1941 г.)

В статье рассматривается рецепция Флобера (его произведений и эпистолярного наследия) супругами Буниными - Верой Николаевной Муромцевой-Буниной и Иваном Алексеевичем Буниным. Вера Николаевна и Иван Алексеевич читают письма Флобера летом и осенью 1941 г., параллельно узнавая о начале войны Германии и СССР и слушая сводки с фронта по радио. Военные события в дневнике почти не упомянуты, и контекст боевых действий в источнике отсутствует - разве что на уровне описания «общего потрясения». Хронология одновременного прочтения писем Флобера (июнь 1941 г.) реконструирована с опорой на параллельное сопоставление дневников И.А. Бунина (публикация в серии «Литературное наследство») и В.Н. Муромцевой-Буниной (Русский архив в Лидсе). Флобер получает положительную оценку обоих супругов. Восстановлена предыстория рецепции Флобера в 1941 г. Восхищение стилем Флобера и высокая оценка его творчества и Верой Николаевной, и Иваном Алексеевичем - «литературный факт», который обоснован с опорой на мемуары В.Н. Муромцевой-Буниной, интервью И.А. Бунина. В.Н. Муромцева-Бунина переводила Флобера в 1910-е гг., в то время как И.А. Бунин считал Флобера одним из образцов для подражания как в плане стиля, так и в плане разработки художественного образа. Творчество Флобера обсуждалось в семейном кругу Буниных, о пристрастном отношении к Флоберу Бунин заявлял корреспондентам, бравшим у него интервью после получения Нобелевской премии в 1933 г. В 1941 г. супруги обращаются к письмам Флобера, и этот рецептивный опыт обладает несколькими функциями. Среди доминантных функций - эскапистская, ностальгическая, диалогическая, рекреационная, творческая функции чтения писем Флобера. Несмотря на общность выделенных функций чтения текстов Флобера, также очевидна разница рецептивных откликов. В то время как Иван Алексеевич видит во Флобере в первую очередь желанное отражение себя (художник, творящий для вечности; художник, страдающий поневоле в казарме дома и лазарете), Вера Николаевна воспринимает Флобера именно как собеседника и друга, человека, прожившего схожий, понятный, вызывающий эмоции, но глубоко не идентичный на разных уровнях опыт - религиозный и творческий.