Святитель Мардарий (Ускокович) и И. С. Пальмов

* Фотографии взяты из открытых источников.

HERALDOF THE HISTORICAL SOCIETYOF SAINT PETERSBURG THEOLOGICAL ACADEMY

Scientific JournalNo.3 (19)                   2024

Archpriest Konstantin Kostromin

Saint Mardary Uskokovich and Ivan Palmov

UDC [271.22(497.11)-726.2+271.2(470+571)]-9:929

EDN VVTETT

* Photos are taken from open sources.

Святитель Мардарий (Ускокович)

Святитель Мардарий (Ускокович) — прославленный в 2015 г. в лике святых епископ Американо- Канадский епархии Сербской Православной Церкви. Черногорец, выпускник Кишиневской духовной семинарии и Петроградской Духовной Академии, направленный Св. Синодом Российской Церкви в Американскую миссию летом 1917 г., но по приезде в США создавший там полноценную епархию Сербской Церкви1. Петроградскую Духовную Академию он закончил не без приключений в 1916 г., и хотя мечтал остаться в России, после нескольких инцидентов, плохо сказавшихся на его репутации, вынужден был уехать из страны2. В конце жизни написал воспоминания о российском периоде жизни, которые в 2017 г. были изданы на сербском языке в Либер-тивилле3, где располагалась его кафедра, и сейчас готовятся к изданию в России.

Святитель Мардарий (тогда еще иеромонах) пересекался с И. С. Пальмовым в связи как с обучением в столичной духовной академии, где Пальмов был профессором кафедры истории славянских Церквей, так и с внеучебной активностью черногорца, центральное место в которой занимала деятельность в балканских благотворительных обществах. В старейшем из них — Петербургском славянском благотворительном об-

ществе состоял И. С. Пальмов, в одном из документов марта 1916 г., касавшегося участия иеромонаха Мардария в деятельности общества, подписавшийся исполняющим обязанности председателя4.

Документы личного дела иеромонаха Мардария5 не дают возможности опреде- ленно датировать их знакомство, поскольку в деле нет ведомости о сдаче им экзамена по предмету истории славянских Церквей, кроме итоговой ведомости за все годы обучения (по этому предмету была одна из немногих отличных оценок будущего святителя6). Нужно думать, что этот предмет преподавался на первом курсе, о чем святитель Мардарий писал в своих мемуарах. Только И. С. Пальмова, да Н. Н. Глу-боковского он и вспоминал в США среди всех профессоров и доцентов российской духовной академии. По его словам, Пальмов отличался не только эрудицией, но и большой искренностью. В подтверждение он привел пример, когда профессор расплакался перед студентами, рассказывая о Прутском походе Петра Великого и миссии полковника Милорадовича к черногорцам с просьбой о помощи русскому царю. О. Мардарий «сблизился с этим святым человеком» «с самых первых дней учебы», почитал его за аскета, навещал его дом и подолгу обсуждал с ним судьбы славянских народов7. С самого начала между ними установились не столько академические, сколько сердечные отношения.

И мемуары, и личное дело студента Академии святителя Мардария, и пресса со всей очевидностью показывают, что весь его интерес в годы пребывания в России был сосредоточен на общественной деятельности, связанной с реализацией идей славянофильства и панславизма. Его попытки участвовать в деятельности различных славянских обществ, из которых архивное дело сохранило упоминания только Петроградского Славянского благотворительного общества и Всероссийского Русско-Черногорского общества8, где сингел состоял вице-президентом, посещения балканских военнопленных, речи в различных лекториях и общение с чиновниками и знатью были основным его времяпрепровождением, пока его в буквальном смысле не заставили заняться написанием кандидатской работы, заперев его в Академии9.

До этого момента его широкая общественная деятельность, прежде всего лекционная, была связана с благотворительными обществами, из которых сам святитель в воспоминаниях указывает прежде всего на Славянское благотворительное общество и Общество славянской взаимности10, не фигурировавшее ни в каких официальных документах, касавшихся черногорского иеромонаха. Описание им различия между этими обществами представляет интерес и в целом, и в рамках обсуждаемой мной темы.

С самого начала вой ны, писал святитель, все близкие к идеям славянофильства активно включились в деятельность различных славянских обществ, основной деятельностью которых были популярные лекции. Более возрастная, влиятельная и консервативная группа славянофилов собиралась в Славянском благотворительном обществе. В него и входил И. С. Пальмов и играл ключевую роль в его издательской деятельности¹¹. Общество славянской взаимности по составу было более молодым, «боевым» и политичным, состояло не только из известных общественных деятелей, но и молодых активистов. Встречи последних, приобретшие форму лекционных обедов, были более оживленными, поскольку были более сосредоточены на реалистичных политических проектах, и в его составе было много поляков, чехов, галичан, русских, сербов и других славян, в то время как Славянское общество было более склонно к теоретизированию и было более русским по составу¹². Именно желая при влечь молодого активного иеромо наха для общего дела председатели Славянского

Профессор И. С. Пальмов

благотворительного общества, в том числе И. С. Пальмов, регулярно писали академическому начальству с просьбами позволить ему войт и в состав общества13.

В начале последнего курса, осенью 1915 г. была утверждена тема курсового сочинения иеромонаха Мардария «Россия, славянство и мир будущего, с точки зрения славянско- христианской идеологии А. С. Хомякова», а руководителем был назначен И. С. Пальмов. А. С. Хомяков был любимым философом Пальмова, а идеи панславизма, столь актуальные в годы Первой мировой вой ны, которые неоднократно обсуждались студентом и преподавателем и ранее, а также общее их сотрудничество вне стен Академии сделали такой выбор совершенно естественным.

Однако за написание работы о. Марда-рий не сел. Вернувшись в ноябре из поездки по местам размещения военнопленных славян, он снова взялся выступать с открытыми лекциями и выступлениями14. Памятуя, что ряд выступлений о. Мардария уже вызывал резонанс и даже особое внимание жандармерии, исполнявший обязанности обер-прокурора Синода А. Н. Волжин решил остановить его воинственный пыл, исполь- зуя для этого письмо из Генерального штаба, где сообщалось о подозрениях в неблагонадежности черногорского иеромонаха и в его шпионской деятельности.

Действительно, резонансных выступлений у о. Мардария было много. Выступление 9 февраля 1915 г. своей легкомысленностью взволновало членов Славянского благотворительного общества, на котором, очевидно, был и И. С. Пальмов15. О двух таких выступлениях о. Мардарий написал и в своих мемуарах. Вполне возможно, что первое из них и было тем патетическим воззванием, сведения о которых сохранились в российских источниках и о котором писала Л. А. Герд, хотя, если логика мемуаров линейна, то описываться должно было выступление в Обществе славянской взаимности. Святитель писал, что его мысль о том, что Россия должна освободить

славян от иноземного ига и сразу даровать всем славянским народам, находившимся в огромной России, свободу (в условиях нарождавшегося националистического движения в Польше и Украине этот призыв был действительно опасен), была встречена неодобрительно «определенными кругами правительства»16. Второй эпизод, к сожалению, датировать не удается, но характерен упоминанием того, что на лекции присутствовал жандармский полковник, который после троекратного предупреждения, когда оратора «заносило» в опасные политические «дебри», вынужден был прервать лекцию буквально на полуслове. И. С. Пальмов на этой лекции присутствовал17.

В последние полгода ему пришлось находиться в Духовной Академии и работать над диссертацией, посвященной А. С. Хомякову, любимому философу И. С. Пальмова.

Работу профессор оценил как вполне состоявшуюся. Формальным недостатком работы он счел то, что иеромонах Мардарий не использовал за недостатком времени многочисленных работ о Хомякове и славянофильстве, однако проработал собрание сочинений Хомякова, взгляды которого изложил и проиллюстрировал без «тенденциозных перетолкований». Это не означает, что вспомогательной литературы и работ о славянофильстве не использовано вовсе. Иной ситуацию нужно признать относительно «тенденциозных перетолкований». Работа написана очень хорошим русским языком, живым и образным, но живость ему в том числе придает постоянная актуализация проблематики славянофильства. «Священносингел» Мардарий в работе очень часто скатывался к военно- патриотическим и политическим лозунгам, которые крайне тяжело признать уместными в академическом сочинении. Разумеется, И. С. Пальмов, внимательно прочитавший работу (машинопись испещрена его карандашными правками пунктуации и, местами, стилистики), не стал упоминать об этом в отзыве, но, думается, прежде всего потому, что они были созвучны его чаяниям. Можно обратить внимание на те выдержки из работы, которые он привел в своем отзыве: «Автор верит и утверждает, “что в этой гигантской мировой вой не, долженствующей дать человечеству благоприятные условия для его морального развития, насаждения истинной культуры и цивилизации, свыше предназначена Россия”. “Россия и только Россия, говорит автор, способна восприять и выполнить посланную ей Богом миссию в человечестве, ибо русский народ по духу своему и по призванию своему сверхгосударственный и сверхнациональный народ, по идее своей не любящий мира и яже в мире, каковым он станет не от физического или духовного бессилия, а от величия духовной силы, в силу заложенных в его душе великих сокровищ: простоты, чистоты, веры, любви и смирения…” (стр. IV–V). “Пробил час мировой истории, призывающий славянскую расу во главе с Россией к руководящей роли в человечестве… Современной России вручен залог не одного лишь хранения чистоты и полноты истинной веры, но и залог социального спасения грядущего счастья человечества…” (стр. VI и VII). Так автор выражает свою веру в историческую культурную миссию России и свою веру подкрепляет аргументами А. С. Хомякова в дальнейшем изложении исследуемого вопроса»18. Этих цитат могло бы быть во сто крат больше, учитывая, что по всей работе разлиты призывы, вроде таких: «Современной России вручен залог не одного лишь хранения чистоты и полноты истинной веры, но и залог социального спасения грядущего счастья человечества, залог, врученные умирающим Царьградом от имени вселенской Христовой Церкви в руки России, как третьего Рима, а четвертому не бывать»19. Или: «Час великий, исторический, мировой наступил. Православная Россия на мировом череду. В момент небывалой мировой катастрофы, на самом острие ратного меча, в сокровенном страдном узле, в потоках крови, слез, стонов и страданий, разверзаются недра сокровенной народной сущности, в коей Руст опознала себя и, окрыленная царственным ореолом подлинной сущности своей, соединила глубокую даль веков своего исторического славного, светлого прошлого с недалекою действительностью еще более светлого грядущего и с непоколебимою верою в свое историческое, универсальное, мировое призвание двинулась на довершение своего великого, светлого заветного пути, начертав на священном знамени своем грядущее, забытое и отвергнутое человечеством Царство Божие и правду Его, преддверие которого непосредственно чувствуется содроганием наших сердец, внутренним опытом мировых событий»20.

Этот далеко не академичный текст был оценен высоко и был признан достойным присуждения его автору степени кандидата богословия отчасти по благодушию профессора, рецензировавшего большинство работ выпускников Академии — выходцев с Балкан, но, думается, в данном случае он прежде всего сочувствовал актуализации наследия любимого философа. Да и военная ситуация, связанная с определенными чаяниями России на Балканах, народы которых должны были бы поддержать Россию в вой не. Учитывая связи выпускника, его активность среди военнопленных славян, таким его воззрениям можно было порадоваться, учитывая, что усвоение им политического пафоса «идеологии А. С. Хомякова» и прекрасное владение русским языком должно было сыграть важную роль, вернись он на родину. После окончания Академии о. Мардарий также некоторое время продолжал окормлять балканских военнопленных, проповедуя им панславизм21, даже был награжден за окормление военнопленных Георгиевской медалью22. Так что общение И. С. Пальмова с будущим святителем сулило большую перспективу в случае победы России в Первой Мировой вой не.

Подводя итог, нужно отметить, что в силу характеров, мировоззрений и особенностей обстановки в России и в мире сближение профессора И. С. Пальмова с иеромонахом Мардарием (Ускоковичем) было почти предопределено, и их сотрудничество, в том числе в связи с написанием выпускной работы студентом и рецензирования ее Пальмовым, было не формальным, а душевным и идейным. Если сравнивать образ И. С. Паль-мова в мемуарах святителя Мардария и отзыв И. С. Пальмова на кандидатскую диссертацию о. Мардария, можно сказать, что они были едины в сочувствии славянофильским взглядам и делу общеславянского политико- культурного единства (в рамках внешней политики Российской империи). Их сближала не научная, а общественная мысль, на стыке политики, культурологии, философии, богословия и истории.

Однако нельзя не заметить, что в диссертации иеромонах Мардарий оказался совершенно беспомощен как прогностик — революция, приближение которой он не чувствовал, смела его идеи и сделала невозможными его чаяния на будущее, фактически показав историческую тупиковость позднеславянофильской идеологии, по крайней мере на тот момент. Равным образом потерпели фиаско и надежды И. С. Пальмова. Разница заключалась лишь в том, что иеромонах Мардарий покинул Россию (хотя не хотел этого делать и летом 1917 г., также не увидев симптомов того, что Россия погружается в бездну), а И. С. Пальмов, отдавший славянофильской идее, духовному образованию и славянской дружбе все свои силы, остался в советской России, где мог лишь пассивно наблюдать за тем, как рушится все, чем он жил. Поэтому оба, вынужденные приспосабливаться к изменившейся для каждого по-своему ситуации, не могли декларировать прежние чаяния и должны были начать меняться в своих идейных основах.

Думается, что именно поэтому былая близость к монархическим, националистическим русским и славянофильским кругам, обществам и идеям не помешала святителю Мардарию принять активное участие в формировании диаспоральных этнических Церквей в США отнюдь не на принципах панславизма, поскольку остатки Русской духовной миссии в США оказались разорваны различными юрисдикциями, в том числе сербской23. Это националистическое движение было во многом прямо противоположно идеям славянофилов, хотя и предчувствовалось некоторыми из них как неизбежное, хотя и враждебное православию и традиционному миру24. Появление русского национализма25, противопоставление интересов русского большинства запросам национальных окраин и меньшинств, которые также были наследниками идей А. С. Хомякова, проявились после начала Великой Русской революции в 1905 г.26

и не могли не беспокоить И. С. Пальмова и его соратников. Иеромонах Мардарий также не учел этого момента, что позволило ему относительно легко перейти в стан сторонников сербской национальной идеи, сохранив если не преемственность своим собственным взглядам дореволюционной поры, то, по крайней мере, этому иному изводу идейных наследников «великого славянофила» А. С. Хомякова.