Тайповая идентичность молодежи Чеченской Республики: 11 лет спустя (опыт социологического исследования)

Комплексный научно-исследовательский институт имени Х.И. Ибрагимова Российской академии наук, Грозный, Россия, ,

Integrated Research Institute named after Kh.I. Ibragimov of the Russian Academy of Sciences, Grozny, Russia, ,

тайпа. Восприятие собственной принадлежности к нему ныне живущими чеченцами лишь в некоторой степени проанализировано учеными, не определена также «ступень», которую данная общность занимает в структуре идентичности представителей чеченского этноса.

С.А. Натаев отмечает, что тайп и сегодня рассматривается как застывшее явление, без учета его изменений и развития в процессе социально-экономических изменений в обществе1.

Значительный вклад в исследование института чеченского тайпа внес М.А. Мамакаев. Ученый основал научную базу в исследовании социальной структуры чеченского общества, института чеченского тайпа и накопил обширный этнографический материал (Мамакаев, 2009).

Ученый-кавказовед Ю.Ю. Карпов утвердил такой тезис: «В том, что из себя представлял (а может быть и представляет ныне) тайп, ученые стремятся разобраться и сегодня. Достигнутые ими в этом деле успехи неочевидны»2.

Так, несмотря на некоторую степень изученности социальной структуры, генезиса и динамики чеченского тайпа, а также его сущностных характеристик, нам известно всего одно прикладное социологическое исследование, посвященное социальному восприятию тайпа современными чеченцами (Манкиев и др., 2013). В этой связи остается необходимость изучения тайпа в представлениях чеченцев на современном этапе исторического развития, а также в проведении сравнительного анализа восприятия тайпа в 11-летнем временном интервале. Иными словами, очевидна потребность изучения восприятия чеченского тайпа в ракурсе векторного анализа.

Объектом нашего исследования является тайп в представлениях студенческой молодежи Чеченской Республики. Предметом – изменения в социальном конструировании тайповой идентичности чеченской молодежи за 11 лет.

Целью исследования мы избрали выявление роли и места тайпа в идентификационной сфере студенческой молодежи, изучение восприятия чеченцами тайповой принадлежности с проведением сравнительного анализа и учетом динамики за 11 лет.

Теоретико-методологической основой работы выступили идеи и концепции классиков западной и отечественной социологической мысли, труды исследователей (Косвен, 1951; Мама-каев, 2009; Чеснов, 1991, 2002 и др.), в которых предложены научные подходы к изучению чеченского тайпа.

В качестве эмпирической базы исследования использованы результаты социологического опроса, проведенного методом полуформализованного интервью. Выборочная совокупность составила 750 респондентов – студентов трех государственных вузов Чеченской Республики: Грозненского государственного нефтяного технического университета имени академика М.Д. Миллионщи-кова (ГГНТУ им. Акад. М.Д. Миллионщикова), Чеченского государственного университета имени А.А. Кадырова (ЧГУ им. А.А. Кадырова), Чеченского государственного педагогического университета (ЧГПУ). В нее вошли студенты 2–4 курсов обучения гуманитарного, технического и естественного профилей, проживающие в населенных пунктах и районах Чеченской республики (Ачхой-Мартановский, Урус-Мартановский, Шелковской, Шатойский, Надтеречный), городах Аргун, Шали, Грозный.

Анкета включала 25 вопросов, из них 4 – открытые. С целью проведения дополнительного социологического анализа к ней прилагался тест М. Куна и Т. Маркпартленда, который используется для изучения содержательных характеристик идентичности личности. Респонденту предлагалось 8–12 раз ответить на вопрос «Кто я?» в течение 3 минут. Данная информация характеризует конкретное восприятие человеком самого себя. Социологические замеры проводились и в 2012, и в 2023 гг. в одних и тех же вузах с использованием единого инструментария.

Научная гипотеза исследования заключалась в предположении, что тайп воспринимается современными чеченцами как некое братство, которое на сегодняшний день не выполняет практических социальных функций, но является основой родственной солидарности. Мы предположили, что тайповая идентичность является малозначимой в «портфеле идентичностей» ныне живущих чеченцев. В динамике (2012–2023 гг.) ее трансформированный вектор устремлен в сторону минимизации по сравнению с этнической, конфессиональной и российской идентичностями.

Чеченский тайп как объект социологического анализа . Л. Ильясов определяет чеченский тайп как «классическую самоуправляемую территориальную общину, которая состоит из одного или нескольких сел и делегирует некоторые свои полномочия ассоциациями более высокого уровня» (Ильясов, 2006: 178).

С.А. Натаев считает, что «чеченский тайп не является классическим родом, а есть братство – ассоциация родственных и неродственных (социальных) групп, объединенных едиными социальными, экономическими интересами и мифологическим родством»3.

Неоспоримым фактом можно признать то обстоятельство, что становление и последующее устойчивое функционирование чеченского тайпа как социального института связано со сложными историческими и социально-экономическими процессами эволюции чеченского этноса. Само слово «тайфа» – арабское и означает совокупность людей, проживающих на территории определенного участка земли (Нанаева, 2008: 49).

Научное исследование возникновения и преобразования института чеченского тайпа и его жизнеспособности является необходимым именно с применением социологических методов и категорий, поскольку тайповая структура общества была уникальной демократической моделью жизнеустройства чеченского этноса в прошлом.

Некоторые грани конструирования тайповой идентичности студенческой молодежи вузов Чеченской Республики . Одним из ключевых показателей в настоящем исследовании является индивидуальное восприятие собственной тайповой идентичности респондентами. В связи с этим в анкету был включен закрытый вопрос «Ощущаете ли Вы свою принадлежность к какому-либо тайпу?» с вариантами ответов. Подобная формулировка содержит эмоциональное отражение собственно тайповой идентичности, исключая какие-либо рациональные смыслы. Ответы на этот вопрос позволили выявить соответствующие группы респондентов по критерию характера тайповой идентичности – устойчивой, двойной (неустойчивой) или отсутствующей¹. Совокупность полученных ответов в 2023 г. выглядит так: 77 % студентов подтвердили свою принадлежность к тайпу (64 % – ощущают принадлежность к нему, 3 % опрошенных относят себя к нескольким тайпам), вместе с тем треть опрошенных (33 %) не фиксирует своей связи с каким-либо сообществом.

Эмоциональное восприятие тайпа в динамике от положительного к негативному и индифферентному среди опрошенных выглядят следующим образом. Испытывающих гордость от своей тай-повой принадлежности оказалось 48 %; 21 % студентов выразили радость от собственной приобщенности к тайпу; 17 % респондентов определенно индифферентны (выразили «равнодушие, безразличие») по отношению к тайповой принадлежности; «не разделяют людей по тайповой принадлежности» 8 % респондентов; акцент на конфессии «главное я – мусульманин» сделали 5 % чеченцев, среди негативно относящихся к своей тайповой идентичности оказались 1 % респондентов. Таковы результаты ответов на вопрос «Как Вы относитесь к своему тайпу?», полученные в 2023 г.

Отношение к тайповой принадлежности у студентов, участвовавших в двойном опросе, в некоторой степени изменилось, хотя выраженных «амплитуд» наблюдать не приходится. Представляется, что увеличение в 2023 г. (по сравнению с 2012 г.) числа респондентов, не разделяющих людей по тайповой принадлежности, является показателем процессов, подавляющих дифференцирующий фактор тайпа в современном чеченском обществе. Тайповое безразличие также оказалось популярной позицией опрошенных в 2023 г. студентов вузов Чеченской Республики. Конфессиональная принадлежность респондентов выступила в качестве доминирующей в обоих исследованиях. Стоит отметить, что данный вариант ответа («Главное – я мусульманин») не был включен в анкету, а предложен респондентами в разных его версиях самостоятельно.

Уместно отметить для сравнения, что в 2012 г. полученные данные обнаружили тот факт, что конфессиональная и семейная идентичности для опрошенных равновелики (21,4 и 21,3 % соответственно). Вслед за этим была отмечена этническая идентичность – 16,8 % респондентов выбрали ее как наиболее значимую. Второстепенное место в структуре идентичности студентов 11 лет назад занимали региональная (13,2 %), тайповая (12,8 %), северокавказская (9,1 %) и российская (5,3 %) идентичности.

Визуализировать иерархию социокультурных идентичностей участников опроса в 2023 г. по степени значимости для респондентов можно следующим образом: 1. Мусульманин (29 %). 2. Чеченец (23 %). 3. Россиянин (17 %). 4. Член своей семьи (12 %). 5. Представитель региона (9 %). 6. Житель Северного Кавказа (4 %). 7. Представитель своего тайпа (5 %).

Этническая идентичность, по данным опроса, находится в «неразрывной» связи с конфессиональной, которая являет собой устойчивый конструкт, сформировавшийся исторически, в рамках которого они сосуществуют, не конкурируя и не создавая противоречий.

Результаты исследования, проведенного в 2023 г., позволяют предположить колоссальные перемены в сознании и структуре идентичности студентов вузов региона. Рассмотрение полученных данных обнаруживает ослабление позиции тайповой составляющей, «вытесняемой» интенсивно происходящими мировыми, общероссийскими, региональными процессами социокультурных трансформаций.

Исходя из тезиса о том, что индивид, осознающий свою принадлежность к социальной группе, общности, воспринимает ее членов как носителей неких типичных для нее характеристик, мы попытались узнать в ходе реализации проекта, каковы эти качества для конкретного тайпа в представлении опрошенных. Так, более двух третей студентов (74 %) не назвали ни одной типичной черты; 21 % молодых людей обозначили некоторые позитивные характеристики (уважение к старшим, благородство, взаимопомощь и пр.); 5 % студентов указали на наличие у их «од-нотайповцев» противоположных характеристик (алчность, жадность, дикость и пр.). Вероятно, на ответы респондентов повлияли стереотипы и в некоторой мере «иллюзорность» восприятия особенностей, типичных для представителей своего тайпа, однако, на наш взгляд, студенты просто не имеют представления о таковых. Этот факт является еще одним свидетельством «слабой» выраженности тайповой идентичности у современных чеченцев.

Эмпирические социологические данные демонстрируют в целом постепенное «угасание» интереса к институту тайпа и его особенностям, а также к связанным с конкретным тайпом стереотипам у респондентов в исследуемый период 2012–2023 гг.

Еще одним интересным и значимым маркером состояния современного чеченского тайпа, а конкретнее – отношений между представителями различных общностей в настоящее время является определение уровня толерантных установок чеченской молодежи. В этой связи и для решения поставленных в исследовании задач в анкету был включен вопрос «Сколько враждующих друг с другом тайпов Вам известно?», ответы на который также показали, во-первых, разную степень информированности студентов, а во-вторых, – отсутствие проблемы враждующих тайпов как таковой.

Более двух третей представителей молодежи уверены, что им ничего не известно о вражде между чеченскими тайпами (68 %). На два конфликтующих тайпа указали 3 % опрошенных; 1 % респондентов обозначил знание о четырех враждующих тайпах, о шести и более не знает ни один студент. Интересно, что 28 % участников исследования затруднились ответить.

Межтайповой вражды в современном чеченском обществе нет – это подтверждается многолетними наблюдениями исследователей и данными, полученными нами в ходе социологических опросов 2012, 2023 гг. Можно предположить, что студенты, указавшие обратное в ответах на этот вопрос, либо ошиблись, приняв межтайповую вражду чеченцев за кровную месть, либо не в полной мере владеют информацией по исследуемой теме (в совокупности таких оказалось 4 %).

Заключение . Обозначим некоторые выводы нашего исследования.

• 1.    Чувство принадлежности респондентов к определенному тайпу практически не изменилось во временном интервале 2012–2023 гг. Вместе с тем достаточно серьезной трансформации за 11 лет подверглось субъективное отношение чеченской молодежи к тайпу вообще. Эмоциональное восприятие собственной принадлежности к одному из них претерпело изменения от гордости и радости в 2012 г. к нейтральному или безразличному в 2023 г.

• 2.    Анализ полученных данных позволяет обнаружить ослабление позиции тайповой составляющей, вытесняемой интенсивно происходящими мировыми, общероссийскими, региональными процессами социокультурных трансформаций. Респондентами определена триада почти «равновеликих» идентичностей: мусульманин (29 %), чеченец (23 %), россиянин (17 %). Гражданская идентичность респондентов в 2023 г. по сравнению с 2012 г. поднялась в иерархии идентичностей на несколько позиций.

• 3.    Исследование межтайповой толерантности и коммуникации выявило высокий показатель по обеим позициям. Видимо, тайповая принадлежность не является дифференцирующим фактором во взаимоотношениях чеченской молодежи. Социологические данные демонстрируют серьезный потенциал толерантных установок во взаимодействии между представителями различных тайпов.

• 4.    Подавляющее большинство опрошенных не владеет информацией о враждующих чеченских тайпах (68 %), затруднились ответить на вопрос об этом 28 % респондентов. Эмпирические данные свидетельствуют об отсутствии каких-либо конфликтующих тайпов, да и вообразить подобное в третьем десятилетии XXI в., мягко говоря, сложно. Согласно данным официальной стати-стики¹, на 01 июля 2022 г. численность населения республики составляла 1 525 000 человек, большинство из которых – чеченцы. Не представляется возможным визуализировать межтайповую вражду, во-первых, с учетом демографического прироста представителей каждого тайпа; во-вторых, в связи с изложенными в работе историческими факторами и современными реалиями, находящимися в разных социальных плоскостях.

• 5.    Исходная научная гипотеза исследования подтвердилась. Социологические замеры (2012, 2023 гг.) обнаружили трансформированный вектор тайповой идентичности, устремленный в сторону ее минимизации по сравнению с этнической, конфессиональной и российской (гражданской). Анализ данных позволяет предположить, что институт тайпа воспринимается современными чеченцами как братство, основанное на «мифическом» родстве; в настоящее время он не выполняет

• 6.    Следствием угасания интереса к тайпу и тайповой принадлежности у чеченцев является осознанная фиксация общегражданских свобод и ценностей, а также индивидуальный выбор и ответственность за собственные решения, действия и поступки с признанием их сугубо личными проявлениями, не связанными с конкретной социальной общностью – тайпом.

конкретных социальных функций, за исключением незначительно выраженной родственной солидарности. Тайповая принадлежность не является значимой в «портфеле идентичностей» опрошенных молодых людей.