Технофобии и техномания: аксиологические концепции техники и технологии

…человек, освобождая силы извечных равновесий вещества, сам делается в их руках игрушкой.

М. Волошин

Современная философия техники в общей совокупности многих хорошо известных и популярных философских дисциплин и учений занимает весьма скромное место, несмотря на важнейшую роль и значимость техники и технологии в развитии всех сфер жизни общества и каждого отдельного человека. Философия техники по сравнению с философией науки, эпистемологией, социальной философией и другими разделами философии выглядит своеобразной «падчерицей», а не «законной дочерью» философского познания. Это странное положение объясняется тем, что господствующие в общественном сознании на протяжении многих столетий идеализм, религия, рационализм, «философия сознания», сциентизм и другие подобные «логоцентрические» учения, теории и концепции философии рассматривали технику, технологию и техническую деятельность человека и человечества в качестве низшей и производной от разумной и духовной деятельности. Отдельные проблемы и аспекты технического развития и творчества эпизодически попадали в поле зрения философов, но как самостоятельная философская дисциплина фи- лософия техники возникла лишь в конце ХIХ и в начале XX столетия.

Известно, что существующее во всех языках древнейшее понятие «техника» происходит от многозначного греческого слова «технэ», которое со времен античности означало умение, мастерство, ремесло, искусство. В настоящее время многими учеными техника определяется как система материальных орудий, машин, инструментов и средств, а также совокупность навыков, умений и знаний, используемых человеком и различными сообществами для получения определенных результатов и отличающаяся антропогенным происхождением и воспроизводимостью в процессах человеческой деятельности. Общепризнано, что техника возникает как особое явление на самых ранних этапах антропосоциогенеза и поэтому ее можно считать столь же древней, как и сам человек, т. е. «возраст» ее становления и развития может достигать, как минимум, трех миллионов лет. Человек на самых ранних этапах своего развития широко использовал в качестве примитивных орудий различные предметы (камни, кости животных, ветви деревьев и т.п.) для удовлетворения своих первичных биологических потребностей (добыча пищи, защита от различных угроз и т.п.).

Развитие сознания человека неразрывно связано с развитием его орудийной деятельности, с формированием различных видов техники. Однако на протяжении многих тысячелетий техника не выступала в качестве особой и общезначимой проблемы и предмета рационального познания и теоретического исследования. Даже Аристотель — великий мыслитель античности — не отделяет технику от искусства и рассматривает их как сферу практической деятельности, уступающей по степени мудрости науке и философии. Он писал, что «ремесленники подобны некоторым неодушевленным предметам: хотя они и делают то или другое, но делают это, сами того не зная (как, например, огонь который жжет); неодушевленные предметы действуют в силу своей природы, а ремесленники — по привычке» [1, с. 66].

В философии техники, как и во многих философских науках, можно выделить в качестве фундаментальных проблем и аспектов онтологические, эпистемологические, аксиологические и иные стороны и параметры техники и технологии. Ценностное восприятие и аксиологическое истолкование роли и значения техники в жизни человека и общества имеет тысячелетнюю и богатую историю, начиная от мифологем Прометея, «ящика» Пандоры, Дедала, Икара и т. п. С начала ХХ века и по настоящее время аксиологическая проблематика философии техники резко обостряется и приобретает глобальные мас- штабы и судьбоносное значения для всего человечества. В самом общем виде можно представить широкий спектр ценностного отношения современных людей к технике и технологии. В этом спектре мнений и оценок имеются как различные формы технократии и техномании, так и множество разнообразных технофобий и форм демонизации техники как чуждой и враждебной человеку силы. Поэтому аксиологический анализ техники представляет не только абстрактно-теоретический, но и вполне практически значимый интерес.

Аксиология (от греческого «аксио» — ценность и «логия» — учение) это особый раздел философии, в котором изучаются проблемы природы и сущности ценностей, их значения и роли в деятельности человека и жизни общества. В этом философском учении рассматривается широкий круг вопросов о соотношении ценностей как сферы должного с миром сущего, т.е. с природой, культурой, обществом и личностью, о категориях этики и эстетики, о сущности добра и зла, красоты и безобразия, о фундаментальных основах целеполагания и мотивации человеческой жизнедеятельности. Строго говоря, аксиология как философское учение до сих пор находится в процессе становления и ее категории, концептуально-логический каркас и понятийный аппарат не обрели достаточной определенности и объективной обоснованности в силу субъектного и оценочного отношения всех людей и сообществ к проблеме ценностей, к таким категориям как добро, благо, красота, зло, подлость, идеал, совершенство и т. п. В античной философии существовала проблема «подлинного бытия», в которой онтология как бы поглощала аксиологическую проблематику. В религиозном сознании с его те-оцентризмом категории сущего, блага, красоты, истины и т. п. рассматривались как творение божественных сил. И только с эпохи Возрождения с признания гуманизмом самоценности человека и его жизни становится возможным выделение аксиологической проблематики и понимания относительного характера оценок и ценностей. В современной философии проблемы аксиологии исследуются и решаются в рамках многих учений по-разному, в зависимости от мировоззренческих идей и установок. В самом общем виде большинство философов выделяет ценности материальные, социальные и духовные, с оговоркой об их взаимосвязи и взаимообусловленности. Многие авторы считают, что «центральное для аксиологии понятие ценности фиксирует важнейший аспект существования человека — его способность к активному и сознательному преобразованию мира и самого себя в соответствии со значимыми для него идеальными представлениями [2, с. 4]. В ценностях, тем самым, выражается отношение человека к вещам и процессам окружающего мира с точки зрения их способности удовлетворять его жизненно важные потребности, как материальные — в пище, одежде и т.п., так и социальные — в справедливости, статусе и т.п., а также и духовные — в красоте, идеалах и т.п. В своей сущности техника и технология также выражают и воплощают в себе активное отношение людей ко всей действи- тельности и способствует удовлетворению их разнообразных потребностей. Поэтому в философии техники аксиологическая проблематика обладает фундаментальным смыслом и значением.

Аксиология техники, таким образом, органически связана с важнейшими вопросами онтологии, антропологии, социальной философии, эстетики, этики, современной глобалистики, но не в их абстрактно-теоретических аспектах, а в тесной увязке с проблематикой философии техники, ее сущности и роли в судьбах людей и сообществ. Немецкий философ техники Х. Закссе в своей статье «Антропология техники» пишет о том, что «человек живет в условиях парадоксальной ситуации: он терпеть не может технику, которая составляет основу его существования», далее он пишет, что «современный человек homo sapiens technicus — еще не осознал в достаточной мере себя самого. Антропология техники подразумевает, что техника не является чем-то негуманным, а представляет собой естественную и существенную составную часть человека, так сказать, продолжение его биологических органов, которая умножает его способности накапливать опыт и, действуя, вмешиваться в действительность» [3, с. 424].

Наиболее остро и ярко проблемы аксиологии техники были поставлены в ХХ веке известным русским философом-персоналистом, «рыцарем свободы» Н. А. Бердяевым. Здесь приводится значительный фрагмент из работы Н. А. Бердяева «О назначении человека» для того, чтобы читатели смогли самостоятельно осмыслить и истолковать идеи философа о ценности и опасности техники для человека и общества.

«Поразительные успехи физики и основанной на ней техники приводят к обнаружению в мире новой, неведомой до того действительности. Машина вносит динамизм в человеческое существование, изменяет отношение человека ко времени. Человеку дается страшная разрушительная и созидательная власть. Воплощенная красота, которая свойственна была предыдущим эпохам, не знавшим еще таких успехов техники и такой власти машины над жизнью, разрушается. Техника несет с собой смерть красоте, которая представлялась вечной. В век техники уже невозможна великая архитектура. Машина приобретает всеобщее значение и на все кладет свою печать, все себе уподобляет. Будучи выражением силы человека, она антропологически ослабляет человека, понижает его породу, уменьшает его органическую изощренность. Способы борьбы человека переносятся из его организма на машину и организм человека слабеет» [4, с. 369–370].

Русский философ показывает изменение ценностного отношения людей к технике в процессе ее развития. По его мнению, одним из последствий техники является то, что все, представлявшееся раньше нейтральным, приобретает ценностное, духовное и даже религиозное значение. Техника может быть нейтральной лишь на низших ступенях своего развития. На более высоких уровнях развития она теряет это нейтральное значение и может превратиться в своеобразную магию, причём магию черную, если дух человека не подчинит ее высшей цели. Техника на вершине сво- его развития может привести к уничтожению большей части человечества и даже к космической катастрофе. Техника ставит человека перед новой природой и требует нового ценностного отношения к себе, совсем уже не нейтрального. «Власть человека над стихийной природой, по его мнению, может служить или делу Божьему, или делу дьявольскому, но она не может уже быть нейтральной». Поэтому необходима особая этика техники, выработка нового нравственного отношения человека к технике.

Н. А. Бердяев, в конечном счете, включает проблемы этики техники в широкий контекст наиболее значимой для него этики творчества. «Этика творчества должна признать успехи техники положительной ценностью и благом, обнаружением творческого призвания человека в мире и свободы его духа. Но этика должна и ясно увидеть, что техника несет с собой величайшие опасности нового порабощения и унижения человеческого духа. Это значит, что нужно пробудить напряженную нравственную энергию в отношении к технике, преодолеть нейтральное отношение к ней» [Там же, с. 372].

Подобное алармистские представления об опасностях для человека и общества неконтролируемого научно-технического прогресса высказывали многие ученые и мыслители ХХ века. Так знаменитый психолог К. Г. Юнг писал, что в современном мире «человек является рабом и жертвой тех самых машин, которые завоевали для него пространство и время. Он ими задавлен, он находится под угрозой могущества той самой военной техники, которая должна была охранять и защищать его физическое существование. Все технические достижения и владения не сделали человека больше, напротив, они его умалили» [5, с. 132]. В отношениях человека и созданной им техники складываются своеобразные диалектические противоречия. Играя словами и смыслами, можно сказать, что отдельные виды техники, орудия как средства деятельности вполне подконтрольны человеку, но их огромная и растущая совокупность превращает их из средства в среду, из простой и «послушной» техники в сложнейшую и автономную техносферу, «логика» развития которой навязывает человеку и обществу свои требования и чуждые им закономерности и условия жизнедеятельности. «Мегамашина» техники, о которой писал Л. Мэмфорд, неизбежно воспринимается нами в оценочных смыслах и осознается в аксиологических категориях.

В самом простом и несколько в схематичном виде совокупность ценностных отношений к технике и технико-технологическому прогрессу можно представить в виде своеобразного спектра, в котором целесообразно выделить пять особых позиций, зачастую выступающих в качестве лишь частично осознаваемых «аксиом и постулатов» для построения и обоснования различных аксиологических концепций техники и технологии.

Первая позиция — это восторженно-позитивное отношение к технике, превозносящее ее созидательную функцию, могущество и перспективы развития, абсолютизирующее положительную роль техники в ста- новлении человека, в развитии материального производства, в формировании цивилизации, в обеспечении дальнейшего научно-технического прогресса. Эта позиция характерна для целого ряда учений эпохи Просвещения, а также для многих современных апологетов экспансии техники и технологии, которые понимаются как универсальное средство разрешения всех социокультурных и иных актуальных проблем человека и человечества. В психологическом аспекте и в контексте эволюционной эпистемологии можно предположить, что данное наделение техники статусом сверхценности, ее некритическое восприятие и даже поклонение ей, доходящее до своеобразного «культа техники», основано на глубоких «корнях», архетипах и предпосылках. Глубинной аксиологической первоосновой «культа техники» могут служить магия как проторациональное и архаическое мировосприятие, архетипы преанимизма и кратофании, обусловливающие осмысление человеком всей реальности в формах и образах всесильных сущностей и всемогущих сил. Отождествление техники и магии было характерно не только для ранних стадий антропогенеза; оно вполне благополучно существовало в Новое время и существует в современном общественном сознании. Так, Р. Бэкон считал, что применение науки в деятельности человека есть «натуральная магия». Некоторые современные ученые также считают, что высокоразвитая технология ничем не отличается от магии. Известное высказывание Э. Ферми о том, что атомная бомба и уничтожение Хиросимы и Нагасаки есть всего лишь «хорошая физика», не доказывает, что великий ученый был «нравственным идиотом» (И. Бунин) или аморальной личностью, а всего лишь указывает на особенности его менталитета и восприятие им техники как кратофании — «Проявления Силы». Единый бессознательный комплекс магии, преанимизма и кратофании в психике многих людей может приобретать разнообразные формы, но в условиях некритичного восприятия и преклонения перед техникой, этот комплекс, как правило, выражается и воплощается в различных видах и вариантах техномании. Техномания как разновидность психопатологии отдельных людей может служить мотивом изобретательства, фактором технического творчества и т.п. Однако как феномен общественного или массового сознания она способна приобретать негативное значение. Анализ особенностей развития западноевропейской цивилизации вполне очевидно показывает элементы техномании в её постоянной ориентации на развитие военной техники и оружия массового поражения. Идея научно-технического превосходства европейцев перед другими народами широко использовалась в ХIХ и ХХ веках для оправдания расизма, колониализма и т.п.

Вторая аксиологическая позиция, лежащая в основе множества различных концепций техники, базируется на умеренно-оптимистическом отношении к технике и технологии. Эта позиция не абсолютизирует роль и значение техники, но понимает ее в качестве важнейшего фактора развития всех сторон жизни общества. При этом оценка роли техники и технологии зависит от множества исторических условий и социокультурных обстоятельств. Подобная аксиологически умеренная позиция характерна для большинства здравомыслящих людей и находит свое выражение в таких философских учениях, как позитивизм, марксизм, персонализм и т.п. Многие идеи технократии, исторически связанные с работами Ф. Бэкона «Новый органон» и «Новая Атлантида», направлены на достижение человеком власти над природой с помощью научно-технического прогресса. При этом вполне допускается возможность использования техники во зло человеку и обществу, но при управлении обществом «техноструктурой» (Дж. Гэлбрейт) — т.е. особым сословием ученых, инженеров и специалистов все негативные тенденции развития техники будут преодолеваться. Нечто подобное в плане оценки научно-технического прогресса утверждалось классиками марксизма.

По мнению К. Маркса и Ф. Энгельса, частная собственность на технику, на средства производства и технологию, превращает их в капитал и в орудие угнетения наемных работников. Экономическая эксплуатация пролетариата дополняется отчуждением труда и «превращением рабочих в придаток машины». Эти негативные явления, согласно марксистской идеологии, преодолеваются в конечном счете в результате социалистической революции и научно-технический прогресс становится фактором освобождения человека от эксплуатации и движущей силой социокультурного развития. При этом свободное развитие каждого человека становится условием свободного развития общества», в котором реализуется принцип «от каждого по способности, каждому по потребности». Нетрудно заметить, что в марксизме научный анализ роли и значения техники при капитализме переходит в революционное и утопическое учение о социалистическом обществе и научно-техническом прогрессе. Соответственно этому переходу меняется и аксиологические представления о технике и технологии.

Третья позиция характерна для нейтрального ценностного отношения к технике. Техника, как таковая, вне зависимости от степени ее развития, от социокультурных условий ее функционирования, от потенциального её могущества, способствующего как созиданию, так и разрушению, понимается здесь в качестве «нейтрального фактора», не обладающего особым аксиологическим статусом. Показательным примером этой позиции служит весьма распространенное суждение о том, что с помощью ножа или скальпеля можно убить человека, а можно сделать успешную хирургическую операцию. Нож и скальпель сами по себе как инструменты и технические средства деятельности не обладают самостоятельной ценностью, их использование, ведущее к благу или злу, полностью определяется человеком. Выше уже приводились слова Н. А. Бердяева о «необходимости преодоления нейтрального отношения к технике». И действительно легко осознать, что усложнение орудий ручного труда, полностью подконтрольных человеку, в историческом развитии привело к появлению машин, станков, конвейеров, автоматических линий и даже заво- дов-автоматов. Бурное развитие микроэлектроники, компьютеризации, новых видов связи, 3-D и иных интеллектуальных технологий формируют принципиально новую — виртуальную реальность, эффективность и потенциал которой приводит к возникновению реальных угроз и опасностей для психического и духовного здоровья отдельных людей и сообществ. Первоначальная «ручная техника» становится «хищными вещами века» (Б. Н. Стругацкий). Знаменитое античное высказывание «dues ex machina», означающее неожиданную развязку трагедии или разрешение трудных проблем, обретает в современной цивилизации своё буквальное и угрожающее значение. Техника и технология из простого и нейтрального средства деятельности человека становится всеобъемлющей средой его обитания — техносферой и реальным «богом из машины» — демиургом, «трансперсональным творцом», формирующим современные типы личности, новую телесную и нейрофизиологическую «вторую природу» человека, общества и культуры.

Четвертая позиция состоит в негативном восприятии и оценке техники как особой реальности, которая, по мере своего развития и обретения относительной самостоятельности, способна вытеснять человека из важных сфер его жизни, приводить к потере человеческого достоинства, к ухудшению экономического, социального, политического и т.п. положения множества людей в современном обществе. Подобное понимание техники было характерно для такого протестного движения в Англии в конце ХVIII века, как луддизм, получившего свое название по имени полулегендарного подмастерья Неда Лудда, который разрушил машину в приступе ярости. Луддитами называли участников массовых, стихийных выступлений рабочих мануфактур против применения машин и новых видов техники, вытесняющих людей из материального производства и лишающих их заработка и средств существования. В ходе этих выступлений их участники уничтожали машины как некий автономный источник их бедствий, не осознавая в полной мере социально-экономические факторы внедрения техники и новых технологий в сферу материального производства.

Своеобразная ирония истории состоит в том, что человек, создавая постепенно и эволюционно различные орудия, машины и другие компоненты техносферы, внезапно и трагически необратимо создаёт себе своеобразного бога-демиурга, который способен с крайней степенью бесчеловечного, машиноподобного принуждения, именуемого ныне «экономической необходимостью», «технической целесообразностью», «производственной дисциплиной», «реальной политикой», научно-техническим прогрессом и т.п., приносить себе ежедневные пожертвования человеческих сил, способностей, энергии и жизни. При переходе от Средневековья к Новому времени человек как «раб божий» в массовом масштабе становится рабом машин, капитала, принудительного труда. В этом аспекте происходит своеобразная инверсия, и «хитрость разума» (Гегель) человека как субъекта под воздействием «иронии истории» превраща- ет его в объект технической манипуляции и в жертву технократического самообмана. При использовании простых орудий труда человек действительно получает вполне очевидные преимущества в эффективности, в экономии сил, времени и т. п. Однако высшие ступени развития техники и технологии зачастую ведут к противоположным результатам. Так, по мнению многих ученых, «автоматизация и информатизация труда, внедрение инноваций в науку и практику не только не облегчают или упрощают жизнь, но, напротив, увеличивают нагрузку на человека, которому необходимо постоянное повышение квалификации, расширение поля деятельности, увеличение навыков и компетенций» [6, с. 216–217]. Общеизвестно, что во многих цивилизованных странах у большинства людей возрастают фобии и нервнопсихические нагрузки, сокращается общая продолжительность сна, обостряются стрессы и другие психические аномалии в виде принудительного «трудоголизма» и т.п. М. Волошин был прав, считая, что «как нет изобретателя, который, чертя машину, ею не мечтал облагодетельствовать человека, так нет машины, не принесшей в мир тягчайшей нищеты и новых видов рабства» [7, с. 197].

Пятая позиция в аксиологическом восприятии техники состоит в её всеобщей «демонизации», в наделении всех видов техники и технологии некой изначальной враждебностью по отношению к человеку, ко всем живым существам и к биосфере в целом. Даже простейшие каменные орудия, согласно подобному восприятию, обладая неорганической природой, изначально направлены на умерщвление живых существ и выступают, в конечном счете, в качестве могучих сил природы, «пробужденных» человеком на свою окончательную погибель. В контексте подобных воззрений можно «построить» множество катастрофических сценариев и эсхатологических прогнозов, сулящих человеку и человечеству неисчислимые бедствия. Эта проблематика весьма широко используется в современных антиутопиях, в кинематографе и т. п. Достаточно вспомнить несколько серий «Терминатора» и другие подобные «технотриллеры». Следует учитывать, что подобные представления были выражены в различных мифологемах достаточно давно — уже несколько тысяч лет назад. Мифологемы «ученика чародея», «ящика Пандоры», «спящих джиннов» и т.п. вполне ясно показывают страхи многих людей перед непредсказуемыми последствиями развития техники. В настоящее время, наряду с крайними и ирра- циональными формами «технофобии», существует множество близких по смыслу концепций и вариантов «технопессимизма», «экопессимизма» и т.п., однако в аксиологическом аспекте все они базируются на «демонизации» техники и технологии, на их понимании как антигуманных по своей сущности сил и факторов. В этой позиции часто приходят к выводам о замене биосферы техносферой, о поглощении человека техникой, о завершении эры человека и его вытеснении с планеты Земля некими киборгами, биотехническими монстрами, роботами и т.п. Техника как чуждая и враждебная человеку сила, по этим представлениям, поглощает из атмосферы наш кислород, пожирает наши леса и наши просторы, убивает экосистемы и биосферу в целом. Техника загоняет человека в каменные джунгли городов и в железобетонные бараки многоэтажных зданий, лишает нас человеческого достоинства, дегуманизирует нашу жизнь.

Таким образом, в упрощенном изложении первая аксиологическая позиция исходит из представлений о том, что техника дружественна человеку. Вторая позиция рассматривает ее как партнёра, третья — как нейтральную в целом совокупность средств, четвертая — как опасную силу и потенциальную угрозу, а пятая — как чуждую и враждебную реальность. Из перечисленных выше позиций две крайние — первая и пятая — явно показывают чрезмерное влияние эмоциональных факторов и оценочных суждений, которые, как правило, не способствуют рациональному осмыслению и адекватному пониманию роли и значения техники в развитии культуры и человека. Из этого следует, что вопросы аксиологии техники как особого раздела философии техники требует дальнейшего изучения, поскольку всевозможные экспертные исследования и оценки последствий научно-технического прогресса и отдельных инноваций в принципе невозможны без фундаментальных ценностных обоснований.