Технонаука как современный этап развития технического знания

До середины XX в. в западной науке сохранялось достаточно строгое деление на академические институты и промышленные организации, фундаментальные и прикладные исследования были разделены институционально и хронологически; соблюдалась линейная схема научных исследований, когда создаваемые академическими структурами теории использовались в прикладных исследованиях, а затем внедрялись в виде каких-либо технологий. Вторая мировая война и последовавшее за ней «холодное» противостояние вызвали резкое увеличение государственного финансирования науки и техники в ведущих странах, прежде всего исследований в области ядерного оружия, микроэлектроники, ракетной техники, информатики, биотехнологии и нанотехнологии. Возникла (и была реализована) необходимость создания ряда новых правительственных учреждений для поддержки научных и технологических исследований, таких как Национальный научный фонд (NSF), Национальное управление по аэронавтике и исследованию космического пространства (NASA), Комиссия по атомной энергии (АЕС) в США, Европейский центр ядерных ис-

Работа выполнена при финансовой поддержке Российского гуманитарного научного фонда (РГНФ).

Проект № 12-03-00435а.

следований (ЦЕРН), Европейское космическое агентство, Национальный центр научных исследований Франции (CNRS) в Европе и др. Их общей особенностью стало изменение отношений между наукой и техникой в сторону большей интеграции, в результате чего различия между ними стали не столь очевидными.

Изменилось отношение к пониманию самой науки, так как Вторая мировая война показала, что лишь немногие исследования могут считаться «чистой» наукой, не имеющей прикладной составляющей. Сместился фокус науки с исследований природы на создание технологий, таких как ракета, атомный реактор или компьютер. Это устранение различий между наукой и технологией привело к появлению концепции единой интегрированной области знаний. В конце 70-х гг. XX в. для отражения нового характера взаимоотношения науки и технологий, знания и инструмента появилось понятие технонауки, символизирующее тот факт, что «техногенная среда превращается из простого “приложения” научного знания в естественную среду его развития» [1, с. 201]. Сама технонаука представляет собой скорее новый способ построения научного знания, в чем-то альтернативный научной теории, и может рассматриваться как «симбиоз фундаментального исследования, технической теории и инженерной деятельности» [2, с. 37]. На смену научной тео-

рии, как системе знаний, приходит синтез «знания что» и «знания как», а в классическую триаду задач науки «описание - объяснение - понимание» встраиваются проектирование и прогнозирование. При такой форме организации науки и технологии они рассматриваются не как зависящие друг от друга, а скорее как взаимозависимые составляющие в том смысле, что технология не может существовать без науки и наука не может существовать без технологии.

Концепция технонауки в середине XX в., конечно, реализовывалась далеко не во всех исследовательских областях. Пилотными направлениями стали те, которые работали на обороннопромышленный комплекс, — прежде всего ядер-ная энергетика и ядерное оружие, космические исследования и ряд других. Ядерная физика стала одним из первых направлений, в котором технологии стали оказывать влияние на фундаментальную науку. Ускорители частиц, основанные на военных микроволновых исследованиях, детекторы, к примеру, пузырьковые камеры, первоначально разработанные для разработки ядерного оружия или обнаружения ракет, стали новым экспериментальным оборудованием, определившим дальнейшее развитие ядерных исследований. Аналогичная ситуация складывалась в астрономии, которая с возникновением космических программ сверхдержав получила ранее немыслимый инструментарий, такой как орбитальные телескопы и межпланетные зонды, что привело к революционным изменениям в представлениях человека о Вселенной. В физике твердого тела технонаучный поворот связан с исследованиями полупроводников. В СССР и в США были созданы коллективы, объединившие ученых и инженеров для изучения свойств полупроводников и р-n переходов, создания транзистора и разработки технологий его промышленного производства. Все это привело к тому, что лаборатория вторглась в «башню из слоновой кости» теоретиков, технология перестала быть чем-то внешним по отношению к познанию природы, а техническая среда стала естественной средой развития научного знания.

В рамках постпозитивизма К. Поппера, Т. Куна, И. Лакатоса, М. Полани в философское понимание науки было включено историческое и культурное измерение. В дальнейшем, в связи с развитием социологических исследований науки, она начинает рассматриваться как институциональная деятельность и форма социальной организации, обладающая своими правилами, явными и неявными установками, ценностными ориента циями и этическими позициями, влияние которых на научное познание и знание уже нельзя вывести за скобки. В рамках социального конструктивизма (Б. Барнс, Д. Блур, С. Вулгар, Б. Латур, Э. Пикеринг, Г. Колинз, Т. Пинч, С. Шейнин, С. Шаффер, Д. Гудинг, М. Калон, С. Фулер) формируются программы SSS — социологические исследования науки; STS — исследования науки и технологии; SSK — социология научного знания, а позже — lab studies, социология лаборатории. Лаборатория стала ключевым феноменом для исследователей социологии науки, т.к. она представляет собой именно то место, «где наука разворачивается как экспериментальная и социальная деятельность, включающая материальные отношения с вещами (инструментами, приборами, технологиями)» [3].

Взаимоотношение науки и технонауки рассматривается неоднозначно. Достаточно часто выдвигаются концепции, определяющие переход к технонауке как фундаментальный сдвиг или новый «режим» научных исследований. Это находит отражение в идеях постакадемической, постнормальной, предпринимательской науки, фина-лизации науки, режима производства знания-2 (modc-2 research) и др. Утверждение о сдвиге или революции всегда легко подвергается возражению, однако, если оно и переоценивает фундаментальность происходящих изменений, то, тем не менее, фиксирует смещение внимания, общественных ожиданий и социальных запросов в отношении науки. В то же время отрицание объективности трансформации современной науки и утверждение того, что технонаука представляет собой просто гибридные конгломераты знаний, не вписывающиеся в классификации и традиционное разделение на фундаментальные и прикладные науки, а потому стоящие в стороне от основной науки, представляется некорректным и недальновидным. Мы будем использовать концепцию технонауки как фиксацию поворота науки к практике, трансформацию самой научной практики и признание неотделимости знания от материальных условий его производства.

В этом смысле технонаука не является исключительным изобретением второй половины XX в., т.к. ее проявления можно найти на всех этапах развития науки, от работ Архимеда, где уже был синтез фундаментального и прикладного знания для решения военных задач, до термодинамики XVIII в., где законы природы открывались в результате экспериментов над искусственными объектами в лабораторных условиях, а конструиро- вание машин становилось основой построения физической теории. Однако в целом при этом доминировала, как пишут М. Гиббонс, П. Скотт и X. Ноутни, «старая парадигма научных открытий, характеризующаяся гегемонией дисциплинарной науки, с ее сильным чувством внутренней иерархии между дисциплинами» [5, р. 10].

Становление технонауки изменило характер взаимоотношений науки и философии. Если в рамках позитивистских концепций философия рассматривалась как способ прояснения научного знания, анализа языка или закономерностей роста и развития науки, то становление технонаучных проектов сформировало у многих ученых, политиков и обывателей убежденность в том, что философия — это этика науки. Действительно, такие проекты, как NBIC-конвергенция (комплексное развитие нано-, био-, информационных и когнитивных технологий), затрагивающие общечеловеческие вопросы природы человека и будущего человечества, необходимо должны сопровождаться этической экспертизой, принципы и методология которой во многих отношениях разрабатывается в процессе самой оценки. Однако отождествление философии с этикой даже в случае таких злободневных проблем, как применение биотехнологий, ошибочно, поскольку это ущербно для онтологии и эпистемологии. Задача философии технонауки состоит, в первую очередь, в осмыслении того, что есть технонаука, именно это является условием рассмотрения социальных, этических, правовых и других аспектов. К примеру, цель философского анализа нанотехнологий может быть сформулирована как прояснение того, как их свойства проистекают из онтологии наноразмерных объектов и эпистемологических оснований деятельности человека на молекулярном уровне.

Онтология и эпистемология технонауки, определяя основания ее философского осмысления, позволяют по-новому взглянуть не только на технологию, но и на традиционные философские вопросы. Эпистемологическая установка на рассмотрение науки как «чистой» формы знания и пренебрежительное отношение к технологии как ко вторичному знанию не позволит рассмотреть технонаучное знание как самостоятельный феномен, не сводящийся к некоторой совокупности фундаментальных и прикладных знаний, а имеющий собственные эпистемологические ценности, способы производства знания и критерии его оценки. В технонаучном познании фокус эпистемологии смещается с форм теоретического знания в сторону конструируемых объектов, объектами эпистемологии становятся «вещь как знание», «эпистемическая вещь», артефакты, модели и симуляции, экспериментальные системы и т.д. Конструирование рассматривается как самостоятельный метод получения знания, более того, исследователи, занимающиеся созданием технологий, например, в области нано- или биотехнологий, все чаще утверждают, что их цель состоит «не в получении практического результата, а в знании как таковом, т.е. технология становится способом производства научного знания» [8, р. 381].

Онтологические вопросы технонауки в литературе разработаны гораздо меньше, чем эпистемологические. В настоящее время понятно, что мы имеем дело с серьезными трансформациями онтологии науки. Мир сам по себе, таков, каков он есть, уходит из объектной области науки, сначала с возникновением лаборатории, с ее сконструированными условиями и отобранными объектами, а затем с массовым вторжением конструктов, технообъектов, артефактов в пространство научного исследования. Не переставая существовать как часть реального мира, они получают онтологию, неразрывно связанную с эпистемологическими основаниями, деятельностью субъекта, функциональной нагруженностью. Функциональный характер технических объектов, наиболее убедительно в настоящее время описанный в рамках аналитической философии техники, дает основания в рамках некоторых подходов утверждать об онтологическом безразличии [4] или даже о том, что вопрос о сущности и существовании чужд философии техно науки [6]. Тем не менее, очевидно, что онтологические вопросы не менее важны, чем эпистемологические или социальные. Так, свойства нанообъектов и эпистемологические стратегии их создания и применения определяются именно онтологическими свойствами наноразмерных систем, когда квантовые эффекты уже гораздо менее заметны, чем на атомарном уровне.

Кризис онтологии, таким образом, может быть связан не с отсутствием ее необходимости, а с тем, что традиционные онтологические подходы, такие как реализм и инструментализм, с трудом применимы в новых условиях. Наиболее актуальной представляется плюралистическая онтология, которая может прояснить ряд вопросов. Пример, над которым размышляли основоположники социологии науки, таков: чем отличается рак, возникший в результате естественной предрасположенности живого организма (мыши) к онкологическим заболеваниям, от злокачественной опухо- ли, вызванной у лабораторной мыши с помощью биотехнологий. В обоих случаях мы имеем дело с реальными, объективными, физически эквивалентными образованиями, однако во втором случае этот объект является «продуктом экономики знаний, воспроизводимой проектной спецификацией, которая не репрезентирует процесс болезни, но сама есть процесс болезни» [7].

Критика технонауки основывается на том, что при такой форме организации каждый научноисследовательский проект a priori подчинен необходимости его последующего технического применения, что обуславливается либо сферой его использования (например, медицина или устранение чрезвычайных ситуаций), либо частными интересами (прибыль, престиж, власть, различного рода прихоти и т.д.). При этом размываются традиционные принципы бескорыстности чистой науки и независимости познавательной деятельности ученых от конъюнктурных соображений, а академические организации превращаются в конкурирующие предприятия, ведущие борьбу за приоритет, позволяющий получать финансирование, гранты и другие формы поддержки. Особенно популярными такие идеи являются во Франции и франкоговорящих странах, где сильны антиглобалистские настроения [9]. Кроме того, среди критиков много и тех, кто полагает, что термин «технонаука» сам по себе вносит путаницу, поэтому необходимо провести четкую разделительную линию между наукой как исключительно когнитивным (теоретическим и абстрактным) понятием и технологией, которая представляет собой всего лишь один из вариантов применения полученного наукой знания, если такое применение отвечает чьим-либо материальным интересам.

Философская критика технонауки, на наш взгляд, также должна иметь под собой эпистемологические основания, вне которых она становится поверхностной и формулируется преимущественно в оценочных суждениях. Эпистемологический подход показывает оправданность введения термина «технонаука», что обусловлено трансформацией научного знания в сторону конструирования и прогнозирования, а технического — в сторону понимания знания как цели исследования. Трансформация структуры научноисследовательского процесса, характерная для современных крупных проектов, интеграция направлений и уровней познания ставят перед эпистемологией науки задачи анализа науки и техники с современных позиций.