Традиции «Повести о житии Петра и Февронии» Ермолая-Еразма в произведении А. С. Пушкина «Капитанская дочка»

В о прос о «Повести о житии Петра и Февронии» как возможном источнике романа А. С. Пушкина «Капитанская дочка» еще не был темой специального исследования. Как правило, дело ограничивается указанием на ту или иную параллель на основании какого-либо признака. Так, Н. П. Жилина пишет: «Уровнем душевной чистоты «мудрая дева» Маша Миронова напоминает и героинь древнерусской литературы, таких как, например, Феврония <…> совмещающая в себе и фольклорно-сказочный, и христианский идеалы. Пушкинская героиня мудра не благодаря развитому интеллекту, а по свойствам натуры, ее «ум» основан на интуиции и высочайшем нравственном благородстве» [1, 106—107].

В свою очередь, В. Е. Хализев в своей типологии ценностных ориентаций героев русской классики относит Петра Гринева и Машу Миронову к житийно-идиллическому сверхтипу и утверждает, что «биографии их предстают как некое служение и тем самым перекликаются с житийными» [2, 154— 155]. В качестве примера ученый приводит «Повесть о житии Петра и Февронии».

Следует констатировать, что на сегодняшний день нет данных, подтверждающих знакомство Пушкина с «Повестью…», хотя известно, что писатель живо интересовался древнерусской литературой и историей, особенно после Михайловской ссылки, он переводил и публиковал древнерусские жития. Вместе с тем, на наш взгляд, в романе «Капитанская дочка» содержится ряд параллелей с произведением Еразма-Ермолая, основные из которых мы попытаемся представить в статье.

Важную роль в «Повести о житии Петра и Февронии» играет предисловие, в нем можно выделить несколько основополагающих идей, раскрытых затем Ермолаем-Еразмом в самом произведении. Первая идея имеет сотериологиче-ский характер, она связана с религиозной проблемой спасения человеческой души:

Любя же в человечестем роде вся праведники, грешныя же милуя, хотя бо всех спасти и в разум истинный привести (425)1

О спасении души говорится не только в связи с главными героями — Петром и Февронией, но и в связи с князем Павлом, братом Петра, и его женой:

Не токмо в нынешнем веце злаго его дыхания и сипения (имеется в виду змей. — К. Н .) и всего скарядия, еже смрадно есть гла-голати, но и в будующий век нелицемернаго Судию Христа милостива себе сотвориша (456).

Вторая идея, высказанная в предисловии, со ссылкой на апостола Павла такова:

Не будите раби человеком куплени ибо есте ценою (454).

Она заключается в том, что человек не должен быть ничьим рабом, а только Божиим, потому что искуплен Кровью Спасителя. Здесь Ермолай-Еразм ставит проблему свободы и воли человека именно так, как она понимается в православии: только свобода делает человека человеком, и эту свободу даже Бог никогда не нарушает, но заботится о человеке в соответствии с его волей, так как: «ведоми суть Единому, ведущему тайны сердечные» (454), то есть известны Господу все тайны сердечные и Он знает, что человеку нужно.

С проблемами спасения и свободы тесно связаны в древнерусской «Повести…» темы семьи и воспитания.

Все перечисленные выше проблемы, темы и идеи имеют прямое отношение и к повести Пушкина «Капитанская дочка».

Первое, что бросается в глаза при сравнении, — оба главных героя имеют одинаковое имя — Петр. Князь Петр с юности отличался благочестием:

Имеяше же обычай ходити по церквам уединяяся (456).

Он прекрасно понимает, что только «Божиею помощию убиен да будет лукавый сей змий» (458), то есть полностью уповает на Бога в самых трудных жизненных ситуациях. И пушкинский Петр в родительском доме учился благочестию, во-первых, от примера добродетельной жизни отца и матери, а во-вторых, от Савельича, который оказал огромное влияние на его воспитание. Молодой человек получил и прекрасный наказ отца: «Береги честь смолоду». Мы видим, что Гринев в самые трудные моменты жизни полагается на Бога:

Я уж решился, предав себя божией воле ( курсив наш. — К. Н .), ночевать посреди степи, как вдруг… (288)² .

Однако, несмотря на все это, и князь Петр, и Петруша Гринев совершают несколько опрометчивых поступков, противных совести и христианскому мировоззрению. Оба автора показывают эволюцию главных героев.

Читатель «Повести…» становится свидетелем недостойных поступков князя Петра: он обещает жениться на простой девушке Февронии, если она исцелит болезнь, но в момент обещания даже и не думает выполнять его, считая брак между князем и крестьянкой нелепостью:

Князь же Петр, яко небрегий словеси ея, и помысли: «Како князю сущу древолазца дщи пояти себе жену!» И послав к ней, рече: «Рцыте ей, что есть врачество ея, да врачюет. Аще ли уврачю-ет, имам пояти ю себе жене» (460).

Далее князь по наущению бояр проверяет ее за столом, когда она собирает крошки в руку; он скорбит и унывает в тот момент, когда вместе с супругой вынужден скитаться, отказавшись от княжества.

Петр Гринев также совершает ряд недостойных поступков: напивается и проигрывает Зурину сто рублей, пытается уговорить Машу выйти за него замуж без родительского благословения, отчаивается после отказа Маши и разлуки с ней:

Жизнь моя сделалась мне несносна. Я впал в мрачную задумчивость, которую питали одиночество и бездействие. Любовь моя разгоралась в уединении и час от часу становилась мне тягостнее. Я потерял охоту к чтению и словесности. Дух мой упал. Я боялся или сойти с ума или удариться в распутство (312).

Еще одно общее место в произведениях: в эволюции главных героев огромное значение имеет их встреча с будущей супругой (Феврония, Маша). Изначально они пытаются проявить своеволие: князь Петр не хочет жениться на Февронии, хотя не знает, что это за девушка; Петр Гринев мечтает о Петербурге, и очень разочарован поездкой в Оренбург, не предполагая встретить там свою будущую супругу. Однако, как убедительно показывают оба автора, в обоих случаях действует промысел Божией. И именно по промыслу Божию князь Петр посылает гонцов в Рязань, где находит свою судьбу, а Петр Гринев едет в Белогорскую «богоспасаемую крепость», где также обретает себе супругу.

И только соизмеряя собственную волю с промыслом Божиим, то есть поступая рассудительно, герои находят выход из трудных ситуаций, а если действуют своевольно, из этого ничего хорошего не выходит. Так, в повести «Капитанская дочка» первоначально Гринев действует несколько раз необдуманно, например:

Прочитав это письмо, я чуть с ума не сошел. Я пустился в город, без милосердия пришпоривая бедного моего коня. Дорогою придумывал я и то и другое для избавления бедной девушки и ничего не мог выдумать. Прискакав в город, я отправился прямо к генералу и опрометью к нему вбежал (342).

Гринев сам ничего не смог придумать в таком мятежном душевном состоянии, а разговор с генералом ни к чему не привел.

В обоих произведениях важным является борьба с искушением, болезнь главных персонажей (князь заболел от змеиной крови, Петр был предательски ранен Швабриным во время поединка) и исцеление. Феврония исцеляет князя Петра, Маша также способствует выздоровлению Петра Гринева после дуэли. Важно заметить: если вначале они исцеляются телесно, то потом проходят долгий путь исцеления духовного. В связи с образом князя Петра об этом писал А. Н. Ужанков [3]. Петр Гринев проходит схожий путь: от отчаяния и безысходности к молитве — сначала перед виселицей с петлей на шее:

Я стал читать про себя молитву, принося Богу искреннее раскаяние во всех моих прегрешениях и моля его о спасении всех близких моему сердцу (325).

(Вспомним, что до этого Маша обещала молиться за него до последнего вздоха своей жизни.) Позже Петр Гринев, оказавшись в темнице, уже не унывает, а от всей своей души обращается к Богу с искренней молитвой:

Таковое начало не предвещало мне ничего доброго. Однако ж я не терял ни бодрости, ни надежды. Я прибегнул к утешению всех скорбящих и, впервые вкусив сладость молитвы, излиянной из чистого, но растерзанного сердца, спокойно заснул, не заботясь о том, что со мною будет (366).

Еще одна параллель, которую можно провести между древнерусским и пушкинским произведениями, заключается в том, что оба героя являются защитниками: князь Петр защищает семью брата от лютого змея; он не покидает свою супругу, предпочитает остаться без княжества, нежели нарушить заповедь Божию по отношению к жене, следовательно, также защищает и свою семью. Не случайно в «Повести…» содержится прямая похвала Петру как воину-защитнику:

Радуйся, Петре, яко дана ти бысть от Бога власть избити летя-щаго свирепаго змия! (470)

Это вполне можно отнести и к Петру Гриневу, он также проявил себя храбрым воином, защищая Отечество, а затем избавляя Машу от рук «гнусного Швабрина».

Еще одна важная проблема затрагивается и Ермолаем-Еразмом, и Пушкиным: проблема власти, проблема главы семьи. Чем отличается тиран от истинного правителя? Тем, что истинный правитель, во-первых, соблюдает свободу другого человека, людей, народа, во-вторых, заботится о тех, кто ему вверен, и, в-третьих, несет полную ответственность за все происходящее и, если что-то сделано не так, винит одного себя. А тиран любыми средствами пытается насытить свой эгоизм, страдая при этом, находясь в постоянном раздражении и недовольстве всем окружающим, всеми окружающими и причиняя страдания другим. Оба автора показали, что путь тирании как разрушает личность самого тирана, так и причиняет страдания окружающим. Для этого Ермолай-Еразм противопоставил дела бояр княжению муромских чудотворцев, а Пушкин — Гринева и Швабрина. «Безстудные бояре» в «Повести…» покушаются на Февронию по наущению своих завистливых жен и от желания властвовать в Муромском княжестве: «Враг бо наполни их мысли» (464), — говорит Ермолай-Еразм. Швабрин в «Капитанской дочке» также хочет обладать Машей и стремится к власти, не выбирая средств, Пушкин показывает, что этот отрицательный герой находится во власти темных сил, которые им управляют. Ведь и Швабрин, и Гринев поставлены в одинаковые условия отказом Маши, но Швабрин продолжает добиваться ее порабощения, а Гринев отступает и оставляет Машу, не посягая на ее свободу, несмотря на свои душевные переживания.

Проблему власти и свободы Пушкин показывает и на примере отношений Гринева и Савельича: старый преданный слуга в проделках Петруши полностью винит себя:

—Эх, батюшка Петр Андреич! — отвечал он с глубоким вздохом. — Сержусь-то я на самого себя; сам я кругом виноват. Как мне было оставлять тебя одного в трактире! Что делать? Грех попутал (286).

Это один из важных эпизодов в произведении, к сожалению, искаженный в советском фильме, в котором Савельич, рассказывая кучеру о куме, жестами намекает на веселое времяпрепровождение. Таким образом, оба автора утверждают, что свобода — это не бесхарактерное своеволие, а огромная работа над собой. Вот как об этом пишет Л. Г. Дорофеева: «В развитии сюжета "Капитанской дочки", и в частности образа Гринева, идея воли занимает центральное положение и соотносится с понятиями свободы, насилия, власти, плена, развиваясь в идейно-тематическом поле напряженных отношений между идеями бунта и смирения » — ( курсив автора ) [4, 111]. Человек не может никому не подчиняться, и, если он не подчиняется Богу, то начинает подчиняться своим страстям, тем самым разрушая себя (бояре в «Повести…», любыми путями стремившиеся к власти, в результате поубивали друг друга, Швабрин в конце произведения показан жалким опустившимся человеком).

Особую роль в двух этих произведениях играют женские образы: Феврония и Маша Миронова изначально оказываются выше, чище, мудрее своих возлюбленных. Они любовью, терпением, мужеством и другими качествами помогают измениться своим будущим супругам. Не случайно в конце «Повести…» содержится похвала Февронии: «Радуйся, Фев-роние, яко в женстей главе святых муж мудрость имела еси» (470). Интересно, что здесь говорится о том, что она, будучи женщиной, обладает мужской мудростью, тогда как князь Петр приобрел эту мудрость далеко не сразу. Возникает вопрос, как это возможно? Дело в том, что мужской ум проигрывает в том случае, если его источник — только собственные размышления, не соизмеренные с промыслом Божиим, не имеющие истинного рассуждения. А женский ум, как утверждает Ермолай-Еразм, лишь в том случае прекрасен, если имеет своим источником не корыстные, своенравные интересы и капризы, а Божественное начало и жертвенность, об этом рассуждал в своих статьях А. Н. Ужанков в связи с анализом «Повести…» [3].

Такое же понимание ума и мудрости мы находим в «Капитанской дочке». Пушкин вполне созвучен древнерусскому автору и между Февронией и Машей Мироновой очень много параллелей. Во-первых, название «Капитанская дочка» говорит само за себя, во-вторых, в письме императрицы тоже содержатся «похвалы уму и сердцу дочери капитана Миронова (курсив наш. — К. Н.)» (374). И ее источник мудрости — смирение перед волей Божией. Савельич говорит о ней: «Такой невесте не надобно приданного» (362). При этом Пушкин совсем не идеализирует свою героиню: например, в разговоре с Гриневым о Швабрине, она говорит, что хочет нравиться Швабрину, Феврония же показана святой, как и подобает в житиях.

Не менее важной чертой характера обеих женских образов является мужественность. Мы видим, что Феврония смиренно и в то же время независимо держится среди бояр, она не меняется и тогда, когда становится княгиней. На первом месте в ее жизни стоит благочестие, исполнение евангельских заповедей. Те же черты мы находим у Маши Мироновой — она мужественно сопротивляется Швабрину, едет одна в Санкт-Петербург для спасения Гринева, скромно и просто ведет себя и с Анной Власьевной, и с императрицей. Удивительно и то, что она просит у государыни не правосудия, а милости, именно милости, потому что по закону Гринев является преступником, а только и именно по благодати заслуживает милосердия.

Можно выделить несколько важных черт в женском образе, признанных необходимыми и Ермолаем-Еразмом, и Пушкиным: вера в Бога, жертвенность, настроенность на брак и семью (причем, лишь на тот брак, который благословлен Богом и родителями), скромность, простота, способность утешить и поддержать. И напротив, внешность, богатство, сословное происхождение героинь оказываются не важными.

В произведении «Капитанская дочка» писатель отстаивает идеал христианской любви и семьи (показаны разные семьи, но основанные на жертвенности, любви и правде). Пушкин поднимает важнейшие проблемы спасения души, ответственности, власти, любви, семьи, воспитания и т. д., которые имеют место и в «Повести о Петре и Февронии». Все эти проблемы решаются обоими авторами в одном ключе, они одинаково показывают причинно-следственную связь поступков героев и событий, так как оба произведения основаны на православном мировоззрении, православном понимании мира и человека.

И не случайно в «Капитанской дочке» есть призыв, в котором слышится и боль, и надежда на то, что молодое поколение все же услышит его:

Молодой человек! Если записки мои попадутся в твои руки, вспомни, что лучшие и прочнейшие изменения суть те, которые происходят от улучшения нравов, без всяких насильственных потрясений (318—319).

Крепкая семья, основанная на традициях православия, изначально была залогом благочестивого общества с лучшими нравами.

Проведенные параллели не могут быть достаточным доказательством того, что «Повесть о Петре и Февронии» является прямым источником произведения Пушкина, тем не менее данный материал может быть использован в дальнейших исследованиях.

Примечание

Цитаты приводятся по изданию: Библиотека литературы Древней Руси. Т. 9. Конец XV — первая половина XVI века. СПб.: Наука, 2000. С. 452—471.

Пушкин А. С. Капитанская дочка // Пушкин А. С. Полное собрание сочинений: В 16 т. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1937—1959. Т. 8. Кн. 1. Романы и повести. Путешествия. 1948. С. 277—384. Номер страницы указывается в круглых скобках.

Natalya Gennadievna Komar

THE TRADITIONS OF ERMOLAY-ERAZMUS'S

THE STORY OF PETER AND FEVRONIA

IN ALEXANDER PUSHKIN'S NOVEL

THE CAPTAIN'S DAUGHTER