Традиция изучения романа Ш.Бронте “Джейн Эйр” в Пермском университете в аспекте динамики английской реалистической традиции

Продолжая разговор о научных трудах Пермских филологов-зарубежников, начатый в наших предыдущих публикациях (см. [Бячкова, Проскурнин 2019], [Бячкова 2019]) в этой статье мы обратим внимание на исследования творчества Шарлотты Бронте на кафедре мировой литературы и культуры Пермского государственного университета. Несмотря на большую популярность творчества Ш. Бронте у российских читателей (прежде всего, романа «Джейн Эйр) и внимание, которое было оказано писательнице отечественными литературоведами (В.В. Ивашевой, Н.П. Михальской, М.П. Тугушевой), ее романы можно считать малоисследованными в отечественной англистике. Профессор Б. М. Проскурнин в своих работах о Шарлотте Бронте объясняет малую исследованность творчества писательницы тем, что у нас роман «Джейн Эйр» ошибочно относят к «детскому чтению», тем самым несколько принижая вклад Шарлотты Бронте в развитие английской литературы.

В главе учебного пособия «Из истории зарубежной литературы 1830–1840-х гг. Английские реалисты XIX в.», посвященной Шарлотте Бронте [Проскурнин 1994], а также в более поздней статье «Новый человек и новое время в романе Шарлотты Бронте «Джен Эйр»

(сохранена орфография автора – В.Б .) [Проскурнин 2009] Б.М. Проскурнин демонстрирует, как подобная оценка (точнее – недооценка) романа «Джейн Эйр» не совпадает с отзывами о романе, которые оставили современники Шарлотты Бронте. По мнению исследователя, Дж. Г. Льюис, О.У. Фонбланк, У. М. Теккерей, Э. Гаскелл, Э.Троллоп и многие другие (см. [Проскурнин 1994: 127–129]) почти сразу же после выхода «Джейн Эйр» в свет безошибочно определили ключевые характеристики творчества Ш. Бронте, которые навсегда вписали ее имя в историю не только викторианского романа, но и, в целом, в историю социального реализма XIX в., который «в лучших своих произведениях… стремится сочетать социально-типическое и психолого-индивидуальное» [Проскурнин 2009: 53]. И именно на эти «доминанты» творческого метода писательницы, по мнению исследователя, стоит опираться при дальнейшем исследовании ее произведений.

Вписывая творчество Ш. Бронте в литературную традицию, Б. М. Проскурнин рисует довольно интересную схему соотношения писательницы с ее современниками (писателями-реалистами) и литературой предыдущих эпох (писателями-романтиками). С одной стороны, очевидно присутствие в творчестве Ш. Бронте романтической эстетики, влияния на нее (и, пожалуй, на всех детей Патрика Бронте, прославившихся на литературном поприще) творчества Байрона, а также Жорж Санд (см. об этом [Проскурнин 1994: 132–133]). В то же время сама Ш. Бронте признавала влияние, которое на нее оказало творчество У. М. Теккерея (как известно, именно ему было посвящено одно из изданий «Джейн Эйр»).

Такое сочетание создает в творчестве Ш. Бронте синтез романтического и реалистического начал: сильные духом, но реалистически обоснованные, персонажи демонстрируются читателю во всей полноте их внутреннего мира, герои ведут борьбу с миром, а порой и с самими собой, но при этом им (например, Джейн) не чуждо ироническое восприятие действительности, они умеют посмеяться над тем, что их окружает. Особенно интересно сопоставление творчества Ш. Бронте с романами Дж. Остен (см.: [Проскурнин 1994: 132–133]). Сама Ш. Бронте не считает Дж. Остен «великой» писательницей, упрекая ее в недостатке внимания к внутреннему миру персонажей, «мягкости» подачи конфликтов и противостояний между героями. Однако, как считает Б. М. Проскурнин важно понимать, что Ш. Бронте невольно оказалась похожей на Дж. Остен в своем стремлении воссоздать образ умной, сильной и независимой женщины в современном ей мире, рассказать «о женской судьбе в мужском мире»

со свойственной им обеим «правдивостью в создании характеров» [Проскурнин 2009: 52].

Вписывание Ш. Бронте в английскую литературную традицию позволяет определить ключевые характеристики ее творчества, ее основные достижения и инновации в жанре английского романа викторианской эпохи, которые впоследствии будут «взяты на заметку» писателями уже следующих поколений. Б. М. Проскурнин выделяет следующие из них: достижения писательницы в области создания характеров, эксперименты с интроспективно-ретроспективным повествованием от первого лица и, наконец, «поворот к актуальным проблемам современности», создание «нового человека» в «новом времени» [Проскурнин 2009: 61].

Все эти моменты оказываются тесно переплетены друг с другом. Роман «Джейн Эйр» представляет собой воспоминания героини о трудном пути к счастью и обретению внутренней гармонии. Джейн непрерывно анализирует как пережитые ею события, людей, которые ей встретились на пути, так и собственные переживания, впечатления, нравственный выбор, перед которым ее периодически ставила жизнь. Повествование от первого лица раскрыло нюансы борьбы, которую постоянно вела героиня, причем, эта борьба касалась как взаимодействия с миром, с другими людьми, так и формирования собственного характера. Характерологичность («конфликт характеров и конфликт внутри характера» [Проскурнин 2009: 52]) – ключевая особенность романа «Джейн Эйр» и всего творчества Ш. Бронте в целом.

Взаимодействие героини с другими персонажами раскрывает «характерные явления реальности», викторианского общества. Как пишет Б. М. Проскурнин, небольшое количество персонажей в романе не помешало Ш. Бронте воссоздать достаточно полную картину действительности, «социально насыщенное повествование», поскольку каждый из персонажей представляет собой «обобщение определенного мироотношения» [Проскурнин 2009: 53, 56]. Портрет типичных представителей эпохи, в противостояние с которыми вовлечена главная героиня, демонстрирует ключевые препятствия сильной, умной и независимой женщины викторианской эпохи на пути к счастью.

Этот путь лежит «через равноправие, через отказ от ущемления и игнорирования суверенности другого человека и чувства его собственного достоинства» [Проскурнин 2009: 57]. Однако интересно то, что Ш. Бронте акцентирует не только борьбу героини за равноправие в отношениях с другими людьми, но и то, как Джейн учится уважать саму себя, приходит к пониманию личной ответственности за свои поступки. Так возникла парадоксальная, но крайне важная особенность романа. С одной стороны, борьба героини с традициями «мужского», патриархального мира и требовательность Джейн к миру создают впечатление новаторского, антидогматичного и антиконсервативного романа (по «канонам» викторианской эпохи), почти «антихристианского» сочинения. Но с другой стороны, требовательность Джейн по отношению к самой себе и ее высоконравственные позиции, напротив, приводят на ум не только произведения Дж. Г. Байрона с его «бунтующими» героями, но и «Путь паломника» Дж. Беньяна, литературную традицию, связанную с борьбой как способом самопознания и самосовершенствования [Проскурнин 2009: 59]. Так получается, что Ш. Бронте вроде бы создает «радикальное» произведение о современности, но при этом проповедует весьма ценные в викторианскую эпоху концепции нравственности, совести, ответственности за себя и ближнего, «полезности» (как духовной взаимопомощи и поддержки). Именно этот синтез рождает «новую героиню», созданную писательницей.

Б. М. Проскурнин также обращает внимание на то, как Ш. Бронте синтезирует романтическую эстетику с характерологичностью. Мы уже упоминали о «байронизме» главной героини романа «Джейн Эйр», любви Ш. Бронте к творчеству Байрона в целом. «Джейн Эйр» также, безусловно, содержит черты готического романа (что также является «приметой» романтического направления в искусстве и, прежде всего, в литературе). Однако романтические и готические традиции не важны для писательницы сами по себе. Во-первых, романтическое «заострение» характеров и обстоятельств, демонстрация «экстремумов» натуры (Джейн, Рочестера, Сент-Джона и др.) позволяет акцентуализировать ситуацию противостояния, требовательности героини к себе и к миру, обозначенные нами раннее [Проскурнин 2009: 58]. Но, с другой стороны, готические, романтические, мистические образы и мотивы рисуют и ситуацию счастья, к которому стремится героиня и которое невозможно без гармонии в отношениях. Джейн «слышит» голос Рочестера, находясь на огромном расстоянии от любимого как призыв, напоминание о человеке, без которого ее личное счастье невозможно и к тому же, как она позже узнает, которому по-настоящему нужна ее помощь (см. об этом [Проскурини 2009: 60]). Так, концепция «родства душ», выраженная с помощью мистических (телепатических, как бы мы сказали сегодня) мотивов оказывается неразрывно связана с важнейшими нравственными категориями честности перед самим собой и настоящей любви к ближнему, невозможной без понимания и поддержки.

Все вышеперечисленное, по мысли Б. М. Проскурнина, позволило Ш. Бронте создать «смелый» роман, «неожиданный», но при этом полностью отражающий актуальные проблемы эпохи и совершить «революционное воздействие на развитие национальной литературы» [Проскурнин 2009: 2009]. Это подчеркивает, что роман несомненно достоен изучения и анализа даже сегодня.

В настоящее время исследования романа Ш. Бронте «Джейн Эйр» и творчества писательницы в целом на кафедре мировой литературы и культуры Пермского университета продолжаются. Готовится к защите диссертация на соискание ученой степени кандидата филологических наук Н. С. Тарасовой (научный руководитель - Б. М. Проскурнин). Диссертационное исследование Н. С. Тарасовой посвящено особенностям повествования в романах Ш. Бронте (см., например, [Тарасова 2018]). Н. С. Тарасова также выпустила ряд статей, в которых изложены результаты исследования организации пространства в романах писательницы (см. [Тарасова 2017], [Тарасова 2019]). Так, например, образ Торннфилд-холла, способный выступать средством характеристики хозяев поместья, исследователь характеризует как элемент поэтики готического романа. Одновременно элементы архитектурного облика и интерьера Торнфилд-холла помогают читателям глубже проникнуть в настроение и состояние главной героини, Джейн, и подчеркнуть особенности повествования романа [Тарасова 2017: 34].

Н. С. Тарасова в настоящее время ведет исследование, посвященное роману Ш. Бронте «Джейн Эйр» как роману, чьи образы, сюжет, а также, в целом, заложенные в нем традиции стали основой литературных произведений, созданных писателями других стран и других эпох (на эту же тему см., например, работы [Назаренко 2013], [Кленова 2016] и др.). На сегодняшний день опубликованы две статьи на эту тему [Бячкова 2018; Бячкова 2020], еще одна статья готовится в печати.

Мы можем смело сказать, что на кафедре мировой литературы и культуры Пермского университета складываются добротные традиции изучения творчества одной из видных представительниц английской викторианской литературы, и еще раз демонстрируется, насколько крепки и одновременно многообразны в своем художественном проявлении реалистические тенденции в английской литературе в целом.