Традиционная обрядность у тюркских и монгольских народов

В традиционной культуре и языке тюркских и монгольских народов можно обнаружить много общего и сходного, что свидетельствует об их взаимодействии с древних времен. Здесь не будем касаться алтайской гипотезы и различных взглядов на нее, скажем лишь, что мы придерживаемся мнения ученых, склонных говорить о существовании уникальной тюркско-монгольской языковой общности, сложившейся в условиях тесных и продолжительных контактов языков, не связанных узами генетического родства. Это Б. Я. Владимирцов, Г. Д. Санжеев, Д. Шинор, Дж. Клосон, А. Рона-

Таш, Г. Дерфер, В. И. Рассадин и др. Л. Л. Викторова [2. c. 182] считает, что лингвистический материал и чисто лингвистический подход недостаточны, чтобы дать четкий ответ на вопрос о происхождении и развитии языков. Чтобы решить эту проблему, необходимо учитывать данные смежных наук. Комплексный подход – сопоставление лингвистических и этнографических ареалов – в филологии установился в XIX – нач. XX веках. Существующая отдельно по отношению к языкознанию дисциплина этнолингвистика способствует разрешению ряда этнографических проблем, организуя исследования духовной культуры в сравнительно-историческом, генетическом аспекте в первую очередь.

В начале ХIII века объединение всех монгольских и немонгольских племен в империи Чингисхана привело к очень важным последствиям. Впервые была разрушена система племенной обособленности тюркских и монгольских племен. Об их связях А. М. Щербак пишет следующее: «Особого внимания заслуживают контакты тюркских и монгольских племен в Сибири и Средней Азии в период после монгольского нашествия; Сибирь оказалась той территорией, где процесс взаимодействия был, по существу, непрерывным вплоть до недавнего времени» [9, с. 11].

Сопоставительное изучение обрядов тюркских и монгольских народов Сибири и Средней Азии выявляет сходство многих диахронных элементов ритуала. Это дает возможность изучения путей этнокультурных связей тюрков и монголов. В данной работе мы хотели бы остановиться на некоторых общих элементах обрядов жизненного цикла человека монгольских и тюркских народов.

В обрядах детства существует так называемый дородовой цикл. С самого начала беременности у монгольских и тюркских народов женщина должна была соблюдать систему запретов и ограничений. Сравним – у казахов, также как и у бурят и калмыков, запрещалось есть верблюжатину в связи с представлением о том, что беременность затянется до 12 месяцев, как у верблюдицы. «Первоначальный смысл запрета был связан, вероятно, с представлением о верблюде как символа плодородия, отмеченных у ряда тюркоязычных народов. Так, узбечки в тех случаях, когда запаздывают роды, пролезали под верблюдом. У киргизов те же самые действия совершала бесплодная женщина с целью избавления от недуга» [6, с. 7-8]. Также запрет существует у казахов [6], у тувинцев [7, с. 278] к употреблению зайчатины. Существовало поверье, что в случае поедания беременной заячьего мяса может родиться ребенок с заячьей губой. Характерно, что у алтайцев находка мертвого зайца с целым черепом или только одного черепа зайца называлась ардина (счастье) и считалось верным средством, обеспечивающим рождение детей. Найденный череп мужчина носил при себе на поясе, а человек, имевший достаточное количество детей, хранил в сундуке. У бурят «наверху колыбели укреплялся обод, дуга, на которую вешали шкурку зайца, используемую в качестве занавески (прикрывали лицо ребенка, защищая его реально и магически, ибо шкурке зайца приписывались магические свойства)» [5, с. 137]. Данные тюркских и монгольских материалов свидетельствуют о существовании представления о том, что различные добродетели и пороки можно приобрести посредством употребления мясной пищи.

Аналогичными в обрядах детства также является захоронение последа и хранение пуповины, имеющих значение оберега человека, первое пеленание ребенка в колыбель после 3-4 дней жизни младенца. Главным атрибутом обряда положения ребенка в колыбель после 3-4 дней жизни младенца. Главным атрибутом обряда положения ребенка в колыбель является люлька. Исполнительница обряда укладывает ре- 35

бенка в колыбель, к которой привязывают всевозможные обереги; у казахов – волчьи когти, перья филина, связка колец из пресного теста, у бурят и калмыков обглоданную бедренную кость бычка или барана, волосы новорожденного.

Далее рассмотрим отдельные обрядовые элементы свадебного ритуала тюрков и монголов. В свадебной обрядности тюрков и монголов баран выступает в качестве главного сакрального объекта. Как пишет Галданова [5], использование барана объясняется его практической значимостью в повседневном быту кочевников-скотоводов. У одних тюрко-монгольских этнических групп самой престижной частью считалась голова, а у других – крестец. Свадебный сговор у монголов утверждался закланием жертвенного барана. Казахи завершали сговор закланием белого барана, вкушением свадебных ритуальных блюд – бараньей грудинки, печени. Киргизы [1] использовали баранью печень с курдючным салом. У алтайцев [8] жених привозил тушку овцы и вешал ее на коновязь, сжигал голень барана, обернув нутряным салом, - это называлось «внесение голени». У тюрков и монголов через дымовое отверстие свадебной юрты выбрасывали наружу голову барана или берцовую кость или шейные позвонки, чтоб дым проходил быстро.

Следующим культовым объектом в обрядах жизненного цикла является лошадь. Голову лошади некоторые народы использовали в качестве «тоолэй» на свадьбе. То-олэй - сваренная голова, которую подносят самому почетному гостю. В состав приданого невесты обязательно входил «энжэ морин», лошадь в приданое. В похороннопоминальной обрядности бурят лошадь сопровождала умершего человека в иной мир и называлась «хойлго морин». Конь хойлго, как считали, должен быть у каждого человека, чтобы на нем можно было вернуться к предкам. Лошадь хойлго резали на месте захоронения умершего. Шкуру вешали рядом на шесте… У якутов хайлыга, хойлуга – «скотина, убиваемая после смерти человека на его похороны». Т. А. Берта-гаев происхождение слова «хойлго» возводит к корню «хой» из слова «хойто» - север, так как буряты хоронят мертвецов на северной стороне, т.е. хойлго – это «лошадь, направляемая на север» [4, с. 77]. Мы предполагаем, что слово «хойто» в данном случае обозначает не север, а будущее, ибо, как полагали буряты, этот конь сопровождал умершего в потусторонний мир. «Аналогичный обряд, указывает Л. П. Потапов, сохранился у южных алтайцев до XIX века и носил название койлого , а лошадь, предназначенная сопровождать покойника в загробный мир, называлась койло-ат » [3, c. 27]. Также у тюркских и монгольских народов есть абсолютно идентичный обычай трехкратного обхода с чашей молока против солнца вокруг лошади с покойным, восклицая при этом «куруй» (тюрк.), «хуруй» (монг.) – обряд удержания счастья.

У всех тюрко-монголов отмечается такой ритуал, как привязывание к гриве, рогам, посвящаемых животных, к предметам шаманского снаряжения, к деревьям на перевалах лоскутов, ленточек, волос из гривы лошади.

Подводя итоги, можно сказать, что функционирование одинаковой основы в обрядах жизненного цикла человека у тюркских и монгольских народов указывает об их исторической и культурной общности.