Традиционные и современные формы казачьей культуры в конце XX - начале XXI века. Возрождение, трансформация и культурное конструирование

DOI:

Цитирование. Рвачева О. В., Лабрюни П. Г. Ф. Традиционные и современные формы казачьей культуры в конце XX – начале XXI века. Возрождение, трансформация и культурное конструирование // Вестник Волгоградского государственного университета. Серия 4, История. Регионоведение. Международные отношения. – 2020. – Т. 25, № 5. – С. 197–212. – DOI:

Введение. Культура народов постоянно трансформируется под воздействием внешних факторов, изменяющихся условий жизнедеятельности. При этом старые культурные формы не исчезают бесследно. Они изменяются, сосуществуют с современными, приобретают новые смыслы и т. п. Культура казачества также проходила через такие транс- формации, которые в XX в. были особенно болезненными. В советский период специфическая культурная система казаков была практически растворена в советской социокультурной системе. Такая форсированная трансформация была воспринята как насильственное уничтожение культурных традиций.

Возрождение казачества, начавшееся в конце XX в., актуализировало восстановление культурных традиций. Однако перерыв в трансляции этих традиций, фрагментация сохранности культуры создали ситуацию культурного конструирования.

Целью данной статьи является выявление и анализ основных тенденций развития культуры казачьих сообществ в конце XX – начале XXI в., определение элементов, которые подверглись культурной трансформации и конструированию, а также влияния процесса социокультурного конструирования на современное развитие казачества.

Материалы и методы. Культура казачества регулярно становилась объектом научного исследования. Даже в советский период активно изучались фольклор и диалекты казаков, создавались центры исследования в Москве, Ростове-на-Дону, Краснодаре, Волгограде [24, с. 94]. В конце XX – начале XXI в. системно исследовались различные стороны традиционной культуры казаков. Календарные праздники и обрядность казачества изучали Н.И. Бондарь, Т.Ю. Власкина, Н.А. Власкина, М.А. Рыблова, Н.А. Архипенко и др. [2; 4; 5; 10; 11; 34], казачий фольклор и песенную традицию – Т.С. Рудиченко [30].

В 2000-х гг. появились качественно новые исследования, связанные с традиционной картиной мира казачества, культурными моделями, возникавшими в различных исторических условиях существования казачьих обществ, формированием вторичных форм культуры. Этими проблемами занимались О.В. Матвеев, М.А. Рыблова, Т.С. Рудичен-ко, Н.И. Бондарь [6; 20; 32; 36]. Впервые началось осмысление трансформационных процессов в культуре казачества в условиях возрожденческого процесса, появились первые работы, в которых освещались вопросы социокультурного конструирования казачества, связи культуры и идентичности [7; 29; 34; 35; 37]. Вместе с тем системного исследования из- менений культуры казачества в условиях возрождения на сегодняшний момент нет.

Методологической основой исследования является историко-хронологический и историко-генетический методы, а также концепция социокультурного конструирования.

Источниковую базу составляют документы казачьих обществ, в которых отражается процесс создания культурной основы возрождения, материалы личных архивов авторов, информация, полученная методом включенного наблюдения за деятельностью казачьих обществ.

Анализ. В конце XX в. резко возрастает интерес к культуре казаков, которая воспринималась прежде всего как традиционная. Это, по замечанию Т.С. Рудиченко, было оправданно, так как именно в ней проявлялась специфика казачьего сообщества и идентифицирующие его характеристики [31, с. 216].

Всплеск традиционализма в условиях модернизирующегося общества определяют как реакцию на процессы модернизации, заключающуюся в стремлении затормозить их. Вместе с тем часто параллельно с модернизационными процессами развиваются традиционные культурные формы. Нередко эти формы не только реанимируются, но и усиливаются, например в ходе поиска идентичности. Благодаря сосуществованию модернизационных и традиционных культурных форм создаются условия для формирования синкретичной культуры [1]. Культурные процессы казачьего возрождения имели разнообразные содержание и направления развития. Традиционная культура, сталкиваясь с новой реальностью и адаптируясь к ней, принимала новый вид в соответствии с социальным запросом.

В 1980-х – начале 1990-х гг. начался культурный бум казачьего возрождения. Он характеризовался как восстановлением и развитием прежних традиционных форм, так и трансформацией / конструированием новых культурных элементов, форм и традиций. Возрождение традиций касалось казачьего фольклора и некоторых других культурных практик, например реконструкции казачьих праздников, скачек и др.

Еще в 1970–1980-х гг. в сфере казачьей культуры выявляются две тенденции. Первая – внедрение «новых советских обрядов в быт советских людей» [33, с. 532]. Представители партийно-советской системы проводили работу по осовремениванию традиций и созданию новых ритуалов (проводы в армию, чествование молодоженов и пр.) [33, с. 532]. Вторая тенденция – восстановление и аутентичное воспроизведение элементов казачьей культуры: казачьего костюма, образцов старинного казачьего оружия. Таким образом происходила «актуализация идеи возрождения народной традиции» [33, с. 534]. Лучше всего это реализовывалось в сфере казачьего фольклора. Началась комплексная поддержка экспедиций по изучению материальной и духовной казачьей культуры.

Набирало популярность приобщение к фольклорной культуре. Например, был создан проект, в ходе которого музыкальный фольклор осваивали люди, которым эта культурная традиция не была передана в ходе естественной трансмиссии культуры [34, с. 160–162]. Таким образом, возможность познакомиться с певческой культурой казачества получили широкие слои населения, что, по мнению Т.С. Рудиченко, «повлекло за собой оживление интереса к истории, казачьему быту, феномену казачества как особому порождению социальной истории» [34, с. 162].

С 1990-х гг. широкое распространение на Юге России получают музеи казачьей истории и быта. Отмечается создание таких музеев во многих казачьих поселениях, благодаря поддержке со стороны сельской администрации, они также нередко основывались энтузиастами как семейные частные музеи. Примеры таких музеев были в станицах Лу-ковской, Иловлинской, Усть-Хоперской Волгоградской области [30, с. 541].

Исследователи отмечают: многое из того, что делалось в тот момент в сфере казачьего культурного возрождения, являлось результатом осознания людьми своей принадлежности к казачьему роду, казачьей культуре. Для потомков казаков, с точки зрения сохранения своей идентичности, важным становилось знание своей истории, говора, песен, владение верховой ездой, шашкой и пр. [34, с. 164]. По образному выражению Т.В. Табо-линой, казаки стремились возродить свою «среду обитания» [38, с. 81], этот процесс опирался на традицию, на «возвращение к кор- ням». Для его успешного развития необходимо было насыщение процесса возрождения традиционными культурными формами.

Утрата культурной специфики осознавалась как серьезная проблема, влияющая на развитие сообщества: «Мы плохо знаем свою историю и культуру. Мы это потеряли и потому плохо воспитываем своих детей» [12, с. 21]. Опора на самобытную культуру, обычаи, традиции и обрядность, по мнению участников возрождения, должна была способствовать осознанию своей субэтнической особенности. Даже в тех сообществах, где этническая идентичность не была актуальна, как, например, у астраханских казаков, возрождение традиций, традиционной культуры связывали с пробуждением самосознания и воссозданием казачества [3, с. 321].

Предполагалось, что традиционная культура станет частью нового бытия казаков, составит его фундамент, возрождая историческую память сообщества. Поэтому важным становилось копирование исторических образцов: казачьей одежды, форм управления (появляются круг, атаманы, советы стариков, есаульцы и пр.). Не менее значимым являлось восстановление различных традиций, от проводов молодых казаков в армию до обрядов, связанных с религиозными праздниками, и даже традиционных наказаний. И в целом возрождение всего образа жизни казака: «Укрепление традиционного уклада жизни казачьей семьи, высвобождение женщин из сферы производства для воспитания детей... Возрождение традиционного военноспортивного воспитания детей...» [22, с. 38]. Предполагалось восстановление казачьих хуторов и переселение казаков из городов в сельскую местность. Таким образом, культурное возрождение должно было способствовать восстановлению всей социокультурной системы.

Традиционная культура была востребована не только активными участниками возрожденческого процесса. В начале 1990-х гг. потомки казаков, сохранившие память о своих корнях, высказывали искренний интерес к культурной реконструкции: «...трогает меня казачья песня... Хочу, чтобы маленькая дочурка моя... знала и умела петь эти задорные песни, гордилась тем, что в ее жилах течет казачья кровь...», «надо возрождать лучшие обычаи отцов и дедов, а прежде всего казачьего духа», – такие высказывания были в письмах, приходивших в адрес Оргкомитета Учредительного съезда Союза казаков области Войска Донского [21, с. 102–103].

В соответствии с запросами возрожденческого процесса создавались организации, занимающиеся изучением и реконструированием казачьей культуры. Так, в 1990 г. при Ростовском отделении фонда культуры был создан Хозрасчетный творческий научно-производственный центр ремесел, промыслов и фольклора. Центр базировался в Старочеркас-ске и работал по программе ЮНЕСКО. Затем данная организация была переименована в Центр традиционной культуры донских казаков [21, с. 29]. В Краснодаре в этот же период было создано региональное отделение Республиканского центра русского фольклора. Кроме этого, на Кубани действовал Краевой научно-методический центр народного творчества, а позже возник Центр народной культуры Кубани [24, с. 96]. Кубанское войско поддерживало издание трудов местных краеведов, работу кубанских художников, деятельность фольклорных коллективов. Был создан Фонд культуры Кубанского казачества [23, л. 5–5 об].

В казачьих организациях в начале 1990-х гг. культурное направление деятельности было представлено также коммеморативной практикой. Являясь активными акторами формирования политики памяти, казачьи организации предпринимали усилия, направленные на восстановление исторических названий станиц, городов, увековечение памяти выдающихся представителей казачества, восстановление памятных дат казачьих войск, сохранение памятников казачьей культуры, создание новых музеев различной направленности (от этнографических до музеев истории Гражданской войны и участия в ней казачества) и т. п. [40, с. 442; 41, л. 81; 42, л. 138]. Выявлялись исторические документы, проводилась работа по переизданию и популяризации исторической литературы. Так, при поддержке Кубанского войска, например, был переиздан труд Ф.А. Щербины «История Кубанского казачьего войска», приветствовалось издание трудов местных краеведов, работа ку- банских художников. В 1993 г. кубанское войсковое правительство учредило премию в области искусства и культуры им. Я.Г. Ку-харенко [23, л. 5–5 об].

Работа по возрождению казачьей культуры поддерживалась и региональными властями. Например, в Программе возрождения казачества Волгограда 1994 г. предусматривалось содействие в создании казачьих поселений с традиционным укладом жизни и быта, восстановлении памятников казачьей истории и культуры и т. п. [26, л. 33]. В Краснодарской краевой концепции по возрождению казачества оговаривалось создание этнопарка «Казачья станица», защита памятников истории и культуры казачества как объектов национального достояния, создание музея истории кубанского казачества, возрождение празднично-обрядово-досуговых традиций и много другое [15, л. 49].

Итак, в начальный период возрождения большое внимание уделялось восстановлению, реконструкции и аутентичному воспроизведению культурных форм. Они должны были выполнять, с одной стороны, роль маркеров, обозначавших исторические основы казачьего возрождения, с другой – способствовать работе исторической памяти сообщества, формировать идентичность.

Параллельно с развитием аутентичных форм складывалась тенденция культурного конструирования. Это особенно хорошо прослеживалось в казачьих реестровых организациях Юга России. Эти структуры практически сразу стали себя идентифицировать с историческими казачьими войсками. В связи с этим вскоре они приняли названия данных войск и их атрибутику. Историческое обрамление войск могло иметь характер эклектичного соединения элементов разных исторических эпох, как это произошло, например, с организацией «Союз казаков области Войска Донского». Так, гимном Союза стала полковая песня «Всколыхнулся, взволновался православный Тихий Дон». Это произведение последней трети XIX в. (автор слов А.А. Леонов, музыка Ф.И. Анисимова) в период Гражданской войны было редактировано. Из полковой песни, в которой воспевалась верность донцов монарху, произведение превратилось в войсковой гимн, и слова о монархе были заменены на слова о призыве свободы. Это отвечало ситуации Гражданской войны и провозглашения области Войска Донского республикой. Современное Войско Донское в качестве гимна взяло именно этот измененный вариант.

С названием донской организации «Всевеликое Войско Донское» произошли еще более серьезные изменения. Оно появилось в 1918 г. в разгар антибольшевистской борьбы казаков и становления донской государственности [18]. Его происхождение датировали ХVIII веком. Это подводило историческую основу под новое государственное образование, хотя не все были согласны с этим 2. Данное название не имело безоговорочного исторического обоснования и являлось культурным конструктом.

Выбранный донской казачьей организацией герб – «Елень, пронзенный стрелой» – считался старейшим гербом войска. Однако кроме него существовало еще несколько гербов, в разное время принятых в области Войска Донского, в которых присутствовала символика Российской империи – двуглавый орел, а также «дары» империи: пернач, насека, бунчук. Еще одним гербом-печатью являлся голый казак в папахе с шашкой, ружьем и при амуниции, сидящий верхом на бочке. По мнению Б.С. Корниенко, выбор того или иного герба в разное время зависел от того, как себя воспринимали сами казаки. Так, герб «Елень, пронзенный стрелой» свидетельствовал, о том, что в данный исторический период приоритетным оказывался выбор в пользу казачьей самобытности и самостоятельности казачьего сообщества, а изображение голого казака верхом на бочке с оружием и амуницией – в пользу военносословного статуса [17, с. 8].

Такой выбор донцами войсковых атрибутов с заявкой на древность, самобытность и самостоятельность можно рассматривать как стремление к определению себя в качестве самостоятельной этнической общности. Однако в рамках последующего огосударствления казачества и развития реестровой службы эти атрибуты стали гибридными символами свободы и службы. Таким образом, в ситуации выбора символов и атрибутов для современного донского казачества проявилась важнейшая черта возрождения – культурное конструирование, которое нашло отражение как в выборе ярких и значимых культурных элементов из разных исторических эпох и переносе их на современность, так и в смешении этнических и сословных культурных черт.

Постепенно в первой половине 1990-х гг. создается символическое пространство казачьих обществ. В него включались ритуальные действия (исторические и вновь придуманные), правила, нормы, которые отражали культурные особенности казаков. Ряд их имел четкие исторические прототипы, например учредительный круг Союза казаков области Войска Донского (СКОВД) принял решение о разработке «Заповедей донских казаков». В их основу планировалось положить «Новые казачьи заповеди», которые были написаны на о. Лемнос в 1921 году. Их создание происходило в условиях эмиграции, в ситуации, когда необходимо было сплотить казаков, сохранить единство и культурную идентичность.

В начале 1990-х гг. Б.А. Алмазов составил памятку ритуалов, которые предлагалось проводить на казачьих кругах, сходах, при приведении молодых казаков к присяге, принятии в казачество и др. Однако историческая основа этих ритуалов вызывает много вопросов, таких как: время создания, казачье войско, в котором то или иное действо проводилось 3. Таким образом, им придавался универсальный и вневременной характер, что свидетельствовало не об историческом, а скорее о мифологическом характере.

Ритуальными действиями сопровождались крупные казачьи форумы: Большие войсковые круги и Всемирные казачьи конгрессы. При этом Большие круги были исторической формой, а конгрессы абсолютно новым явлением. В перечень ритуальных действий современных казачьих кругов включалось присутствие священника, благословение им работы круга, внос войскового знамени. В Войске Донском при открытии кругов и всех остальных больших публичных собраний обязательно исполнялся гимн «Всколыхнулся, взволновался православный Тихий Дон...».

Особо следует рассмотреть символическую и празднично-театрализованную основу Всемирных конгрессов казаков. Они начали проводиться с 2003 г., к настоящему времени состоялось пять таких конгрессов, и на 2020 г. запланировано проведение шестого конгресса. Главной их особенностью стало участие зарубежного казачества, а значит символическое пространство конгрессов должно было отражать идею единения казаков. Например, главной идеей первого конгресса было «по всему миру собрать осколки былого казачьего величия» [8]. Поэтому чрезвычайно важное значение имел выбор символического события или памятной даты, к которым приурочивалось проведение конгресса.

Одной из наиболее востребованных символических исторических фигур являлся М.И. Платов, казачий атаман, герой Отечественной войны 1812 года. Первый и третий всемирные конгрессы казаков были приурочены непосредственно к празднованию юбилеев со Дня рождения М.И. Платова. Второй конгресс прошел под знаком 200-летия Новочеркасска, к основанию и строительству которого атаман Платов имел непосредственное отношение. На I Всемирном конгрессе В.П. Водолацкий, возглавлявший на тот момент ВКО «ВВД», отметил, что «личность Матвея Ивановича Платова, его юбилей позволили нам впервые собрать в Новочеркасске так много казаков со всех уголков планеты» [8].

С важной символической датой связывалось и проведение VI Всемирного конгресса, который должен был состояться в 2020-м – в год 450-летия служения донского казачества России 4.

Мероприятия Всемирных конгрессов включали концертные программы различного плана, но с обязательной исторической казачьей сюжетной линией, например: фольклорный праздник «С Днем рождения, Платов!» (2003), Войсковой литературно-музыкальный фестиваль им. Н.Н. Туроверова «Я вернулся на Дон...», памяти казачьих поэтов зарубежья (2008), молодежные казачьи фестивали [13].

Особое значение в рамках казачьих форумов приобретала демонстрация элементов военной мужской культуры, например парады в исторической форме казачьих войск или проведение конноспортивных игр, включающих рубку лозы, демонстрацию умения владеть пикой, джигитовку. Важную роль играли торжественно-ритуальные действия, такие как возложение цветов к памятнику Платову или торжественное отправление венка по Дону в память о погибших казаках 5, посещение усыпальницы донских атаманов Войскового кафедрального собора. Соответствующими были награды и подарки в виде крестов, орденов, шашек и пр. Историческую копию штандарта 4-го Донского казачьего графа Платова полка преподнесла в дар Войску Донскому делегация волгоградских казаков на III Всемирном конгрессе. Под этим штандартом полк вошел в Париж после разгрома войск Наполеона [13].

Некоторые символические действия казаков были связаны непосредственно с возрождением. Так, в Краснодаре с 1993 г. в апреле стал проводиться ежегодный парад казаков. Он был приурочен к дате подписания Закона о реабилитации репрессированных народов 26 апреля 1991 г., в который включили и казаков как культурно-этнографическую общность. Формирование традиции проведения казачьего парада в этот день являлось инструментом по активации коллективной исторической памяти и воздействовало на идентичность потомков казаков.

Приведенные примеры показывают, что воспроизводство культуры часто представляло собой эклектичное сочетание различных элементов. В возрожденческом процессе проявился такой феномен, как «изобретение традиций», то есть сложилась ситуация, когда «старые» традиции на деле оказывались недавно изобретенными. «Изобретение традиций», по мнению Э. Хобсбаума, является достаточно распространенной практикой, когда оказывается необходимым внедрить определенные ценности и нормы поведения [44]. Назначение таких практик – обоснование связи происходящего с подходящим историческим периодом [44].

Традиция – неоднозначное явление. Ее положительная коннотация проявляется в ситуации, когда прошлое воспринимается как образец для действий в настоящем. В случае с казаками, чье историческое развитие претерпело резкие социокультурные перемены, апеллирование к традиции означало возможность восстановления утраченного бытия.

В казачьем возрождении отчетливо проявился разрыв трансляции культурной традиции, и это повлекло за собой стремление «воз- родить исконное прошлое». По замечанию ряда исследователей, участники возрожденческого процесса вели поиск идеальной исторической социокультурной формы казачьего бытия, надеясь перенести ее в современные условия [19; 27; 28]. Такой поиск идеальной модели исторического существования ученые сравнивали с поиском «золотого века»6.

Однако, чтобы решить эту задачу, необходимо было для начала определить, какое же прошлое нужно возродить в настоящем. Исследуя социокультурные трансформации, М.А. Рыблова отметила, что казачье сообщество на Дону всегда было подвижно с точки зрения культурной идентичности. Постоянно изменялся набор культурных признаков, конфигурация казачьей культуры [37, с. 3–4]. Историческая многовариантность культурных черт и традиций в период возрождения приводила к произвольному выбору исторических образцов для воссоздания социокультурной системы казачества, то есть в основе возрождения в конце XX – начале XXI в. лежало конструирование.

Можно выделить несколько направлений культурного конструирования казачьего возрождения, которые сложились в 1990-х годах. Во-первых, направление архаизации. Как отмечал И.О. Тюменцев, общественный кризис нередко приводит к откату на предыдущую стадию развития и к прежним, подчас архаичным, формам управления [39]. Особенно ярко архаизация проявилась в первой половине 1990-х годов. По мнению М.А. Рыбловой, в условиях очередного кризиса мужская часть социума предпочла вернуться к архаичным формам мужских братств при взаимодействии. Яркий пример – возвращение к порке как традиционной системе наказаний, использование «мужских форм» для презентации группового интереса казачества [37, с. 26–27]. Сюда же следует отнести и попытки вернуться к ранним формам казачьей демократии – казачьим кругам и выборам атаманов.

Во-вторых, в движении за возрождение казачества ярко проявилась ситуация «музе-ефикации» культуры. Во второй половине 1990-х гг. стало ясно, что большая часть возрождаемых социальных и культурных практик казаков больше не отвечала социальным потребностям группы, культура казачества пе- рестала выполнять функции адаптации. Круги и атаманы, традиционные формы ведения хозяйства и даже военно-служилые обязательства не были востребованы жизнью социума. В итоге от всего многообразия культурных форм казачества остались и воспроизводились лишь те, которые были интересны с точки зрения их зрелищности либо являлись формами памяти.

В-третьих, на всем протяжении развития казачьему движению были присущи черты, определяемые исследователями как карна-вальность или театральность [14, с. 250; 37, с. 26]. Это формы, которые были предназначены не только для участников возрожденческого процесса, но и для общества. Они закрепляли социальное пространство за казаками и часто имели демонстрационные формы: парады, фестивали, ношение казачьей формы и пр. Экстравагантное воспроизведение этих культурных форм нередко давало повод называть современных казаков «ряжеными».

Развитие казачества в 1990-х – начале 2000-х гг. показало, что возродить казачью культуру как часть среды обитания не удастся. Значительное присутствие архаизмов и «новоделов» в культуре казачьего возрождения свидетельствовало о разрыве трансляции культуры и попытках его преодоления. В процессе борьбы с деструкцией культуры, по мнению К.В. Чистова, архаичные элементы и традиции приспосабливаются к современным обстоятельствам, изменяют свои функции или входят в новую систему в качестве рудиментов, отступают на периферию [45, с. 113]. Таким образом, происходит конструирование культурных форм на традиционной основе, но с новыми качествами. В сфере традиционной казачьей культуры развивается форма вторичной культуры.

Важной частью социокультурного конструирования общества является создание праздничной культуры. Система праздников начала формироваться в сфере возрождения культуры с середины 1980-х годов. На юге России самым известным событием стал фестиваль в станице Вешенской «Шолоховская весна» (1985 г.), проводимый в день рождения известного советского писателя и журналиста М.А. Шолохова.

В начале 1990-х гг. при проведении станичных и хуторских праздников стали все чаще обращаться к традиционной культуре, включать ее элементы в структуру праздника. Такая праздничная реконструкция позволяла акцентировать внимание на культурно-исторических традициях казачества. Описание фольклорного праздника в одном из донских казачьих хуторов Ростовской области показывает процесс восстановления праздничной традиции: «...Красочное зрелище представлял собой хутор....На улицах были накрыты столы с казачьими кушаньями. Любой желающий мог угоститься кислым молоком с пышками, печеной тыквой, лапшой, квасом, пирогами и домашними напитками» [22, с. 41–42].

В 1990-х гг. праздники с элементами культурно-исторической реконструкции были популярны в казачьих хуторах и станицах. Особенно удачно они встраивались в празднование Дня станицы, закрепляя казачий имидж. Так, во время аналогичного праздника в ст-це Казанской Ростовской области перед жителями появилась Станица в сопровождении сотни казаков. Выступал фольклорный коллектив. Примечательно, что в этот день было создано культурно-историческое общество «Казачий круг станиц и хуторов Верхнедонского района» и выбранный атаман общества открывал праздник [22, с. 41–42].

Особенность казачьих праздников заключалась в том, что они становились формой культурной манифестации, но традиционная культура здесь облекалась в новые формы, которые были более привычны для современных казаков. Праздники представляли собой социокультурный конструкт и выполняли задачу культурного конструирования сообщества. Примером могут служить такие праздники-фестивали, как «Донская красавица», «Мы – внуки деда Ермака», «Баклановский удар»7, которые проводились в Волгоградской области.

Значительное количество современных праздников и культурных событий казачьей жизни инициировалось казачьими организациями. По мнению Т.С. Рудиченко, это было своеобразным «культурным показачиванием», вовлечением в занятия по освоению различных форм казачьей культуры жителей российских регионов [33, с. 167]. Анализируя специфику современной праздничной культуры донских казаков, М.А. Рыблова отметила, что благодаря возрождеческому процессу казачий праздник стал выходить за пределы тесных залов и однотипных домашних застолий. Однако в большинстве случаев такие праздники являлись не народными, а «праздниками для народа», с сохранением разделения на артистов и зрителей [34, с. 166].

Такое состояние праздничной культуры, ее отступление от традиционных форм означало уход традиции на периферию и возникновение «вторичных» культурных форм, закономерного результата развития и изменения традиционной народной культуры во времени. Специалисты в данной сфере говорят о появлении «вторичных» культурных форм тогда, когда традиционная культура из доминирующей превращается в субкультуру. Традиционные культурные формы перестают быть аутентичными, передача культурной традиции осуществляется не носителем и создателем культуры, а посредником, например творческим коллективом или музеем [4].

В начале 2000-х гг. развитие «вторичных» культурных форм выходит на новый уровень. Массовый характер принимает воспроизводство такой формы, как шермиции – военизированные игры, ранее являвшиеся элементами календарных казачьих праздников и входившие в станичные игры. Шермиции превратились в грандиозные фестивали казачьей воинской обрядовой культуры. В Ростовской области с 2004 г. проводятся международные казачьи игры «Шермиции», есть Федерация казачьих воинских искусств «Шермиции». При этом шермиции понимаются как этноспорт, как составная часть культурного наследия народов России [43]. Разновидностью шермиций являются этнические казачьи игры, которые с 2005 г. организует в разных регионах России Объединение этнических казаков «Казар-ла». При этом если шермиции направлены прежде всего на сохранение и популяризацию казачьей культуры, то этнические игры в большей степени нацелены на пропаганду этнической идентичности казаков.

В 2016 г. в Концепции создания центров казачьей культуры самобытная культура российского казачества была названа неотъемлемой частью культурного достояния и культурного наследия народов Российской Федерации. Одним из результатов ее сохранения и развития назывался вклад в формирование положительного образа нашей страны за рубежом [16]. После этого в нескольких регионах страны были созданы Центры казачьей культуры, в задачи которых входило сохранение традиционной культуры, поддержка творческих коллективов, работающих в этом направлении, обеспечение распространения и сохранения культурных ценностей казачества и пр. [25].

Усиление внимания к традиционной культуре казачества в 2000-х гг. стало реакцией на тенденцию огосударствления казачьего возрождения и определения в качестве приоритета для государства казачьей службы. Поскольку основой казачьего возрождения был все-таки этнокультурный компонент (хотя, конечно, воинская культура являлась важнейшей частью традиционной народной культуры), смещение акцентов возрождения в сторону службы вызывало отток людей из реестровых организаций и формирование общественных организаций этнического характера.

В 2000-х гг. импульс к развитию получает еще одна форма «вторичной» культуры – этнопарки. Этнопарки являются инструментами воссоздания и сохранения этнокультурного пространства региона. Это специфичные культурные формы, которые, с одной стороны, отражали историю народа и региона, а с другой – конструировали новую историкокультурную реальность. Наиболее известным таким казачьим этнопарком стала станица Атамань, построенная в 2009 г. на Таманском полуострове, в месте высадки казаков-переселенцев из Запорожской Сечи. В 2018 г. в Ростове-на-Дону открылся этно-комлекс «Кумжа», центром которого является казачья станица. Помимо заявленного сохранения и возрождения народных культурных обычаев, обрядов и т. п., такие этнокомплексы действуют, прежде всего, как привлекательные туристические центры и являются эффективными инструментами формирования этнокультурных территориальных брендов. Проведение на площадках таких этнокомплексов фестивалей народной культуры влияет как на создание образа территории, так и на укрепление / создание территориальной идентичности населения региона.

Различные культурные маркеры (мемориальные, праздничные, в форме материальных объектов и др.) серьезно влияют на этнокультурное восприятие территории. Так, например, одно из последних исследований в этом направлении, проведенное в 2019 г. в казачьих районах Волгоградской области в рамках проекта по изучению территориальных общностей в условиях трансформации, показал, что, несмотря на низкую официально зафиксированную в ходе переписи 2010 г. казачью идентичность населения, в регионе наиболее значимыми и запоминающимися событиями регионального и местного значения являются праздничные мероприятия, связанные с казачьей традиционной культурой. В местах традиционного проживания казачества (Кумыл-женский, Урюпинский, Фроловский районы и др.) значимость казачьих праздников, таких как «Золотой щит – Казачий спас», отмечали 67 % респондентов 8.

Результаты. Идея восстановления традиционной социокультурной системы была одной из ключевых в казачьем возрождении. Однако этот процесс сочетал как историческую реконструкцию культурных традиций, народных праздников и ритуалов, так и создание новых культурных форм. Активными творцами новых культурных традиций стали казачьи организации.

Можно выделить следующие культурные тенденции возрожденческого процесса. Первая – это собственно реконструкция традиционной культурной формы. При этом происходила адаптация культуры к новым условиям и ее трансформация. Несмотря на то что традиционная культура в этом случае изменялась, сохранялась ее связь с историческими корнями. Вторая тенденция – это конструирование новых традиций и культурных форм, в том числе и в результате смешения исторических культурных элементов, порой посредством «изобретения традиции». В казачьем возрождении возврат к прошлому сочетался с поиском новой идентичности в постсоветской реальности. Это способствовало формированию / воссозданию объектов, ритуалов, праздников, которые представляли собой мнемонические стратегии и создавали культурную преемственность в современном казачестве [9, с. 8].

Несмотря на то что современные казаки пребывали в мире, переживавшем динамичные изменения, требующем способности к быстрой адаптации и в целом не способствующем воспроизводству опыта прошлого, традиция для них являлась альфой и омегой возрожденческого процесса. Провозглашенное уважение к традиции способствовало сплочению общества. Социокультурные параметры традиционного мира воспринимались современными казаками как мир этнической культуры, возможность его восстановления – как признание за казаками, как за народом, права на свое бытие. Таким образом, традиционная культура казачества становилась важным ресурсом возрожденческого процесса.