Трансформации государств в эпоху глобализации: синергетический аспект

DOI:

Проблема трансформации государства задается двумя крайними позициями: теориями «отмирания», или, точнее, «засыпания государства» [Энгельс 1961, 291–292] и его «усиления», однако не сводится к ним. По сути, это вопрос о том, сможет ли общество когда-нибудь освободиться от государства в целом или от ряда отживших его функций в частности, заменить его другой организацией, что ждет государство в недалеком и отдаленном будущем? Однако возможен иной (третий) подход к решению данной проблемы, опирающийся на методологию социальной синергетики. По нашему мнению, именно он обладает эвристической продуктивностью для решения сформулированной проблемы.

Претензии синергетической философии выступать в качестве методологии познания общества не раз подвергались сомнению на том основании, что она, по своему генезису, является естественнонаучной дисциплиной. При этом была намечена возможность ее дальнейшего развития в качестве теории самоорганизации общества как сложной диссипативной структуры [Розин 2004, 85–102]. На этом пути социальная синергетика развила свой категориальный аппарат, сопоставимый с системой философских категорий, и сформулировала ряд фундаментальных законов: закон иерархизации и деиерархизации социальных структур, закон дифференциации и интеграции идеалов, закон релевантности. Ее концептуальная основа отражает такие уровни самоорганизации социума, как феноменологический, эссенциальный и эсхатологический (связанный с проблемой глобального будущего человечества) [Бранский, Пожарский (ред.) 2009].

Сформулированная проблема существенно усложняется под влиянием фундаменталь- ных процессов глобализации. Глобализация в качестве нового явления социальной жизни осмысливается как путь к глобальному единству через потенциально бесконечное локальное разнообразие, что противоречит и ставит под сомнение линеарную перспективу развития [Бранский и др. 2017, 56].

На феноменальном уровне история показывает, что в жизни общества происходят процессы как усиления, так и ослабления государства даже в рамках одной и той же формации. Подобные процессы могут базироваться на разных приоритетах, целях и формах государств. Существуют периоды «закрытого» и «открытого» общества, господство государственной экономики сменяется господством экономики либеральной, либерализм – тоталитаризмом, порядок – хаосом, а коллективизм – индивидуализмом. К тому же на первый план могут выходить то преимущественно внутренние детерминации, то внешние. Так проявляется закон дифференциации и интеграции идеалов, объясняющий, «почему периодическая смена идеалов и обусловливаемая ею переоценка ценностей является исторически необходимым процессом» [Бран-ский, Пожарский (ред.) 2009, 96–97]. При этом концепции идеологического тоталитаризма и открытого общества составляют оппозицию, в рамках которой исход борьбы является совершенно непредсказуемым [Бранский и др. 2017, 56].

На эссенциальном уровне теория постепенного отмирания («засыпания») государства является утопичной – по крайней мере, пока не вызрели полностью все материальные условия для этого – и слабо отвечает синергетическим принципам. Так, в концепции «режимов с обострением» Е.Н. Князевой и С.П. Кур- дюмова фазовый переход (одного состояния в другое) сопряжен с нарастающей тенденцией – убыстрением процесса [Князева, Курдюмов 2002]. Однако история показывает, скорее, «колебательные» тенденции усиления либо ослабления государства, а в глобальных геополитических процессах – «убыстрение локального хаоса», связанного с разрушением целого ряда государств.

С позиций социальной синергетики исторический процесс предстает как движение по логарифмической (сужающейся и уходящей в бесконечность) спирали – «золотой спирали». В этом движении происходит дифференциация и интеграция социальных идеалов. Например, смысл существования экстремистских (крайних) идеалов – тоталитарных и анархистских – состоит в том, что они определяют направление либерального вектора развития общества. Крайние формы тоталитарных и анархистских идеалов определяют направление либерального вектора именно потому, что либеральный идеал обычно стремится в равной степени дистанцироваться от этих крайностей [Бранский, Пожарский (ред.) 2009, 76]. В данном контексте идеал сохранения и упрочнения государства выражает тенденцию тоталитаризма (культ порядка), а идеал отмирания государства – тенденцию анархизма (культ свободы). И та и другая крайность недопустимы, а речь должна идти об общей тенденции установления оптимального соотношения хаоса и порядка в жизни общества. Такая тенденция находит свое выражение в законе иерархических компенсаций Е.А. Седого. Для общества оптимальное соотношение разобщенности (максимум разнообразия на нижнем уровне) и детерминированности (максимум разнообразия на верхнем уровне) должно составлять 20 % / 80 %. Это означает, что для оптимального функционирования общества как социальной самоорганизации индивидов необходимо 80 % упорядочивающих структур (государственно-надзорных и юридических структур и силовых ведомств) и 20 % либерально-демократических [Седов 1995, 92–100].

С другой стороны, в социальных теориях от Платона до С. Московичи и А. Панарина проект государства приобретает все более глобальный характер и утверждается в каче- стве главного инструмента переделки мира и человека. Как бы ни пытались конкурировать с государством такие институты, как семья, церковь, наука, техника или международные организации, все равно государство берет верх в конкуренции названных «орудий преобразования».

В начале ХХI в. было общепризнано, что глобализация является самым важным процессом современности, связанным преимущественно с экономической интеграцией [Sheeld (ed.) 2013]. При этом некоторые исследователи, например, Р. Робертсон, универсализируют представление о глобализации, рассматривают ее как социальную теорию и глобальную культуру [Robertson 2000]. Не отрицая экономического базиса глобализации, социальная синергетика понимает ее как интеграцию особого рода, для которой, в отличие от интеграционных процессов прошлого, характерен ряд новых признаков: всесторонность, массовость, планетарность («глобальность» в собственном смысле), спонтанность и хаотичность (неупорядоченность интеграционных процессов, наличие в интеграционном процессе случайных флуктуаций) [Бранский, Пожарский 2004, 5–7].

Государство имеет свои атрибуты в виде таких институтов, как собственность, право, власть, идеология, бюрократический аппарат. При «переходе» к негосударственному общежитию все они должны деконструироваться с ускорением. Однако процесс либерализации, наблюдаемый нами в ряде стран, к этому не ведет. Собственность сохраняется, власть маскируется под разные формы права, идеология помогает адаптироваться и сопротивляться кризисам, бюрократический аппарат далеко еще не исчерпал свой ресурс и демонстрирует постоянное обновление и рост.

Вместе с тем здесь обнаруживается некоторое противоречие: на фоне освобождения государства от тех или иных функций (например, связанных с утверждением демократии или разгосударствлением собственности) возрастает значимость негосударственных ресурсов, которые могут играть в обществе негативную, разрушительную по отношению к государству роль. Демократический процесс «разгосударствления» приводит к «захвату» надгосударственных институтов и функций сначала национальными, а затем и транснациональными корпорациями. Таким образом, разгосударствление как «отмирание» государства осуществляется двояким образом: как передача части государственных функций нации по горизонтали и как передача части государственных функций корпорациям по вертикали. В первом случае мы имеем дело с нацией-государством, а во втором – с корпорацией-государством [Фурцев web].

Корпорация-государство подменяет национальные политико-экономические интересы интересами различных экономических групп, выступающих в качестве представителей государства. Они приватизируют в своих (развернутых в сторону глобальной экономики) интересах характерные для нации-государства властные функции, что приводит к денационализации государства. Следующим шагом является приватизация имущества и недопущение к этому процессу «остального» населения – десоциализация государства. Цель корпорации-государства – ослабление или даже устранение национальной идентичности и суверенитета государства-нации.

Идея мировой революции теперь в руках глобалистов. Авангард глобалистов – транснациональные компании и мировая финансовая олигархия. Мировой рынок, мировое правительство, глобальная унификация и т. д. – главные условия отмирания национальных государств в процессе глобализации. По мысли марксистов и глобалистов, все страны должны сокращенно пройти «путь развитых стран» и стать частью мирового процесса, захватывающего экономику, политику, финансы и т. д.

В основе глобализации лежит либеральная идея тотального превосходства Запада (как цивилизации гуманизма и продуктивности) над Востоком (как цивилизацией маргинальности и контрпродуктивности). Западная идеология приписывает неевропейским народам в качестве культурной нормы «дикость», «агрессивность», однако коллективный Запад не раз проявлял гораздо большую жестокость и даже геноцид по отношению к иным, менее развитым этносам и государствам. В колониальную эпоху эта идеология оправдывала любые преступления против человечности, творимые колонизаторами. В основе уверенности в победе Запада лежало убеждение в уни- версальности западной культуры, ее исключительных чертах, приведших к гигантскому материальному превосходству [Фокин 2015, 182–183]. Западные либералы многое делают для реализации идеалов личностной свободы граждан своих стран (и их объединений). Однако как только речь заходит о вмешательстве в дела других, «отсталых», «недемократических», «тоталитарных» стран, либералы превращаются в жестких государственников, беря на себя политическую и идеологическую роль «мировых жандармов».

Первоначально такого рода вмешательства оценивались как процессы вестернизации «отсталых народов». Однако впоследствии процессы глобализации расширились за счет подключения таких новых «игроков» – Китая, Индии, России, для которых важен возврат к таким изначальным ценностям глобальной интеграции, как свобода торговли, обмен культурными ценностями, учет интересов всех участников процесса, отсутствие принуждения на этом пути и т. п. Тем самым проявляется нелинейность процессов глобализации и провозглашается возможность выбора ее модели – американской, европейской, азиатской, российской. Выбор модели осуществляет так называемый детектор, который состоит из сочетания процессов конкуренции и кооперации, соотношения интересов и движущих сил в обществе, господствующих идеологических и религиозных ценностей.

Прежнее западное единство приходит к концу и через новый передел мира зарождается его новая конфигурация. Одновременно ставится под сомнение не только сам уровень глобализации мира, но его смысл и пределы. Об этом свидетельствуют такие явления, как «торговые войны», рост протекционизма, выход Англии из ЕС, рост национализма и сепаратизма и многое другое.

Вместе с деглобализацией противоречия не уничтожаются, но обретают новые параметры и новые уровни конфликтности. При этом имевшие место процессы мировой интеграции замещаются новыми интеграционными и дифференциальными процессами, но уже на региональном уровне. А потому, в полном согласии с классической диалектикой и социальной синергетикой, процессы дифференциации и интеграции в реальной действительности и в сфере идеалов сохраняются, но их конфигурация обретает новые черты. Смысл такого сохранения в том, чтобы обеспечить на новом витке глобального аттрактора возобновление всего цикла, но при другом соотношении идеалов. При этом процессы региональной глобализации уже начинают оказывать влияние на параметры вступающих в эти новые формы взаимодействия государств. В прогностическом плане такие процессы могут привести к миропорядку, более свободному от агрессивной политики сверхдержав, какими они были в периоды борьбы за мировое господство.

Глобальное будущее общества без насилия заключается именно в формировании и реализации общечеловеческого (интерсубъективного) идеала – суператтрактора. Государственный интерес в любом случае выражен частночеловеческим идеалом. Однако нарастающая компонента общечеловеческого содержания, выраженная культурными универсалиями (добро, красота, истина, справедливость и т. д.), определяет глобальную кривую эволюции. А потому «отмирание государства» протекает в разрешении противоречий между героизмом и гуманизмом, готовностью к любым человеческим жертвам и отказом от жертв вообще, между определенностью повседневной жизни, где господствует «суета сует», и неопределенностью и запредельнос-тью будущего, где одинаково возможны и катастрофа, и обнаружение выхода из эволюционного тупика.

В современном мире уровень физического насилия достиг беспрецедентно низких показателей; однако это обстоятельство не должно расхолаживать. Государство как аппарат сдерживания и насилия в обществе одновременно выступает фактором его воспитания и гуманизации. В общей тенденции гуманизации ответственность персонифицирована социальными институтами и государством. Ответственность – это устойчивость социума, его иерархизация. Свобода же, представленная хаотизацией, связана с расшатыванием системы и ее деиерархизацией. В таком случае отмирание государства представляется определенным этапом деиерархизации, который характеризуется снижением ответственности, дезорганизацией, дисбалансом, снижением устойчивости социума.

Таким образом, речь идет о самом содержании таких понятий, как «отмирание» и «трансформация» государств. Необходимо учитывать, в чьих интересах идут данные процессы, совершаются ли они в пользу большинства, или в пользу меньшинства, в пользу национальной самобытности и суверенитета, или обеспечивают интересы транснациональных корпораций и их диктат на международном геополитическом уровне. Необходимо также учитывать «догоняющий» или «лидирующий» тип развития государства, внешние и внутренние угрозы, ментальные особенности этноса и его национальные идеи.

С точки зрения социальной самоорганизации развитие представляет собой чередование «хаоса» и «порядка». Поэтому термин «отмирание» следует понимать скорее метафорически, поскольку отмирает только то, что входит в противоречие с социальным и экономическим прогрессом общества. Те же функции государства, которые необходимы для прогресса, наоборот, сохраняются, а при определенных конкретно-исторических условиях могут даже усиливаться. Мобилизация государственных ресурсов всегда является ответом на внутренние и внешние вызовы. Идея «атомизации» общества как проявление спонтанной свободы индивидов вовсе не означает умирания государства, но может привести к хаотизации общества, означающей утрату государством управляющей функции. Теоретическая и идеологическая поддержка этих процессов получила на Западе название «теории управляемого хаоса». Однако, как показывает исторический опыт, хаосом управлять невозможно.