Трансформация гендерных ролей в региональной политике Республики Саха (Якутия): от традиционных институтов к современным практикам

Якутск, Россия, ,

внешних и внутренних факторов. Якутская культура, сформировавшаяся в условиях сурового северного климата, выработала уникальную систему гендерных отношений. Вопрос о существовании матриархальных черт в традиционной культуре якутов (саха) остается дискуссионным в современной политологии и историографии. Анализ мифологических, фольклорных и этнографических данных позволяет выявить отдельные элементы, указывающие на значительную роль женщины в социальной и сакральной сферах. Однако говорить о полноценном матриархате в якутском обществе не представляется возможным ввиду доминирования патрилинейных и патриархальных структур в его поздней истории. В данной работе рассматриваются аргументы за и против гипотезы о матриархальных пережитках, а также их трансформация под влиянием социально-экономических изменений.

Мифология и эпос как отражение гендерного дуализма . Якутский эпос «Олонхо» , признанный ЮНЕСКО шедевром устного и нематериального наследия человечества, представляет собой ценный источник для изучения традиционных гендерных ролей якутов (саха). Его нарративы отражают сложную систему представлений о женщине, сочетающую архаичные матриархальные элементы с позднейшими патриархальными установками. В данной работе предпринимается комплексный анализ женских образов в «Олонхо» и их эволюции в контексте социальноисторических изменений якутского общества.

Актуальность исследования обусловлена необходимостью переосмысления гендерных стереотипов в традиционных культурах, а также выявления механизмов трансформации социальных ролей под влиянием внешних факторов – христианизации, советской модернизации и постсоветских трансформаций.

Якутский героический эпос «Олонхо» содержит архаичные пласты мифологического сознания, в которых прослеживаются следы сакрализации женского начала. В ходе исследования выявлены три основных архетипа женщин в «Олонхо»:

• 1.    Божественная прародительница (Айыысыт), олицетворяющая плодородие.

• 2.    Воинственная защитница рода (Дьырыбына Дьырылыатта Куо), сочетающая боевые качества с магическими способностями.

• 3.    Мудрая советчица, воплощающая социальные идеалы.

Рассмотрим более подробно каждый архетип. Так, богиня Айыысыт занимает важное место в пантеоне, что может свидетельствовать о древних представлениях о женской творческой силе. В словаре Э.К. Пекарского имя богини Айыысыт объясняется так: «общее название богинь плодородия, существ (божеств), преимущественно женского пола, творчески способствующих (покровительствующих) размножению людей, конного и рогатого скота, собак, лисиц. Она ходатайница о зачатии детей, покровительница родильниц (богиня родов). Она дает новорожденному кут (душу)»1. Этот архетип восходит к древним культам Великой Богини-Матери, распространенным в архаичных обществах (Гимбутас, 2006: 355‒396). На основе анализа тысяч артефактов (фигурки, керамика, орнаменты) всемирно известный археолог и этнограф Мария Гимбутас утверждала, что эти общества были мирными, оседлыми, матрицентричными и объединенными единым культом Великой Богини-Творца, которая воплощала в себе весь цикл жизни: рождение, смерть и возрождение. Ее работы стали основой для идеи о том, что древнейшие религиозные представления были сфокусированы на женском божественном начале. Интересно, что в ранних записях «Олонхо» (XIX в.) сакральный статус Айыысыт подчеркивается сильнее, чем в поздних версиях, где ее функции частично замещаются мужскими божествами (Алексеев, 1975: 67). Это может свидетельствовать о постепенной патриархализации религиозных представлений.

Эпос «Олонхо», являясь важнейшим источником традиционного мировоззрения якутов, содержит уникальные образы женщин-воительниц, сочетающие в себе воинскую доблесть и сакральную силу. В «Олонхо» якутские героини – не только продолжательницы рода, но и защитницы племени. Это эпические образы, способные на подвиг. Защищая страну, они сражаются с богатырями (Кулиева, 2016: 105). Ярким примером является Дьырыбына Дьырылыатта Куо – воительница, сражающаяся наравне с мужчинами и обладающая магической силой2. Ее образ символизирует не только физическую мощь, но и связь с духами-покровителями, что характерно для шаманистских традиций якутов (Алексеев, 1984: 79). Подобные персонажи часто выступают защитницами своего рода, что отражает архаичные представления о гендерном равенстве в воинской культуре. Образ Дьырыбына Дьырылыатта Куо можно интерпретировать как отголосок более архаичного социального уклада, когда женщины могли занимать высокий статус в воинской культуре (Емельянов, 1983: 93). В научной литературе прямые подтверждения этого отсутствуют, однако в собраниях преданий встречаются рассказы о женщинах, которые в критической ситуации брались за оружие для защиты своего стойбища или рода. Это не было институализированной практикой, но свидетельствовало о том, что в народной памяти сохранялся потенциал женской воинской доблести. При этом к XIX в. такие персонажи встречаются реже, что может отражать усиление патриархальных норм.

Третий архетип – женщина как носительница социальной мудрости. В «Олонхо» она часто становится советчицей героя, хранительницей родовых знаний или посредницей между мирами. Этот образ коррелирует с реальной ролью женщин в традиционном якутском обществе, где они занимали важное место в воспитании и передаче культурных ценностей. Особый интерес представляет эволюция этих образов в различных версиях эпоса. Если в ранних записях преобладает сакральный аспект (Алексеев, 1975: 72), то поздние варианты демонстрируют усиление социальных функций женских персонажей, что соответствует патриархальным ценностям скотоводческого общества. Этот процесс отражает трансформацию гендерных ролей в якутском обществе и позволяет предположить, что матриархальные элементы в мифологии являются реликтами более ранней эпохи, подвергшимися значительной трансформации. Действительно, этнографические исследования указывают на сохранение у якутов пережитков матрилокального брака, при котором молодые супруги проживали в семье жены. Это может свидетельствовать о существовании в прошлом элементов матрилинейности. Кроме того, женщина играла ключевую роль в домашнем хозяйстве и воспитании детей, обладая значительным авторитетом в рамках семейной общины (Алексеев, 1984: 112).

Тем не менее якутское общество исторически было организовано по патрилинейному принципу, где родство и наследование определялись по мужской линии. Основные политические и военные решения принимались мужчинами, что характерно для патриархальных скотоводческих обществ. Об этом упоминал в своих трудах конца XIX в. классик якутской этнографии В.Л. Серо-шевский: «…надо видеть, как раболепно относится к своему главе благонравная якутская семья. Никто не смеет стать между ним и огнем, раз он греется у него или смотрит на него; женщины не смеют тогда даже пройти мимо огня и обходят камин сзади. Никто не смеет в его присутствии возвысить голоса; домочадцы разговаривают полушепотом; ни игр, ни суеты» (Серошевский, 1993: 501). Таким образом, даже при наличии отдельных матриархальных черт в семейно-родовой структуре доминирующей моделью оставался патриархат.

Шаманская традиция и сакральный статус женщины . Одним из наиболее убедительных аргументов в пользу значимости женского начала в якутской культуре является институт уда-ганства (женского шаманизма). Это явление характерно для многих архаичных обществ, где женское шаманство ассоциировалось с культом плодородия и связью с духами-покровителями.

Однако к XIX в., в связи с усилением влияния православия и централизованной администрации, позиции шаманизма ослабли, а вместе с ними уменьшилась и сакральная роль женщины в общественной жизни. На основании проведенного анализа можно сделать вывод, что в древней якутской культуре действительно присутствовали отдельные матриархальные элементы, зафиксированные в фольклоре, семейных отношениях и шаманской традиции. Однако к XVII–XIX вв. якутское общество имело четко выраженную патриархальную структуру с элементами гендерного дуализма. Матриархальные пережитки, вероятно, являлись реликтами более раннего периода, постепенно вытесненными в результате социально-экономических изменений, связанных с развитием скотоводства и интеграцией в российское государство.

Гендерные роли в якутском обществе: историческая эволюция и современные тенденции . Якутское общество, сохранившее элементы архаичного уклада вплоть до начала XX в., демонстрирует сложную модель взаимодействия относительной женской автономии и патриархальных установок. В традиционном якутском обществе существовало сложное переплетение относительной женской автономии и патриархальных устоев. Этнографические исследования подтверждают, что в традиционной якутской экономике женщины играли ключевую роль. В.Л. Серошевский пишет «…в 7 месяцев, с 1 октября по 1 мая, на неизбежный в хозяйстве труд требуется не больше 100 дней мужского труда, остальное время может быть посвящено отдыху или работе на сторону. Весь домашний труд, молотьба хлеба, приготовление пищи, мятье кож, починка и шитье нового платья и обуви и т. п., ‒ производится женщинами, детьми и стариками» (Серошевский, 1993: 416).

Анализ обычного права якутов показывает сложную картину имущественных отношений: основная линия наследования – патрилинейная, но при отсутствии мужских наследников имущество могло переходить к женщинам (Серошевский, 1993: 503‒504).

Отдельно нужно подчеркнуть духовный статус якутских женщин, который в XIX–XX вв. претерпел значительную эволюцию, отражая как внутренние социокультурные процессы, так и внешние влияния – христианизацию, советскую модернизацию и секуляризацию. В традиционном обществе саха женщины занимали особое место в сакральной сфере, что проявлялось в институте женского шаманизма (удаганства), участии в обрядах и сохранении мифологических традиций. Как отмечают исследователи, с XVIII в. политика насильственной христианизации привела к систематическим гонениям на шаманов и особенно шаманок (удаганок), которых церковь объявляла «служительницами дьявола»1. Традиционные верования вытеснялись, а церковь, будучи носителем патриархальной идеологии, укрепляла мужскую власть в семье, ограничивая участие женщин в сакральной сфере. Однако заметки в газете «Автономная Якутия» свидетельствуют, что влияние шаманов заметно возросло с начала 1920-х гг. (Тихомиров, 2024: 406). Данный факт наблюдался несмотря на то, что после 1917 г. шаманизм был официально запрещен: многие были арестованы или вынуждены скрывать свою деятельность. Постепенно место шаманов заняли врачи и учителя, что изменило статус женщин-носительниц сакральных знаний. При этом советская пропаганда использовала образ «освобожденной женщины», но не учитывала традиционные духовные роли. Однако к XX в. их положение существенно изменилось под воздействием государственной политики и трансформации общественных норм. Духовный статус якутских женщин в XIX–XX вв. эволюционировал от сакральной власти (удаганство) к маргинализации, а затем – к новой роли в сохранении культурной памяти. Несмотря на давление христианства и советской идеологии, элементы традиционного статуса сохранились в адаптированной форме. Во второй половине XX в. женщины стали активно участвовать в возрождении этнической культуры как педагоги и фольклористы.

В постсоветский период в Якутии наблюдается ревитализация традиционных духовных практик, включая возрождение института женского шаманизма (удаганства). Одним из наиболее ярких примеров стала деятельность Эдьиий Дора (настоящее имя – Кобякова Федора Иннокентьевна), харизматичной удаганки и целительницы, получившей широкую известность в 1990– 2020-х гг. Ее феномен отражает сложный процесс реконструкции сакральных женских ролей в условиях современности.

Советская модернизация: формальное равенство и скрытые барьеры . Политика советского государства привела к парадоксальным результатам. С одной стороны, произошел массовый охват женщин образованием, они стали активно вовлекаться в профессиональное обучение и науку, массово выходить на работу в условиях индустриализации и коллективизации. С другой стороны, несмотря на декларируемое равенство, в быту сохранялись традиционные роли: женщины по-прежнему несли основную ответственность за дом и детей, что создавало двойную нагрузку (на них ежедневно приходилась основная часть домашнего труда), кроме того, доступ к руководящим позициям оставался ограниченным.

Стоит отметить, что именно в советскую эпоху был осуществлен ряд кардинальных преобразований в сфере семейного права, значительно расширивших юридические гарантии для женщин. В резолюции I Всеякутского съезда трудящихся женщин, прошедшем в 1925 г., делегаты отметили, что съезд приветствует советские законы, касающиеся семейного и брачного быта – законы об опекунстве, наследовании, отмене калыма, регистрации браков и разводов2. В материалах Форума трудящихся женщин Якутии, прошедшего в марте 2025 г., сообщается, что с началом Великой Отечественной войны почти половина рабочих ушла на фронт. В июле 1941 г. состоялось собрание домохозяек, по итогам которого по всей республике развернулось патриотическое движение «Домохозяйки ‒ на производство» и «За овладение мужскими профессиями». В первые же 15 месяцев войны 694 женщины приобрели квалификации токарей, слесарей, связистов, шахтеров. В августе 1941 г. на Алдане работали 13 старательских женских бригад, в 1943 г. 82 % золотодобытчиков были новичками, в основном женщинами3. Женщины также заменили мужчин в угольной, лесной промышленности, в электроснабжении, сельском хозяйстве, на всех заводах. И в послевоенные годы они продолжили работать в «мужских» профессиях.

Доступность образования для женщин всех национальностей и социальных слоев была наиболее зримой победой социализма. Уже к семидесятым годам прошлого века женщины коренных национальностей в республике обогнали мужчин в темпах роста образовательного уровня, лидируя в категориях лиц со средним общим и средним специальным образованием4.

Современная ситуация: статистический портрет . В ранних публикациях (Петров, Лукина, 2020) мы отмечали высокую представленность женщин в местных советах депутатов (около 50 %), но к высшим постам доступ им ограничен: в Государственном Собрании (Ил Тумэн) Республики Саха (Якутия) и в Правительстве региона до 20 % составов ‒ женщины, что, однако, выше показателей в других национальных республиках страны (Петров, Лукина, 2021).

По последним сведениям, в Государственном собрании (Ил Тумэн) Республики Саха (Якутия) 8 женщин-депутатов. Это 11 % от общего числа депутатов, которое составляет 70 человек1. Данные показатели могут быть признаками того, что существует явный «стеклянный потолок» во власти. Кроме того, на наличие «стеклянного потолка» указывает тот факт, что в правительстве Якутии женщины чаще возглавляют социальные министерства (образование, здравоохранение, труд и занятость), но редко – экономические, промышленные или силовые ведомства. Также женщины редко руководят бюджетными и ключевыми промышленными госкомпаниями. Среди глав районов (улусов) женщин единицы (после выборов 14 сентября 2025 г. лишь 1 из 36 – глава городского округа Жатай)2. В якутской политической элите женщины могут занимать видные, но не ключевые посты.

Современная статистика действительно демонстрирует доминирование женщин в «традиционных» секторах, они преобладают в педагогике, медицине, культуре, но реже занимают руководящие позиции в промышленности и добывающих отраслях.

В марте 2024 г. автором настоящей статьи проведен анонимный опрос среди государственных служащих и работников государственных учреждений, в котором приняли участие 50 человек: 35 женщин и 15 мужчин. Итоги опроса показали устойчивость патриархальных стереотипов. Так, большинство опрошенных (70 %), среди которых и мужчины, и женщины, поддерживают традиционное разделение ролей: мужчина – руководитель, а женщина ‒ исполнитель. Кроме того, в ходе опроса выявилось наличие двойных стандартов в оценке женщин-лидеров, когда ожидания от женщин-руководителей выше, чем от руководителей-мужчин. Опрошенные женщины отметили недостаток институциональной поддержки и политических механизмов для женщин-политиков. Также 94 % опрошенных женщин ответили, что большая часть работы по дому (уборка, воспитание детей) приходится на них, хотя все они (100 %) работают.

Можно сделать очевидные выводы, что в якутской политике традиционно сильны патриархальные тенденции и сохраняется традиционный уклад, в котором мужчины воспринимаются как «естественные лидеры». Женщины-политики чаще подвергаются критике за «эмоциональность» или «недостаток жёсткости». Карьерный рост женщин нередко связывают с родственными или брачными связями («дочь/жена кого-то»), а не с компетенциями.

Три модели преодоления гендерных барьеров в якутской политической элите . Исследование женского политического лидерства в Республике Саха (Якутия) представляет особый научный интерес в контексте преодоления традиционных гендерных барьеров. На примере трех ключевых фигур ‒ Е.И. Михайловой, С.В. Авксентьевой и Е.Х. Голомаревой ‒ можно проследить различные стратегии вхождения женщин в региональную политическую элиту.

Анализ кейсов позволяет выявить общие закономерности женского лидерства в условиях северного региона, где традиционные патриархальные установки сочетаются с современными политическими практиками. Особое внимание в исследовании уделяется институциональным барьерам и стратегиям их преодоления, а также трансформации гендерных ролей в якутской политике.

Одной из самых известных и влиятельных женщин якутской политики на сегодняшний день является Евгения Исаевна Михайлова. Она представляет собой уникальный пример устойчивого женского лидерства в сфере, где традиционно доминируют мужчины. Ее карьера демонстрирует 30-летнее присутствие в региональной политической элите, успешное совмещение различных властных позиций, формирование собственной команды и политического ресурса. В политической деятельности Евгении Михайловой можно выделить следующие моменты. Она смогла преодолеть традиционные гендерные барьеры благодаря гиперкомпетентности, созданию «команды поддержки» из женщин-чиновников, одновременно с этим в ранние годы политической карьеры она избегала гендерной риторики. В период работы в Правительстве Республики Саха (Якутия) Михайлова ежедневно работала по 14‒16 часов в день, такую нагрузку мог выдержать не каждый человек. Она была вдвое трудоспособнее своих конкурентов и одновременно могла вести несколько стратегических направлений: модернизацию образовательной инфраструктуры, разработку программ поддержки сельских школ, подготовку кадрового резерва, международные образовательные проекты и т. д. Супруг и родственники активно помогали с воспитанием детей. В одном из интервью на вопрос «Кто занимается домашними делами, покупает продукты?» Михайлова ответила: «Всем этим занимается муж. Мужчины по своей сути добытчики – они лучше нас могут продумать меню, купить, мебель, сформировать бюджет»3. Политический успех Евгении Михайловой – это комбинация личной эффективности, поддержки семьи и умения встраиваться в систему, не теряя самостоятельности. Кейс Михайловой демонстрирует возможности конвертации профессионального капитала во властный ресурс, значимость семейной поддержки как фактора женского лидерства, уникальность гибридного стиля в условиях северного региона.

Сардана Владимировна Авксентьева , депутат Государственной думы Федерального собрания Российской Федерации, ‒ одна из немногих якутских женщин, успешно заявивших о себе в федеральной политике. Анализ ее деятельности в качестве мэра города Якутска (2018‒2021) показывает парадигмальные особенности женского политического лидерства в условиях региональной политической системы с выраженными патриархальными характеристиками. Особенностью политического стиля С.В. Авксентьевой стало активное использование социальных сетей как основного канала коммуникации, формирование образа «антисистемного политика», эксплуатация этнокультурного компонента в публичных выступлениях. По мнению автора статьи, Сардана Авксентьева, будучи мэром Якутска, культивировала образ «матери-защитницы» своего города, где горожане – ее дети. В ее выступлениях часто использовались метафоры семьи, а во время паводка 2020 г. она лично посещала пострадавшие семьи, общалась с жителями на их родном языке – это создавало эффект «заботливой матери». При этом С.В. Авксентьева отказывалась от феминистской риторики в публичном поле. Эффективность ее управления столкнулась с системными барьерами: политическая деятельность мэра сопровождалась устойчивой конфронтацией с региональной политической элитой, бизнес-группами, связанными с градостроительным комплексом, отдельными структурами федерального центра, финансовыми ограничениями местного самоуправления, сопротивлением бюрократического аппарата, недостатком административного ресурса.

Елена Христофоровна Голомарева – народный депутат Государственного Собрания (Ил Тумэн) Республики Саха (Якутия) IV, V и VI созывов с 2008 г. по н.в., председатель постоянного комитета Ил Тумэна по вопросам коренных малочисленных народов Севера и делам Арктики. Особенность ее политики заключается в синтезе этнополитического активизма и институционального лоббизма, что формирует уникальную модель представительства интересов коренных народов в условиях современного российского федерализма. Кейс Е.Х. Голомаревой демонстрирует институционализацию этнополитического активизма через законодательные механизмы, гибридную модель представительства, сочетающую традиционные практики общинного самоуправления и современные технологии лоббизма. Однако ее политическая деятельность зависима от федеральной политики в области КМНС, а также от политики Всероссийской политической партии «Единая Россия», членом которой она является. Членство в партии «Единая Россия» создает для Е.Х. Голомаревой двойственный институциональный контекст. С одной стороны, это институциональные возможности: доступ к механизмам принятия решений, возможность лоббирования интересов через партийные структуры, участие в федеральных программах поддержки КМНС. С другой стороны, имеются и институциональные ограничения: жесткая партийная дисциплина, ограниченность в критике федеральной политики и в целом власти, необходимость балансирования между этническими и общепартийными интересами. В рамках теории гендерного институционализма кейс Е.Х. Голомаревой демонстрирует баланс между традиционными (семейными) и современными (профессиональными) ролями, а также сохранение приватности при ограниченной инструментализации семейного статуса.

Проведенное исследование женского политического лидерства в Республике Саха (Якутия) на примере Е.И. Михайловой, С.В. Авксентьевой и Е.Х. Голомаревой выявило сложную динамику взаимодействия гендерных факторов и региональной политической культуры. Анализ показал, что успешные женские политические карьеры в условиях северного региона формируются через различные стратегии преодоления институциональных барьеров, каждая из которых обладает своей спецификой и эффективностью в конкретных условиях.

Региональная специфика Якутии создает как дополнительные барьеры, так и уникальные возможности для женского лидерства. С одной стороны, сохраняются патриархальные фильтры и необходимость «доказательной перегрузки», с другой ‒ арктическая повестка и вопросы развития коренных народов открывают ниши для специализации. Особенно показательно различие стратегий, где наиболее успешные модели сочетают «мягкую силу» и способность сохранять региональную идентичность.

М.А. Афонина в своей работе пишет, что поведение женщин контролирует семь так называемых женских гормонов, которые позволяют женщинам эффективно развивать эмоциональный интеллект, эмпатию, интуицию, быть более гибкими в принятии решений, что можно определить как феномен «мягкой силы». Термин означает способность добиваться результатов во взаимодействии с другими людьми на основе симпатии, уважения, без принуждения. В процессе личностного и профессионального саморазвития женщин этот стиль деятельности формируется на основе системы психологических предпосылок, которые являются факторами успешного и гармоничного саморазвития женщины (Афонина, 2021: 12).

«Выдвигается гипотеза о том, что женщина сможет работать не менее эффективно (чем мужчина – прим. авт.), если будет развивать те качества, которые являются основой биохимии гормонов ее мозга», – пишет А.Ю. Бухарина (2018: 243). Сравнивая «мужской» и «женский» стили управления, Т.В. Михайлова и И.В. Балашкевич пишут о том, что женщины «…характеризуются большими возможностями оказания влияния на подчиненных и партнеров, … большим уровнем инициативности, пониманием и четкой расстановкой ценностей, продуктивностью в вопросах выстраивания и поддержания отношений» (Михайлова, Балашкевич, 2020: 63) по сравнению с мужским стилем.

Таким образом, анализ подтверждает, что именно уникальное сочетание психобиологических особенностей женщины, отраженных в концепции «мягкой силы», и специфических региональных условий Якутии формирует особо эффективные модели женского политического лидерства. Эти стратегии, основанные на эмпатии, гибкости и способности к выстраиванию продуктивных отношений, не только позволяют преодолевать традиционные барьеры, но и вносят значительный вклад в обновление стиля управления в региональной политической элите.

Полученные результаты исследования имеют значительную практическую ценность для понимания механизмов формирования женского политического лидерства в регионах с традиционным укладом. Они демонстрируют, что успешные стратегии требуют не только личной эффективности, но и тонкого баланса между инновационностью и уважением к местным традициям, между профессиональной компетентностью и умением грамотно использовать «мягкую силу». Дальнейшие исследования в этом направлении могли бы способствовать более полному пониманию трансформации политических элит в условиях меняющихся социальных норм и ожиданий.

Выводы . На основании проведенного исследования можно сделать следующие выводы.

• 1.    О сохранении архаичных матриархальных элементов . В традиционной культуре якутов действительно сохранились следы матриархальных структур, что подтверждается анализом эпоса «Олонхо» (архетипы божественных прародительниц, воительниц) (Данилова, 2014: 105), институтом женского шаманизма и отдельными элементами матрилокальных отношений. Однако эти элементы не формировали полноценный матриархат, а существовали в рамках сложной системы гендерного дуализма.

• 2.    О доминировании патриархальной модели . К XIX в. якутское общество сформировало устойчивую патриархальную структуру, даже при наличии сакрального статуса женщин в духовной сфере, ключевые социально-политические решения оставались за мужчинами.

• 3.    О противоречивом влиянии модернизации . Советская политика формального равенства расширила доступ женщин к образованию и профессиональной деятельности, но не устранила традиционное разделение гендерных ролей в приватной сфере. Женщина получила новые социальные роли (рабочая, инженер, ученый), но не избавилась от старых (хранительница очага, воспитательница, домохозяйка). Так возник феномен «двойной нагрузки» или «двойного рабочего дня», когда женщина работала полный день на государство, а потом возвращалась домой, где ее ждала «вторая смена». В постсоветский период сохраняется парадокс: при высокой представленности женщин в местной политике их доступ к высшим эшелонам власти ограничен «стеклянным потолком».

• 4.    О стратегиях женского лидерства . Анализ современных политических практик показывает, что успешное преодоление гендерных барьеров требует гиперкомпетентности и профессиональной перегрузки (кейс Е.И. Михайловой), использования этнокультурного капитала (кейс Е.Х. Голомаревой), медийных стратегий (кейс С.В. Авксентьевой).

• 5.    О перспективах исследований . Полученные результаты указывают на необходимость дальнейшего изучения взаимодействия традиционных и современных гендерных норм, разработки региональных программ поддержки женского лидерства с учетом культурной специфики, сравнительных исследований гендерных моделей других коренных народов Севера.

Таким образом, гендерные отношения в якутском обществе представляют собой динамичную систему, где традиционные элементы постоянно переосмысляются в условиях современных социально-политических изменений.