Трансформация масленичной мужской обрядности русского сельского населения Западной Сибири в 1930-х гг

Социально-экономические и социокультурные преобразования, происходившие в нашей стране в советское время, оказали значительное влияние на состояние мужской праздничной культуры сибирского крестьянства. Однако, как показывает опыт изучения культурных изменений, они не всегда «укладывались» в рамки социальных преобразований. В этой связи актуальной становится проблема трансформаций мужской праздничной культуры русских сибиряков в отдельные периоды истории, так как ее изучение позволит выявить механизм взаимодействия социальных преобразований и изменений в культуре.

Особый научный интерес вызывает изучение процессов трансформации мужской праздничной культуры русских сибиряков в 1930-е гг., поскольку в этот период социальные-экономические и культурные реформы привели к тому, что крестьянство в его социально-экономическом, а также и в культурном понятии практически перестало существовать. Из всех праздников календаря русских сибиряков наиболее репрезентативным с точки зрения трансформации мужской праздничной культуры можно считать Масленицу, в которой были сосредоточены обычаи и обряды, где мужчины играли главную или исключительную роль.

Вопросы трансформации праздничной культуры русских сибиряков на сегодняшний день в определенной степени изучены отечественными исследователями. В частности, в работах таких этнографов, как В.А. Липинская [3], Г. В. Любимова [4], Е. Ф. Фурсова [5; 6], М. В. Васеха [2], И. Ю. Аксенова [1] на примере некоторых сибирских праздников было рассмотрено соотношение традиционных элементов и советских нововведений, изучено современное состояние праздничной культуры и сохранность в ней традиционных обычаев и обрядов. Несмотря на это, трансформация праздничной, и конкретно – трансформация мужской праздничной культуры русских сибиряков до сегодняшнего дня не становились предметом отдельного исследования.

Основным источником в изучении процессов трансформации мужской праздничной культуры русских сибиряков стали материалы полевых исследований автора. В качестве информантов выступили жители деревень Кемеровской области от 1918 до 1933 г.р. Также удалось побеседовать с жителями 1934 – 1945 г.р., которые в интервью приводили рассказы своих родителей.

В период 1930-х гг. в результате социально-экономических и социокультурных процессов, построения в стране советского коллективного хозяйства, создания советской культуры и борьбы с религией и религиозными праздниками, произошла трансформация мужской праздничной культуры русского сельского населения Западной Сибири. Однако, если в таких праздниках как Святки и Пасха, участие мужчин сошло на нет, Масленица по-прежнему была максимально наполнена обычаями и обрядами с главенствующим или исключительным участием мужчин. Как и в предшествующий период, такие масленичные обычаи и обряды были представлены катанием на лошадях, конными бегами, состязаниями на силу и ловкость.

Как и в XIX в. катание на лошадях оставалось центральным развлечением в период Масленицы. Определенные коррективы привносило то, что колхозники не имели личных лошадей, поэтому соблюдение этого обычая определялось отношением колхозного руководства к празднику. Если руководители колхозов были настроены враждебно к традициям, то лошадей для развлечений колхозникам не давали, в этом случае катания на лошадях в масленичный период могли вообще не происходить. По воспоминаниям информантов, верность этой традиции сохраняли оставшееся в селе единоличники. Как правило, именно они максимально украшали конную сбрую, снаряжали украшенные кошева и являлись центральными участниками обычая: «Масленицу очень широко отмечали. Мой дед очень любил. У него была такая лошадь – Серко. Он как запря-гет эту лошадь – и пошел по Гутово по улицам. Его вообще никто не догонял. Он девчат насадит, уже и в возрасте был, насадит девчат, а они все были нарядные, такие все. Красивую кашаву всегда наряжали, делали, и вот девчата уже каталися на Масленку, особенно на лошадях...» (Двороковская (Анищенко) Екатерина Никифоровна, 1926 г.р., д. Гутово Тогучинского района НСО) .

По старой традиции, украшением лошадей и сбруи занимались исключительно мужчины. Они готовили лошадей и во время самих катаний сидели за вожжами.

В период 1930-х гг. довольно важной составляющей масленичных обычаев и обрядов, в которых мужчины играли главную роль, являлся обычай устраивать силовые состязания, среди которых выделялись борьба в различных ее проявлениях, палочные бои, кулачные бои и игра « взятие снежного городка» .

Если в предшествующий период в сибирских деревнях борьба была повсеместным состязанием на Масленицу, то в 1930-х сложилась следующая ситуация. В одних поселениях борцовская традиция не прерывалась: в таком случае информантами сообщалось не только о том, что борьба бытовала, а также описывались правила борьбы [Гнетова Любовь Васильевна, 1921 г.р., д. Кокуй Топкинского района Кемеровской области]. В борьбе главной задачей было повалить противника на спину, на обе лопатки. «Борьба само собой, боролись. Столы стоят, борьба идет. Выходит, а там. Радио еще нет, ведущий: вон, тот-то с тем-то сейчас выходят бороться. Это я чуть помню тоже <…> Кто кого повалит на лопатки. Еще поглядят!» (Тихомиров Василий Александрович, 1925 г.р., д. Глубокое Топкинского района Кемеровской области). В некоторых деревнях борцовская традиция прерывалась. В этом случае информанты говорили о том, что по рассказам родителей раньше боролись, а на их памяти уже нет: «Я вам расскажу, когда я еще маленький был, у нас была борьба. По рассказам только знаю. У нас там гора была в деревне, туда приезжали борцы, боролся. Ну че, это по рассказу отца. Раньше было, в двадцать девятые года. Драться не дрались, а бороться боролись…» (Айкин Анатолий Иванович, 1930 г.р., д. Ботьева Яшкинского района Кемеровской области).

В ряде западносибирских сел, согласно этнографическим сведениям, обычай бороться на Масленицу вообще отсутствовал, что говорит или о полном прерывании этой традиции, либо о том, что конкретно в этих деревнях ее не было в принципе. Одновременно с угасанием обычая в период 1930-х гг. перестает прослеживаться половозрастной принцип организации борьбы, когда на борцовский круг выходили поочередно дети, потом подростки, молодые парни и взрослые мужчины.

Среди масленичных состязаний определённое место продолжали занимать палочные бои, однако упоминания о них малочисленны, а те, что имеются, дают размытое представление о правилах. Судя по описаниям, орудием для боя являлись колы от забора, a бой велся до тех пор, пока противник не падал с ног: «Они, это, напьются, бражки, как под-скочут, кол схватывают, ломают, колами бились, я тогда маленький, я помню. Дерутся, пока не упадет» (Торгунаков Алексей Никонович, 1933 г.р., д. Калеул Мариинского района Кемеровской области).

В период 1930-х гг. среди состязаний на Масленицу продолжали свое существование и кулачные бои, однако они также пережили определённую трансформацию. Во-первых, при проведении кулачных боёв на период 1930-х гг. практически перестал соблюдаться этнокультурный принцип деления на враждующие партии, сохранился лишь территориальный. Связано это было с тем, что к 1930-м гг. в каждой сибирской деревне жило смешанное в этнокультурном плане население. Хоть «концы» деревни продолжали называться по этнокультурному признаку, но проживали в этих "концах" представители разных этнокультурных групп: «Были стычки, но мирно проходили. Бархатовские приходили в Кокуй. <…> Или, наоборот, кокуйские ходили в Бархатово. Кокуйские приходили пацаны. Не пацаны, парни.» (Анкундинов Николай Дмитриевич, 1931 г.р., д. Лукошино Топкинского района Кемеровской области). Традиционно местом проведения кулачных боев на Масленицу являлись либо мост, либо река (Гулик Михаил Тимофеевич, 1940 г.р., д. Алаево Юргинского района Кемеровской области; Ширяев Михаил Михайлович, 1934 г.р., д. Филоново Юргинского района Кемеровской области). Существовавшие до этого разновидности кулачных боев, к 1930-м гг. свелись к мало регламентированным массовым дракам. Однако среди правил продолжал сохраняться принцип «лежачего не бьют».

К 1930-м гг. практически перестало воспроизводиться традиционное для Сибири устроение на Масленицу снежного городка и последующее его разрушение. На материале сел Кемеровской области не прослеживается каких-либо упоминаний о подобной традиции, что может говорить о том, что на изучаемой территории эта традиция полностью исчезла к моменту работы этнографической экспедиции или же о том, что на данной территории она в не существовала.

Таким образом, новая государственная политика СССР, направленная на социально-экономические и социокультурные изменения, оказала значительное влияние на календарные, в их числе, масленичные мужские обычаи и обряды в селах Западной Сибири. Несмотря на то, что большая часть этих обычаев и обрядов продолжала существовать, в их структуре произошли изменения, связанные с упрощением, изменением возрастного состава участников, исключением некоторых элементов обрядов. В целом по региону наблюдалось определенное движение к однообразию, к появлению надлокального варианта мужской масленичной обрядности.

Примечания

• 1.    Аксенова И. Ю. Праздник Троицы у старожилов и южнорусских переселенцев Алтая в середине XX – начале XXI века // Вестник Ново-сиб. гос. ун-та. Серия: История, филология. 2015. Т. 14. № 7. С. 288-298.

• 2.    Васеха М. В. Русская крестьянка в семье и общественной жизни 1920-х гг. (по материалам юга Западной Сибири) : дис канд. ист. наук. М., 2015. 245 с.

• 3.    Липинская В. А. Народные традиции в современных календарных обрядах и праздниках русского населения Алтайского края // Русские. Семейный и общественный быт. М., 1989. С. 92–141.

• 4.    Любимова Г. В. Возрастной символизм в культуре календарного праздника русского населения Сибири. XIX – начало XX века. Новосибирск : Изд-во ИАЭ СО РАН, 2004. 239 с.

• 5.    Фурсова Е. Ф. Календарные обычаи и обряды восточнославянских народов Новосибирской области как результат межэтнического взаимодействия (конец Х1Х – ХХ вв.). Ч. 1. Обычаи и обряды зимнее-ве-сеннего периода. Новосибирск : Агро, 2002. 287 с.

• 6.    Фурсова Е. Ф. Славянские этнические праздники Сибири: от традиции к новации? // Конгресс этнографов и антропологов России. Оренбург : Изд. центр ОГАУ, 2009. С. 554.