Творческая свобода для культуры, бизнеса, инноваций

В последние годы (как, впрочем, и не только в последние) много говорится об инновациях — о том, что у России не может быть иного пути экономического развития в условиях постиндустриального уклада, кроме инновационного.

Наверное, с этим можно согласиться. В конце концов, мы все хотим, чтобы Россия была передовой экономической державой. И если на вопрос «что?» ответ понятен (инновационный рост), то с вопросом «как?» все обстоит далеко не так просто. Попробуем разобраться.

Могут ли инновации быть национальной идеей?

Инновационный процесс не может быть дискретным. В инновационной гонке нельзя победить за счет отдельного предприятия, даже такого мощного как, например, «РОСНАНО», и даже с таким энергичным и опытным руководителем, как Анатолий Чубайс. СССР вчи- стую проиграл инновационную гонку Западу, и именно опыт Советского Союза показал, что запустить человека в космос значительно проще, чем научиться серийно изготавливать современный качественный автомобиль или компьютер. Почему? Да потому что, бросив массу человеческих, финансовых и всех прочих ресурсов на одно (пусть и самое важное направление), ты действительно можешь на этом направлении оказаться лучшим. Но игнорирование развития иных, пусть менее перспективных, но, тем не менее, важных тем или трендов приведет к тому, что тебя, так или иначе, обойдут конкуренты. В соревнованиях есть правило: если ты всегда второй, то в конечном итоге ты последний: в чем-то нужно обязательно быть первым. Чтобы быть первым на долгосрочной перспективе, победы должны быть регулярными. В связи с этим включается иное правило: инновации должны быть тотальными, их создание и продвижение должны быть модными.

Во всех прочих случаях это не инновации, а либо «прорыв», либо рационализаторские предложения.

С точки зрения тотальности, инновации могли бы вполне претендовать на роль национальной идеи. Сразу оговорюсь, что, во-первых, в России часто важнее не нахождение национальной идеи, а процесс ее поиска. Во-вторых, готова ли Россия к осознанию себя инновационной державой. Здесь тоже есть большие вопросы. Первый: процент занятых в инновационной сфере. Он исчисляется единицами. При этом высокая доля участвующих — это необходимое условие инновационного развития. Вспоминая опыт становления инновационной системы СССР, хочется напомнить, что процент работающих в разного рода НИИ и КБ в Советском Союзе был громадным, а число научных и научнопроизводственных организаций на душу населения было одним из самых высоких в мире. Тем не менее, инновационного прорыва не произошло. Следовательно, должно работать достаточное условие инновационного развития — инновационная система должна производить не новшества, открытия или рациональные изменения, а именно инновации, то есть нововведения, имеющие приложение, потребительскую ценность, очевидную полезность и коммерческое использование. Безусловно, в России производятся инновации и, например, «Яндекс» — прекрасный тому пример, но это, конечно, в большей степени исключение, чем отражение типичной ситуации.

Меньше волюнтаризма!

Инновационные прорывы осуществляются не там, где «нам удобно» (как, например, в случае с нанотехнологиями) или там, где прорвались уже другие (например, в том же машиностроении), а только там, где на это есть спрос, часто на самых неожиданных направлениях. Так, инновационную гонку в изготовлении мобильных телефонов последовательно выигрывали Южная Корея, Финляндия, США.

Все разговоры о том, что «мы сильны» там-то и там-то (в освоении космоса, атомной энергетике, точном машиностроении и пр.), являются частью индустриального уклада, и, по сути, — разговоры про вчерашний день.

Рис. 1. Арт-объект «Ворота», г. Пермь

Инновационное развитие диктует рынок, его видение, а точнее предвидение.

К разговорам «от лукавого» можно отнести и все попытки выделения отдельных приоритетных тем и направлений. Причина проста: велика вероятность ошибки. То, что кажется важным сейчас, может в будущем оказаться ничем.

Предположим даже, что мы добежали первыми и взяли гран-при. Что дальше? Конкуренты то же самое смогут сделать максимум через год-два. Мы потратили уйму времени, сил и средств, чтобы создать что-то принципиально новое, но после выхода на рынок все всем становится ясно: технологии не скрыть, решения будут всем понятны. Получается, что, финансируя свой прорыв, ты финансируешь и своих конкурентов. Поэтому направлений прорыва должно быть много, и их должна выявлять сама жизнь.

Важно добавить: нельзя определять, назначать, «конкурсить» «уполномоченные организации» (примеры очень хорошо известны), поскольку тем самым мы создаем закрытые системы. А закрытая система всегда слабее, неустойчивее и неэффективнее открытой.

В общем, инновационная жизнь не терпит экстраполяций! Если что-то когда-то получалось раньше, — это не гарантия того, что получится потом. Но важнее даже не это, а то, что правило «этого не может быть, потому что не может быть никогда» не работает. Инновационный мир живет по-другому: производители инноваций осваивают рынки завтрашнего дня, и только такой подход имеет право на существование.

Творческая свобода для культуры, бизнеса, инноваций

Рис. 2. Арт-объект «Яблоко», г. Пермь

Рисунок 3 Арт-объект. Красные человечки

Высшая школа пока не субъект инновационной деятельности

Коммерциализация науки (о чем тоже много говорится) опять же имеет мало перспектив. Тезис «мы здесь что-то придумали, а вы продайте» не работает. Как уже говорилось выше, инновации диктуются рынком, а не наоборот! Нужно искать лекарства для болезней, а не болезнь для придуманного нами лекарства.

Высшая школа и система РАН, может быть, наряду с судебной системой, остаются в России самыми архаичными и неподверженными (или неподвергаемыми) реформированию. Что производят современные российские вузы? По факту (и здесь нет никакого секрета) они производят дипломы о высшем образовании. Даже термин «коммерциализация науки» уже приобрел узкопрофильный негативный смысл. Именно так называется привлечение средств в вузы (или куда они там привлекаются) за счет «продажи» дипломов.

Но это еще только вершина айсберга. Высшая школа во многом устарела именно по предназначению. Если мы спросим ректоров о том, что они призваны производить общественно полезного (какую миссию реализуют), то можно не сомневаться, что большинство из них с уверенностью, достойной лучшего применения, заявит, что они «кузница кадров для n-ной отрасли народного хозяйства, национальной экономики, российского государства и пр.».

Здесь обществу предъявлен серьезный мировоззренческий вызов и, как минимум, в двух местах. Первое: потребность в кадрах, конкретных специальностях или направлениях должна определяться заказчиком, то есть будущим работодателем, а не самим вузом, государством или родителями абитуриента. Поэтому возникает вопрос о реальной платности обучения, приватизации вузов и борьбе с коррупцией.

Но есть второй аспект — современный вуз должен быть не «кузницей кадров», а заводом по производству знаний. Инновации, изобретения, технологии — профильный продукт вуза, а бакалавр или магистр — побочный. В связи с этим именно вузы могут сейчас быть ключевыми элементами национальной инновационной системы.

Нет дилеммы: инновации или свобода

Инновационная активность, хотим мы того или нет, связана с творческой свободой, а последняя — со свободой политической, духовной, внутренней. Глупо сокрушаться по поводу того, что люди не хотят творить, придумывать, зарабатывать, а еще и отвечать за себя, своих детей и за лампочку в своем подъезде, если мы не даем им возможности стать полностью свободными, и в том числе самим выбирать себе лидеров [2].

Я ответственно заявляю о том, что в мире нет инновационных, но при этом недемократических, стран (кстати, Китай не является инновационной державой). В мире есть различные недемократические страны — богатые, успешные, влиятельные (посмотрите список «Большой двадцатки», это более 90% мирового валового продукта и более 80% мировой торговли). При этом все инновационные страны (без исключения!) суть демократические. Свобода — необходимая (конечно, при этом дале- ко недостаточная) часть Национальной инновационной системы.

Известный экономист и общественный деятель Ирина Ясина в одной из статей в газете «Ведомости» прямо указала, что демократия в России сформируется через развитие гражданского общества (не столько институтов, сколько самого общества, а точнее — гражданского человека), то есть участие появляется за счет соучастия [7]. С этим можно согласиться. Но я почему-то уверен, что бежать надо сразу во все стороны: развивая не только гражданское соучастие, но и творческую и всю остальную свободу.

В качестве лишнего аргумента скажу: не будем забывать про корпоративную демократию — гибкий график, возможности работать на себя (свой бизнес), отсутствие дресс-кода и пр., что процветает в инновационных корпорациях. Внутренняя демократия — неотъемлемое условие инновационного бизнеса.

Инновации — результат самореализации, которая бывает всего пяти форм: научная и инновационная, творческая и художественная, гражданская, политическая и предпринимательская [1; 5]. По сути, ученый, художник, политик, гражданский активист или предприниматель осуществляют одну и ту же форму деятельности: преобразование своей внутренней творческой энергии в общественно значимые явления, продукты, действия. Каждый из них не ходит на службу, не продает свой труд и не работает по найму. Для них деятельность (научная, художественная, предпринимательская и пр.) является формой жизни и общественного существования. Иного поведения они для себя не представляют. При всем при этом каждому из них нужна свобода самореализации и возможности для саморазвития.

Не будем забывать про гуманитарные инновации. Инновационный процесс, безусловно, не ограничивается технологической или инженерной сферой. Инновации бывают еще и гуманитарными, и спрос на них на международном рынке чаще не меньший, а в некоторых сферах даже больший. Вспомним дизайн, медиа, архитектуру, современное искусство, литературу, философию [4]. В конце концов, iPhone стал шедевром только после того, как технологические новинки были подкреплены гуманитарными и дизайнерскими решениями. Похвастаться России инноваци- ями в этой сфере пока, действительно, сложно, хотя в искусстве, безусловно, есть значимые имена, а отечественные социальные сети пока ещё составляют серьезную конкуренцию западных «аналогам» на отечественном рынке (Facebook в России меньше, чем «Вконтакте», а Yandex больше, чем Google) [3].

Культура и инновации

Новая экономика, или экономика знаний, включает в себя две основные составляющие: инновационную сферу и креативную сферу. Базовым элементом первой является наука, а базовым элементом второй — культура. И те, и другие сферы производят творческий продукт, который, в свою очередь, может быть предметом экономических отношений, то есть бизнеса. Креативная экономика включает в себя целые комплексы различных деятельностей, начиная с кинопроизводства и кинопроката и заканчивая промышленным и городским дизайном (рис. 1 и 2) или туризмом [3; 6]. И здесь результат творческой деятельности, как и в случае с инновациями, должен иметь потребительскую ценность, определенное существенное значение для целевых бизнес-аудиторий. И стимулирование творческой активности может быть ровно аналогичным стимулированию инновационной деятельности. Повторяю: природа активности и мотивов художника и ученого абсолютно одинакова. Скажу больше: там, где серьезными темпами развивается искусство, например, современное, неминуемо растет предпринимательская и инновационная активность и наоборот. Примерами могут являться все, без исключения, инновационно активные страны мира. И этот опыт необходимо учитывать.

Выводы

Я, безусловно, не против инновационного пути развития России. Я исключительно за него. Проблема лишь в том, что в инновационной гонке мы опять пытаемся идти своим собственным путем. Не хотелось бы опять наступать на уже знакомые грабли. Нужно помнить, что экономика, искусство, инновации имеют громадное взаимное влияние, и развитие одного из обозначенных элементов является фактором развития всех остальных.

Творческая свобода для культуры, бизнеса, инноваций