Учение Фихте о судьбе нации и предназначении государства

Иоганн Готлиб Фихте был одним из самых выдающихся мыслителей своего времени. Его фундаментальный труд «Наукоучение» (Wissenschaftslehre) и по сей день остаётся одной из наиболее амбициозных попыток познать мир и его смысл посредством спекулятивной философии. Наукоучение, по признанию самого Фихте, это «…только мысли о мыслях, которые имеешь или должен иметь, положение о положениях, которые должно освоить, изречение об изречениях, которые должно изречь для себя» [10, с. 75].

Взяв за основу концепцию этического идеализма Канта, Фихте наглядно продемонстрировал взаимосвязь таких человеческих ценностей как свобода, права и обязанности. По меткому замечанию Ф. Куно, «Фихте сразу воспринял кантовскую философию в высшей степени своеобразно и вовсе не по-школьному» [2, с. 134]. Фихтеанское понимание мира внесло конструктивный вклад в развитие движения Романтизма и способствовало возрождению национальных ценностей, пришедших на смену рационализму и холодной рассудочности эпохи Просвещения.

С точки зрения Фихте мир есть материальная проекция всеобъемлющего абсолютного Эго. Однако фихтеанское Эго, как писал Г. Гейне, «…совсем не есть индивидуальное «Я», а возвысившееся до сознания всеобщее, мировое "Я"». Фихтеанское мышление «…не есть мышление какого-то определенного человека… Это, напротив, всеобщее мышление, проявляющееся в отдельной личности» [2, с. 111]. Из письма Шиллера к Гёте: «Согласно Фихте «высокая реальность находится лишь в «Я» – Мир для него лишь меч, который «Я» бросает и потом, с помощью рефлекса, снова ловит. Следовательно, своему божеству он действительно придал вид, который мы предугадали недавно» [4, с. 228].

Центральным элементом политической философии Фихте выступает категория свободы. Согласно Фихте, «абсолютное Я есть безграничная деятельность, которая может быть представлена в виде стремления к осознанию своей собственной свободы» [13, с. 50]. «Моя система, – признавался он сам, – это первая система свободы; как та нация освободила человека от внешних оков, моя система освобождает от вещей самих по себе» [3, с. 21].

Основной упор Фихте делает на идее свободной, даже спонтанной активности мышления, на абсолютизации автономии воли человека, полагая, что в отличие от остальных живых существ только у него обнаруживается «тенденция к самодеятельности ради самодеятельности» [16, с. 23]. Неслучайно в своём письме Рейнгольду Фихте писал следующие строки: «Моя система есть от начала до конца лишь анализ понятия свободы» [15, с. 218].

Даже в завоёванном наполеоновскими войсками Берлине Фихте обращался к соотечественникам с призывами к освобождению от угнетения, обретению национальной независимости, сплочению и духовному возрождению немецкого народа, заслужив, тем самым, вечную память своих потомков. В своих речах Фихте выступал как философ, но говорил вполне конкретно, понимая реально сложившуюся обстановку.

Основная проблема, над которой размышляет Фихте в своих речах, это вопрос о том, почему Германия оказалась под властью Наполеона? Причинами этого Фихте называет многие факторы. В частности, большое значение имело укоренение в сознании представителей немецкого народа ценностей и идеалов эпохи Просвещения. Фихте также полагал, что Германии нужны были военные и государственные реформы.

И всё же главная причина поражения немецкого народа крылась в существующей системе образования и методах воспитания и обучения подрастающего поколения. Со времён древнегреческой философии Фихте стал первым современным мыслителем, который, если так можно выразиться, всерьёз начал задумываться о проблемах образования [12, с. 780].

С точки зрения Фихте, в традиционной образовательной системе заложен весьма существенный недостаток: она преимущественно обращается «...к памяти воспитанника, преподнося ему готовые знания и нормы поведения…, а усмотрит ли воспитанник в них свою собственную деятельность» является уже делом случая [10, с. 37].

Фихте предлагал разбить образовательный процесс на три этапа. Первой его ступенью должно стать развитие интеллекта ученика через познание природы. Вторая ступень воспитательного процесса должна включать в себя познание социальных явлений и государственных законов. И, наконец, третьей ступенью должно быть воспитание к истинной религии. Усвоив эти три уровня, человек, по мнению Фихте, будет способен воспринимать себя и других людей как звенья «…в цепи откровения божественной жизни», а ведь это и является конечной целью образовательного процесса» [10, с. 38]. Только это и могло сделать Германию неуязвимой для «наполеонов» будущего.

Оглядываясь назад, в прошлое своей страны, Фихте обнаруживает былое величие Германии, с сожалением констатируя тот факт, что его современники вынуждены влачить жалкое существование. В эпоху Средневековья, – писал Фихте, – «…немецкие бюргеры были образованными», и «это время – единственное в немецкой истории, когда эта нация стояла в блеске и славе на том месте, которое ей подобает как изначальному народу» [7, с. 162].

Что восхищает Фихте в бюргерах, так это дух их «благочестия, честности, скромности, заботы о целом». Они были великим народом, потому что не были разобщены. «Для себя самих они нуждались в немногом, ради общественных предприятий они шли на неизмеримые траты… и были готовы на жертвы общему». В то же время Фихте был не склонен идеализировать прошлое. Он был реформатором и верил в то, что к катастрофе Германию привела коррумпированность высших классов: «…её цветение было разрушено алчностью и жаждой власти князей» [7, с. 162-163].

Современный мир, с точки зрения Фихте, принадлежит к «третьему периоду всего мирового времени», в котором источником всех жизненных порывов и движений выступает «голое чувственное своекорыстие», где «...эгоизм уничтожил самого себя посредством полного своего развития, поскольку он за это время потерял свою самость и ее самостоятельность» [7, с. 50]. И здесь Фихте делает важный вывод о том, что некогда «целое», утратившее свою самость или самостоятельность, потеряло «…способность оказывать влияние на течение времени и свободно определять его содержание». В результате оно стало развиваться посредством «…чуждой силы, которая распоряжается его судьбой; отныне оно больше не обладает даже своим собственным временем, но ведёт счёт лет по событиям и эпохам других народностей и царств» [7, с. 50-51].

В этом утверждении Фихте явно прослеживается аналогия с судьбой немецкого народа, утратившего свою самость и попавшего в зависимость от завоевателей. И причина этого, если говорить словами Руссо, состоит в том, что люди стали рациональными под «вероломной маской вежливости» эпохи Просвещения. Правительство стало либеральным и нравственно слабым. Слабость эта сопровождается «частой безнаказанностью неисполнения долга» [7, с. 61]. Современные немцы утратили своё истинное «Я», свою самость. И «…средство спасения... состоит в образовании совершенно новой самости, существовавшей прежде, пожалуй, только как исключение у отдельных лиц, но никогда как всеобщая и национальная самость, и в воспитании нации...» [7, с. 63].

Предлагая концепцию «нового воспитания», Фихте намеревался «образовать немцев к новой общности». Он считал, что среди других европейских народов только этнические немцы обладают способностью и восприимчивостью к подлинному образованию, поскольку немцы – лучшие представители человечества, опора и надежда на прогресс общества в будущем [7, с. 108].

По мнению отечественного исследователя А.В. Лукьянова, «для обретения свободы необходим акт самоутверждения. В этом отношении немецкий народ является народом исключительным, ибо его духовное «Я» – древне как мир» [6, с. 181]. Именно поэтому, от того как развивается Германия будет зависеть прогресс остальной части Европы и, в конечном счёте, всего человечества.

Таким образом, у немецкого народа нет иного выбора: ему суждено либо отреагировать на призыв Фихте и реформировать своё государственное устройство, либо окончательно кануть в лету. «Но как только опускается Германия, также и вся остальная Европа опускается в отношении того, что касается сущности, а не голой внешней видимости» [7, с. 163]. Иными словами, Фихте полагал, что исчезновение Германии привело бы к упадку и погибели всей европейской цивилизации.

Среди сочинений Фихте нельзя не отметить ещё одну его работу – «Замкнутое торговое государство», опубликованную им в 1800 году, в которой автор делает попытку согласовать острые требования экономической справедливости и потребности государства путём объединения или синтеза социалистических идей и автаркических принципов в экономике.

Согласно Фихте, любое государство должно сначала оформиться как торговый организм, а уж потом – как политический и юридический. При этом основное назначение государства состоит в том, чтобы обеспечить культурную свободу его гражданам от нежелательного «иностранного влияния», агрессии, насилия и манипуляции извне. «Всякое сношение подданных с иностранцем, – писал Фихте, – должно быть запрещено и сделано невозможным» [8, с. 259]. Государство призвано обеспечить каждому человеку «...сохранение его положения, спокойное и равномерное существование» [8, с. 258].

Однако этого нельзя достичь, пока на жизнь граждан «...имеет влияние такая личность, которая не подчинена его законам и власти». В этом и состоит основная задача замкнутого торгового государства: гарантировать невмешательство иностранцев во внутреннюю жизнь своих граждан.

Следует отметить, что Фихте был сторонником интервенционизма, т.е. всестороннего вмешательства публичной власти (в лице правительства, партий или организаций) во все сферы человеческой деятельности. Однако это вмешательство должно всегда преследовать определённую цель, а именно предоставлять свободу абсолютно всем гражданам от экономического неравенства и несправедливости, а также обеспечивать нравственную свободу от диктата корыстных интересов. По мнению Б.П. Вышеславцева, в философской системе Фихте государство и право создают и обеспечивают то «взаимное ограничение сфер свободы, на котором покоится всякая община» [1, с. 409].

В понимании Фихте свобода достижима лишь в контексте ограничений и необходимости. Другими словами, свобода не беспредельна, но всегда ограниченна и конечна. Основным проявлением свободы является стремление и возможность человека творить и заниматься трудовой деятельностью. Труд есть не что иное, как проявление внутренних побуждений человека и средство для удовлетворения материальных нужд. В этом отношении вполне справедливым представляется утверждение М. Хинца о том, что «марксизм есть материализация фихтеанской формулы» (свободы) [14, с. 81].

Следовательно, право на труд должно выступать основополагающим принципом любого государства. Фихте пишет: «Двумя главными отраслями деятельности, которыми человек поддерживает своё существование и делает его приятным, являются: добыча естественных произведений природы и дальнейшая обработка их для того конечного назначения, которое с ними связывается, поэтому основным разделением свободной деятельности было бы распределение этих обоих занятий» [12, с. 241].

Концепция замкнутого торгового государства в чём-то перекликается с концепцией просвещённого абсолютизма знаменитого немецкого философа Христиана фон Вольфа, которая была подвергнута резкой критике И. Кантом в его известном эссе «Теория и практика», написанном в 1793 году. Вместе с тем замкнутое торговое государство Фихте отличается от интервенционизма в трактовке Вольфа. Предназначение государства, в частности, состоит не только в том, чтобы гарантировать гражданам счастье, а в том, чтобы предоставить им свободу путём устранения преград для её реализации.

В то же время Фихте близка практическая философия Канта, изложенная в «Основах метафизики нравственности», где автор писал о необходимости создания условий для реализации свободы творчества. Как справедливо замечает В.В. Лазарев, для Фихте «истинное богатство составляет свободный досуг (freie Musse), свободное от работы время для созидания высших ценностей культуры: искусства, науки, нравственного общения [5, с. 185].

В 1810 году Фихте становится ректором Берлинского университета, получив прекрасную возможность реализовать свои собственные образовательные принципы и методы на практике. Однако осада Берлина войсками Наполеона прервала его педагогическую карьеру, и вскоре на смену его учению пришла философия Шеллинга и Гегеля.