Уголовная репрессия в сфере экономической деятельности в России

Предпринимательская и иная экономическая деятельность, связанная с производством и продажей товаров, выполнением работ и оказанием услуг, играет ключевую роль в обеспечении сбалансированности и инновационного развития отечественной экономики. В условиях продолжающегося финансового и экономического кризиса все острее встает вопрос об особой ответственности бизнеса за судьбы населения и экономики страны в целом. И тем больший общественный резонанс вызывают случаи многомиллиардного вывоза капитала за рубеж, криминальных банкротств, злостного уклонения юридических лиц от уплаты налогов, таможенных платежей и кредиторской задолженности. Преступления в сфере экономической деятельности составляют значительную долю экономической преступности и не только наносят ущерб потерпевшим и бюджету нашей страны, но и создают реальную угрозу экономической безопасности Российской Федерации. Посмотрим, какие криминологические реалии в сфере экономической деятельности сложились на сегодняшний день.

Современное состояние экономики России адекватно отражает характер политических и экономических реформ 1990-х годов. Суть последних состояла, прежде всего, в «замене неэффективного собственника, каковым оказалось советское государство, на эффективного частного собственника-предпринимателя, и создании условия для свободной экономической деятельности и конкурентной среды» [9, с. 165]. При этом отечественный законодатель счел необходимым установить для охраны формирующейся рыночной экономики максимальные средства защиты – уголовно-правовые меры. Как результат, с момента принятия Уголовного кодекса Российской Федерации основным методом воздействия на участников экономического оборота в российской рыночной экономике в целях предотвращения отклоняющегося экономического поведения становится уголовная репрессия. И законодатель не останавливается на достигнутом, продолжая вводить в главу 22 УК РФ все новые составы экономических преступлений, считая, что любые общественно опасные формы индивидуального поведения в экономической сфере можно устранить лишь путем уголовно-правового воздействия на них.

Так, за период с 2011 по 2015 г. глава 22 УК РФ подвергалась изменениям и дополнениям, которые содержались в 18 (!) федеральных законах. Как отмечает Н.А. Лопашенко, такие изменения не имеют общей идеологии и методологии, вызываются и обосновываются разовыми, иногда конъюнктурными, интересами, а это неизбежно сказывается как на качестве уголовного закона, так и на практике его применения [7, с. 40].

В частности, в главу 22 УК РФ за последние пять лет было включено семь новых составов экономических преступлений:

– внесение заведомо ложных сведений в межевой план, технический план, акт обследования, проект межевания земельного участка или земельных участков либо карту-план территории (ст. 170.2 УК РФ) – в 2015 г.;

– фальсификация финансовых документов учета и отчетности финансовой организации (ст. 172.1 УК РФ); приобретение, хранение, перевозка, переработка в целях сбыта или сбыт заведомо незаконно заготовленной древесины (ст. 191.1 УК РФ); контрабанда алкогольной продукции и (или) табачных изделий (ст. 200.2 УК РФ) – в 2014 г.;

– совершение валютных операций по переводу денежных средств в иностранной валюте или валюте Российской Федерации на счета нерезидентов с использованием подложных документов (ст. 193.1 УК РФ); контрабанда наличных денежных средств и (или) денежных инструментов (ст. 200.1 УК РФ) – в 2013 г.;

– незаконное использование документов для образования (создания, реорганизации) юридического лица (ст. 173.2 УК РФ) – в 2011 г.

Многие из вышеназванных изменений связаны с введением таких уголовно-правовых запретов, обоснованность которых вызывает серьезное сомнение. Например, криминологически не обоснована криминализация предоставления документа, удостоверяющего личность, или выдачи доверенности, если эти действия совершены для внесения в единый государственный реестр юридических лиц сведений о подставном лице (ч. 1 ст. 173.2 УК РФ). Прежде всего, серьезные нарекания вызывает качество данной нормы. Во-первых, возникает вопрос, почему в тени остались действия, направленные на внесение в единый государственный реестр индивидуальных предпринимателей сведений о подставном лице. Ведь индивидуальные предприниматели являются такими же участниками хозяйственного оборота в рыночной экономике. Во-вторых, рассматриваемая норма дублируется нормой ч. 3 ст. 327 УК РФ, предусматривающей ответственность за использование заведомо подложного документа. В-третьих, законодатель упустил из виду и лицензируемые виды деятельности, когда помимо документов о регистрации в качестве юридического лица и постановке на налоговый учет требуется получение лицензии на конкретный лицензиру- емый вид деятельности. Можно предположить, что те же самые документы могут быть поданы для внесения сведений о подставном лице в государственные сводные реестры лицензий (реестр выданных, приостановленных и аннулированных лицензий на производство и оборот этилового спирта, алкогольной и спиртосодержащей продукции; реестр лицензий в области связи; реестр лицензий на медицинскую деятельность и др.). Таким образом, налицо оторванность законодателя от реалий легального сектора экономики и несогласованность норм уголовного закона с положениями гражданского, налогового права.

В специальной литературе анализируются и иные неудачные нормы главы 22 УК РФ. В частности, Л.В. Иногамова-Хегай, отмечая перенасыщение УК РФ специальными и смежными нормами об «экономических» преступлениях, перечисляет статьи, которые являются лишними. Среди них статьи: 169, 170, 170.1, 171, 171.2, 172, 173.1, 173.2, 185.1, 185.2, 185.2 (ч. 3), 185.4, 185.5, 193 [5, с. 117]. По её мнению, перечисленные деяния «либо уже были закреплены уголовно-правовыми общими нормами, либо не представляют такой общественной опасности, которая с неизбежностью и обязательностью нуждается в уголовно-правовой реакции» [5, с. 117]. Представляется, что законодателю следует обязательно акцентировать на них внимание и, изучив практику применения либо, наоборот, неприменения соответствующих уголовно-правовых запретов в течение более или менее длительного времени, проверять эффективность каждой отдельной нормы на предмет «неизбыточности» уголовной репрессии.

Следует констатировать, что избыточная, то есть выходящая за все разумные пределы, криминализация экономических преступлений оказывает крайне негативное воздействие на состояние дел в отечественной экономике.

Во-первых, предприниматели не желают вести бизнес по легальным правилам. Это во многом обусловлено тем, что «открытость в принятии экономически значимых решений не в наших традициях, многие граждане полагают (и, наверное, не без оснований), что здесь не обходится без коррупционного начала…» [7, с. 171]. Приведем примеры из практики. Учредитель ООО «Арт-секъюрити», частного охранного предприятия, действовавшего на территории Костромской области, с июля 2012 по октябрь 2013 года передал начальнику муниципального отдела МВД России «Шарьинский» А. Шарову более 2 млн руб. за укрытие административных правонарушений, совершенных сотрудниками ЧОПа, прекращение либо уменьшение количества проверок указанного юридического лица, проводимых сотрудниками полиции [3]. Если обвинения справедливы, то учредитель одного из московских караоке-клубов с июня по октябрь 2015 года передал через посредника троим сотрудникам полиции 2,5 млн руб. за непривлечение к административной ответственности клуба и общее покровительство [4]. Подобная практика в бизнесе утвердилась и стала преобладающей в деловых взаимоотношениях с правоохранительными и контролирующими органами.

Во-вторых, недопустимо высокий и порой не имеющий объективных оснований уровень уголовной репрессии в сфере экономической деятельности является одним из факторов, которые влияют на бегство капитала из страны. По данным Центрального банка Российской Федерации, чистый вывоз капитала частным сектором в 2014 г. составил 153 млрд долл. (что даже выше уровня кризисного 2008 г., когда за рубеж было выведено 133,6 млрд). В 2013 г. данный показатель составил 61,6 млрд долл., в 2012 г. – 53,9 млрд, в 2011 г. – 81,4 млрд [12]. Рискнем предположить, что этот процесс будет только набирать обороты.

В-третьих, во втором десятилетии XXI века наблюдается «сильнейшее снижение мотивации к ведению предпринимательской деятельности» [11, с. 27]. Эксперты отмечают серьезное негативное влияние на экономическую деятельность именно уровня уголовной репрессии в отношении предпринимателей. В частности, владельцы бизнеса вынуждены затрачивать дополнительные (чаще всего денежные) средства на минимизацию высоких рисков привлечения к уголовной ответственности за экономические преступления. К примеру, уступают часть доходов и собственности, переводят бизнес в теневой сектор или за границу, реорганизуют деятельность или прекращают ее для исключения возможности конфликта с правоохранителями [11, с. 26]. В свою очередь должностные лица правоохранительных и контролирующих органов имеют «дополнительные рычаги воздействия на предпринимателей, а вместе с ними – возможность заниматься перераспределением существующих активов вместо эффективной защиты права собственности» [11, с. 26]. Действительно, о каких предпринимательских инициативах можно говорить в условиях, когда наличие бюрократических барьеров признают даже первые лица государства. Возьмем, к примеру, ситуацию, когда предпринимателю необходимо взять кредит для расширения бизнеса, закупки сырья и оборудования. В настоящее вре- мя получение кредита связано для него не просто с риском не вернуть заемные денежные средства в срок (здесь могут помочь банковские механизмы реструктуризации задолженности), а с гораздо более серьезным риском быть привлеченным к уголовной ответственности за преступления, предусмотренные статьями 176, 177, 199.2 УК РФ. Последнее обстоятельство может охладить инициативу у любого, даже оптимистично настроенного предпринимателя.

Банковская сфера – вообще достаточно своеобразная область экономической деятельности, и некоторые процессы, происходящие в ней в настоящее время, не всегда могут быть оценены положительно, если их рассматривать через призму криминологии. Как известно, в 2015 году Минфин России выделил астрономические суммы денежных средств на поддержание кредитных организаций в целях возмещения им недополученных доходов по выданным (приобретённым) жилищным (ипотечным) кредитам (займам) [10], которые они, в свою очередь, обязаны были направить на ипотечное кредитование. Но многие банки конвертировали полученные средства в иностранную валюту, подстегнув и без того волатильные валютные пары рубль / доллар и рубль / евро. При этом вряд ли хоть один банкир будет привлечен к уголовной ответственности, несмотря на то, что в УК РФ есть ст. 285.1 («Нецелевое расходование бюджетных средств») и ст. 285 («Злоупотребление должностными полномочиями»).

Нам говорят, банки обязаны предварительно изучить способность потенциального клиента расплатиться по ипотечному кредиту, и с учетом этого кредитная организация выделяет ему ликвидность. Банки же, наоборот, ужесточили требования к заемщикам. Во-первых, повысили первоначальный взнос по кредитному договору. Во-вторых, самозанятый гражданин – предприниматель теперь не имеет возможности получить положительное решение банка о предоставлении ипотечного кредита. Напомним, что по действующему налоговому законодательству лицо, зарегистрированное в качестве индивидуального предпринимателя, не ведет бухгалтерский учет и, следовательно, представить в банк справку по форме 2-НДФЛ, подтверждающую его ежемесячный доход, физически не сможет. А принимаемые раньше справки по форме банка не рассматриваются в качестве документа, подтверждающего финансовую состоятельность заемщика, для получения ипотечного кредита с пониженной про- центной ставкой по программе государственного субсидирования. В условиях кризиса, охватившего строительную отрасль, такой «отбор» вряд ли уместен. Полагаем, что финансовые ресурсы, выделенные федеральным бюджетом на поддержку строительной отрасли и решение острой социальной задачи повышения доступности жилья для населения, банки, безусловно, обязаны были направить по назначению. Тем более что по условиям ипотеки риски банка минимальны, так как кредитный договор обеспечен залогом в виде приобретаемой ликвидной недвижимости (предмет договора – только новостройки), а предмет залога подлежит обязательному страхованию.

Кроме того, Минфин России определил кредитные организации, которым целевым порядком направляются многомиллиардные суммы. Ими смогли стать лишь те банки, у которых объём выдачи жилищных (ипотечных) кредитов ежемесячно составлял не менее 300 млн рублей. По какому принципу отбирались банки, и чем руководствовались чиновники министерства, устанавливая такой порог, остается только догадываться. Эксперты связывают это с коррупционными факторами. Подобное объяснение напрашивается само собой. Тем более что в условиях кризиса неизбежен рост не только коррупционных проявлений, но и иных фактов отклоняющегося экономического поведения.

Кроме того, нельзя исключать и попытки использования норм о преступлениях в сфере экономической деятельности в конкурентной борьбе. Как отмечает Генеральный прокурор Российской Федерации Ю.Я. Чайка, «не искоренена практика необоснованного возбуждения уголовных дел, наложения арестов на счета и активы предприятий» [2]. Действительно, даже сам факт возбуждения уголовного дела и проведения следственных действий по любой из содержащихся в главе 22 УК РФ статей может положить крест на бизнесе необоснованно обвиняемого предпринимателя, опорочить его имя и деловую репутацию. Таким образом, нормы гл. 22 УК РФ коррупциогенны, и подобные криминологические реалии нельзя не учитывать при формировании и реализации уголовной политики.

Нельзя не упомянуть об институте конфискации имущества, который зачастую выпадает из поля зрения законодателя при разработке и принятии изменений в УК РФ, касающихся криминализации деяний в сфере экономической деятельности (см. табл. 1).

Таблица 1

Возможность конфискации имущества в отношении совершенных преступлений, предусмотренных главой 22 УК РФ

Статья УК РФ	169	170	170.1	170.2	171	171.1	171.2	172	172.1	173.1	173.2	174
Возможность конфискации	-	-	-	-	-	+	+	-	-	-	-	+
Статья УК РФ	174.1	175	176	177	178	179	180	181	183	184 (ч. 3, 4)	185	185.1
Возможность конфискации	+	-	-	-	-	-	-	-	+	+	-	-
Статья УК РФ	185.2	185.3	185.4	185.5	185.6	186	187	189	190	191	191.1	192
Возможность конфискации	-	-	-	-	-	+	+	+	-	-	+	-
Статья УК РФ	193	193.1	194	195	196	197	198	199	199.1	199.2	200.1	200.2
Возможность конфискации	-	-	-	-	-	-	-	-	-	-	-	-

Как видно из таблицы, конфискация имущества возможна за изготовление, хранение, перевозку или сбыт поддельных денег или ценных бумаг (ст. 186 УК РФ), а вводя в 2013 г. в УК РФ ответственность за контрабанду наличных денежных средств и (или) денежных инструментов, законодатель «забыл» предусмотреть в п. «а» ч. 1 ст. 104.1 УК РФ конфискацию за данное деяние.

Также нельзя найти логичного объяснения тому факту, что в перечне преступлений, по которым на основании обвинительного приговора возможна конфискация денег, ценностей и иного имущества, полученных в результате совершенного посягательства, отсутствует ст. 172 УК РФ («Незаконная банковская деятельность»). Приведем пример. Во многих городах Центрального федерального округа была развернута сеть так называемых «Городских касс» – пунктов приема коммунальных платежей. Не имея банковской лицензии, городские кассы фактически предлагали банковскую услугу своим клиентам – осуществление расчетов с управляющими, энергосбытовыми, водоснабжающими компаниями за оказанные жилищно-коммунальные услуги. Деньги с граждан исправно собирались, но не перечислялись. Когда законопослушные граждане стали получать квитанции и звонки из компаний, предоставляющих коммунальные услуги, о наличии у них задолженности по коммунальным платежам и начали обращаться с коллективными жалобами в полицию, пункты приема платежей городских касс уже закрылись. И хотя основные претензии со стороны сотрудников МВД России и ФСБ России заключаются в отмывании денежных средств, полученных преступным путем [1], в деятельности городских касс, на наш взгляд, присутствуют и признаки состава преступления, предусмотренного ст. 172 УК РФ. Предприимчивые «кассиры», осуществляя противоправную деятельность по обналичиванию порядка 3,9 млрд рублей и обману владельцев квартир, ничем не рисковали, так как в случае, если факты отмывания денежных средств не будут доказаны, привлечение к уголовной ответственности за незаконную банковскую деятельность не влечет конфискации денег, полученных преступным путем.

По мнению экспертов, «важным инструментом в борьбе с экономическими преступлениями могла бы стать конфискация имущества в качестве дополнительного наказания» [8, с. 218]. Прав И.Н. Куксин: «Наказание как мера государственного принуждения была, есть и будет мощным средством решительного воздействия на преступность» [6, с. 83]. Перевод конфискации из вида наказания в разряд иных мер уголовно-правового характера позволяет нам говорить об экономии уголовной репрессии там, где более строгая мера уголовно-правового воздействия как наказание в виде конфискации имущества имела бы серьезный предупредительный эффект.

Проанализировав такой многоаспектный феномен, как уголовная репрессия в сфере экономической деятельности, можно сформулировать следующие выводы.

• 1.    Анализ изменений главы 22 УК РФ показал, что уголовную репрессию в сфере экономической деятельности отличают непоследовательность и разнонаправленные решения законодателя. С одной стороны, основным методом уголовной политики в сфере экономической деятельности до сих пор остается криминализация. При этом доминирует явно избыточная криминализация отклоняющегося экономического поведения, характеризующаяся использованием уголовно-правовых средств там, где можно было бы обойтись административными мерами. С другой стороны, законодатель экономит уголовную репрессию, не только не применяя конфискацию имущества во всех случаях, когда в результате совершения преступления в сфере экономической деятельности был причинен ущерб потерпевшим и бюджету, но даже не включая вводимые в главу 22 УК РФ

• 2.    Мы полагаем, что следует уточнить доктринальное понятие избыточной уголовной репрессии применительно к преступлениям, предусмотренным в главе 22 УК РФ. Итак, избыточную уголовную репрессию в отношении преступлений в сфере экономической деятельности характеризует выходящее за пределы необходимого создание и применение государством уголовноправовых мер по охране общественных отношений и интересов, нормы об ответственности за совершение посягательств на которые располагаются в пределах главы 22 УК РФ. Полагаем, чтобы идеи, воплощенные в нормах названной главы, стали эффективным орудием предупреждения преступлений в сфере экономической деятельности, должны произойти значительные изменения в практике применения судами наказания за их совершение.

новые составы преступлений в перечень, предусмотренный п. «а» ч. 1 ст. 104.1 УК РФ.

Таким образом, высказанные соображения показывают глубину и сложность проблемы уголовной репрессии в сфере экономической деятельности, для решения которой необходимо задействовать весь научный потенциал, поскольку от решения острых вопросов, некоторые из которых были затронуты в публикации, во многом зависит не только сохранение качества уголовного закона, но и эффективность отечественной уголовной политики в целом.