Уголовно-процессуальная форма деятельности органов дознания

Н екоторое время назад автором настоящей статьи было завершено большое научное исследование, посвященное правовому положению органов дознания как субъектов уголовно-процессуальной деятельности.

Результаты исследования нашли отражение в цикле публикаций и кандидатской диссертации, успешно защищенной в июне 2024 г. в Академии управления МВД России. А одно из сформулированных автором научных положе- ний появилось в итоге обстоятельного историко-правового рассмотрения и осмысления закономерностей развития дознавательской деятельности в общей системе национальной уголовной юстиции. Так, утверждалось, что в силу целого ряда причин к настоящему времени в России сложилась достаточно оригинальная, самобытная, не характерная для подавляющего большинства других стран модель участия органов дознания в досудебном производстве по уголовному делу. Данная модель описывалась как сводящаяся к частичной интеграции функций «полиции» и «юстиции», в связи с чем предполагающая возложение на правоохранительные органы полицейского, квазиполицейского и даже параполицейского типов юрисдикционных (судебно-следственных) полномочий, в том числе направленных на формирование юридически пригодных для использования по назначению доказательств, на вынесение полноценных правоприменительных актов и т.д. [подр.: 3, с. 35]. Подобные оценки неизбежно вынудили автора фрагментарно намекнуть на потребность в надлежащей формализации работы органов дознания – уголовно-процессуальная форма вскользь была признана одним из важнейших условий доброкачественности, в первую очередь законности, результатов дознавательской деятельности.

Вместе с тем ввиду направленности проведенного исследования на решение несколько иных научных задач уделить указанной проблематике должное внимание так и не удалось. И в этой связи автор вознамерился восполнить невольно возникшие пробелы посредством дальнейших доктринальных изысканий, осветив их результаты в ряде новых публикаций. Одной из таковых публикаций и является настоящая статья.

Итак, уголовно-процессуальная форма – это не просто необходимый атрибут правоприменительной практики органов дознания. Это один из ключевых компонентов, определяющих саму правовую природу и внешний облик дознавательской деятельности. А ее правовое значение напрямую связано с надобностью разумного ограничения достаточно широкого арсенала потенциально возможных средств и методов работы органов дознания, в том числе приемов познания окружающей реальности, сводится к своеобразной фильтрации допустимых к использованию способов поведения дознавателей, начальников органов и подразделений дознания, то есть к помещению осуществляемой ими для нужд уголовной юстиции работы в «правильное» русло, отражающее условия развития и ценностные ориентиры российского общества и государства. Именно так уголовно-процессуальную форму оценивали и продолжают оценивать многие известные ученые – считали и продолжают считать ее неотъемлемым компонентом уголовного судопроизводства, важнейшей детерминантой законности, эффективной гарантией защиты личности от ошибок и произвола [8, с. 67; 10, с. 255; 13, с. 7 и др.]. Более того в ряде публикаций справедливо заявлялось о тесном переплетении отдельных воплощений уголовно-процессуальной формы с полномочиями органов дознания, их должностных лиц, а также правами и обязанностями их «визави»: подозреваемого, защитника, потерпевшего и др. [10, с. 256]. К слову, первые серьезные шаги, направленные на уголовно-процессуальную формализацию (процессуализацию) работы органов дознания, были предприняты еще в 1920-е гг. [6, с. 29-30] – в связи с судьбоносным докладом А.Я. Вышинского на V всероссийском съезде деятелей советской юстиции и взятием курса на постепенное введение милиции, органов ГПУ и ряда других органов исполнительной власти в число полноценных, наделенных юрисдикционными полномочиями субъектов уголовного судопроизводства.

Правда, несмотря на столь трепетное отношение ученых к уголовно-процессуальной форме в целом и ее воплощениям в ходе реализации дознавательских полномочий в частности, все же нельзя не обратить внимание на отсутствие единой доктринальной позиции о понятии и сущности данного феномена. В посвященных этим вопросам научных публикациях можно встретить, по крайней мере, три вариативных подхода к пониманию уголовно-процессуальной формы. Например, по мнению одних авторов, уголовно-про- цессуальной формой надлежит считать совокупность законодательно установленных требований, определяющих порядок, процедуру реализации соответствующих властных полномочий, а также невластных прав и обязанностей [9, с. 51; 13, с. 9]. В других публикациях уголовно-процессуальной формой предлагается признавать не столько условия и требования, сколько сам порядок, процедуру реализации императивных полномочий суда, прокуратуры, органов дознания, предварительного следствия, их должностных лиц, прав и обязанностей подозреваемого, обвиняемого, защитника, потерпевшего и пр. [5, с. 72; 11, с. 33]. И, наконец, еще один подход подразумевает своеобразный доктринальный компромисс: уголовно-процессуальная форма одновременно отождествляется и с установленными законом правилами проведения участников соответствующих правоотношений, и с порядком осуществления ими своих полномочий, прав и обязанностей [4, с. 121; 12, с. 102-103].

Вместе с тем, замышляя настоящую статью, автор намеревался рассмотреть лишь одно из воплощений уголовно-процессуальной формы – в деятельности органов дознания. В этой связи подробное освещение каждого из указанных подходов и определение наиболее разумного из них представляется излишним. К тому же вступать в полемику с авторитетными учеными-процессуалистами в рамках сравнительно небольшой, не предполагающей возможности подробного изложения соответствующих доводов и аргументов научной статьи вообще представляется неконструктивным. И, таким образом, говоря о разнообразии взглядов на сущность уголовно-процессуальной формы, остается лишь ограничиться констатацией наиболее разумной точки зрения. Думается, что в данном вопросе все же следует разделять позицию С.Б. Россинского – понимать под ней (формой) не законодательно установленные требования, не юридические нормы и правила, а сам порядок, саму процедуру осуществления процессуально-поведенческих приемов [8, с. 69-70]. Иными словами, уголовно-процессуальную форму нужно воспринимать как отражение практической направленности уголовного судопроизводства, соотносить ее не столько с «сухими» и абстрактными положениями закона, сколько с реальными фрагментами работы различных участников уголовного судопроизводства, в том числе с конкретными действиями и решениями органов дознания, их должностных лиц, с поведенческими приемами подозреваемого, защитника, потерпевшего, прочих невластных участников досудебного производства.

Будучи движим намерениями обстоятельно рассмотреть воплощения уголовно-процессуальной формы деятельности органов дознания, автор настоящей статьи не смог не уделить некоторого внимания вопросу о смысле подобной формализации. Другими словами, возникла потребность в выявлении и должном уразумении подлинной роли и аутентичного предназначения уголовно-процессуальной формы как одного из важнейших условий правоприменительной практики органов дознания. Тем более, что и в отношении суда, прокуратуры, органов предварительного следствия, других субъектов уголовного судопроизводства какого-либо внятного, очевидного, само собой разумеющегося ответа на этот, казалось бы, достаточно заурядный вопрос просто не существует. Ученые почему-то всегда старались аккуратно обойти его стороной. Процессуальная форма обычно позиционировалась в качестве бесспорной аксиоматичной данности, а потребность в ее существовании голословно объяснялась лишь необходимостью повышения законности и эффективности уголовного судопроизводства, обеспечения должного уровня правовой защищенности участвующих лиц [1, с. 46; 12, с. 101-103]. Даже М.С. Строгович, будучи апологетом неукоснительности соблюдения формализованного порядка уголовного судопроизводства, пытался «объяснить» ее предназначение лишь тезисом об ее способствовании точности и непогрешимости уголовной репрессии, а также продуктивности борьбы с преступностью [9, с. 52].

Между тем причины, обуславливающие надобность в уголовно-процессуальной формализации, то есть в процессуализации дозна- вательской деятельности, вполне очевидны. Представляется, что смысл и аутентичное предназначение уголовно-процессуальной формы, ее подлинная роль как одного из важнейших атрибутов работы органов дознания напрямую связаны с удовлетворением очевидных потребностей в существовании юридических гарантий приемлемости и одновременно продуктивности гипотетически возможных способов реализации предоставленных им (органам дознания) государственно-властных полномочий и диспозитивных правомочий невластных участников досудебного производства, доброкачественности результатов соответствующих действий, решений, прочих поведенческих приемов [8, с. 71]. В частности, к таковым гарантиям следует относить правовые средства обеспечения законности и эффективности предварительного расследования и уголовного преследования, стандартов доказывания, конституционных и других прав личности, иных социально-правовых ценностей и ориентиров.

При этом надлежащее понимание руководителями и рядовыми сотрудниками органов дознания смысла, роли и предназначения уголовно-процессуальной формы – важнейшее условие (по крайней мере, одно из важнейших условий) надлежащего осуществления дознавательских полномочий в ходе проверок сообщений о преступлениях, проведения неотложных следственных действия и полнообъемных дознаний, исполнения поручений следователей и т.д. Тогда как в иных ситуациях, связанных с непониманием (ненадлежащим пониманием) данных вопросов ввиду недостаточности профессионализма и (или) правовой культуры сотрудников органов дознания возникают риски подмены процессуальной формы формализмом как недопустимым, но еще часто встречаемым псевдоправовым явлением.

Говоря о процессуальной форме деятельности органов дознания, разумно заострить внимание на особой группе вроде бы как предусмотренных УПК РФ, но при этом не подразумевающих никакой формализации дознавательских приемов сугубо полицейского характера. Таковыми являются проводимые по требованиям следователей, дознавателей либо судов (?) фактические приводы укло- няющихся от добровольной явки лиц (ч. 7 ст. 113 УПК РФ), розыски скрывающихся обвиняемых либо подозреваемых (ч. 1 ст. 210 УПК РФ), осуществляемые по отдельным поручениям оперативно-розыскные мероприятия (ч. 4 ст. 157 УПК РФ). К ним же можно отнести явно вытекающие из смысла закона фактические задержания сотрудниками органов дознания лиц, подлежащих «следственному», то есть формальному задержанию в качестве подозреваемых, заключению под стражу либо отбыванию уголовного наказания в виде лишения свободы [7, с. 17]. С одной стороны, подобные полномочия не вполне согласовываются с общими подходами к пониманию современных органов дознания как полноценных, наделенных юрисдикционными полномочиями субъектов уголовного судопроизводства, в связи с чем среди ученых наблюдаются существенные доктринальные разногласия, приводящие к жарким спорам и дискуссиям [подр.: 2, с. 101-103]. Однако, с другой стороны, причины возникновения таких шероховатостей вполне очевидны – они напрямую связаны с присущей развитию советской системы уголовной юстиции инкрементальной процессуализацией органов дознания. В данных полномочиях отражены по какой-то причине (скорее всего, по «недосмотру» законодателя) еще не исключенные из предмета дознавательской деятельности прежние, дореволюционные, сугубо полицейские функции, связанные с оперативно-розыскным и административно-правовым обеспечением работы органов предварительного расследования, прокуратуры и суда. В любом случае подобные действия органов дознания не могут рассматриваться как фрагменты юрисдикционной деятельности органов дознания, поэтому ни в какой процессуальной формализации не нуждаются.

В соответствии с существующими подходами к национальной модели уголовного судопроизводства в целом и работы органов дознания в частности в уголовно-процессуальной форме можно распознать три очевидных свойства: единство, всеобщность и обязательность.

Так, единством уголовно-процессуальной формы деятельности органов дознания надлежит считать идентичность процедур осуществления различных дознавательских полномочий вне зависимости от места их осуществления и ведомственной принадлежности исполнителей. Другими словами, единство процессуальной формы исключает возможности существования: 1) различных способов реализации одних и тех же дознавательских полномочий (правомочий) в разных субъектах Российской Федерации; 2) разных механизмов решения задач досудебного производства в зависимости от ведомственной принадлежности органов дознания. Концепт единства уголовно-процессуальной формы обусловлен вытекающим из п. «о» ст. 71 Конституции РФ предписанием об включении соответствующей сферы правового регулирования в предмет федерального ведения, то есть подразумевающим абсолютный запрет каких-либо региональных либо ведомственных особенностей досудебного или судебного производства по уголовному делу.

Всеобщность уголовно-процессуальной формы деятельности органов дознания надлежит отожествлять с известным требованием об использовании вытекающих из смысла кодекса процедурных подходов в отношении любых ординарных и сокращенных дознаний, рассмотрения любых сообщений о преступлениях, производства любых неотложных следственных действий и исполнения любых поручений следователей (дознавателей) независимо от их предмета, содержания, объема, сложности, иных юридических или фактических обстоятельств. Однако было бы большой ошибкой увязывать такое свойство с невозможностью определенной дифференциации режимов работы органов дознания, предполагающих одновременное, как бы параллельное существование двух или нескольких способов решения, по сути, одних и тех же уголовно-процессуальных задач. Основания для указанной дифференциации, в частности, могут обуславливаться далеко неодинаковой тяжестью совершенных деяний, разницей в степени правовой защищенности участников соответствующих правоотношений, различиями в отношении разных обвиняемых (подозреваемых) к осуществляемым уголовным преследованиям, многими другими причинами. Например, полнообъемные дознавательские расследования допускается проводить посредством ординарного дознания и сокращенного дознания.

Вместе с тем подобный дуализм в осуществления дознавательских полномочий никоим образом нельзя признавать противоречащим свойству всеобщности уголовно-процессуальной формы. Ведь каждый из таких способов прямо предусматривается кодексом, являясь ничем иным как частным компонентом поли-процедурного, включающего вариативные компоненты, но при этом достаточно целостного, установленного единым законодательным актом порядка решения стоящих перед органами дознания задач.

И наконец, под обязательностью уголовно-процессуальной формы деятельности органов дознания надлежит понимать требование, побуждающее всех дознавателей, начальников органов и подразделений дознания к точному и неукоснительному выполнению процедурных правил производства процессуальных действий и принятия процессуальных решений, соблюдения предусмотренных УПК РФ запретов и ограничений. Обязательность уголовно-процессуальной формы – важнейшее условие законности уголовного судопроизводства, предопределяющее юридическую доброкачественность его результатов, в том числе обвинительных актов и постановлений. Поэтому в случаях невыполнения установленных кодексом требований могут наступать различные санкционные последствия: от отмен процессуальных решений, отказов в удовлетворении, заявленных органами дознания ходатайств, возвращения уголовных дел прокурорами и судами до строгой дисциплинарной и даже уголовной ответственности.

Таким образом, на основании всего изложенного уголовно-процессуальную форму деятельности органов дознания можно определить как отражающий современные условия существования и развития Российской Федерации и ценностные ориентиры российского общества, предусмотренный уголовно-процессуальным законодательством и детерминированный юридическими гарантиями продуктивности и доброкачественности получаемых результатов единый, всеобщий и обязательный порядок реализации дознавательских полномочий по рассмотрению сообщений о преступлениях и возбуждению уголовных дел, по производству неотложных следственных действий и исполнению поручений следователей (дознавателей), по проведению ординарных и сокращенных дознаний.

А в завершение хотелось бы обратить внимание на несовершенство существующей на сегодняшний день уголовно-процессуальной формы деятельности органов дознания, на множество присущих ей проблем и шероховатостей, затрудняющих эффективное разрешение стоящих перед этими органами задач, с одной стороны, и обеспечение прав и законных интересов вовлекаемых в уголовно-процессуальных отношения невластных субъектов – с другой. Рассмотрению этих проблем и внесению посильной лепты в их разрешения автор намерен посвятить свои дальнейшие публикации.