Уголовно-процессуальные гарантии амнистии капитала: нарушение системности законодательного регулирования

Федеральный закон № 140‐ФЗ1, направленный на создание условий для возвращения капитала под юрисдикцию государства, был принят во ис‐ полнение политико‐правового документа, отражающего видение главой го‐ сударства направлений развития страны – Послания, адресованного Феде‐ ральному Собранию РФ в 2014 г.

Так называемая амнистия капитала, ее третий этап, завершен 2 марта 2020 г. Эффективность проведенной работы выражена в следующих цифрах: за первые два этапа резиденты Российской Федерации подали свыше 18,8

тыс. деклараций, легализовав имущество на общую сумму около 35 млрд евро. Данные о результатах третьего этапа не опубликованы, а о возможно‐ сти «четвертой волны» амнистии капитала высказываются прямо противо‐ положные суждения.

В настоящее время положения Федерального закона № 140‐ФЗ и предусмотренные в нем гарантии продолжают действовать для физиче‐ ских лиц, которые представили специальную декларацию. По основаниям ч. 3 ст. 76.1 УК РФ декларант, а также лицо, информация о котором содер‐ жится в декларации, освобождаются от уголовной ответственности за дея‐ ния, предусмотренные ст. 193, ч. 1 и 2 ст. 194, ст. 198, 199, 199.1, 199.2 УК РФ. Лицо может быть освобождено от уголовной ответственности, если соответ‐ ствующие деяния совершены им до 1 января 2015 г.; на момент подачи спецдекларации не возбуждено уголовное дело по установленным составам преступлений; спецдекларация подавалась в ходе первого этапа амнистии капитала, до 1 января 2018 г. – при подаче спецдекларации в ходе второго этапа амнистии, до 1 января 2019 г. – при представлении спецдекларации в ходе третьего этапа.

В качестве уголовно‐процессуальных гарантий, установленных Феде‐ ральным законом № 140‐ФЗ, при производстве следственных действий за‐ прещается изымать спецдекларацию и приложения к ней. Сведения из этого документа не могут выступать поводом для возбуждения уголовного дела, а если они получены в результате оперативно‐разыскных или следственных действий, то будут отнесены к недопустимым доказательствам. Кроме того, сведения, указанные в спецдекларации, составляют налоговую тайну, доступ к которой имеют только налоговые органы, и не могут быть получены по су‐ дебному решению либо по запросу суда.

Уголовное дело по основаниям, предусмотренным ч. 3 ст. 76.1 УК РФ, может быть прекращено только с согласия руководителя следственного ор‐ гана, что выступает дополнительной гарантией. Такое «согласие» оформля‐ ется в виде постановления, о чем незамедлительно уведомляется не только лицо, в отношении которого возбуждено уголовное дело, но и Генеральный прокурор РФ и Уполномоченный при Президенте РФ по защите прав пред‐ принимателей. Однако ученые справедливо отмечают, что ни в УПК РФ, ни в Федеральном законе № 78‐ФЗ1 не определен механизм реагирования Упол‐ номоченного по защите прав предпринимателей на подобное уведомление.

Поэтому в настоящее время он преимущественно использует внепроцессу‐ альные обращения [1, с. 149], эффективность которых вызывает сомнения.

На защиту от уголовного преследования в рамках амнистии капитала направлена и норма ст. 56 УПК РФ, в соответствии с которой должностное лицо налогового органа не может быть допрошено об обстоятельствах, ставших ему известными из спецдекларации.

Перечисленных уголовных и уголовно‐процессуальных гарантий, как показала практика 2019 г., оказалось недостаточно, чтобы исключить уго‐ ловное преследование рассматриваемой категории лиц. Так, в СМИ и науч‐ ной литературе активно обсуждается случай со спецдекларацией предпри‐ нимателя В. Израйлита, которая была изъята у ФНС следователями ФСБ на основании судебного решения и приобщена к материалам уголовного де‐ ла в качестве доказательства. При этом речь шла о составах преступлений, не попадающих под амнистию капитала (ст. 193.1, ст. 174.1 УК РФ).

После отказа в передаче на рассмотрение коллегии Верховного Суда РФ кассационной жалобы адвокатов по указанному уголовному делу журна‐ листы спросили пресс‐секретаря главы государства о том, можно ли дове‐ рять словам Президента РФ, заявлявшего в 2015 г. о твердых правовых га‐ рантиях неприкосновенности в случае легализации своих средств и имуще‐ ства в России, и получили утвердительный ответ. При этом сам глава госу‐ дарства все же признал наличие фактов использования спецдеклараций в качестве оснований для уголовных дел.

Впоследствии заместителем Председателя Верховного Суда РФ опре‐ деление об отказе в передаче жалобы по делу В. Израйлита было отменено, а Президиумом Верховного Суда РФ даны разъяснения. Президиум высшей судебной инстанции указал, что запрет на использование спецдеклараций в уголовных делах является «абсолютным», доступ к сведениям, содержа‐ щимся в них, имеется только у налоговых органов и у самого декларанта, ко‐ торый имеет право приобщить их к уголовному делу в качестве доказа‐ тельств, и ему в этом праве отказано быть не может. Коллизии между соот‐ ветствующими нормами УПК РФ, Федерального закона «Об оперативно‐ розыскной деятельности» и Федерального закона № 140‐ФЗ должны разре‐ шаться в пользу последнего.

Уточнение по поводу коллизии ученые считают излишним, так как ни‐ какой коллизии между указанными нормативными правовыми актами не было [2], а имела место проблема правоприменения.

После череды всех событий группа депутатов Государственной Думы РФ разработала и внесла законопроект, который был принят в виде Феде‐ рального закона «О внесении изменений в Уголовно‐процессуальный кодекс Российской Федерации». В пояснительной записке к проекту в качестве его причин указаны именно проблемы правоприменения: отказ в предоставле‐ нии отдельными судьями, прокурорами и следователями гарантий, которые предусмотрены законом для декларантов и лиц, сведения о которых содер‐ жатся в спецдекларации.

В целом внесенные в 2019 г. в УПК РФ изменения повторяют или дета‐ лизируют положения Федерального закона № 140‐ФЗ, а именно ст. 75, 140 и 164 УПК РФ. На наш взгляд, эти изменения являются поспешным решением, принятым под общественным давлением из‐за случаев привлечения к уго‐ ловной ответственности подавших спецдекларацию бизнесменов, что отри‐ цательно сказалось на содержании самих норм УПК РФ.

Так, формулировка вновь введенной ч. 3 ст. 140 УПК РФ – «не может служить поводом для возбуждения уголовного дела» – нарушает логическое построение нормы этой статьи: спецдекларация не указана в ч. 1 среди ис‐ черпывающего перечня поводов, она им не является. Не углубляясь в вопрос о понятии «повод для возбуждения уголовного дела», который достаточно исследован [3; 4; 5], следует согласиться с мнением о том, что описанное в ч. 3 больше подходит под понятие «основание для возбуждения уголовного дела».

Добавление в ч. 2 ст. 75 УПК РФ пунктов 2.2 и 2.3 также нельзя при‐ знать удачным законодательным решением, поскольку перечисленные в ч. 2 ст. 75 случаи говорят нам о законно полученных доказательствах, которые в силу прямого указания УПК РФ признаются недопустимыми. Представляется, что спецдекларации и до внесения изменений в ст. 75 УПК РФ являлись не‐ допустимыми доказательствами как «иные доказательства, полученные с нарушением требований настоящего Кодекса» (п. 3 ч. 2), поскольку Консти‐ туция РФ предусматривает запрет на использование доказательств, полу‐ ченных с нарушением федерального закона. Понимание последнего не ог‐ раничивается лишь соответствующим процессуальным законодательством, а подразумевает и иные источники права, например иные федеральные зако‐ ны, регулирующие уголовно‐процессуальные отношения. Значит, нарушение Федерального закона № 140‐ФЗ и использование спецдеклараций как дока‐ зательств по уголовным делам является нарушением федерального законо‐ дательства.

Очевидно, что государство не может постоянно амнистировать выве‐ денные из‐под его юрисдикции капиталы, это явление временное. Верным решением было принятие специального Федерального закона № 140‐ФЗ, за‐ крепившего все гарантии для лиц, решивших воспользоваться амнистией. Отказ в предоставлении гарантий со стороны отдельных «правопримените‐ лей и правоохранителей» мог быть решен более детальной регламентацией процедуры в указанном законе, разъяснением порядка его применения, контролем и надзором за исполнением, а не внесением временных норм в кодифицированный нормативный акт.