Университет уходит за границы города: Ближний Север России как возможная дестинация

перерастанию первоначальной чисто рекреационной мотивации горожанина в нечто большее - в фундаментальный и постоянный интерес к жизни села.

Мой кейс довольно симптоматичен. Мою траекторию в той или иной степени проходили немалочисленные ныне все городские обитатели деревни Медведе-во Угорской сельской администрации. Сходное воздействие испытывают и участники международных научных конференций, проводящихся в течение многих лет на базе Сообщества профессиональных социологов в Медведево. От первой реакции: «зачем мы оказались в этом захолустье?» они быстро переходят к высказываниям типа «как тут замечательно, ни на что не похоже, испытываем особое чувство восторга. Нельзя ли купить здесь дом?». Во всем этом нет места мистике, а есть определенная логика психологического воздействия, обозначенная в общих чертах в классическом философском трактате Генри Торо «Уолден, или Жизнь в лесу».

С начала 2000-х годов исследовательский замысел Угорского проекта стал поддерживать Российский фонд фундаментальных исследований, что позволило привлекать коллег и организовывать ежегодные междисциплинарные экспедиции в Костромскую область, проводить исследования, издавать книги.

Все больше ученых, особенно московских, стали приезжать в маленькую деревеньку Медведево с научными целями. Вскоре мой деревенский дом постепенно превратился в научный центр.

Проект развивался на базе Сообщества профессиональных социологов с участием экономистов, философов, психологов. Сложилась междисциплинарная группа исследователей, в которую вошли психолог В.Ф. Петренко, социолог-крестьяновед В.Г. Виноградский, экономисты С.Н. Бобылев, А.З. Бобылева, социобиологи Л.М. Баскин, В.С. Зайцев, Е.С. Преображенская, демограф М.Б. Денисенко, специалист по муниципальному управлению Ю.М. Плюснин, кинооператор и фотограф В.Н. Иванов, а позже к ним присоединились социальные географы Т.Г. Нефедова, А.И. Трейвиш, А.В. Дроздов и др. В исследовательской группе были представлены также ведущие столичные и региональные университеты России и институты Российской академии наук.

Ученых, помимо теоретических аспектов, интересовало и нынешнее состояние российской деревни с ее традиционным укладом, сложными проблемами и перспективами на будущее, но не в качестве изолированной социальной группы, а органичной составной части всей социальной структуры общества. Ведь не секрет, что для коренных жителей больших городов и особенно столицы, деревня - это загадочный континент. При упоминании сельской России взгляд просвещенных столичных жителей обычно мутнеет, и они начинают задавать следующие типовые вопросы: «А там все пьют с утра? А зимой ваши дома обворовывают дочиста?». Иногда складывается впечатление, что горожане вообще хотели бы забыть о самом существовании сельской России как о большом национальном провале, об Атлантиде, которая погружается на дно цивилизации [4]. А ведь это 38 млн жителей. Да и остров-то очень разнообразный для того, чтобы его хоронить. Для тех, кто обладает даже самыми начальными позна ниями в области социологии, самоочевидно, что сельская Россия не может быть подвергнута аннигиляции, забыта и перечеркнута. Она зримо и незримо воздействует на все остальное общество, даже если это общество об этом и не подозревает.

Во всем этой группе ученых и хотелось разобраться, отделяя традиционалистские мифы от реальности. Непрекращающийся кризис районов Ближнего Севера, перешедший в хронику, был налицо. Сама же констатация кризиса ничего не дает. Но разобраться в его истоках и протекании самой болезни более чем важно. При этом, исследуя нисходящую траекторию развития кризиса не только за последние 20 лет, но и в течение многих десятилетий XX века, участники проекта одновременно обнаружили насколько огромен потенциал этих регионов, измеряемый не сиюминутной экономической выгодой, а последствиями перспективной трансформации экономики и социальной жизни.

Первые тезисы проекта включали следующие представления [3].

• 1.    В современной России город и село принадлежат к двум разделенным континентам социального уклада и живут раздельной жизнью в асинхронных ритмах протекания социального времени,

• 2.    В стране возникают смешанные сельско-городские сообщества, обозначающие формирование нового уклада новых социальных сил общества.

• 3.    Эти тенденции вписываются в глобализационный дискурс современности.

Эти наблюдения возникли на фоне общей депрессии сельской жизни и особенно сельского хозяйства периферийных районов Нечерноземья в 1990-2000-е годы, которые не только не привели к окукливанию местного мирка, но и, наоборот, способствовали подключению его к глобальным процессам.

Производство сельскохозяйственной продукции снизилось до критических величин, и назвать его товарным и рыночным было крайне трудно. Поля оставались незасеянными и зарастали кустарником и лесом. При этом все меньше оставалось спелых лесов. Однако на этом фоне парадоксальным образом в села шагнули современные технологии. Сотовые телефоны стали повседневностью, хотя власти, истратив уйму денег, с большим опозданием поставили посреди каждой деревни стационарный телефон, который всюду зарос травой, поскольку им никто не пользовался. Во многих местах стал доступен Интернет. Над сельскими избами то тут, то там громоздились тарелки спутникового телевидения. К этому добавилась экспансия современных форм потребления, разнообразие которых демонстрировал районный центр с его современными магазинами и обширным ассортиментом товаров, не уступающим московскому. Продолжалась автомобилизация населения. Перед многими сохранившимися деревенскими домами стояли автомобили. При этом сильно отставала инфраструктура, в ужасном состоянии были дороги, даже федеральные, медицинское обслуживание и образование находились на грани самоуничтожения. Зато пенсионное обеспечение было на высоте, что сделало сельских пенсионеров (при их пониженных тратах на продовольствие при собственном огороде) привилегированной кастой доходоприносящих граждан. Такой поворот событий привел к окончательному загниванию местной экономики, превращению сельских сообществ в паразитические напластования на нефтяной экономике страны в целом.

В отличие от дезурбанизации (переселения в сельскую местность на постоянное место жительства), случаи которой пока единичны в таких удаленных рай- онах и более характерны для подмосковных пригородов, роль дачного развития удаленной от городов местности велика. Массовость российской сезонной дачной дезурбанизации, особенно связанной с покупкой домов в деревнях, не фиксируется статистикой. Поэтому чрезвычайно важны локальные обследования сезонного присутствия горожан в деревне, анкетирования дачников, которые проводились в рамках Угорского проекта [2]. Все большее распространение в это время получает феномен дальней дачи в тихом безлюдном живописном месте взамен или в дополнение к ближней даче, зажатой среди изгородей и коттеджей Подмосковья [1]. Процесс проникновения московских дачников в удаленные периферийные сельские районы начался еще в 1970-1980-х годах, а в последующие годы стал набирать обороты. Обследования деревень в разных районах Нечерноземья показали, что дачные зоны Москвы и Санкт-Петербурга уже пересеклись на юге Псковской и Новгородской областей, захватив Ивановскую и Костромскую области. Даже в таких удаленных на 600 км местах, как Мантуровский район и Угорское поселение в Костромской области, доля московских дачников(собственников домов) достигает 50%, а в сильно депопулировавших деревнях - до 70-90%. Однако дачники встречаются не везде, они концентрируются в основном в отдельных местах с наиболее живописными ландшафтами (например, вдоль реки Унжа). В деревнях дачники сохраняют дома и целые деревни. Экономические стимулы, исходящие от дачников, способны занять часть местного населения, они создают спрос на услуги по ремонту и строительству домов, присмотру за ними. Мелкое индивидуальное хозяйство местного населения имеет шанс укрепиться, снабжая дачников продуктами.

Именно рекреация горожан может стать новым стимулом развития сельского хозяйства местных жителей. Приток дачников дает стимул к развитию торговли в соседних городах, хотя имеет и негативные последствия, задавая в сезон повышенные цены. Но главное они, в основном интеллигенция среднего достатка, среднего и пожилого возраста, создают иную социальную среду в деревнях, в том числе и активизируют местное сообщество. Все это может способствовать удержанию местного населения в деревнях. Есть отдельные примеры и полного погружения горожан в сельскую жизнь, они устраиваются работать в сельскую школу или занимаются животноводством (наряду с привычными профессиональными занятиями). Однако такие случаи пока еще единичны на фоне массовости временного использования сельских домов горожанами в основном в летнеосенний период. Главным экономическим ограничителем дачного развития периферии служит сильное отставание развития инфраструктуры и сервисного сектора, а демографическим - уход местного населения (естественная убыль и в результате миграций), а дачники без местного населения в таких удаленных местах не задерживаются из-за разграбления домов зимой.

УНИВЕРСИТЕТ

В СЕЛЬСКОЙ МЕСТНОСТИ

Может ли университет успешно перебазироваться из города в сельскую местность и там успешно существовать? И если да, то зачем это нужно, с какой целью? Попробуем последовательно ответить на эти вопросы.

Описанная выше картина в целом типичной сельской локализации на Ближнем Севере выявляет любопытные особенности в применении к будущему университета.

Природа, высокоэкологичная среда, ландшафты, отсутствие скученности населения - все это превращается в главные мотивационные факторы, указывающие на желательность, перспективность и возможность создания университетских структур в сельской местности. Воздействие внешней природной среды и среды социальной с лихвой компенсирует давление городского социума на ауру университета, приведет ее к самоочищению и раскрепощению именно творческих (а не только лишь менеджериально-корпоративных) рычагов воздействия на учебный процесс. Но вопрос состоит в том, как перебазировать учебный процесс в столь отдаленную и традиционно малоприспособленную для современного учебного заведения местность.

Опыт практической деятельности Угорского проекта показывает, что эти задачи могут быть успешно решены по следующим направлениям с применением указанных ниже средств.

• 1.    Основа учебного процесса в сельском экологическом университете состоит в опережающем применении информационных и коммуникационных технологий, а именно в использовании дистанционных методов доступа к контенту, виртуальных аудиторий, телеконференций и др. Необходимо отметить, что в рассматриваемых районах Костромской области уже давно существуют волоконно-оптические сети Ростелекома, подключенные к сельским телефонным станциям. Это дает возможность (хотя она еще мало используется) покрыть территории беспроводным скоростным Интернетом. К этому следует добавить уже существующее тотальное покрытие территории сетями трех основных сотовых операторов, а также широкую доступность спутникового цифрового телевидения. Все это в совокупно-

  
  
  

сти создает устойчивую базу для развития современных информационных коммуникаций.

• 2    . Учебный процесс в основном ведется в формате вахтовой командировки учащихся и профессорско-преподавательского состава приблизительно на 45 дней (один учебный модуль в модульной системе структурирования учебного процесса), причем по полному профилю преподавания всех дисциплин, введенных в учебный план. Такая целостность учебного процесса и его подключенность по сетям к базовому кампусу в мегаполисе создают эффект непрерывности (continuity), обеспечивают полновесность преподавания при максимальной сосредоточенности учащихся и профессорско-

• преподавательского состава на основной форме своей деятельности.

• 3.    Сельский экологический университет создает свою инфраструктуру полного профиля, отвечающую всем современным требованиям. Учебные помещения и дома для проживания создаются либо в заново выстроенных домах, отвечающих требованиям местной деревянной архитектуры и полностью вписывающихся в ландшафт, либо внутри перестроенных существующих домов при оснащении их современным оборудованием без перестройки экстерьера домов (подобный опыт имеется у Угорского проекта).

• 4.    Подобный сельский экологический университет, вернее его филиал, внесет в учеб

ный процесс любого крупного современного городского университета неповторимые черты близости к природной среде, внедренности в ее контекст с многочисленными позитивными последствиями для всех участников процесса. В итоге существенно повысятся привлекательность учебного заведения, его конечная эффективность, а также рыночная капитализация на конкурентном поле рынка предоставления образовательных услуг.

ГЛОБАЛИЗАЦИЯ И СЕВЕР РОССИИ

Процесс глобализации охватывает все новые уровни и страты социальной структуры российского общества. Несмотря на неравномерный и противоречивый характер этого процесса, он обладает чертами устойчивости и без альтернативности с точки зрения генеральной тенденции развития.

Одним из проявлений общей тенденции становится клеточная глобализация. Она заключается в макроизменениях повседневных практик, обычаев, привычек даже в тех сообществах, которые традиционно считаются периферийными по отношению к магистри-альным путям глобализации. Речь идет о сельских сообществах севера России.

Новая система рационализации. Ее эффективность, прежде всего экономическая. Наблюдения показывают, что в последнее время превалирует именно экономический компонент в повседневной жизни. Соображения простого дохода заставляют людей овладевать новыми профессиями, уходить на сезонные работы, или, напротив, бросить официальное рабочее место ради максимизации прибыли от личного подсобного хозяйства или промысловой деятельности.

Просчитываем ость и предсказуемость. Данные индикаторы глобализации особенно заметны се- годня в рамках тех сельских микросоциумов, которые обретают в деревне временное (сезонное) пристанище. Это прежде всего городские жители, живущие в Москве, Санкт-Петербурге и других крупных городах и выезжающие в село для экономии ресурсов. Прежде всего финансовых. Эти люди в рамках простых количественных моделей умеют считать и просчитывать бюджет семьи, микробизнеса (заготовка продуктов на зиму и т.д.), например сколько чего стоит и как это соотносится с их интересами, просчет будущей перспективы чего бы там ни было.

Всеохватность и комплексность изменений. За последние 15-18 лет ни одна из социальных практик сельской повседневности не осталась неизменной. Однако эти изменения имеют различную напряженность в зависимости от их локализации. Наиболее заметно изменилась сфера приложения труда, радикально поменялась организация оставшейся производственной деятельности. Практики ведения семейного хозяйства изменились в сторону повышения их товарности, а также обеспечения элементарного физического выживания.

Всеобщая изменчивость и пластичность повседневных практик. Сельские старики убеждены в скором вымирании деревни. Они считают себя последним «законным» поколением, умеющим жить в деревенской среде. Но их пессимизм не разделяется приезжими из городов людьми. По их мнению, «всегда найдутся люди, которые любят и хотят жить в деревне». Мотивировки в данном случае скорее эмоциональные и культурные. Но когда дело касается конкретных практик, начинает возобладать эффективность, просчиты-ваемость и предсказуемость.

Изменение восприятия географического пространства. Не раз в разговорах с респондентами фигурировала мысль о том, что транспортная доступность в 500-600 км

является не затрудняющим обстоятельством, а, наоборот, облегчающим практики миграций и делающим их достаточно комфортными. Например, вроде этой «ужинаем накануне в Москве, потом в ночной поезд и завтракаем уже в родной избе в Хлябишине». Таким образом, наблюдаются такие важные характеристики клеточной глобализации, как подчеркнутая географическая мобильность, иммиграционная нацеленность, готовность «сдвигаться» в пространстве.

Изменения в организации и восприятии социального пространства. Субъектам становятся неинтересными (иначе говоря, бесполезными, неэффективными) вертикальные этажи стратификации. Люди дислоцируются всецело на своем социальном горизонте. Налаживаются равноправно и равномерно нагруженные плоские сети межсемейной поддержки. В рамках и пространстве этих сетей уравниваются права и достоинства, профессиональные и экономические позиции членов этих сетей.

Множественность культурных феноменов. Принцип и индикатор клеточной глобализации, содержание которого «каждый может быть любым», и связанное с этим произвольное формирова ние культурных гибридов из составных частей в сельской социальной среде обнаруживаются с большим трудом. Сведения о подобных проявлениях и феноменах приходится буквально выколачивать из респондентов. Можно сказать, что такого рода формула поведения скорее импортируется в наборе внешних форм - приверженность к нетрадиционным товарам (одежда, обувь), культурным атомам (музыка, кассеты с фильмами и клипами). Таким образом, говорить о выраженной нравственной и культурной анархии, броуновском движении культурных фрагментов можно, но лишь применительно к молодежи, приезжающей к родителям, бабушкам и дедушкам на каникулы, а также в отношении детей городских дачников. Однако последних заметно ограничивают в демонстрации подобного рода культурных феноменов.

Новые шкалы престижей в потреблении только еще начинают вырисовываться. Прежде всего в появлении в сельской среде технологических новинок в сфере быта (разнообразной домашней техники и технологий), мелкого производства (новых инструментов, силовых агрегатов, химических препаратов и пр.).

Примордиальные феномены и гражданское общество. Рост интереса кэтничности и подчеркнутая самоидентификация («кто я», «откуда» и пр.) наблюдаются в практиках современных сельских жителей в охотном поддержании тем, связанных с коренными принципами досоветского крестьянского жизнеустройства. Эти чувства и интересы систематически подогреваются интересом горожан к продуктам и артефактам сельской жизни (старинным прялкам, колокольцам, половикам, деревянным изделиям, этнической посуде). Если раньше жители деревни активно экспортировали эти предметы, то теперь, судя по некоторым высказываниям и действиям, начинают придерживать все это в своем обиходе. Они хотят или дождаться роста цен на эти изделия, или сохранить их для своих близких как знак крестьянского рода и сельского жизненного локуса.

Полагание на свои силы. Весьма важный индикатор клеточной глобализации - полагание на свои силы - «никто не поможет мне, если не я сам» (от англ, selfreliance') - в социальных практиках глубинной российской деревни систематически имеет место. Необходимо только учитывать, что такого рода индикатор - это не есть результат сознательно выбранной стратегии, а вынужденная необходимость. Полагание на собственные силы имело место даже в пору расцвета колхозной жизни, поскольку коллективное хозяйство могло предоставить своему члену лишь энергоагрегаты (трактор, лошадь) и колеса (тележку, автомобиль). Все остальное лежало на плечах субъекта (накосить, нарубить, заготовить и пр.). В настоящее время эти услуги предоставляются частниками в обмен на твердые деньги. Самогон как жидкая валюта повсеместно вытесняется из расчетных трансакций, которые приобретают денежную форму. Но это же обстоятельство сплачивает людей в том смысле, что субъекты, полагаясь на себя, рассчитывают на сети поддержки, в которых всегда возможны уступки, авансы и отложенные платежи.

Принцип «имею право быть таким, каким хочу» можно наблюдать лишь в его внешних, культурнодемонстрационных формах. Это, кроме всего прочего, выражается и в том, что чужака,нового человека принимают, если он не подчеркивает собственные отличия. То есть ты можешь делать то, что хочешь и быть своеобразным, если в твоих практиках фигурирует понятный и разгадываемый смысл.

Замедленная кристаллизация институтов гражданского общества. Что касается такого индикатора, как рост институтов гражданского общества (свободное обсуждение вопросов общего интереса, создание групп по представлению интересов населения, наличие свободных неформальных лидеров), то это происходит весьма спорадически и, как правило, среди своих неформально близких людей (соседей, родных и т.д.)

Городские жители (дачники), обосновывающиеся в сельской местности. Появление в селе новых людей - важнейший индикатор клеточной глобализации. Эта проблема была освещена выше. Однако необходима дальнейшая работа, направленная на уточнение типологии городских сезонных мигрантов, а также на более полное понимание их мотивов. Особого внимания заслуживают следующие проблемы: чисто потребительское отношение к своей сельской собственности, вложе-ние/не вложение средств в сельскую собственность, налаживание деловых отношений с местным населением, установление взаимовыгодных социальных союзов.

Перспективы выхода сельских сообществ из прочного круга угасающего развития в условиях глобализации связаны прежде всего с переориентацией и перепрофилированием деятельности местных хозяйств. Попытки реанимировать (путем прямых инвестиций) производство традиционной и типовой товарной сельхозпродукции при ее чрезвычайно высокой себестоимости и неустойчивости по параметрам качества в условиях открытых рынков и нарастания конкуренции (когда Россия вступила уже во Всемирную торговую организацию) практически бесперспективны. Сельские сообщества на севере России нуждаются в переориентации и реализации новых моделей хозяйственной деятельности. Например, в раскрытии рекреационных и других экономических перспектив района. В противном случае сообществам грозит достаточно быстрое демографическое вымирание на фоне все боле жестокого усугубления социальных проблем.