Урбанизация коренных народов Сибири и Дальнего Востока (XX - начало XXI века)

В современной России известны 43 коренных народа Сибири и Дальнего Востока общей численностью 1,6 млн чел. (1,1 % народонаселения страны), из них 37 законодательно отнесены к коренным малочисленным народам, численность которых не превышает 50 тыс. чел. Значительная часть народов Сибири проживает в регионах с очень высоким уровнем (по определению и расчетам экономистов) урбанизации: в Кемеровской, Иркутской, Магаданской, Тюменской обл., Приморском, Хабаровском, Камчатском краях, Ямало-Ненецком и Ханты-Мансийском а.о. [Ефимова, 2014, с. 5]. Уровень урбанизации коренных жителей Сибири колеблется от 0,2 до 100 %. Проблема соотношения традиционного и городского образа жизни, как и оценки роли городов в формировании стратегий развития коренных народов макрорегиона, относится к числу приоритетных в современной регионалисти-ке и этнологии.

В административном пространстве и академическом дискурсе России городами считаются поселения с народонаселением от нескольких миллионов до нескольких тысяч человек, являющиеся центрами торговли, промышленности и/или администрирования [Город и деревня…, 2001, с. 79–81]. Их системная оценка составляет предмет исследований широкого круга гуманитарных и общественных дисциплин. Традиционно урбанизация (лат. urbanus – городской) рассматривается как исторический процесс повышения роли городов в обществе, который предполагает изменения в развитии и размещении производительных сил и социальной инфраструктуры, в организации расселения, образе жизни и культуре, духовных ценностях населения. В узком смысле урбанизация трактуется как рост городов (особенно крупных) и повышение доли горожан в структуре народонаселения региона [Староверов, 2010, c. 538].

В рамках междисциплинарных практик проблемы города и городского населения начали изучаться на рубеже XIX–XX вв. На протяжении ХХ в. разрабатывались подходы исторической урбанистики, новой экономической географии, методы индексации урбанизации, а также формировались теории стадийной и дифференциальной урбанизации и т.д. [Ефимова, 2014; Исупов, 2018; Колбина, Найден, 2013; Стась, 2020; и др.].

В сферу этнографических исследований проблемы изучения городов были включены во второй половине 1960-х гг. Советские этнологи осваивали теоретические и прикладные аспекты урбанистики. Методология исследований городских сообществ соотносилась с концептами этносоциальных процессов, которые в этот период утверждались в советской науке при участии Ю.В. Бромлея, Ю.В. Арутюняна, Л.М. Дро-бижевой, Г.В. Старовойтовой и др. [Будина, Шмелева, 1977, с. 26; Современные этнические процессы…, 1977; Стась, 2017].

К концу ХХ в. в России сложилась субдисциплина этнографии/антропологии города, в рамках которой выделилось несколько направлений: историко-этнографические исследования, изучение миграционных и этнодемографических процессов, выявление тенденций социокультурного развития, анализ городских сообществ с точки зрения их групповой идентичности [Пивнева, 2017; Стась, 2020; Урбанизация…, 2001].

Тема урбанизации коренных народов Сибири и Дальнего Востока в отечественной этнографии активно разрабатывалась на рубеже ХХ–XXI вв., хотя интерес к ней возник еще в начале ХХ в. в связи с процессами модернизации российских, в т.ч. сибирских, регионов. Уже тогда И.В. Турчаниновым, Г.И. Потаниным, А.И. Петровым и др. в ходе анализа истории и специфики сибирских городов в структуре их населения учитывались коренные народы (см., напр.: [Бахрушин и др., 1929, с. 717–724]).

В число приоритетов российской науки проблемы социальных трансформаций (включая процессы урбанизации) в среде коренных народов Сибири вошли в 1950-е гг. в связи с промышленным освоением ресурсов макрорегиона. В 1955 г. в Институте этнографии АН СССР был создан сектор по изучению социалистического строительства у малых народов Севера. К 1960 г. для Совета национальностей Верховного Совета СССР, Комиссии по проблемам Севера, Совета по изучению производительных сил при Президиуме АН СССР и др. структур его сотрудники подготовили ок. 30 записок по вопросам, касающимся малых народов Севера [Долгих, 2005, с. 160].

В 1963 г. в ходе формирования Сибирского отделения АН СССР при Объединенном ученом совете создается секция по проблемам развития национальных отношений, а в 1968 г. – сектор комплексных исследований проблем развития народов Сибири Института истории, филологии и философии СО АН СССР. В АН СССР была разработана комплексная программа, нацеленная на оценку социального и экономического развития народностей Севера [Программа координации…, 1987]. Ее содержание определили «разработка концепции развития народностей Севера в условиях НТП на перспективу до 2010 г., определение стратегии и тактики управления процессами интернационализации, формирование предложений для практики планирования и регулирования социальных процессов» [Нивхи Сахалина…, 1988, с. 17]. В рамках реализации этого проекта в 1968–1987 гг. проводилось масштабное обследование коренного населения Амура, Якутии, Читинской, Сахалинской, Камчатской обл. и зоны БАМа [Культура народностей Севера..., 1986; Бойко, 1988; и др.]. По итогам работ были сделаны выводы о противоречивом характере урбанизации в среде коренных народов: рост значения городов в их жизни сопровождался обострением социально-экономических и этнокультурных проблем [Культура народностей Севера, 1986; Бойко, Попков, 1987; и др.].

С целью комплексного изучения данной проблематики были созданы в 1985 г. Институт проблем освоения Севера СО РАН, в 1991 г. – Институт проблем малочисленных народов Севера СО РАН и др. структуры.

В 2000-е гг. возрастающая роль Арктики и Субарктики в формировании стратегий социально-экономического развития России предопределила новый виток интереса к изучению коренного населения северных территорий. В этом контексте проблема урбанизации вновь оказалась в центре внимания. Она была акцентирована в проектах Института антропологии и этнологии РАН, Института археологии и этнографии СО РАН, Музея антропологии и этнографии им. Петра Великого (Кунсткамера) РАН и др. Методология исследований выстраивалась с учетом не только российского, но и мирового опыта. В ходе их реализации была подготовлена серия публикаций, в которых определялся характер урбанизации коренных жителей Сибири [Перспективы и риски…, 2014; «Ресурсное проклятие»…, 2019; Российская Арктика…, 2016; и др.].

В новейших работах отечественных этнографов урбанизация Сибири и Дальнего Востока рассматривалась в широком историческом и социальном контексте. Однако комплексные сравнительные исследования, направленные на выявление сущности урбанизационных процессов различных народов Сибири и Дальнего Востока, не проводились.

Цель исследования – определить факторы, этапы, темпы урбанизации коренных народов Сибири и Дальнего Востока в XX – начале XXI в., а также причины и последствия их миграции в город. Основу исследования составляют полевые материалы В.В. Николаева и И.В. Октябрьской, нормативные документы, опубликованные результаты социологических опросов, а также данные Всероссийских (1897, 2002, 2010 гг.) и Всесоюзных (1926, 1939, 1959, 1970, 1979, 1989 гг.) переписей населения и другие источники, в частности, публикации, в которых приведены статистические сведения об урбанизации коренных народов Сибири и Дальнего Востока [Богоявленский, 2012; Нагнибеда, 1917; Степанов, 2008].

Факторы, механизмы и этапы урбанизации

Исторические исследования, опирающиеся на широкий круг источников, позволяют говорить о специфике процессов урбанизации в Сибири. Появление на данной территории в XVII–XVIII вв. городов положило начало первому этапу урбанизации. Их историю в самых общих чертах определяла постепенная трансформация военных поселений в административные и торгово-промышленные центры с большой долей сельского (крестьянского) населения [Города Сибири…, 1978].

Согласно переписи 1897 г., в городах Сибири проживало 327 860 чел. – 9,2 % от всего населения; самыми крупными были города Томск (52 210 чел.) и Иркутск (51 473 чел.); в структуре народонаселения большинства городов русские составляли 87,9 %; коренные народы были представлены в Улале (17 % алтайцев), Усть-Абаканске (6,3 % хакасов) и т.д. [Бахрушин и др., 1929, с. 705–706, 717].

Оценка социально-исторического контекста сквозь призму законов урбанистики дает возможность выделить факторы, определявшие в этот период перспективы формирования категории «горожан» из числа коренных народов. Среди них – локализация поселений в зонах их компактного расселения, возможность адаптации традиционной культуры к формирующейся городской среде, система и интенсивность контактов, в ходе которых будущие города генерировали экономические выгоды. Городская инфраструктура превращалась в средство поддержки экономического роста, достижения социальной мобильности и благосостояния народонаселения Сибири. Городские поселения универсально формировали пространство социокультурных инноваций.

Предпосылками урбанизации коренных народов Сибири являлись процессы социальной трансформа- ции – на протяжении XVIII–XIX вв. формировались этнические страты, адаптированные к условиям существования в имперском пространстве. Практики администрирования Российского государства и прозелитизм Русской православной церкви создавали предпосылки и ресурсы социальной мобильности аборигенного населения. В конце XIX в. в Сибири действовали Алтайская, Киргизская, Иркутская, Забайкальская, Камчатская, Обдорская, Сургутская, Енисейская, Якутская миссии, которые были призваны проповедовать православную веру на аборигенных языках. B 1860–1870-е гг. миссии были объединены в «Православное миссионерское общество»; на его средства в 1909 г. в России работали более 800 школ (с преподаванием на русском и аборигенных языках) и обучались 19 тыс. детей [Нечаев, 2014, с. 141; Николаев, 2009]. И хотя принятие христианства не было повсеместным, оно оказывало определенное влияние на этнокультурные и этносоциальные процессы у коренного населения. Однако рост числа горожан среди коренных жителей Сибири до начала ХХ в. оставался незначительным, т.к. практики управления сибирскими территориями, формировавшиеся с конца XVI в., предполагали прежде всего устойчивость аборигенных сообществ в их традиционных способах существования. Они включали систему налогообложения (обложение ясаком), принципы этноконфессионального районирования, минимальное вмешательство во внутренние дела, поддержку внутреннего самоуправления, обеспечение защиты от внешних врагов. Российское государство, будучи заинтересованным в доходах от ясака, расширяло подвластные земли, стремилось сохранять численность автохтонов, статус и территории традиционного природопользования податного коренного населения [Скобелев, 1999].

Патернализм, закрепленный Уставом об управлении инородцев 1822 г., до начала ХХ в. определял преимущественно консервативные тренды национальной политики на местах. В процессы модернизации были вовлечены только отдельные аборигенные сообщества, причастные в силу исторических обстоятельств к развитию административной, транспортной и торговой инфраструктуры Сибири. К началу ХХ в. сформировалась значительная городская прослойка среди сибирских татар, бурят, якутов [История Бурятии, 2011, с. 199–204; Корусенко, Томилов, 2011, с. 178–183; Па-ликова, 2010, с. 28–40; Петров, 1990; и др.].

Особенно показателен пример Якутии: ее города как административные и торгово-транспортные центры развивались медленно; изначально по внешнему виду, устройству и социальному составу они мало отличались от сельских населенных пунктов. В 1897 г. в Якутии насчитывалось пять городов; население Якутска составляло 6 535 чел. В 1926 г. в этом городе проживали 10 558 чел., в т.ч. 3 260 якутов, в Олекминске – 2 285 чел., в т.ч. 231 якут, в Вилюйске – 1 334 чел., в т.ч. 921 якут. В общей сложно сти численность горожан Якутии в 1926 г. составляла 15 698 чел. – 5,7 % от общей численно сти населения, среди них якуты – 32,1 % [Бахрушин и др., 1929, с. 723].

С установлением советской власти в Сибири решением проблем коренных народов занимался Комитет Севера при Президиуме ВЦИК, который действовал в 1924–1935 гг. и был ориентирован на «содействие планомерному устроению малых народностей Севера» [Декрет ВЦИК…]. В организационно-административной работе он опирался на Временное положение об управлении туземных народностей и племен северных окраин РСФСР от 1926 г. Введенные в нем нормы формировали советскую модель патернализма; они подспудно создавали предпосылки урбанизации, в т.ч. практики этнополитического и этнотерритори-ального районирования, «коренизацию» управленческого аппарата, адаптацию к условиям Севера культурно-просветительских и образовательных структур [Доброва-Ядринцева и др., 1931, с. 865–872].

Рост числа горожан из среды коренных народов в этот период определялся изменением статуса поселений в ходе образования национальных административных структур: Бурят-Монгольской а.о. в 1921 г., Якутской АССР в 1922 г., Ойратской а.о. в 1922 г., Горно-Шорского национального района в 1926 г., Хакасской а.о. в 1930 г., Остяко-Вогульского национального округа в 1930 г. и т.д. В городах – столицах этих автономий, статус которых со временем менялся, увеличивался слой жителей из числа коренных народов – бурят, якутов, алтайцев, хакасов, шорцев и др.

Часть исторических городов становилась индустриальными центрами. Политика модернизации советского государства приводила к появлению в сибирских и дальневосточных регионах промышленных городов и поселков городского типа (пгт), притягивавших коренное население новыми условиями труда и быта. В города люди бежали, спасаясь от голода, раскулачивания и репрессий [Бойко, Попков, 1987, с. 95].

Характерным для этого периода стало развитие ситуации в Кузнецком крае. Он активно осваивался с XVII в.; тогда в границах расселения телеутов и шорцев появились новые, в т.ч. городские, поселения, например, основанный как острог в 1618 г. Кузнецк Сибирский (с 1931 г. – г. Новокузнецк).

В начале ХХ в. в Кузнецком у. (с 1948 г. Кемеровская обл.) было четыре города. К концу 1930-х гг. в регионе насчитывалось 12 городов. Количество поселений в статусе городов и пгт ускоренными темпами увеличивалось и далее. При этом коренные обитатели оставались преимущественно сельскими жителями, хотя часть их поселений располагалась на окраинах новых городов. Согласно данным переписи 1926 г., среди 1 898 телеутов только 7 чел. были горожанами, из 12 601 шорца – 83. С 1939 по 2002 г. телеуты учитывались в составе алтайцев. Согласно переписи 1970 г., более 50 % шорцев проживали в городах (см. таблицу).

Анализ источников позволяет считать началом второго этапа урбанизации 1950–1960-е гг. Этот этап был связан с масштабными социально-экономическими преобразованиями на востоке СССР – разработкой месторождений природных ископаемых и энергоресурсов, индустриальным развитием территорий, реорганизацией на промышленной основе сельского хозяйства; происходили ликвидация «неперспективных» сел и укрупнение административных центров [Слезкин, 2008, с. 383–385].

В 1957 г. вышло Постановление ЦК КПСС и Совета Министров СССР «О мерах по дальнейшему развитию экономики и культуры народностей Севера», в котором отмечалось, что в результате социалистических преобразований народы Севера «в основном перешли на оседлость, обеспечили подъем хозяйства, вырастили значительную группу своей интеллигенции, располагают сетью школ, лечебно-профилактических и культурно-просветительных учреждений и в ряде мест построили благоустроенные поселки, имеют большие возможности для дальнейшего развития своей экономики и культуры» [Постановление…, 1957]. На этой основе должны были развиваться культура и экономика Сибири.

На деле санкционированная властью модернизация Севера 1950–1970-х гг. предусматривала изъятие в пользу сырьевых предприятий территорий традиционного природопользования и нивелировку многих сфер традиционной культуры жизнеобеспечения; распространенной была практика «административного градообразования», когда статус пгт присваивался крупным сельским административным центрам; необратимый характер приобрел переход на оседлый образ жизни (инициированный еще в XIX в.) [Кривоногов, 2017; Попов, 2005, с. 217; и др.]. Политика укрупнения поселений сопровождалась организацией интернатов. Обучение в них сформировало поколения, отчужденные от этнических традиций и родного языка [Лярская, 2003, с. 16]. Это определило контекст социальной мобильности коренных жителей северных территорий и способствовало их миграции в города.

В 1950–1970-е гг. миграции по схеме «село–город» стали характерны для большинства коренных народов Сибири и Дальнего Востока. Благодаря развитию транспортной инфраструктуры города становились ближе. Они предлагали качественно иной уровень жизни, удовлетворение растущих потребностей сельских жителей [Бойко, 1977, с. 182]. Рабочая и учебная миграция постепенно становилась ведущим фактором урбанизации народов Сибири и Дальнего Востока. На Дальнем Востоке, например, в ходе индустриализации с 1940 по 1950 г. появились 24 новых города, в т.ч. 15 на о-ве Сахалин, с 1960 по 1990 г. – 10 городов [Власов, 2013, с. 104–105].

Как происходило перераспределение коренного населения в регионе, описал В.И. Бойко на примере г. Амурска Хабаровского края, который был основан в 1958 г. в связи со строительством Амурского целлюлозно-картонного комбината; в 1962 г. в статусе рабочего поселка он стал районным центром, в 1973 г. обрел статус города. Город был построен в кратчайшие сроки на месте нанайского с. Падали-Восточное. «Перед нанайцами этого села в то время был выбор: остаться на строительстве нового города или переселиться в другое место. Значительная часть переселилась в новое благоустроенное село Омми... Но уже в первые пять лет каждая шестая семья и практически вся молодежь переселились в Амурск» [Бойко, 1977, с. 206–207].

По результатам организованных в 1968–1987 гг. Институтом истории, филологии и философии СО АН СССР масштабных социологических обследований народов нижнего Приамурья, Якутии, северных районов БАМа, Читинской, Сахалинской, Камчатской обл., а также других изысканий, проводившихся в 1990-х гг. под руководством В.И. Бойко, были сделаны следующие выводы: тактика государственного управления социально-экономическим развитием коренных народов в советский период базировалась на концепции их концентрации в крупных (стационарных) сельских поселениях; активизировался процесс преобразования сел в пгт; с 1959 по 1970 г. в большинстве северных регионов произошло удвоение городского населения, в структуре миграций из села в город преобладала молодежь, ключевыми факторами урбанизации выступали возросший социокультурный уровень коренных сообществ и рост социально-экономического потенциала регионов; очаговый характер освоения определил ограниченное влияние городов на близлежащие села; урбанизация не стала фактором рассеивания этнической общности, а напротив, часто способствовала интенсификации внутриэтнических связей и росту этнического самосознания [БАМ…, 1979; Бойко, 1973, 1977; Бойко, Васильев, 1981; Бойко, Попков, 1987; Винокурова, 1992; Мархинин, Удалова, 1993; Нивхи Сахалина…, 1988; и др.].

Третий этап урбанизации был связан с комплексом этнокультурных и социально-экономических процессов 1990-х гг. Системный кризис привел к исходу населения из арктических городов России. С 1989 по 2016 г. десятки городов российской Арктики потеряли от 20 до 50 % населения. Деиндустриализация сопровождалась изменением ценностей, социокуль-

Динамика показателей урбанизации коренного

Народ 1926 1939 1959 1970 Все население, чел. в т.ч. городское Все население, чел. в т.ч. городское Все население, чел. в т.ч. городское Все население, чел. в т.ч. городское чел. % чел. % чел. % чел. % 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 Алеуты 353 15 4,3 ... ... ... 421 85 20,2 441 99 22,5 Алтайцы 40 600 1 089 2,7 47 867 4 244 8,9 45 270 4 805 10,6 55 812 8 229 14,7 Буряты 237 501 2 491 1,1 224 719 20 741 9,2 252 959 42 801 16,9 314 671 77 264 24,6 Долганы 656 0 0 ... ... ... ... ... ... 4 877 621 12,7 Ительмены Камчадалы Кереки 4 217 ... 116 ... 2,8 ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... 1 109 ... ... 154 ... ... 13,9 ... ... 1 301 ... ... 304 ... ... 23,4 ... ... Кеты 1 428 49 3,4 ... ... ... 1 019 50 4,9 1 182 135 11,4 Коряки 7 439 4 0,1 7 354 70 1,0 6 287 438 7,0 7 487 1 578 21,1 Кумандинцы 6 335 8 0,1 ... ... ... ... ... ... ... ... ... Манси 5 754 12 0,2 6 315 199 3,2 6 449 702 10,9 7 710 2 011 26,1 Нанайцы 5 860 37 0,6 8 526 240 2,8 8 026 1 223 15,2 10 005 2 596 26,0 Нганасаны ... ... ... ... ... ... 748 50 6,7 953 178 18,7 Негидальцы 683 0 0 ... ... ... ... ... ... 537 129 24,0 Ненцы 15 462 87 0,5 24 791 872 3,5 23 007 1 912 8,3 28 705 3 853 13,4 Нивхи 4 076 8 0,2 3 902 76 2,0 3 717 607 16,3 4 420 1 499 33,9 Орочи 647 2 0,3 ... ... ... 782 252 32,2 1 089 455 41,8 Селькупы 1 630 0 0 2 613 114 4,4 3 768 371 9,9 4 282 637 14,9 Сойоты 229 0 0 ... ... ... ... ... ... ... ... ... Тазы ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... Сибирские татары 96 135** 28 206 29,3 ... ... ... ... ... ... ... ... ... Теленгиты 3 415 0 0 ... ... ... ... ... ... ... ... ... Телеуты 1 898 7 0,4 ... ... ... ... ... ... ... ... ... Тофалары 2 829 7 0,3 ... ... ... 586 19 3,2 620 90 14,5 Тубалары 12 0 0 ... ... ... ... ... ... ... ... ... Тувинцы ... ... ... ... ... ... 100 145 8 988 9,0 139 388 23 879 17,1 Тувинцы-тоджинцы ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... Удэгейцы 1 357 0 0 1 743 40 2,3 1 444 202 14,0 1 469 279 19,0 Уйльта 162 0 0 ... ... ... ... ... ... ... ... ... Ульчи 723 0 0 ... ... ... 2 055 246 12,0 2 448 391 16,0 Хакасы 45 608 492 1,1 52 771 6 669 12,6 56 584 10 738 19,0 66 725 17 142 25,7 Ханты 22 306 141 0,6 18 468 553 3,0 19 410 1 788 9,2 21 138 3 238 15,3 Челканцы ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... Чуванцы 705 3 0,4 ... ... ... ... ... ... ... ... ... Чукчи 12 332 10 0,1 13 835 158 1,1 11 727 957 8,2 13 597 2 404 17,7 Чулымцы ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... Шорцы 12 601 83 0,7 16 265 1 813 11,2 15 274 6 455 42,3 16 494 8 430 51,1 населения Сибири и Дальнего Востока (1926–2010 гг.)*

1979			1989			2002			2010
Все население, чел.	в т.ч. городское		Все население, чел.	в т.ч. городское		Все население, чел.	в т.ч. городское		Все население, чел.	в т.ч. городское
	чел.	%		чел.	%		чел.	%		чел.	%
14	15	16	17	18	19	20	21	22	23	24	25
546	195	35,7	702	267	30,0	540	172	31,9	482	155	32,2
60 015	10 928	18,2	70 777	13 630	19,3	67 239	13 897	20,7	67 380	16 027	23,8
352 646	122 775	34,8	421 380	178 337	42,3	445 175	194 562	43,7	461 389	217 134	47,1
5 053	742	14,7	6 945	1 572	22,6	7 261	1 334	18,4	7 885	1 840	23,3
1 370	394	28,8	2 481	956	38,5	3 180	1 194	37,6	3 193	1 245	39,0
...	...	...	...	...	...	2 293	1 297	56,6	1 927	566	29,4
...	...	...	...	...	...	8	4	50,0	4	4	100
1 122	206	18,4	1 113	219	19,7	1 494	406	27,2	1 219	317	26,0
7 879	2 223	28,2	9 242	2 778	30,1	8 743	2 765	31,6	7 953	2 917	36,7
...	...	...	...	...	...	3 114	1 704	54,7	2 892	1 400	48,4
7 563	2 721	36,0	8 474	3 934	46,4	11 432	5 919	51,8	12 269	7 028	57,3
10 516	3 880	36,9	12 023	4 783	39,8	12 160	3 702	30,4	12 003	3 518	29,3
867	98	11,3	1 278	360	28,2	834	165	19,8	862	315	36,5
504	158	31,4	622	250	40,2	567	164	28,9	513	155	30,2
29 894	4 564	15,3	34 665	6 193	17,9	41 302	7 844	19,0	44 640	9 543	21,4
4 397	2 077	47,2	4 673	2 383	51,0	5 162	2 483	48,1	4 652	2 374	51,0
1 198	694	57,9	915	444	48,5	686	338	49,3	596	287	48,2
3 565	703	19,7	3 612	934	25,9	4 249	786	18,5	3 649	773	21,2
...	...	...	...	...	...	2 769	252	9,1	3 608	255	7,1
...	...	...	...	...	...	276	110	39,9	274	114	41,6
...	...	...	...	...	...	9 611	4 271	44,4	6 779	1 133	16,7
...	...	...	...	...	...	2 399	115	4,8	3 712	300	8,1
...	...	...	...	...	...	2 650	1 142	43,1	2 643	1 198	45,3
763	161	21,1	731	104	14,2	837	138	16,5	762	98	12,9
...	...	...	...	...	...	1 565	150	9,6	1 965	357	18,2
166 082	37 327	22,5	206 629	65 983	31,9	243 442	107 850	44,3	263 934	129 035	48,9
...	...	...	...	...	...	4 442	7	0,2	1 858	4	0,2
1 551	416	26,8	2 011	775	38,5	1 657	425	25,7	1 496	375	25,1
...	...	...	190	159	83,7	346	201	58,1	295	177	60,0
2 552	711	27,9	3 233	923	28,6	2 913	564	19,4	2 765	589	21,3
70 776	24 850	35,1	80 328	34 736	43,2	75 622	32 743	43,3	72 959	31 572	43,3
20 934	4 832	23,1	22 521	6 828	30,3	28 678	9 924	34,6	30 943	11 879	38,4
...	...	...	...	...	...	855	135	15,8	1 181	231	19,6
...	...	...	1 511	834	55,2	1 087	366	33,7	1 002	396	39,5
14 000	2 015	14,4	15 184	2 176	14,3	15 767	3 402	21,6	15 908	3 808	23,9
...	...	...	...	...	...	656	54	8,2	355	26	7,3
16 033	10 626	66,3	16 652	12 293	73,8	13 975	9 939	71,1	12 888	9 353	72,6

1	2	3	4	5	6	7	8	9	10	11	12	13
Эвенки	38 805	151	0,4	29 666	1 576	5,3	24 710	3 272	13,2	25 149	3 846	15,3
Эвены	2 044	0	0	9 698	166	1,7	9 121	571	6,3	12 029	2 036	16,9
Энцы	...	...	...	...	...	...	...	...	...	...	...	...
Эскимосы	1 293	11	0,9	...	...	...	1 118	331	29,6	...	...	...
Юкагиры	443	4	0,9	...	...	...	442	86	19,5	615	208	33,8
Якуты	240 709	5 288	2,2	242 080	16 892	7,0	236 655	40 408	17,1	296 244	62 372	21,0

*Сост. по: [Переписи населения…].

**По: [Кондратьева, Батуева, 2013, с. 195].

турной среды, перестройкой структуры хозяйствования [Бабурин, Земцов, 2015, с. 78; Замятина, Пилясов, 2017, с. 8]. Ввиду прекращения поставок продовольствия и горючего были ликвидированы многие пгт, что обусловило организованное перераспределение населения. Часть коренных жителей из пустеющих поселений в административном порядке были направлены в города [Коломиец, 2020, с. 208]. На протяжении 1990-х гг. разнонаправленная динамика абсолютных и относительных показателей урбанизации была характерна для многих народов Сибири и Дальнего Востока. Например, в Приамурье в этот период наметилось резкое сокращение населения в промышленных городах и пгт. На фоне спада экономики, деградации городских инфраструктур и распада совхозной системы у коренных народов региона обозначилась тенденция возвращения к традиционным ценностям и технологиям [Мальцева, 2018, с. 169].

Этническая динамика соотносилась с реформой местного самоуправления, начавшейся с 2003 г., когда произошла реорганизация сельских и городских поселений. Появился новый вид муниципальных образований – городские округа. Это вновь изменило характер урбанизации коренного населения Сибири и Дальнего Востока (см. таблицу ). В 1990– 2000-е гг. оставался поступательным процесс урбанизации у коренных народов, расселенных в зоне ресурсных (нефтегазовых) разработок – хантов, манси, ненцев. Начало урбанизации аборигенных сообществ севера Западной Сибири было связано с образованием в 1930 г. Ямало-Ненецкого и Остяко-Вогульского (с 1940 г. Ханты-Мансийского) национальных округов, которые в 1977 г. и 1978 г. соответственно приобрели статус автономных округов. Центром ЯмалоНенецкого окр. стало с. Обдорск (основано в 1595 г. как Обдорский острог), преобразованное в пос. Салехард и получившее статус города в 1938 г. Столицей Остяко-Вогульского окр. стал вновь построенный город, переименованный в 1940 г. в Ханты-Мансийск.

В 1920–1940-е гг. урбанизация коренного населения региона проходила медленно. Открытие нефти в 1953 г. дало мощный импульс этому процессу. Стратегия освоения и эксплуатации месторождений предполагала интенсивное развитие пгт и городов. К началу 1990-х гг. в ХМАО–Югре было 16 городов (к концу 2000-х гг. вместе с пгт – 40 городских населенных пунктов), в ЯНАО – 8 городов (к концу 2000-х гг. – 12). Численность городского населения за период нефтяного бума увеличилась многократно: к началу 2000-х гг. на Ямале она превысила 80 %, а в Югре – 90 % [Попов, 2005, с. 238]. Численность горожан среди манси с 1959 по 2010 г. возросла более чем в 10 раз, среди хантов – в 5 раз, среди ненцев – в 6 раз (см. таблицу).

На протяжении 1990–2000-х гг. для одних народов Сибири были характерны устойчивые темпы урбанизации, для других – заметное их снижение. Изменения показателей обусловливались этнополитическими процессами. Законы «О гарантиях прав коренных малочисленных народов Российской Федерации» 1999 г. и «Об общих принципах организации общин коренных малочисленных народов Севера, Сибири и Дальнего Востока Российской Федерации» 2000 г., распоряжения Правительства Российской Федерации 2006 г. «Об утверждении перечня коренных малочисленных народов Севера, Сибири и Дальнего Востока Российской Федерации» и «Об утверждении перечня мест традиционного проживания и традиционной хозяйственной деятельности коренных малочисленных народов Российской Федерации и перечня видов традиционной хозяйственной деятельности коренных малочисленных народов Российской Федерации» 2009 г. сформировали нормативные характеристики коренных малочисленных народов. Обозначенная в законодательстве связь социально-экономиче ских преференций с фактом традиционного расселения коренных народов получила отражение в динамичных изменениях численности горожан в их составе.

Таким образом, возникновение в XVII–XVIII вв. в Сибири в ходе ее присоединения к Российскому государству городов положило начало первому эта-

Окончание таблицы

14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 27 294 5 864 21,5 30 163 6 272 20,8 35 527 8 576 24,1 38 396 10 141 26,4 12 523 2 246 17,9 17 199 4 369 25,4 19 071 6 116 32,1 21 830 7 929 36,3 ... ... ... 209 90 43,1 237 51 21,5 227 57 25,1 1 510 333 22,1 1 719 399 23,2 1 750 557 31,8 1 738 628 36,1 835 255 30,5 1 142 437 38,3 1 509 685 45,4 1 603 740 46,2 328 018 82 898 25,3 381 922 106 727 28,0 443 852 157 825 35,6 478 085 193 251 40,4 пу урбанизации ее коренных жителей. Значительную роль в этом играла государственная политика патернализма. Предпосылками урбанизации стали процессы социальной трансформации, обусловленные административными и прозелитическими практиками. Ускоренными темпами урбанизация развивалась в советскую эпоху. Это было сопряжено с образованием национальных административных структур, в которых интенсивно возрастал слой горожан из числа коренных народов. Урбанизация второго этапа, начавшегося в 1950–1960-е гг., имела массовый характер. Этот этап связан с индустриализацией востока страны. Комплекс этнокультурных и социально-экономических трансформаций в Сибири 1990-х гг. определял направленность урбанизации коренных народов на третьем этапе.

Масштабы, особенности, итоги урбанизации

Решающими факторами развития урбанизационных процессов у народов Сибири были поддержанные государством программы социально-экономического развития территорий. Темпы и масштабы урбанизации у различных аборигенных сообществ изначально варьировались. Согласно переписи 1926 г., уровень их урбанизации был крайне низким. По результатам обследования 1939 г., лидерами урбанизации стали хакасы (12,6 % горожан от общей численности) и шорцы (11,2 %). В 1959 г. активно переезжали в город шорцы (42,3 %), орочи (32,2 %), эскимосы (29,6 %), алеуты (20,2 %); в 1970 г. – шорцы (51,1 %), орочи (41,8 %), нивхи (33,9 %), юкагиры (33,8 %); в 1979 г. – шорцы (66,3 %), орочи (57,9 %), нивхи (47,2 %); в 1989 г. – уйльта (83,7 %), шорцы (73,8 %), чуванцы (55,2 %), нивхи (51,0 %), орочи (48,5 %). Вместе с тем уже перепись 1970 г. показала обратимость процесса урбанизации коренного населения. Численность городских эскимосов сократилась с 29,6 % в 1959 г. до 27,5 в 1970 г., 22,1 % в 1979 г., нганасан – с 18,7 в 1970 г. до 11,3 % в 1979 г., чукчей – с 17,7 в 1970 г. до 14,3 % в 1989 г., юкагиров – с 33,8 в 1970 г. до 30,5 % в 1979 г., эвенков – с 21,5 в 1979 г. до 20,8 % в 1989 г., тофала-ров – с 21,1 в 1979 г. до 14,2 % в 1989 г.

Среди высокоурбанизированных (по формальным критериям) народов в 2010 г. оказались камчадалы (56,6 % в 2002 г., 29,4 % в 2010 г.), кереки (100 % в 2010 г.) и кумандинцы (54,7 % в 2002 г., 48,4 % в 2010 г.). Высокий уровень урбанизации сохранили нивхи (51,0 %), манси (57,3 %), уйльта (60,0 %) и шорцы (72,6 %).

Деурбанизация в 1990–2000-е гг. отмечалась у двух десятков автохтонных сообществ; у камчадалов, сибирских татар и уйльта доля городского населения снизилась более чем на 20 %. При этом изменение относительных показателей не всегда коррелировало с абсолютными данными.

В межпереписной период 1926–1939 и 1970– 1979 гг. хакасы, а также ительмены и, возможно, камчадалы, чуванцы и энцы в 1959–1970 и 1979–1989 гг., удэгейцы – в 1939–1959 и 1979–1989 гг. пережили две волны интенсивной урбанизации. Нганасаны прошли три такие волны: в 1959–1970, 1979–1989 и 2002– 2010 гг. У орочей и шорцев первая волна была более масштабная и пришлась на 1939–1959 гг., а вторая – более слабая – на 1970–1979 гг.

Сравнительно длительная интенсивная урбанизация в 1939–1979 гг. была характерна для ряда народов Приамурья – нанайцев, нивхов, орочей и негидаль-цев (до 1959 г.) У остальных народов фиксировался непродолжительный интенсивный рост городского населения: в 1939–1959 гг. – у эскимо сов, в 1959– 1970 гг. – у коряков, тофаларов, эвенов и юкагиров, в 1959–1979 гг. – у манси, в 1970–1979 гг. – у алеутов и ульчей, в 1989–2002 гг. – у тувинцев и, вероятно, челканцев, в 2002–2010 гг. – у тубаларов. У куман-динцев активный период миграции в города пришелся на 1959–1979 гг. [Николаев, Назаров, 2021, с. 151].

Размеренная, постепенная урбанизация была характерна для многочисленных народов – алтайцев, бурят и якутов, а также для получивших в 2000 г. статус коренных малочисленных народов долган, кетов, ненцев, селькупов, телеутов, хантов, чукчей и эвенков (см. таблицу).

Низкий уровень урбанизации на протяжении ХХ в. сохранялся у сойотов, сибирских татар, телен-гитов, тофаларов, тубаларов, челканцев и чулымцев, а также тувинцев-тоджинцев, у которых был самый низкий показатель – 0,2 %. Территории их традиционного проживания не представляли интереса с точки зрения добычи природных ископаемых и были удалены от промышленных объектов.

Анализ статистики по Сибири и Дальнему Востоку показал, что лидерами урбанизации к 1989 г. выступали: Ханты-Мансийский а.о. (91,0 % горожан от общей численности населения), Кемеровская (87,3 %), Сахалинская (82,3 %), Магаданская (80,5 %), Камчатская (81,5 %), Иркутская (80,5 %) обл., Хабаровский край (78,4 %). Очаговая индустриализация в Магаданской и Камчатской обл. не сопровождалась высокими показателями урбанизации у эвенов, коряков, ительменов. При этом оценка динамики численности горожан по отношению к общей численности населения не является единственным критерием урбанизации, поскольку количественные показатели не соответствуют качественным характеристикам городского населения коренных народов Сибири и Дальнего Востока [Пивоваров, 2010, с. 230–235].

Исследователи образа (стиля) жизни, который предполагает совокупность устойчиво воспроизводимых образцов поведения, выделяют различные типы урбанизации. Анализ авторских полевых и опубликованных материалов показывает, что у многих аборигенных сообществ переход в категорию горожан не сопровождался изменениями жизненных ценностей, особенно на начальных этапах урбанизации. По оценкам историков, ряд городов Сибири (особенно в первой половине ХХ в.) нельзя было назвать городами в полном смысле этого слова в силу низкого уровня развития промышленности, транспортной и социокультурной инфраструктуры. Процессы, протекавшие на востоке СССР в первой половине ХХ в., особенно в периоды форсированной индустриализации, более всего соответствовали модели квазиурбанизации [Ефимова, 2014, с. 9; Исупов, 2013]. Обретение статуса горожанина коренными жителями Сибири часто происходило в результате смены статуса поселения – села превращались в пгт и города. Центрами притяжения сельского коренного населения становились ближайшие города. Миграции в основном ограничивались регионом традиционного проживания; лишь во втором поколении происходил выход за его пределы [Николаев, 2018, с. 143]. Чаще всего бывшие сельчане селились в пригородах или на окраинах городов; традиционные поселения они использовали как летние резиденции. Приобретая стационарное жилье в городах и пгт, они рассматривали его как место временного пребывания и продолжали вести традиционное хозяйство, которое определяло их образ жизни и основные формы занятости. Эти тенденции оставались актуальными и во второй половине ХХ – начале XXI в. [Волжанина, 2009, с. 355–357; Лярская, 2016, с. 63; Пивнева, 2018, с. 110–113; Поворознюк, 2011, с. 108; и др.].

Анализ страты «новых горожан» Сибири, основанный на полевых материалах авторов и данных исследований в различных регионах, позволяет сделать выводы о сложной социальной дифференциации аборигенного населения: об отсутствии строгого деления между группами сельских жителей, сохраняющих традиционный образ жизни, населением поселков, не занятым в традиционном хозяйстве, и жителями городов. Отсутствие четкого городского самосознания у представителей коренных народов объясняют форсированными темпами урбанизации, актуальной (внутриэтнической) системой социальных и экономических связей, ориентированных на родственные и эт-нолокальные сообщества, на ценности традиционной культуры, которая рассматривается как основа консолидации и самосохранения коренных народов Сибири [Лярская, 2016; Октябрьская, Самушкина, Николаев, 2021; Пивнева, 2018].

Важными индикаторами процессов урбанизации в среде коренного населения Сибири являются данные об образовании и источниках средств существования. Еще в 1970–1980-е гг. исследователи обращали внимание на численность незанятого населения среди горожан – представителей коренных народов. Так, «среди эвенков БАМа в 1976 г. и Читинской области в 1982 г. более 14 % трудоспособного населения не было занято в общественном производстве» [Бойко, Попков, 1987, с. 102].

По материалам переписи 2010 г., низкие показатели трудовой активности были характерны для тофаларов – 18,8 % от общей численности, тувинцев – 22,3, нганасан – 22,8, негидальцев и уйльта – 24,0 %. Подсобное хозяйство оставалось важным подспорьем у тофала-ров – 15,8 %, теленгитов – 9,9, телеутов и чулымцев – 9,1, тубаларов – 8,7 %. Теленгиты (51,0 %), нганасаны (46,6 %), негидальцы (44,7 %), ульчи (42,3 %), кеты (41,6 %), энцы (41,3 %) рассчитывали в основном на помощь государства, тофалары (37,5 %), сойоты (37,4 %), манси (36,2 %), тувинцы (36,0 %), долганы (35,8 %) – на помощь сородичей, алименты и т.д. Эти данные позволяют заключить, что далеко не все коренные народы были успешно интегрированы в городскую среду, даже при высоких количественных параметрах. Качественным показателем урбанизации является уровень образования и социальной мобильности. Так, согласно переписи 2010 г., в городе проживали уйльта с высшим образованием 100 %, со средним – 55,5, шорцев – 86,8 и 72,6, манси – 79,4 и 53,2 %. Аналогичная ситуация была характерна и для слабоурбанизированных на- родов, например, для сойотов – 13,2 и 5,2 %, теленги-тов – 17,1 и 5,8, челканцев – 39,2 и 12,7 %. Совершенствование системы образования, профессиональной подготовки и модернизация социальных структур в целом определяли перспективы процессов урбанизации коренных народов Сибири.

Тенденции деурбанизации в их среде были сопряжены с государственной политикой России по защите прав и традиционного образа жизни народов Севера. Льготы для представителей малочисленных народов Севера, проживающих в местах традиционного природопользования и занимающихся традиционными видами хозяйственной деятельности, предусматривались Налоговым, Лесным, Водным и Земельным кодексами Российской Федерации.

За последние 15 лет в Российской Федерации были реализованы несколько федеральных, а также многочисленные региональные целевые программы, в которых актуализация традиционных видов и форм жизнедеятельности выступала условием устойчивого социально-экономического развития малочисленных народов Севера. Эта стратегия была системно изложена в «Концепции устойчивого развития коренных малочисленных народов Севера, Сибири и Дальнего Востока Российской Федерации» 2009 г. [Распоряжение…, 2009]. Патернализм и поддержка аутентичных культур сохранили свое значение в качестве приоритетов в выстраивании диалога государства с коренными народами Сибири и Дальнего Востока в начале XXI в.

Стандарты модернизации обозначены в стратегиях социально-экономического развития сибирских регионов. Так, принятым в 2018 г. законом «О Стратегии социально-экономического развития Республики Саха (Якутия) до 2032 года с целевым видением до 2050 года» (с изменениями на 18 июня 2020 г.) было объявлено создание условий для утверждения ключевой ценности государства – человека. Это предполагает достижение высокого уровня жизни, организацию эффективного управления территориями, развитие конкурентных отраслей несырьевой экспортно-ориентированной экономики при сохранении культурного многообразия и укреплении гражданской идентичности и единства народов Республики Саха (Якутия) [Закон…, 2018].

Опора на традиции при формировании перспектив модернизации определяет особенности процессов урбанизации народов Сибири и Дальнего Востока на ближайшие десятилетия.

Заключение

На основе проведенного анализа можно выделить три этапа урбанизации коренных народов Сибири и Дальнего Востока: до середины ХХ в., 1950–1980-е гг., с 1990-х гг. по настоящее время. Следует признать, что ведущим фактором урбанизации стала политика патернализма, проводимая государством на протяжении всего ХХ в. Административно-политические и социально-экономические преобразования в регионах Сибири предопределили этнокультурное сближение коренного и пришлого населения, системные трансформации аборигенных сообществ с изменением моделей их жизнедеятельности и перемещением в город. Решающее значение в ускорении процессов урбанизации к концу XX в. имело промышленное освоение Сибири – разработка энергетических ресурсов, индустриализация, формирование транспортной инфраструктуры. Возможности сохранения традиций при активных процессах модернизации определили актуальные проекты коренных народов Сибири на ближайшие десятилетия. Стратегическое планирование в этой сфере стало возможным при активном участии Российского государства.

Исследование выполнено при финансовой поддержке РФФИ в рамках научного проекта № 20-111-50364.