Устранение конфликта интересов как форма борьбы с коррупцией

Федеральным законом от 21 ноября 2011 г. № 329-ФЗ «О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации в связи с совершенствованием государственного управления в области противодействия коррупции» [10] (далее по тексту – ФЗ № 329) Президент РФ установил ряд дополнительных форм борьбы с коррупцией в нашей стране. Одной из таких новелл является введение понятия «конфликт интересов» в сфере государственной службы.

Природа конфликта, юридического конфликта, конфликта интересов в российском законодательстве не нова (см., например: [1; 3; 9; 13; 14] и др.). Однако до последнего времени законодательного отражения в области борьбы с коррупцией указанные категории не находили. Закрепление же в нормах закона понятия конфликта интересов выводит научный анализ на новый уровень.

Итак, ФЗ № 329 добавил в Федеральный закон от 17 января 1992 г. № 2202-1 (ред. от 21 ноября 2011 г.) «Об прокуратуре Российской Федерации» [11] новую статью 41.8 «Взыскания за несоблюдение ограничений и запретов, требований о предотвращении или об урегулировании конфликта интересов и неисполнение обязанностей, установленных в целях противодействия коррупции». В диспозиции статьи, однако, не раскрыта суть ни конфликта, ни конфликта интересов. Отсутствует также законодательное определение конфликта интересов.

В научной литературе понимание конфликта не является острой дискуссионной проблемой. Так, В.Я. Кикоть говорит, что противоречие перерастает в конфликт, когда индивид или социальная группа сознают противоположность интересов, когда складываются соответствующие мотивации и типы поведения, проявляющиеся в прямом столкновении [5]. По мнению Ю.Г. Запрудского, социальный конфликт – это явное или скрытое состояние противоборства объективно расходящихся интересов, целей и тенденций развития социальных субъектов, прямое и косвенное столкновение социальных сил на почве противодействия существующему общественному порядку [4]. С.И. Ожегов под конфликтом понимает столкновение, серьезное разногласие, спор [12]. В.Н. Кудрявцев под юридическим признает любой конфликт, в котором спор так или иначе связан с правовыми отношениями сторон. Следовательно, субъекты конфликта, их мотивация, объект обладают правовыми признаками, а сам конфликт влечет юридические последствия [8].

Законодательного же определения конфликта интересов нет. Поэтому представляется затруднительным его практическое применение. Во-первых, отсутствие конкретных критериев, определяющих ситуацию как конфликт интересов, влечет за собой опасность расширительного толкования. Во-вторых, отсутствие таких критериев не позволит четко определить стадию развития конфликта интересов. А конфликт интересов, как правильно заметила О.И. Короткова [7], представляет собой явление динамическое, развивающееся, проходящее через несколько стадий развития конфликтной ситуации. И определить, на какой стадии наступает юридическая ответственность, в том числе по ст. 41.8 Федерального закона от 17 января 1992 г. № 2202-1 (ред. от 21 ноября 2011 г.) «О прокуратуре Российской Федерации», будет непросто.

Представляется, что даже установление наличия конфликта интересов влечет за собой правовую дилемму о выборе вида дисциплинарной ответственности, к которой нужно привлечь субъекта-нарушителя. В ст. 41.8 Федерального закона от 17 января 1992 г. № 2202-1 (ред. от 21 ноября 2011 г.) «О прокуратуре Российской Федерации» указано, что за «за несоблюдение работником требований о предотвращении или урегулировании конфликта интересов ... налагаются взыскания, предусмотренные ст. 41.7» того же закона. А в ст. 41.7 Федерального закона «О прокуратуре Российской Федерации» предусмотрены дисциплинарные взыскания от замечания до увольнения из органов прокуратуры. При этом нигде не указано, за какую степень (или стадию протекания) конфликта интересов какое должно следовать взыскание. Представляется, что данный пробел требует скорейшего разрешения на законодательном уровне.

Думается, что следует согласиться с М. Галимовым [2] в том, что если не лишить коррупционера принципиальной возможности легально владеть и пользоваться преступно нажитым имуществом, то кардинально изменить ситуацию на фронте борьбы с коррупцией не получится. Одним из таких способов стала бы ратификация ст. 20 Конвенции ООН против коррупции [6].