Велимир Хлебников как «проповедник» идей зороастризма в русской литературе Серебряного века

В размышлениях Велимира Хлебникова особое место занимает предугадывание будущего и предвидение дальнейшего развития человечества или, как сам он отмечает, «искусство предвидеть будущее». Этим искусством, обычно считающимся достоянием пророков и магов, вполне способен, по его мнению, овладеть и современный поэт. Именно таким поэтом-пророком Хлебников и считал себя самого. Но при этом он полагал, что не только развивает традиции, связанные с опытом прежних религиозных пророков, но и берет на себя роль рупора актуальных современных идей, имеющих важное значение для пе- реустройства человеческого общества на новых, более справедливых началах: «Я в последний раз в жизни поверил людям и прочел доклад в ученом обществе при университете “Красная Звезда”. Правда, я утонченно истязал их: марксистам я сообщил, что я Маркс в квадрате, а тем, кто предпочитает Магомета, я сообщил, что я продолжение проповеди Магомета, ставшего немым и заменившего слово числом. Доклад я озаглавил “Коран чисел”. Вот почему все те, чье самолюбие не идет дальше получения сапог в награду за хорошее поведение и благонамеренный образ мысли, шарахнулись прочь и испуганно смотрят на меня» [10, с. 357], – так Хлебников пишет сестре о своих докладах под названием «Коран чисел» в Персии.

Хлебников, бывший свидетелем и в то же время сторонником и участником Октябрьской революции, стремящейся утвердить основные принципы коммунистического строя, проявлял вместе с тем повышенный интерес к древнеиранскому пророку и реформатору Заратустре, т.к. его учение он находил чрезвычайно близким своим прогрессивным и революционным идеям и мыслям. В учении Заратустры особое место занимает идея вечной борьбы Добра и Зла, Правды и Лжи. Добро олицетворяет бог Ахура-Мазда, Зло – Анхра-Майнью. Человек не должен быть пассивным в этой борьбе, он должен активно выступать на стороне Правды. Доброе слово, добрые помыслы, добрые дела – вот три силы, с помощью которых человек способствует торжеству Света и Добра [5, с. 122].

Увлечение Хлебникова Заратустрой было настолько сильным, что он считал древнеиранского пророка «своим духовным пра-двойником» [12]. Главное, что сближает Заратустру (человека старого времени) и Хлебникова (человека нового времени), – это уверенность в возможности осуществления вековой мечты человечества о приходе Эры разделения Добра и Зла и об окончательной победе Добра [4, с. 194].

Такая уверенность нашла яркое отражение в иранских стихотворениях (иранский цикл) Хлебникова, в особенности в стихотворении «Видите, персы, вот я иду…» (1921), в котором поэт, появляясь в желаемой роли, т.е. роли пророка, откровенно старается демонстрировать персам свое «искусство предвидеть будущее». Установлено, что заметки Хлебникова о древнеиранской мифологии, частично ис- пользованные в этом стихотворении, относятся ко времени его пребывания в Харькове [14, с. 533]. Когда летом 1920 г. стали поступать известия о провозглашении Гилянской республики в Северной Персии, Хлебников занес в свой дневник: «13 июля 1920. Вышел “Ладо-мир”. Хотел ехать в Персию». Однако «связный и законченный текст на персидскую тему мог возникнуть только в Баку, в атмосфере Съезда народов Востока» [Там же].

При первом взгляде на текст стихотворения мы находим в нем целый словарь авестийских терминов и понятий. При этом поэт старался, насколько возможно, объяснить хотя бы кратко каждый из терминов (или непосредственно в тексте, или в скобках рядом с самими терминами), что обеспечивает более адекватное восприятие стихотворения теми читателями (их, добавим, наверняка большинство), которые не очень знакомы с идеологией зороастризма:

Видите, персы, вот я иду

По Синвату к вам.

Мост ветров подо мной.

Я Гушедар-мах,

Я Гушедар-мах, пророк

Века сего и несу в руке

Фрашокерети (мир будущего).

Ныне, если целуются девушка и юноша, — Это Матия и Матиян, первые вставшие Из каменных гробов прошлого.

Я Вогу Мано – благая мысль.

Я Аша Вбгиста – лучшая справедливость.

Я Кшатра Вайрия – обетованное царство.

Клянемся волосами Гурриэт эль Айн, Клянемся золотыми устами

Заратустры —

Персия будет советской страной.

Так говорит пророк! [14, с. 132].

Из первого предложения стихотворения явствует, что персы (иранцы) являются конкретными адресатами лирического героя. Лирический герой в качестве пророка, посланного к особому народу (персам), хорошо знает, что для того, чтобы его проповеди нашли отклик у слушателей, он должен говорить на языке, который персам близок и понятен. Таким средством общения, обеспечивающим установление коммуникации между пророком и людьми, становится язык понятий Авесты, многие страницы которой перекликаются с главной мечтой всей жизни Хлебникова - о будущем человека, бесклассовом обществе без порабощения человека человеком, о мире всеобщего равенства и свободы [11, с. 194]. Сле- довательно, авестийские термины и понятия в данном стихотворении, сохраняя свой исконный смысл, служат одновременно средствами для выражения собственных мыслей русского поэта.

С нашей точки зрения, ключевыми понятиями, скрепляющими всю семантическую структуру анализируемого нами текста, можно считать две категории: Синват и Фрашо-керети. Именно при их расшифровке определяется основная цель создания Хлебниковым этого стихотворения и эксплицируются заложенные в нем смысловые нюансы.

• 1.    Синват ( авест. Чинват, пехл . Чинвар или Чинвад [19, с. 256], среднеперс. Чандвар [8, с. 518]) – «Переход-разлучитель» [1, с. 469], в иранской мифологии - мост через водную преграду, разделяющую царства живых и мертвых [7, с. 597]. В зороастризме мост Чинват – это не простой мост, а дух в форме лучей . Начинается он от высочайшей вершины Хара Бе-резайти в середине земли. Праведники проходят по нему беспрепятственно и попадают на небеса, а грешники преодолеть мост не могут и сваливаются вниз, в адскую преисподнюю-бездну [8, с. 301-302].

• 2.    Фрашокерети ( авест. Фрашо-кэрэти, среднеперс. Фрашкард [1, с. 466]; этимология неизвестна, приблизительный перевод - Переделывание [8, с. 511]) – это конец нынешнего этапа мира в то время, когда Вселенная вернется в свое первоначальное торжественное состояние и, наконец, произойдет воскресение мертвых [3, с. 217].

Ибо Чинват подобен многогранному лучу: одни грани у него широкие – в девять копий их ширина, а другие узкие и острые, как лезвие отточенного кинжала. Когда души праведников и грешников приходят к Чинвату, он поворачивается к праведникам широкой гранью, а к грешникам – узкой. Чем больше человек совершил в земной жизни грехов, тем уже Чин-ват становится под его ногами [Там же].

Можно, как нам кажется, утверждать, что мост Синват выступает в стихотворении «Видите, персы, вот я иду…» в качестве аллегории революции, которая была для поэта, безусловно, положительным и необходимым для развития человечества явлением. Революция для Хлебникова – это ослепительное царство свободы, свободы от царизма, буржуазной государственности, национального и религиозного угнетения, от порабощения личности [11, с. 179].

Закономерно, что Октябрьскую революцию и возникший в ее результате Советский Союз Хлебников горячо приветствовал, находя в революции, ее высокой правде торжество справедливости, торжество нового начала в жизни человечества [Там же, с. 186]. Поэтому превращение Персии в советскую страну, с его точки зрения, будет возможным только через революцию, подобную той, что произошла в России. Не приходится удивляться, что в 1921 г. Хлебников из Баку вместе с Пер- сидской Красной Армией отправляется в Иран для поддержки своих иранских собратьев в Гилянской провинции.

На наш взгляд, в художественной концепции стихотворения «Видите, персы, вот я иду…» Фрашокерети символизирует желаемый итог революции (Персия будет советской страной), после которой наступит «мир будущего» и произойдет воскресение мертвых: Это Матия и Матиян, первые вставшие / Из каменных гробов прошлого...

Матия и Матиян ( авест. Мартиа и Мар-тйанаг, пехл. Михрие и Михрияне [19, с. 145], в поздней традиции - Махлия и Махлияна, среднеиранс . Матра и Матрайана, Майша и Машйана [7, с. 343]) – «Смертный и Смертная» [8, с. 488], первая человеческая пара в древнеиранской мифологии. Другими словами, их можно считать иранскими Адамом и Евой. Миф повествует о том, что первопредок человечества Гайомарт перед самой смертью из-за происков злого духа Ахримана «выронил семя», одна треть которого досталась богине Земли – Спандармат. В результате через сорок лет из нее выросло растение ревень, а еще через пятнадцать лет оно превратилось в Машиа и Машиана. Поначалу признавшие главенство Ахура-Мазды, они назывались лучшими из созданий земли, выступали носителями благочестия, затем в них вошел дух противоречия. Они объявили злого духа, двойника Ахура-Мазды - Ангро-Маньо – творцом миропорядка, за что поныне пребывают в аду, откуда выйдут только после Страшного суда [4, с. 192].

Благодаря Фрашокёрети в обществе будут господствовать три основных принципа, на которых основано пророческое послание лирического героя: Вогу Мано, Аша Вбгиста, Кша-тра Вайрия. Отметим, что они являются тремя из шести Бессмертных Святых (Воху Мана, Аша Вахишта, Хшатра Вайрья, Спента Армай-ти, Хаурватат, Амертат), которые в Авесте называются Амеша Спента и составляют ближайшее окружение Ахура-Мазды.

В Большом персидском словаре Деххода говорится, что во время появления маздаизма был Спента Майнью (Святая Мудрость) во главе этой шестерки. Позже Ахура-Мазду поставили на его место. А иногда Суруш занимал место Ахура-Мазды. В Гатах, которые являются самыми старыми частями Авесты, неоднократно упоминается имя Амеша Спента. Каждый из Амеша Спента является воплощением одного из атрибутов Ахура-Мазды и берет под свою охрану и покровительство определенную часть Вселенной, чтобы она действовала и развивалась под руководством Создателя Вселенной [9].

Вогу Мано ( авест. Воху Мана - Благая Мысль, Благой Помысел; среднеперс. Воху-ман, в поздней традиции и фарси Бахман) [8, с. 464] - первый рожденный от Бога, сидит по правую сторону от Ахура-Мазды и фактически играет роль его советника. Являясь покровителем прибыльных животных, он тесно связан с человеческим миром. Воху Мана зримо появляется перед Заратуштрой. Он тот, кто готовит ежедневные отчеты о мыслях, речах и делах людей, а после смерти праведников приветствует их дух и приводит их в высшую часть Рая. На почве этих представлений возникло поверье, что Бог олицетворяет Благую Мысль, а Воху Мана функционирует в бытии человека и приводит его к Богу, т.к. благодаря Благой Мысли можно познать религию [13, с. 133].

Аша Вбгиста ( авест. Аша Вахишта - Лучшая Истина, среднеперс . Ард Вахишт и Аша Вахишт, в поздней традиции и фарси - Арди-бехешт и Ордибехешт, один из шести великих Амеша Спента, который вместе с Ахура-Maздой и/или Его Святым Духом составляют зороастрийскую семерку) [21] – [мужской Амеша Спента, которому посвящены третий Яшт и второй месяц Весны…] самый красивый Амеша Спента, который противостоит неверности и является представителем божественного закона и морального порядка в мире. Праведники молятся, чтобы Бог помог им увидеть этого райского царя, последовать его пути и поселиться в его счастливом раю. На Земле Аша является хранителем порядка и борется против болезней, смерти, злодеев, колдунов и всех тех, кто выступает против Божьего порядка, наносит им поражение. Даже в Аду Аша является хранителем порядка и предотвращает беспредельные пытки и мучения злодеев и плутов [13, с. 133-134].

Кшатра Вайрия (авест. Хшатра Вайрья -Власть Желанная, Благое Царствование; сред-неперс. Шахревар) [8, с. 517] – мужской Аме-ша Спента, и в Авесте он называется Бесконечным Царством Ахура-Мазды, Неразрушимой Областью и Вышним Раем… Хшатра Вай-рья многими считается самым абстрактным Амеша Спента, но одновременно – олицетво- рением мощи, величия и силы Бога. В духовном свете Шахревар – представитель райского царства, а на Земле – царь, который осуществляет Божью волю, помогая бедным и беспомощным и побеждая зло… Бог с помощью Хшатра Вайрья определяет награду и наказание в загробной жизни [13, с. 134].

Отметим, что важную роль в стихотворении Хлебникова играет «спаситель», на которого указывает имя «Гушедар-мах». В мировоззрении и эсхатологии зороастризма «спаситель» – это тот, кто с наступлением события Фрашкарда (конца света) проводит один народ или даже всех народы мира по пути к первоначальному золотому веку [2, с. 125].

Согласно зороастрийским преданиям, возраст Вселенной определяется в двенадцать тысяч лет, которые разделяются на четыре последовательные трехтысячелетние эпохи. Пророк Заратуcтра родился в начале десятого тысячелетия или в начале четвертой эпохи. После Заратуcтры придут три спасителя, которые, согласно преданиям, будут рождаться от его спермы. На самом деле они считаются сыновьями Заратуcтры: Хушедар – «тот, кто растит священный закон» – в начале одиннадцатого тысячелетия, Хушедар-мах – «тот, кто растит почитание Бога» – в начале двенадцатого тысячелетия, и Сошйанс – «тот, благодаря кому все живые станут бессмертными» – в конце двенадцатого тысячелетия. Они придут продолжить путь Заратуcтры, отделить все наносное от его подлинного вероисповедания, очистить мир от злодейства и разврата и в конце концов спасти людей и воскресить мертвых [18, с. 117].

Хлебников, чтобы связать атмосферу своего стихотворения с событиями настоящего времени, вводит в текст упоминание одного из выдающихся деятелей новой истории Ирана. Это Тахира Гурриэт эль-Айн, настоящее имя Фатиме Заррин Тадж Барагхан (1818-1852), поэтесса и одна из первых последователей Сейе-да Али-Мухаммада Баба, основатель бабизма, убитая по приказу Насереддин-шаха в 1852 г. Гурриэт эль-Айн родилась в религиозной семье и выучила фикх, хадис и арабский язык. Ее ораторские способности очаровывали всех. Она отвечала – из-за занавески – на фикхские и каламские вопросы учеников, сидящих в присутствии ее отца, и поражала всех своей мудростью. В конце концов она взбунтовалась против религии и веры, с которыми была связана от рождения, и стала самоотверженным приверженцем другого культа, противостоящего господствующей религиозной структуре того времени [20, с. 180].

Гурриэт эль-Айн является единственным женским персонажем иранских стихотворений Хлебникова. В современной истории Ирана она считается еретиком, т.к. вопреки религиозным традициям своего времени она без хиджаба появилась перед публикой и открыто выразила свою поддержку Мирзе-Баба. Некоторые исследователи считают, что бабистское движение подготовило почву для идей свободы женщин. Кроме того, присутствие Гурри-эт эль-Айн в круге выдающихся лидеров и теоретиков этого движения, некоторые тенденции к равенству между женщинами и мужчинами в убеждениях бабистов, а также активное участие некоторых из женщин в этом движении, в особенности в восстании Занджана (1850), одним из предводителей которого была женщина-воин по имени Ростама, до некоторой степени подтверждают мнение этих исследователей [6, с. 430].

Следует отметить, что стихотворение «Видите, персы, вот я иду…» - не первое произведение, в котором Хлебников упоминает Гурриэт эль-Айн. Ранее в стихотворении «Октябрь на Неве» (1918 г.) русский поэт, указывая на снятие Гурриэт эль-Айн хиджаба перед публикой, выступает в поддержку этой ба-бидки такими словами: «И не новая ли черноокая Гурриэт эль-Айн посвящает свои шелковистые чудные волосы тому пламени, на котором будет сожжена, проповедуя равенство и равноправие?» [16, с. 185-186].

Позже в поэме «Труба Гуль-муллы» (1921 г.) мы еще раз встречаемся с именем Гурриэт эль-Айн, но в этот раз в художественной картине, которая посвящена описанию ее гибели:

Гурриэт-эль-Айн,

Тахирэ, сама

Затянула на себе концы веревок, Спросив палачей, повернув голову: «Больше ничего?»

- «Вожжи и олово

В грудь жениху!».

Это ее мертвое тело - снежные горы [15, с. 304].

Среди тех произведений, в которых Хлебников обращается к образу Гурриэт эль-Айн, особо привлекают наше внимание «Доски судьбы» (1921-1922 гг.), поскольку в них образы этой бабидки и ее духовного наставника Мирзы-Баба встраиваются в совершенно необычную систему сопоставлений, позволяющих связать ислам и христианство: пророк Ирана, Мирза-Баба родился через 365.5 после Иисуса (6-й год до Р. Хр.). Разве Тахира Гур-риэт эль-Айн не напоминала Магдалину? Когда она затягивала на своей шее веревку? И во- роны, кружившиеся над Баба, когда он был расстрелян на стенах Тавриза, не напоминали ли вороньи стаи Голгофы? Мирза-Баба родился в 1820 г., т.е. через 365.5 после Иисуса [17, с. 33].

Таким образом, упоминание о Гурриэт эль-Айн в таком стихотворении, как «Видите, персы, вот я иду…», которое полностью «опирается на зороастрийское учение и систему понятий Авесты» [12], не может быть случайным. Лирический герой видит в ее образе борца за благополучие человечества и, по сути, женщину-пророка, которая единодушна с Заратуcтрой в одном: они оба, с точки зрения Хлебникова, несмотря на разные религии и принадлежность к разным эпохам, думают о формировании «нового мироустройства, где будут торжествовать Добро и Справедливость» [Там же].

Лирического героя данного стихотворения в каком-то смысле можно считать продолжателем идей предыдущих пророков, Гур-риэт эль-Айн и Заратустры, т.к. он, чувствуя в них родственные души, проповедует их моральные и этические учения. В конце стихотворения мы видим, что лирический герой появляется в роли пророка и предвещает Персии судьбу, подобную судьбе Советского Союза (Персия будет советской страной). Но для того, чтобы убедить персов в верности своего предсказания, лирический герой клянется чудесами двух предыдущих пророков, волосами Гурриэт эль-Айна и золотыми устами Заратустры .

Следовательно, Хлебников, вкладывая основные термины и понятия Авесты в свое произведение, не только намеревался создать произведение на основе древнеиранской мифологии. Он, по сути, сознательно думает о составлении плана для осуществления перемен к лучшему в дальнейшей судьбе иранского народа и всего человечества. Не подлежит сомнению, что в осуществлении такого плана главную роль Хлебников отводил революции. Но эта революция, имея все черты коммунистической революции, провозглашает вместе с тем постулаты вероучения пророка Заратустры, с которыми хорошо знаком иранский народ.