VIII Богдо-Гэгэн Джебцзундамба-Хутухта и уполномоченный императорского российского правительства в Монголии И.Я. Коростовец: роль личности в транснациональной истории монгольского мира в начале ХХ в

Современная наука располагает множественностью теорий о роли личности в истории. Сначала – это внеисторическая сила как орудие истории [26]. Затем – потребность в описании великих деяний героев и полководцев [1]. Потом – взгляд на личность как орудие исторической закономерности [34], на смену которому пришел исторический провиденциализм Гегеля [14]. Причем, едва ли не сильнее Гегеля, идеи провиденциализма выразил Л.Н. Толстой в своих знаменитых философских отступлениях в романе «Война и мир». Согласно Л.Н. Толстому, значение великих людей только кажущееся, на самом деле они – лишь «рабы истории», осуществляющейся по воле Провидения. «Чем выше стоит человек на общественной лестнице… чем больше власти он имеет… тем очевиднее предопределенность и неизбежность каждого его поступка», – утверждал он [31].

На смену этим теориям пришел марксистский взгляд на проблему, который решительно порвал с теологией и объяснял весь ход исторического развития лишь материальными факторами. Но, при этом марксизм унаследовал от Гегеля отношение к личности, полагая, что она может наложить отпечаток индивидуальности лишь на неизбежный ход событий, т.е. ускорить или замедлить реализацию исторического закона. По мнению Г.В. Плеханова личность не в состоянии, ни при каких обстоятельствах, изменить запрограммированный ход истории. И если бы не было одной, конкретной личности, то ее непременно заменила бы другая, которая выполнила бы точно такую же роль в истории. Этот взгляд базируется на идее неизбежности осуществления законов общественного развития, действующих вопреки всему. Но в мировой истории таких законов не может быть по определению, ибо социальное общество в мировой системе не имеет единой функциональной роли, так как она, как правило, зависит от способностей политиков. Так, представители династии Цин, промедлив с реформами в XIX в., привели Китай к фактическому разделу его на сферы влияния между мировыми державами, а затем и к распаду империи. В то время как реформы Мэйдзи (1868-1889) в Японии превратили Страну восходящего солнца в новый мировой центр агрессии и экспансии. Кроме того, марксисты не учитывали и тот факт, что личность не просто действует в определенных обстоятельствах, но и может сама создавать эти обстоятельства.

Рассматривая феномен личности, необходимо обратить внимание на исследование американского философа С. Хука [39], который пришел к выводу о том, что личность, действительно, ограничена характером общества и объективными обстоятельствами. Но, при этом роль личности существенно возрастает и при определенных условиях она даже становится независимой силой, когда в развитии общества появляется альтернатива. Блестящим примером именно такого хода исторических событий и роли личности в истории стала социалистическая революция в России 1917 г. и выдающаяся роль В.И. Ленина. Именно поэтому в последние десятилетия, активно развивается альтернативная история, которая отвечает на вопрос: что было бы, если бы не было той или иной личности, т.е. исследуются гипотетические альтернативы при несуществующих сценариях. При этом анализ роли личности в разных ситуациях исходит из идеи о том, что ее роль может колебаться и зависеть от особенностей исследуемого места, времени и индивидуальных черт личности. Особенно ярко личность проявляется в монархических (авторитарных) обществах, где очень многое зависит от индивидуальных способностей и случайностей, связанных с лидером (монархом) и его окружением.

Таким образом, саму идею можно сформулировать следующим образом: чем менее устойчиво общество и чем сильнее разрушены старые конструкции, тем большее влияние на него может оказать выдающаяся личность. Тем самым мы получаем практически математическую формулу: роль личности обратно пропорциональна стабильности общества.

Используя таковой подход с учетом того: в какие моменты, как и когда воздействуют на роль личности мы и попытаемся рассмотреть миссию выдающихся исторических личностей, оказавших решающее воздействие на становление современной монгольской государственности, а именно роль Богдо-гэгэна VIII Джебцзундамба-хутухты и Уполномоченного императорского российского правительства в Монголии И.Я. Коростовца, которые заложили основы российско-монгольских отношений в ХХ в.

Анализируя результаты Синьхайской революции в Китае и ее последствия, в части создания Монгольской государственности, а также роль Российской империи в деле создания современного монгольского государства, российская и монгольская историография особое внимание уделяют роли VIII Богдо-гэгэна Джебцзундамба-хутухты [5; 3; 11; 36; 37; 38] и Уполномоченного императорского российского правительства в Монголии И.Я. Коростовца [2; 6; 7; 23; 24; 35], которые стояли у истоков нового государства и заложили основы современных российско-монгольских отношений.

Интерес к деятельности И.Я. Коростовца был вызван опубликованием его многолетнего исследования по истории Монголии на русском языке [17] и «Дневника русского уполномоченного в Монголии» [16], а также проведением в Улан-Баторе в 2013 г. международной научной конференции, посвященной деятельности российского дипломата [Монгол-оросын 1912 оны гэрээ ба И.Я. Коростовец. Олон улсын эрдэм шинжилгээний бага хурлын материал], среди выступлений на которой можно выделить доклады как российских (Л.В. Курас, Е.И. Лиш-тованный, Б.Д. Цыбенов), так и монгольских ученых (О. Батцайхан, Ц. Батбаяр, Н. Хишигт и др.).

В то же время публикации в российской и монгольской периодике о Джебцзундамба-хутухте, не считая небольшой главы в монографии Е.А. Белова [11], принадлежат лишь перу О. Батсайхана, хотя Богдо-гэгэн, несомненно, заслуживает значительно большего внимания.

Есть, пожалуй, и еще одно отличие в оценке современной историографии двух выдающихся личностей. Если долгое время личность И.Я. Коростовца была в забвении, что было обусловлено сменой общественно-политического строя в России и эмиграцией российского дипломата, то память о Джебцзундамба-хутухте, в соответствии с государственной идеологией СССР и МНР, подвергалась шельмованию.

• VIII Богдо-гэгэн Джебцзундамба-хутухта

Каждый народ имеет своих героев, которыми гордятся, которым ставит памятники, называют их именами города, улицы, школы и новорожденных детей. Это богатство народа и это его история. Но проблема заключается в том, что со сменой эпох, сменой идеологической составляющей и национальной идеи государства, происходит и смена героев. Причем, зачастую - это не смена мест на пьедестале почета, а полное забытье. Именно это и случилось с VIII Бо-гдо-гэгэном Джебцзундамба-хутухтой, чье имя было вычеркнуто из истории монгольского мира на долгие десятилетия.

Историческая справка

Богдо-гэгэн VIII - восьмой Халха Джебцзундамба-хутухта (1869, Лхаса -17 апреля 1924, Урга) - глава буддистов Монголии. Богдо-хан, теократический правитель Монголии (1911-1921), монарх Монголии с ограниченными правами (1921-1924). Официальное признание мальчика новым Богдо-гэгэном состоялось в Потале при участии Далай-ламы XII и Панчен-ламы в 1874 г. В 1875 г. в сопровождении торжественной процессии монгольской знати и духовенства, а также бурятских лам он был привезен в Ургу и возведен на трон Богдо-гэгэна [13].

Ему с детства преподавали тибетский и монгольский языки, буддийскую философию. Он был единственным среди восьми воплощений Богдо со степенью габджи [3; I].

***

В начале ХХ в. Китай резко усилил колонизацию Внешней Монголии. В Халхе начались широкие административные преобразования, преследующие цель введение прямого китайского правления, распространения общекитайского законодательства и ликвидации самостоятельности монгольских ханов, князей и лам. В Халху вводятся китайские войска, планируется строительство железных дорог и т.п., что грозило окончательным поглощением Внешней Монголии Китаем и ассимиляцией монголов, затрагивало экономические и политические интересы России в этой стране. Пытаясь вырваться из-под китайского владычества и создать собственное национальное государство, монгольские феодалы поднимают народ на борьбу и обращаются за помощью к России.

27-28 июля 1911 г. в Урге состоялось тайное совещание монгольских лам и князей под председательством Богдо-гэгэна, проходившее «в доме Богдо и он возглавлял эту встречу» [3], на котором было принято решение об отделении Халхи от империи Цин, воспользовавшись при этом помощью России, после чего в Петербург была направлена официальная делегация.

• 15 августа 1911 г. в столицу Российской империи прибыла монгольская делегация во главе с одним из лидеров национально-освободительного движения в Халхе Ханда-Доржи [28]. Уже на следующий день делегация была принята и.о. управляющего МИД России А.А. Нератовым и премьер-министром империи А.П. Столыпиным. В послании императору Николаю II халхасский первосвященник Джебцзун-Дамба-хутухта и князья всех четырех аймаков: Тушетуханского - Дашинима; Цэцэнханского - Агван-Цэрэн; Цзасактуханского - Сотном-Араб-дан и Сайнноинханского - Намнан-Сурун писали о злоупотреблениях китайских чиновников, которые вмешиваясь в монгольские дела и под предлогом реформ, заселяли Монголию. Делегация прямо просила о помощи и покровительстве русского царя.

Сложность ситуации обуславливалась тем, что у России не было четкой позиции в решении «монгольского вопроса». Поэтому программный документ, с которым прибыла монгольская делегация, вызвал серьезную озабоченность правительственных кругов России. Так, монгольская сторона выдвигала следующие требования:

• -    независимость Внешней Монголии от Китая (рассматривался также вариант протектората России);

• -    объединение Внутренней, Внешней Монголии, Барги, Урянхайского края и создание Великой Монголии;

• -    активная военная и политическая помощь со стороны России против Китая;

• -    постоянное представительство Урги в Петербурге и дальнейшее расширение российских торговых прав и привилегий в Монголии [25].

В российской и монгольской историографии отмечается, что в официальных кругах, а также в среде, военных, предпринимателей и интеллигенции России имелись существенные расхождения на политику империи по отношению к Монголии. Так, существовало как минимум 6 сценариев дальнейшего развития событий:

• -    среди политических лидеров императорской России были сторонники отделения Монголии от Маньчжурии и развития ее в русле японских интересов;

• -    второй сценарий направлен на сближение Монголии с Китаем с целью ведения непримиримой борьбы Японией, дабы осуществить свои дальневосточные притязания чужими руками;

• -    российский генералитет жаждал реванша за поражение в русско-японской войне 19041905 гг. и потому рассматривал нарастающее национально-освободительное движение как возможность присоединить Монголию к России;

• -    российские промышленники и предприниматели выступали с самостоятельной позицией, выражавшейся в стремлении монголов к государственной самостоятельности и установления протектората над ней с целью вывоза продукции животноводства из Монголии в Россию;

• -    имелись также сторонники партнерских торговых отношений России и Монголии, которые высказывались за создание автономной Монголии под протекторатом Китая;

• -    и, наконец, существовала еще одна точка зрения - «Монголия для монголов». Суть этого сценария выражался в следующем: Монголия не в состоянии защитить свою независимость ни от Китая, ни от России и потому необходимо создать автономное буферное государство под покровительством союза европейских государств [4; 22].

Не смотря на множество сценариев, российские ученые подчеркивают, что к началу ХХ в. Монголия превратилась в конгломерат полуколоний мировых держав, которые уже завершили раздел мира на колонии и боролись за передел уже поделенного. Поэтому ситуация в полуколониях определялась их включением в важнейшие договорные документы ведущих мировых держав, в соответствии с которыми в некоторых полуколониях вызревали внутренние и внешние предпосылки возникновения новых суверенных государств. Это в полной мере относилось и к Монголии, которая искала точку опоры на стороне [15]. И величие Богдо-гэгэна как раз в том и заключается, что он первым почувствовал приближение этих предпосылок и нашел единственно верную точку опоры.

Особое совещание по делам Дальнего Востока при Совете Министров, состоявшее из представителей различных министерств и ведомств, 17 августа 1911 г. рекомендовало правительству выступить посредником между Китаем и Монголией и оказать монгольским князьям дипломатическую поддержку [15, с. 81; 21, с. 89]. В соответствии с принятыми решениями Россия через своего посланника в Пекине начала оказывать давление на правительство. Причем, товарищ министра иностранных дел России А.А. Нератов сформулировал три основополагающих принципа, которые стали определяющими в отношении Китая к Внешней Монголии: не заселять Халху китайцами, не посылать туда китайские войска, не вводить на территории Внешней Монголии китайское управление [11, с. 42].

Синьхайская буржуазная революция в Китае и свержение власти маньчжурской династии Цин послужили мощным толчком к подъему национально-освободительного движения в Монголии, в том числе на ее западной окраине - в Кобдоском и Алтайском округах. Очевидец событий, российский монголовед А.В. Бурдуков писал, что монголы, «погребенные под золой китайского деспотизма и под мусором желтой веры, получили первый уголек - «зарядку» от китайской революции 1911 г. Начавшееся поглощение Китаем Монголии и угроза неизбежной ассимиляции и разбудили у монголов чувство национального самосохранения» [12, с. 27]. Так, А.А. Нератов телеграфировал И.Я. Коростовцу, что планируемые Китаем военные и административные реформы в Халхе были бы расценены как «враждебное по отношению к России действие», а ввод в Монголию частей цинской армии привел бы «к нарушению равновесия на границе». А так как монгольские делегаты опасались за свою безопасность по возвращению на родину, А.А. Нератов просил посланника дать понять Пекину, что «русские власти не останутся равнодушными к судьбе монгольских делегатов и пославших их лиц» [8, с. 55-56].

Выступлению монголов во многом способствовало правительство России. Так, российский посланник в Пекине И.Я. Коростовец 12 ноября 1911 г. телеграфировал товарищу министра иностранных дел А.А. Нератову, чтобы правительство России довело до монгольских князей и высших лам информацию о том, что происходящие в Китае события дают монголам исключительно благоприятный случай обеспечить на будущее время свою самостоятельность.

• 1 декабря 1911 г. было обнародовано воззвание с объявлением независимости Халхи. При поддержке русского правительства переход власти в Халхе в руки монгольских феодалов был осуществлен мирным путем. 18 декабря 1911 г. от консула в Улясутае А.А. Вальтера была получена телеграмма о том, что 16 декабря был осуществлен мирный переход власти от китайского цзяньцзюня к монгольскому амбаню. 29 декабря 1911 г. в Урге состоялась торжественная церемония возведения Богдо-гэгна VIII на престол Великого хана (Богдо-хана) Монголии. В ней приняли участие многих монгольских земель. Стремясь консолидировать всех монголов и избежать социальных потрясений, Богдо-гэгэн VIII в своих лундэнах (обращениях) делал упор на прекращение междоусобиц, взаимной вражды, «угнетения высокими людьми низких», укрепления семьи. О государственном уме и государственном подходе «Многими Возведенного» говорит тот факт, что его лундэны касались самых разных направлений: религии, государственного управления, международных связей, финансов, таможенных правил, государственных наград, охраны природы, возмещения аратам, пострадавшим от потери скота, мерам против голода [20]. Это был реальный лидер, которому поклонялись все монголы и калмыки. Не случайно представители России, проживавшие в Урге и Пекине, в своих донесениях и секретных телеграммах, обрисовывая реальное положение дел в Монголии, подчеркивали, что будущее Халхи находится в руках Богдо-хана. Так, генеральный консул России в Урге В.Ф. Люба дал оценку исторических заслуг Богдо-гэгэна, оценивая его как национального лидера, благодаря которому состоялся кардинальный поворот в истории Монголии [4, с. 126].

В торжестве возведения на престол Богдо-хана приняли участие представители четырех аймаков Монголии. О переходе под власть Богдо-хана заявили и другие аймаки и сеймы, в том числе Хубсугул, Урянхай, Дариганга, Хулунбуир и др. Для руководства новым независимым государством было создано две палаты: Верхняя палата состояла из пяти палат (внутренних дел, иностранных дел, юстиции, военного и финансов); в Нижнюю палату входили чиновники этих министерств. В короткий срок были приняты важнейшие законодательные акты в области политики, обороны, экономики, финансов, торговли и культуры. По инициативе Богдо-гэгэна была создана военная школа с русскими инструкторами, построено несколько мастерских, типография, больница, ветлечебница, мельницы, радиостанция, телеграф, телефон, автомастерские, электростанция, банки. Имея богословскую степень, он поощрял не только религиозное, но и светское образование, призывал бережно относиться к собственной истории [4, с. 126]. Это было тем более удивительно, что все предшественники были весьма далеки от дел мирских. Они занимались строительством храмов и монастырей, производством церковной утвари, ведением богослужения, составлением монастырских библиотек, собиранием религиозных напевов, далами Шабинского ведомства [18]. Тем самым, было завершено 220-летнее господство династии Цин, на смену которому пришел император Монголии, сосредоточивший в своих руках государственную и религиозную власть и которого монголы по праву считали руководителем и духовным отцом монгольской революции [3].

Уполномоченный Императорского российского правительства в Монголии И.Я. Коростовец

Правительство Китая не признало суверенитет монгольского государства. Это было обусловлено императорским указом об отречении империи в пользу республики от 12 февраля и временной Конституцией Китайской республики, принятой 10 марта 1912 г., где были указаны пять нациеобразующих народностей: маньчжуры, ханьцы, монголы, мусульмане и тибетцы [30, с. 181]. Тем не менее, Китай в силу объективных обстоятельств, не решился на немедленную отправку войск в Ургу. Обстоятельства вокруг Монголии сложились таким образом, что и

Китай и новое правительство Монголии обратились к России за посредничеством. В результате длительных и сложных переговоров в треугольнике Россия - Монголия - Китай и заключения ряда договоров Халха получила достаточно широкую автономию, лишь формально оставаясь в составе Китайской Республики [12; 9; 11; 10; 25]. Гарантом этой автономии являлась Россия, которая исходила из мысли о том, что к началу ХХ в. разные части раздробленной Монголии подчинялись не Китаю, а маньчжурским императором, причем на разных основаниях. Поэтому империя Цин не была Китаем, а Китайская республика не имела от нее исторической преемственности. В этой связи уместно привести слова В. Томилина, русского очевидца событий начала ХХ в.: «Монголия лишь случайно связанная до последнего времени с Китаем общей царствующей династией, всегда была чужда ему и даже враждебна» [32, с. 4].

Однако в Кобдо и на Алтае между монголами и китайцами завязались упорные бои за обладание этим краем, в исходе которых важную роль также сыграла Россия. Китайские власти Кобдоского округа, поддерживаемые премьером, а с февраля 1912 г. Временным Президентом Китайской Республики Юань Шикаем, не признававшим отделения Халхи от Китая, и надеясь на помощь из Синьцзяна, решили отразить наступление монгольских повстанцев. Стремясь не допустить проникновения революционных идей в Кобдо и на Алтай, но, не имея возможности силой воспрепятствовать походу халхасских войск в Западную Монголию, Пекин попытался создать новую административно-территориальную единицу в составе Китая под названием «Западная Монголия». В ее состав должны были войти Алтайский округ Синьцзяна, Кобдо, Урянхайский край, земли калмыков-торгоутов. Однако развитие событий в Коб-до и Шара-Сумэ опрокинуло эти планы Пекина. Монгольское правительство в июне 1912 г. направило в Кобдо войска под командованием Дамдинсурэна, Максаржава, Джалханцзы-Гэгэна и др. Правителем округа был назначен Дзорикту-бэйсэ. Большая часть многонационального населения Кобдоского округа присоединилась или сочувствовала монголам. Кобдоский ам-бань Пу Жунь категорически отверг предложения русского консула М. Кузминского о передаче власти представителям Халхи. И более того, он арестовал и казнил посланцев Урги Тэмурджа-ба и Лхакбу, что сделало военное столкновение неизбежным. В назревавшем конфликте Россия выступила на стороне Халхи, рассматривая Западную Монголию в качестве «удобного заслона от Китая» и исходя из принципа, высказанного начальником Генерального штаба генералом А.З. Мышлаевским: «Россия должна поддерживать все, что ослабляет власть Китая в Монголии» [11, с. 34]. Обсуждая на своем заседании 15 июля (2 августа) монгольский вопрос Совет министров подтвердил, что главной задачей политики России в Северной Монголии является «воспрепятствование образованию в этой пограничной с нами области сильного в военном отношении государства». Сложившиеся обстоятельства побуждают к заключению между Россией и Халхой договора, «сущность которого сводилась бы к обещанию русского правительства отстаивать самобытный строй Халхи и не допускать как ввода в Монголию китайских войск, так равно и колонизации ее китайцами. С другой стороны на правителей Халхи следовало бы возложить обязательство не заключать никакого договора, нарушающего указанные начала, и обеспечить за русскими подданными и за русской торговлей свободное пользование в пределах Монголии всеми правами и преимуществами, принадлежащими им в силу прежних договоров между Россией и Китаем» [11, с. 34].

Таким образом, российское правительство проявило решимость и готовность подтвердить автономию Халхи в составе Китая и взять ее под свою защиту, в том числе и вооруженными средствами [29, с. 2]. Это решение легло в основу политики России по отношению к разыгрывавшимся в Монголии событиям. Фактический отказ китайского правительства «считаться с изменившимся положением в Монголии» вынудил правительство России вести переговоры с Ургой, которые были возложены на посланника в Пекине И.Я. Коростовца [29, с. 2], который после социальной революции 1917 г. в России оказался в эмиграции. Имя его также на многие десятилетия было забыто.

Историческая справка

Иван Яковлевич Коростовец (1862-1933) - выпускник Императорского Александровского лицея, тайный советник Российской империи. С 1884 г. служба в Азиатском департамен- те Министерства иностранных дел России: второй секретарь Посольства России в Пекине (1890-1894), секретарь Миссии Российской империи в Лиссабоне (1894-1899), заведующий дипломатической канцелярией Русского Верховного главнокомандующего, адмирала Алексеева в Порт-Артуре (1899-1902), с 1902 г. - генеральный консул в Бушире. С 1905 г. - секретарь графа Витте, уполномоченного участвовать в мирной конференции в Портсмуте; вице-директор Первого департамента Министерства иностранных дел России, Чрезвычайный посланник и Полномочный министр России в Пекине (1907-1912), уполномоченный в Урге на русско-монгольских переговорах, (август 1912-октябрь 1913). Чрезвычайный посланник и Полномочный министр Российской империи при Персидском дворе (октябрь 1913-1916), с 1916 г. -председатель Правления Учетно-Судного Банка Персии.

***

Пекин пытался помешать переговорам, отговорить монгольское правительство от заключения соглашения с Россией, обещая взамен «всевозможные льготы и крупные денежные подачки» и обвиняя Петербург во вмешательстве во внутренние дела Китая [29, с. 22-23]. При этом молодое Монгольское государство не получило международное признание, оставаясь независимым и суверенным, осуществляющим самостоятельную внутреннюю и внешнюю политику, выступая тем самым субъектом международных отношений де-факто.

В этот период Внешней Монголии особенно важна была профессиональная деятельность Ивана Яковлевича Коростовца в качестве Уполномоченного правительства Российской империи, назначенного МИД России для ведения переговоров с Монгольским правительством. Иван Яковлевич, в течение всего периода пребывания в Монголии, вел дневник. В дневнике перед нами достаточно полно и выпукло предстала жизнь крупнейшего российского дипломата в Азии, понимание своей роли и ответственности в событиях начала века, понимание российской политики на востоке, его чувства и стремления, восприятие событий и политических государственных деятелей. Кроме того, он рисует яркую картину жизни в Урге как столице молодого государства [2]. Из дневника становится понятной роль И.Я. Коростовца в становлении и укреплении Монгольской государственности. Именно он, используя многочисленные ноты, заявления и депеши о состоянии дел в Монголии, ее значения для России, переданные российским дипломатом, открыли глаза Министру иностранных дел России С.Д. Сазонову, товарищу министра А.А. Нератову и даже императору Николаю II на монголов и Монголию [16]. Именно в этом его «неоспоримая заслуга как одного из первых дипломатов Российской империи, осознавших значение Монголии для геополитических интересов России» [7, с. 83]. Именно ему принадлежит заслуга подготовки и подписания российско-монгольского Соглашения 1912 г. Поэтому не случайно, что после подписания Соглашения И.Я. Коростовец получил благодарность в телеграмме от Императора Николая II, направленной на имя Министра иностранных дел России С.Д. Сазонова [7, с. 83].

В самом процессе подготовки и подписания 3 ноября 1912 г. Соглашения и протокола к нему, коллектив авторов «Истории Монголии ХХ век» подчеркнули, что решение этого вопроса в определенной степени зависело не только от России и Китая, но и от «Японии, США, Англии, Франции и Германии, не желавших... нарушения баланса сил, сложившегося в регионе Центральной Азии и Дальнего Востока, на пороге Первой мировой войны [15, с. 37]. Причем, эти страны, как правило, «поддерживали Китай в его противоборстве с Россией и Монголией и игнорировали неоднократные предложения Богдо-хана и его правительства установить дипломатические и торговые отношения» [там же]. Чем же была обусловлена эта поддержка? Став временным Президентом республиканского Китая, Сунь Ятсен объявил, что все международные договоры, заключенные цинским правительством, признаются республиканской властью. Тем самым новый Китай принял на себя все обязательства по внешним займам и признал все права иностранцев. Эти обязательства и стали основным критерием в признании республики [19, с. 31]. В этих условиях, именно Россия, стала гарантом монгольского правительства «в деле сохранения институтов монгольской государственности, формирования вооруженных сил, недопущение китайской колонизации и ввода китайских войск» [19, с. 39]. И в этом состоит огромная заслуга Уполномоченного императорского российского правительства в

Монголии Ивана Яковлевича Коростовца, благодаря которому Соглашение стало не просто первым международным, правовым документом, определившим статус Монголии, но и имевшим важное значение для выхода Монголии на международную арену. Именно поэтому И.Я. Коростовец, хотя и был проводником российской государственной политики, сыграл огромную роль в истории современной Монголии. И здесь, на наш взгляд, деятельность Богдо-хана и И.Я. Коростовца во многом созвучна и даже не разделима, ибо именно они фактически стали создателями нового государства.

Следует подчеркнуть, что роль Ивана Яковлевича не ограничилась лишь переговорным процессом и подписанием Соглашения. В 1913 г. Россия вступил в длительные переговоры с Китаем, который пытался дезавуировать результаты российско-монгольского Соглашения, что, пользуясь безразличием к азиатской политике англофила С.Д. Сазонова, почти удалось [16]. И лишь энергичное вмешательство И.Я. Коростовца и личная поддержка Николая II спасли положение. 23 октября - 5 ноября 1913 г.

В это же время продолжало расти влияние Монгольского Богдо-хана. А после подписания Кяхтинского Соглашения 1915 г., когда Внешняя Монголия превратилась в геополитический центр региона и «стала ядром притяжения родственных монголоязыяных народов, населявших пространство от Байкала до Великой Китайской стены» [16, с. 44], фигура Богдо-хана начала приобретать сакральный характер, а в будущем способствовала возникновению движения панмонголизма.

***

Таким образом, анализ оценок российских дипломатов по «монгольскому вопросу» и серия русско-монголо-китайский договоров и соглашений 1911-1915 гг. позволяют сделать вывод об осторожной и сдержанной дипломатической линии России в Монголии. Россия стремилась сохранить мирные отношения с Цинским и республиканским Китаем, выполнить секретные пункты русско-японских соглашений о разграничении сфер влияния, а также поддержать самостоятельность развития Внешней Монголии. Россия не могла поддержать полную независимость Внешней Монголии с присоединением к ней Внутренней Монголии Барги и Урянхая.

Все свои усилия российская дипломатия направляла на создание автономной Монголии и признание особых прав России во Внешней Монголии. Россия находилась в сложной ситуации, так как ей, с одной стороны, было необходимо ограничить притязания монголов на создание «Великой Монголии», а, с другой стороны, уговорить Китай пойти на уступки, проявить гибкость и признать автономию Монголии. Благодаря гибкой политике российских дипломатов удалось создать автономную, а фактически самостоятельную и независимую Монголию.

В деле образования современного независимого и суверенного Монгольского государства и его международного признания огромную роль сыграли Высший иерарх монгольской буддийской церкви VIII Богдо-гэгэн Джебцзундамба-хутухта, признанный всеми монголами как неоспоримый лидер Монголии и Уполномоченный Императорского российского правительства в Монголии Иван Яковлевич Коростовец, деятельность которого российский дипломат барон Б.Э. Нольде в деле «Создания Монголии» оценил как «одно из крупных дипломатических достижений императорской России» [7, с. 83].

Не последнюю роль в обретении суверенитета и сохранения собственной идентичности сыграл панмонголизм, возникший в начале XX в. В диссертационном сочинении, посвященной идеологии панмонголизма, Т.В. Халудоров подчеркивает, что фактически он «стал новым оформлением центрально-азиатской кочевой тенденции к политическому объединению». В основе идеологии панмонголизма находились, прежде всего, «антикитайские настроения монгольского населения, вызванные колонизаторской политикой Пекина, а также чувство религиозного единства, на основе которого формировалось национальное самосознание монгольских народов» [33, с. 23]. Монгольская буддийская церковь сыграла решающую роль в идейной подготовке движения за консолидацию Монголии. Именно она пропагандировала идею независимости от власти Китая, чему во многом способствовал авторитет Богдо-хана в начале XX в.

Исследование выполнено при финансовой поддержке Российского научного фонда в рамках научно-исследовательского проекта «Монгольские народы: исторический опыт трансформации кочевых сообществ Азии». № 14-1600552.