Вклад Николая Михайловича Пржевальского в развитие археологии Центральной Азии во второй половине XIX века

Николай Михайлович Пржевальский не нуждается в представлении, поскольку вошел в историю как путешественник, открывший для просвещенного западного сообщества Центральную Азию. При этом один из важных аспектов его исследовательской работы остается практически не изученным, и относится к описанию археологического наследия рассматриваемого региона. Под «Центральной Азией» в статье подразумеваются земли, простирающиеся от линии р. Хуанхэ на север и запад вплоть до границ Российской империи конца XIX в. В это пространство вписываются такие культурно-территориальные единицы, как Тибет, Китайский Туркестан и Монголия. Во второй половине XIX в. политическая ситуация в регионе была весьма острой. Политические деятели Российской и Британской империй стремились разобраться в ней и повернуть ее в свою пользу. Со стороны России большую роль в этом играли офицеры Русской императорской армии, шедшие в авангарде историко-географического изучения Восточной Азии. На самом острие исследовательского процесса находился Н. М. Пржевальский. Его непосредственное руководство в лице представителей Генштаба и ИРГО преследовало строго определенные цели, среди которых развитие археологии занимало далеко не первое место. Интерес к древностям региона появился лишь со временем и был прямо или косвенно связан с войной, дипломатией и между-

Лабецкий В. П . Вклад Николая Михайловича Пржевальского в развитие археологии Восточной Азии во второй половине XIX века // Вестн. НГУ. Серия: История, филология. 2016. Т. 15, № 7: Археология и этнография. С. 19–27.

ISSN 1818-7919

Вестник НГУ. Серия: История, филология. 2016. Том 15, № 7: Археология и этнография

народной торговлей в Центральной Азии во второй половине XIX в.

Цель статьи – обозначить и оценить вклад Н. М. Пржевальского в археологические исследования Центральной Азии. Для достижения цели поставлены следующие задачи: поиск и анализ археологических данных, содержащихся в отчетах Н. М. Пржевальского, выделение методов исследования археологических данных, краткое сопоставление археологических данных второй половины XIX в. с современными исследованиями, оценка вклада исследователя в развитие археологии региона.

Актуальность обосновывается несколькими причинами: данные Н. М. Пржевальского имеют определенную ценность для современных исследователей, поскольку значимая часть описанных им археологических памятников к нашим дням полностью исчезла. В первую очередь это касается археологических объектов, уничтоженных исламистами и кладоискателями XIX в. К этому можно добавить, что даже если и попадали в поле зрения современных исследователей описанные в отчетах Н. М. Пржевальского археологические источники, то их состояние за полтора столетия изменилось. Кроме того, данная работа будет актуальна при составлении историографического обзора памятников Центральной Азии. Некоторую ценность она представляет и для исследователей Западной и Южной Сибири, Северного Синьцзяна и Казахстана, поскольку в ней рассматриваются миграции носителей древних культур, в том числе культур бронзового века.

Под руководством Н. М. Пржевальского было совершено четыре экспедиции: Монгольская (Первая Центрально-Азиатская) 1870–1873, Лобнорская 1876–1877, Первая Тибетская 1879–1880, Вторая Тибетская 1883–1885 гг. (рис. 1).

Начальная часть маршрута Монгольской экспедиции (см. рис. 1, I) проходила по известному торговому пути от Урги до Калгана и закончилась в Пекине, откуда был предпринят короткий поход на север. Дальнейший маршрут уходил на юго-запад, в земли, охваченные дунганским восстанием: Н. М. Пржевальский прошел по долине Хуанхэ, преодолел перевал Наньшань к озеру Куку-нор, после чего отправился далее на юг, вглубь Тибетского нагорья. Основным мотивом экспедиции был сбор научных и разведывательных данных.

Научные результаты Монгольской экспедиции поистине впечатляющи, однако это не касается археологии. Исследователь интересовался сугубо прагматическими вещами: в его отчете описание археологических объектов чаще всего сопровождалось легендами, которые либо выражали политические настроения монголов и тибетцев, либо содержали информацию о полумифических древних сокровищах.

Так, первое упоминание кладов в отчете Монгольской экспедиции сопровождается легендой о Чингисхане, который жил в горах Муни-ула, близ р. Хуанхэ (см. рис. 1, 1 ). «Он (Чингисхан. – В. Л. ) обитал на горе Шара-орой. Монголы уверяют, что на той же горе… где-то зарыта большая куча ямбо-вого серебра, но что этот клад охраняется злыми духами, и взять его невозможно. Серебро находится в яме, закрытой чугунной дверью с небольшим отверстием, через которое виден клад» [Пржевальский, 1876. С. 116–117].

Во второй раз клады упоминаются при описании песков Кузупчи, распространяющихся от берегов Хуанхэ на весь Алашань (см. рис. 1, 3 ). И здесь в качестве информаторов выступают монголы, повествование снова связано с легендой о Чингисхане. Монголы рассказывали, что «ветер, сдувающий песок, иногда оголяет различные драгоценные вещи, как, например, серебряные сосуды… но взять их невозможно, так как подобного смельчака тотчас же постигнет смерть» [Там же. С. 133].

В песках Кузупчи сохранились также остатки старинного города (см. рис. 1, 2 ). Монгольская легенда гласит, что он был построен во времена Чингисхана. «Эти исторические развалины находятся… в расстоянии тридцати верст от берега Желтой реки, откуда они видны довольно хорошо», – пишет Н. М. Пржевальский. Он добавляет, что, по словам монголов, «это был укрепленный и весьма обширный город. Его квадратная стена имела в каждом фасе по пятнадцати ли (8 верст. – В. Л. ), при вышине и толщине в 7 сажень. Внутри были выкопаны колодцы в пятьдесят сажень глубиною. Теперь все занесено песком и только одни стены местами еще хорошо сохранились» [Там же. С. 147].

Рис. 1 . Карта путешествий и открытий Н. М. Пржевальского (по: [Энгельгардт, 1891]): I – маршрут Монгольской экспедиции 1870–1873 гг.; II – маршрут Лобнорской экспедиции 1876–1877 гг.; III – маршрут Первой Тибетской экспедиции 1879–1880 гг.; IV – маршрут Второй Тибетской экспедиции 1883–1885 гг.; 1 – клад в горах Муни-ула; 2 – могильник Тумыр-алху, древнее поселение; 3 – клады песков Кузупчи; 4 – остатки поселения Цаган-балгасу; 5 – Цяньфодун (Пещера Могао); 6 – область между Хотаном, Аксу и Лобнором; 7 – древние поселения близ оазиса Черчен; 8 – древние поселения близ оазиса Хотан; 9 – остатки поселений близ урочища Ваш-шари; 10 – городище Кутэк-шари

Другой древний город был найден недалеко от озера Далай-нор (рис. 1, 4 ). Монголы называли его Цаган-балгасу, что означает «белые стены». Легенды об этом городе исследователю узнать не удалось. После личного осмотра он привел лаконичное описание развалин [Пржевальский, 1876. С. 74].

Остатки древних городов и другие археологические объекты были важны для Н. М. Пржевальского в первую очередь в качестве топонимов, т. е. географических ориентиров с названиями, известными аборигенам [Валиханов, 1984. С. 190]. Такой интерес подразумевает лаконичность описания достопримечательностей, включенных в обжитое культурное пространство Восточной Азии. Легенды о них обычно представляли некоторый интерес, помимо топографического. Об этом можно судить, например, по находке Н. М. Пржевальского, которая представляет собой «довольно вы- сокий куполообразный холм», называемый монголами Тумыр-алху, а китайцами Джю-джин-фу (рис. 1, 2). Согласно монгольской легенде, это курган, в котором погребена супруга Чингисхана [Пржевальский, 1876. С. 139]. История о ее трагической гибели переходит в повествование о белом знамени, подаренном Чингисханом русскому охотнику за убийство необычного огромного волка. Согласно преданию, пересказанному Н. М. Пржевальским, белое знамя великого монгольского правителя до сих пор находится в России [Там же. С. 140].

В заключение обзора археологических успехов Монгольской экспедиции следует упомянуть заметку Н. М. Пржевальского о состоянии великой Китайской стены, проходящей по северной границе провинции Ганьсу [Там же. С. 216].

Археологические результаты Монгольской экспедиции сводятся к следующему: обозначено предположительное местополо- жение древнего клада со слитками ямбового серебра в горах Муни-ула; описаны сокровища песков Кузупчи; упомянуты два разрушенных города предположительно времен Великой Монгольской империи; обозначен одиночный «царский» курган, а также охарактеризовано состояние Великой Китайской стены в провинции Ганьсу. Эти открытия не произвели на мировое научное сообщество большого впечатления, поскольку они блекнут на фоне описания интересных подробностей быта и культуры аборигенного населения Центральной Азии.

Стиль фиксации археологических объектов и их выбор были заданы в отчете Монгольской экспедиции. Они не только повторялись в дальнейших текстах Н. М. Пржевальского, но также стали образцом для его учеников и последователей. Этот стиль представлял собой весьма сдержанное, без особых подробностей описание объекта древности, к которому прилагалась история местных жителей, зачастую выражающая их политические предпочтения, в мифологических терминах. Иногда, весь нарратив ограничивался лишь легендой или рассказами информаторов.

Рис. 2. Сидящий Будда (рисунок В. И. Роборовского, приводится по: [Пржевальский, 1883. С. 103])

Успех Монгольской экспедиции Пржевальского был уравновешен трудностями и неудачами Лобнорской, которая началась в августе 1876 г. Главная цель экспедиции состояла в переговорах с Якуб-беком – самозваным мусульманским правителем Кашгара.

Лобнорская экспедиция в археологическом отношении вообще не имела существенных результатов, однако были достигнуты некоторые успехи в изучении этнографии мусульманского населения Лобнора и Тарима. К ним относится описание погребального обряда речных жителей, которые своих умерших хоронили в лодках [Пржевальский, 1947. С. 49, 80]. Эта информация особенно интересна в связи с археологическими находками на могильнике Малая Речка-5 (Small River Cemetery No. 5, или Xiaohe 'Little River' Tomb complex), расположенном к востоку от Лобнора. Несмотря на то что памятник датируется II тысячелетием до н. э., в погребениях найдены хорошо сохранившиеся деревянные лодки [Wade, 2010]. История изучения Малой Речки-5 восходит к раскопкам шведского археолога Фолька Бергмана (Folke Bergman), проведенным в 1934 г., и более ранним археологическим исследованиям Ауреля Стейна (Aurel Stein), открывшего в 1906 и 1914 гг. в окрестностях Лобнора памятники той же археологической культуры бронзового века. Сегодня эта культура носит название «Gumugou 古墓沟 Culture» [Romgard, 2008].

Следующая экспедиция Н. М. Пржевальского, начавшаяся в 1879 г., имела своей конечной целью Лхасу, однако была остановлена на подступах к городу у самых границ владений Далай-ламы (рис. 1, III ).

В археологическом отношении Первая Тибетская экспедиция касается только буддийского мира: Пржевальский одним из первых из числа западных путешественников описал храмовый комплекс Цяньфодун («Пещера тысячи Будд», «Пещера Могао»), расположенный в двадцати километрах к югу от оазиса Дуньхуан (Са-чжеу) (рис. 1, 5) [1947. С. 100–102]. Н. М. Пржевальский застал пещеры полуразрушенными после дунганского восстания и описал их вкратце, без деталей, однако, не упуская основные подробности, дающие целостную и довольно четкую картину состояния памятника, который считается одним из величайших сокро- вищ буддийской древности (рис. 2). Исследователь был первым, кто привлек широкое внимание на Западе к этим уникальным пещерам [Там же. С. 100]. 25 июня 1900 г., даосский монах Ван Юаньлу случайно обнаружил в пещерах тайник со множеством манускриптов и рисунков по шелку, относящихся к V–XI вв. Аурель Стейн, посетивший храмовый комплекс в 1908 г., купил часть этих бесценных археологических источников и увез во Францию [Chung, 1994. P. 33–34]. Другая часть манускриптов досталась академику С. Ф. Ольденбургу, получившему их в ходе Русской Туркестанской экспедиции 1914–1915 гг. [Меньшиков, 1963. С. 5].

Отмечая археологические успехи Первой Тибетской экспедиции, можно сказать, что Н. М. Пржевальский был одним из тех исследователей, чьи усилия помогли произойти многоэтапному открытию исторической сокровищницы храмового комплекса Цянь-фодун.

Кроме того, Н. М. Пржевальский также отмечал древний караванный путь из Хота-на в Китай, который проходил по современному ему маршруту из Са-чжеу на Лобнор [Там же. С. 96].

Последняя экспедиция Н. М. Пржевальского началась в 1883 г. и была весьма информативной с точки зрения археологии Таримского бассейна и пустыни Такла-Макан (рис. 1, IV ). В отчете 1888 г. [Пржевальский, 1888] были изложены сведения, предвосхищающие крупнейшие археологические открытия XX в. Во-первых, жители оазисов рассказывали о том, что между Хотаном, Аксу и Лобнором лежали 23 города и 360 селений, ныне не существующих (рис. 1, 6 ). Говорили также, что раньше можно было из г. Куча пройти на Лобнор «по крышам домов – так густо сидело население на пустынном ныне Тариме» [Там же. С. 356]. Во-вторых, к этим фактам добавлялось одно необычное условие: «…сухость воздуха, – пишет Н. М. Пржевальский, – здесь настолько велика, что трупы хотя бы больших животных (например, ослов) не гниют, но высыхают и притом довольно скоро» [Там же. С. 334–335].

Далее, исследователь приводит истории местных «черных копателей» о руинах двух древних городов, расположенных близ Черчена (предположительный возраст – 3000

и 900 лет) (рис. 1, 7 ). Эти истории практически повторяют будущие археологические открытия, связанные со всемирно известными таримскими мумиями [Hughes, 2011].

«При раскопках встречаются склепы и отдельные деревянные гробы. В тех и других трупы (не бальзамированные. – В. Л. ) обыкновенно сохранялись очень хорошо благодаря, конечно, чрезвычайной сухости почвы и воздуха. Мужчины весьма большого роста и с длинными волосами; женщины же с одной или двумя косами. Однажды открыт был склеп с 12-ю мужскими трупами в сидячем положении. В другой раз найдена была в гробу молодая девушка. У нее глаза были закрыты золотыми кружками, а голова связана от подбородка через темя золотою пластинкою; на теле надета длинная, но узкая шерстяная одежда (совершенно истлевшая), украшенная на груди несколькими тонкими золотыми звездочками, около дюйма в диаметре, ноги оставлены босыми. Даже дерево гробов, как нам говорили, иногда так хорошо сохранялось, что черченцы употребляют его на кое-какие поделки. Вместе с человеческими трупами в могилах попадаются кости лошадей и баранов» [Пржевальский, 1888. С. 367] (рис. 3).

По словам Н. М. Пржевальского, жители Черчена ходили на охоту за древними сокровищами после сильных бурь, выдувающих песок на значительную глубину. Среди обычных находок в двух вышеупомянутых городах Н. М. Пржевальский отмечает «медные и золотые монеты, серебряные слитки (весом до 50 китайских лань; формою плоские, четырехугольные), золотые украшения одежды (всегда истлевшей, притом исключительно шерстяной и узкого покроя), драгоценные камни (алмазы (?) и бирюзу), бусы, железные вещи (в самом старом городе (3000 лет. – В. Л. ) – железные вещи почти уничтожены ржавчиной), кузнечный шлак, медную посуду, и, что замечательно, битое стекло в самом древнем городе; в более же новом (600 лет. – В. Л. ) черченцы добывают для своих нужд жженый кирпич» [Там же. С. 366].

Неудивительно, что, спустя сто лет, когда в 1989 г. археологи приступили к исследованиям погребального комплекса Захунлук (Zaghunluq 扎洪鲁克 ) – одного из крупнейших археологических памятников черченских окрестностей, они обнаружили,

Рис. 3 (фото). «Лоуланьская красавица», 1800–1500 гг. до н. э.

(по: [Hughes, 2011. P. 45])

что 90 % могил ограблены [Baumer, 2012. P. 217]. Радиоуглеродное датирование показало, что возраст некрополя составляет 3200–2700 лет [Romgard, 2008. P. 16].

Н. М. Пржевальский также зафиксировал рассказы жителей Хотана и окрестных оазисов (рис. 1, 8 ), которые ежегодно осенью и зимою ходили в пески искать оголенные бурями остатки древних поселений. Согласно этим рассказам, там иногда находили золото и серебро. С точки зрения археологии гораздо важнее информация об уцелевших саклях, в которых охотники за кладами обнаруживали одежду и войлоки, истлевшие до того, что от прикосновения рукою рассыпались в пыль [Пржевальский, 1888. С. 356]. Современные раскопки на могильнике Шанпула (Shanpula 山普拉 cemetery) близ Хотана подтвердили хорошую сохранность шерстяных вещей, вместе с которыми были обнаружены керамика, бронзовые и железные орудия [Romgard, 2008. P. 16]. Памятник Шанпула относится ко времени правления династии Хань (206 г. до н. э. – 220 г. н. э.). Самая известная находка на Шанпула – это фрагмент одежды с изображением кентавра и воина европеоидной внешности, относящийся к I в. н. э. [Tucker, 2015. P. 186].

Один из «потерянных городов» пустыни Такла-Макан был обнаружен Н. М. Пржевальским в семи верстах к юго-западу от урочища Ваш-шари (рис. 1, 9). Путешественник описал занесенные песком остатки саклей из глины или из обожженного кирпича. Постоянное движение песков обнажало черепки посуды и человеческие кости. «Иногда, – пишет Н. М. Пржевальский, – местные жители находят здесь медные монеты; местами, как говорят, торчат иссох- шие поломанные стволы тополей и абрикосовых деревьев. Каких времен этот город и кто в нем жил – для туземцев неизвестно» [1888. С. 353–354]. Поскольку руины потерянного города располагаются недалеко от озера Лобнор, можно предположить, что подобное беглое описание Пржевальского может относиться к оазису Лоулань, археологическое изучение которого прославило имя Ауреля Стейна [Romgard, 2008. P. 15].

Остатки следующего древнего города были отмечены Н. М. Пржевальским на правом берегу Тарима (рис. 1, 10 ). Местные жители называли этот город Кутэк-шари и рассказывали легенды о его сокровищах, утверждая, что храмы были украшены колоннами из чистого золота, однако в них не чтили Аллаха, и поэтому они исчезли, засыпанные волшебной песчаной бурей, однако жители города не погибли, а продолжили свое существование под землей [Пржевальский, 1888. С. 367].

Н. М. Пржевальский отмечает множество руин на восточной стороне Хотандарьи (см. рис. 1, 6 – западная граница) и в ее окрестностях. По слухам, встречаются «уцелевшие сакли, с провалившимися от тяжести нанесенного песка потолками; изредка попадаются даже древние кумирни с глиняными, иногда вызолоченными идолами; случается также находить золото и серебро, последнее в плоских слитках, формою своею похожих на верблюжью лапу; наконец, говорят, что в 3-х днях пути к востоку от лежащего на низовье Хотан-дарьи урочища Янгуз-кум стоит в песках целый город Талесман» [Там же. С. 471].

По результатам второго Тибетского путешествия Н. М. Пржевальского можно в самых общих чертах составить археологи- ческую карту Таримского бассейна XIX в., на которой основными объектами будут руины древних городов, занесенных песком. Приятным обстоятельством для археологов можно считать то, что сухой климат пустыни Такла-Макан способствует сохранению органики на протяжении столетий. Н. М. Пржевальский, опираясь на рассказы местных жителей, отмечал руины вокруг оазисов Черчен, Хотан, а также недалеко от Лобнора, на берегах Тарима и Хотандарьи. Обнаруженные кладоискателями человеческие тела, подвергшиеся естественной мумификации, принадлежали людям высокого роста, одетым в шерстяную одежду узкого покроя, украшенную золотыми бляшками. Современные исследования погребальных комплексов пустыни Такла-Макан наводят китайских археологов на мысли об определенном влиянии кочевников-европеоидов в Синьцзяне бронзового века. По мнению Ли Шуйчена (Li Shuicheng), можно предположить три пути миграции этих людей в Китайский Туркестан: северо-восточный – с Алтая через Хами на юг, связанный с афанасьевской культурой; северный – относящийся к передвижениям представителей андроновской общности; западный – имеющий отношение к земледельческим цивилизациям Бактрии (бактрийско-маргианский археологический комплекс) [Romgard, 2008. P. 36].

В ходе экспедиций Н. М. Пржевальского были открыты следующие типы археологических памятников: клады; городища, датированные от бронзового века до Средневековья; буддийский пещерный храмовый комплекс; погребальные комплексы различных типов. Поводом к открытию и фиксации этих объектов послужили некоторые нюансы русско-цинских отношений. Большинство археологических памятников рассматривалось Н. М. Пржевальским в качестве дополнительного источника политической информации или удобным ориентиром, который можно нанести на культурно-географическую карту местности. Некоторые памятники были интересны как потенциальный источник ресурсов.

Однако в целом вклад Н. М. Пржевальского в развитие археологии Центральной Азии во второй половине XIX в. можно оценить как значительный. То, что начиналось как военная разведка, в ряде описанных выше случаев превращалось в разведку археологическую, поэтому неудивительно, что его исследования носили экстенсивный характер, а в отчетах отсутствовала глубина археологической мысли и не проводились исторические параллели. Однако данные, собранные человеком, не сведущим в тонкостях древней истории, дали специалистам общую археологическую картину региона и вдохновили многих из них на дальнейшее более глубокое изучение археологии Центральной Азии, где с начала XX в. и до сих пор происходят громкие научные открытия.