Влияние философских и эстетических концепций на описание акустических характеристик гласных (конец XVII - начало XX в.)

DOI:

В начале прошлого века, в 1907–1908 гг., Лев Владимирович Щерба, основатель кафедры фонетики и методики преподавания Ленинградского (ныне Санкт-Петербургского) государственного университета, будучи еще совсем юным ученым, стажировался в Париже в École Pratique des Hautes Études (Практическая школа высших исследований) и в лаборатории выдающегося французского исследователя, отца экспериментальной фонетики аббата Пьера-Жана Руссло (Pierre-Jean Rousselot) (Щерба, 1912) (см. также: [Bondarko, Verbickaia, 2015]). Для измерения акустических характеристик гласных П.-Ж. Рус-сло, как правило, использовал наборы камертонов, в частности набор, созданный Рудольфом Кёнигом (Rousselot, 1901; 1903; 1925). Этот набор, известный под названием «Большой тонометр», включал камертоны с частотой от 16 Гц до 90 КГц (Rousselot, 1903). Такими камертонами пользовался в Париже и Лев Владимирович Щерба для измерения качества русских гласных, о чем он написал позднее в своей монографии (Щерба, 1912).

По возвращении в Россию Л.В. Щерба заказал похожие наборы камертонов у известного производителя акустических приборов Эрнеста Циммерманна, при этом один набор с точностью воспроизводил значения характерных тонов французских гласных, полученных П.-Ж. Руссло [Skrelin, Kochetkova, 2017]. Рассмотрение системы, предложенной П.-Ж. Руссло, обнаружение ее взаимосвязи с современными и предшествующими теориями привели к необходимости более детального изучения истории описания акустических характеристик гласных, в частности, определения их характерных тонов с помощью камертонов.

Материал и методы исследования

Материалом для исследования стали работы ученых конца XVII – начала XX в., уделявших особое внимание анализу гласных (см. «Список источников»).

На первом этапе исследования были рассмотрены работы Льва Владимировича Щер-бы (Щерба, 1912), аббата Руссло (Rousselot, 1901; 1903; 1925; Rousselot, Laclotte, 1902), Германна фон Гельмгольца (Helmholtz, 1875) и Рудольфа Кёнига (Koenig, 1882). Выбор данных авторов второй половины XIX – начала XX в. обусловлен тем, что измерение акустических характеристик гласных эти ученые производили с помощью камертонов, указывая не только количество колебаний в секунду, но и соответствующие ноты западноевропейского музыкального звукоряда. В ходе сравнительного анализа описанных ими методов изучения гласных и полученных ими результатов возникла гипотеза о возможном влиянии научной традиции на определение акустических характеристик гласных.

Для проверки этой гипотезы на втором этапе исследования была рассмотрена работа Самюэля Рейера (Reyher, 1679), положившего начало определению тонов гласных с помощью музыкальной нотации в конце XVII века. Кроме того, были изучены оригинальные тексты цитируемых им авторов XVI– XVII вв. на латинском языке (Agrippa, 1533; Bang, 1657; De cabala sacra..., 1623; Monumentorum Italiae, 1592; Pantheo, 1550) и/ или в переводе на английский язык (Three Books..., 1898; Francis Mercury van Helmont’s

Sketch..., 2012; The Alphabet of Nature..., 2007). Это позволило проанализировать философско-эстетический контекст, в котором возникла первая попытка объективного описания акустических характеристик гласных звуков.

Результаты и обсуждение

Особенности описания характерных тонов гласных

Вплоть до 20-х гг. XX в. «характерным тоном» называли самую яркую различимую на слух частоту в звучании гласного [Kochetkova, Skrelin, 2019; Skrelin, Kochetkova, 2017; Šturm, 2015]. В качестве синонимов использовались также термины «резонансный тон» и «резонанс» (Helmholtz, 1875; Koenig, 1882; Rousselot, Laclotte, 1902; Rousselot, 1925). Термин «форманта», предложенный еще в конце XIX в. немецким ученым Людимаром Германном, вошел в употребление гораздо позднее [Гордина, 2006].

Термин «характерный тон» нельзя рассматривать в качестве номенклатурного атавизма, так как он отражает саму суть изучаемого явления и во многом объясняет методы акустических исследований и результаты, полученные на протяжении предшествующих столетий. Это связано с тем, что исследователи чаще всего старались определить одну характерную частоту гласного, в отличие от представителей современной формантной теории, которые описывают акустические характеристики гласного сразу несколькими формантными значениями.

При этом ученые конца XIX – начала XX в., в том числе и аббат Руссло, хорошо осознавали наличие других, менее заметных тонов в звучании гласных. Однако измерение этих «вторичных» тонов, с одной стороны, было затруднено, с другой – представлялось менее важным (Rousselot, 1903; 1925). Один тон, как правило, казался вполне достаточным для описания гласного. Эта точка зрения перекликается с современным представлением о перцептивной значимости второй форманты. Как показало сопоставление данных П.-Ж. Руссло с результатами объективного инструментального анализа, почти для всех французских гласных значения характерных тонов, предложен- ных Руссло, близки к современному значению их второй форманты и только характерные тоны самых закрытых гласных переднего ряда [i] и [y] приближаются к значению третьей форманты [Skrelin, Kochetkova, 2017]. Последний факт хорошо согласуется с результатами недавних исследований, проведенных на материале французского языка, в которых была доказана важность третьей форманты для восприятия этих гласных [Gendrot, Adda-Decker, Vaissiere, 2008].

Описание гласного с помощью одной частотной характеристики – не единственное отличие исследований второй половины XIX – начала XX в. от современных работ. В ранних работах не использовались статистические показатели, позволяющее учесть междикторскую и внутридикторскую вариативность. Несмотря на то что ученые отдавали себе отчет в наличии такой вариативности, при определении характерного тона они указывали одно конкретное значение, тогда как в современных работах для каждой из формант приводится среднее значение и доверительный интервал.

В редких случаях в ранних исследованиях все же указывались два характерных тона гласного. Так, суммой двух характерных тонов описывает огубленные гласные переднего ряда [y], [ø], [œ] П.-Ж. Руссло (Rousselot, Laclotte, 1902; Rousselot, 1925) . При этом первый тон соответствует неогубленному гласному переднего ряда, второй – гласному заднего ряда (Rousselot, Laclotte, 1902) (подробный анализ см. в: [Skrelin, Kochetkova, 2017]). Единственным исследователем, указавшим два характерных тона для большинства гласных вне зависимости от их огубленности, был Германн фон Гельмгольц [Гордина, 2006].

Соотношения характерных тонов внутри системы гласных

В своей работе 1875 г. Г. фон Гельмгольц отмечает особенность немецких гласных [o], [a] и [e], которая состоит в том, что их характерные тоны отстоят на октаву друг от друга и звучат как си бемоль первой, второй и третьей октавы, если рассматривать второй, верхний тон для [e] (Helmholtz, 1875). Другой известный ученый – Рудольф Кёниг, считавший- ся лучшим на тот момент производителем акустических инструментов, – в ходе экспериментов получает расширенную серию октав, включающую пять гласных немецкого языка: [u], [o], [a], [e] и [i] (Koenig, 1882). Для них Р. Кёниг производит набор камертонов с резонаторами, который на протяжении многих лет будет пользоваться большой популярностью у экспериментаторов [Pantalony, 2009]. Подобный набор можно встретить и в коллекции Льва Владимировича Щербы [Kochetkova, Skrelin, 2019]. Несмотря на то что система гласных немецкого языка не ограничивается пятью гласными, именно эти «основные» гласные представляют наибольший интерес для Р. -Кёнига, так как они встречаются в большинстве языков мира [Pantalony, 2009].

Аббат Руссло воспроизводит эксперименты Р. Кёнига и находит такие же октавные соотношения между пятью гласными [u], [o], [a], [e] и [i], но уже во французском языке (Rousselot, 1903). Кроме того, он пытается построить новые шкалы (гаммы) и получает новые октавные последовательности (Rousselot, 1901; 1925). Помимо описанной выше октавной линии, П.-Ж. Руссло находит три дополнительные серии октав, включающие открытые гласные среднего подъема и безударные варианты некоторых гласных . Парадокс состоит в том, что известный ученый, заложивший основы экспериментальной фонетики и отстаивавший необходимость использования объективных инструментальных методов, уделяет особое внимание поиску пропорций внутри системы гласных. Однако ученый предлагает делить октаву не на 12 полутонов, а на 8 равных частей.

При этом поиск пропорций и гармонии, попытка построения «красивой» системы становится превалирующим фактором. Для восполнения пробелов в системе П.-Ж. Руссло ищет недостающие элементы (варианты гласных) в региональных разновидностях французского языка, а иногда и в другом языке (в английском, например) (Rousselot, 1925), что свидетельствует о явном детерминизме со стороны автора при описании результатов эксперимента.

В связи с этим возникают два вопроса. Во-первых, почему П.-Ж. Руссло и другие ученые второй половины XIX в., имея богатый исследовательский инструментарий, по- лучили такие результаты, оставаясь в рамках западноевропейской музыкальной традиции и связывая акустические характеристики гласных с теми или иными нотами и интервалами известной им музыкальной системы? Во-вторых, каково происхождение имплицитной идеи гармонии и пропорции в работах ученых на рубеже XIX–XX веков?

Возможные факторы, повлиявшие на измерение характерных тонов

Предположение о реальном существовании октавных соотношений между характерными тонами отдельных гласных, по всей видимости, является несостоятельным. Рассмотрение данных объективного инструментального акустического анализа на материале французского языка [Гордина, 1997; Delattre, 1948; Analyse..., 2012] не позволило обнаружить повторяющиеся октавные соотношения между значениями первой или второй форманты различных гласных.

Можно предположить и другое объяснение – недостаточную точность измерительной техники в ту эпоху. Однако, несмотря на то что Г. фон Гельмгольц открыто жаловался на отсутствие некоторых камертонов, особенно для высоких частот (Helmholtz, 1875), Р. Кёниг достаточно быстро восполнил этот пробел. Он изобрел и в дальнейшем использовал камертон с весами, позволявший получить очень тонкие градации высоты тона и заменявший собой целый набор камертонов (Koenig, 1882). Таким образом, вопрос об обязательной привязке к звукам диатонической или хроматической гаммы потерял свою актуальность, возникла возможность гораздо более тонких изменений в настройке камертона.

Некоторые ошибки или поправки могли возникнуть и в связи с особенностью эксперимента по измерению характерных тонов гласных. Камертон, как правило, располагался перед ротовой полостью, при этом беззвучно артикулировался тот или иной гласный. По камертону ударяли специальным молоточком. Если собственные резонаторные свойства речевого тракта при артикуляции этого звука соответствовали частоте камертона, то звучание последнего усиливалось при поднесении ко рту (Helmholtz, 1875; Rousselot, 1925).

Во время эксперимента ученый оказывался одновременно и экспериментатором, и испытуемым, и инструментом, так как его слуховой анализатор дополнял действие камертона. Это требовало от исследователя максимальной концентрации и внимания. Вполне вероятно, что невольная подстройка конфигурации ротовой полости под звучание камертона (а не наоборот) могла иметь место. Однако остается непонятным, что могло повлиять на такую подстройку.

Можно предположить, что поиск конкретных музыкальных интервалов, по-видимому, был обусловлен существующей на тот момент традицией описания гласных с помощью музыкальной нотации. Для проверки данной гипотезы необходимо рассмотреть истоки этой традиции, а именно первое обозначение тонов гласных с указанием нот западноевропейского музыкального звукоряда.

«Mathesis Mosaica» Самюэля Рейера в свете философско-эстетических воззрений XVII века

Согласно имеющимся на данный момент источникам, первое описание гласных с помощью нотных символов появилось в 1679 г. в работе известного немецкого математика и астронома Самюэля Рейера (Samuel Reyher) [Гордина, 2006; Ohala, 1991; Pfitzinger, Niebuhr, 2011; Vilain, Berthommier, Boë, 2015]. В ней автор располагает на нотном стане 11 монофтонгов (включая 5 вариантов гласного [a]) и 4 дифтонга немецкого языка (Reyher, 1679) . При этом кардинальные гласные [u], [a] (самый открытый его вариант) и [i] образуют ряд октав: ми первой, второй и третьей октавы соответственно. Именно для этих гласных будут находить октавные соотношения многие ученые последующих столетий, если судить по значениям, приведенным в сводной таблице С. Виетора [Viëtor, 1887]. Чем объяснял или с чем связывал C. Рейер подобные соотношения, остается не совсем понятным. Однако многое проясняет контекст, в котором появляется его описание, а также само название работы – «Mathesis Mosaica» («Математическая мозаика»).

Во времена научной революции различные с точки зрения современной науки дис- циплины существовали в неразрывной связи [Реале, Антисери, 1996; Copenhaver, 1999; The History..., 2000, p. 455]; размышления о вопросах астрономии и математики были неотделимы от размышлений о музыке, философии, астрологии и алхимии. По словам Вячеслава Всеволодовича Иванова, «соединение... мистическо-магической традиции с научной в современном смысле кажется почти неотъемлемой частью всего этого едва ли не наиболее плодотворного периода в истории европейской науки» [Иванов, 2010, с. 248].

Отражение подобного мышления мы находим и в «Mathesis Mosaica» С. Рейера (Reyher, 1679). Так, на страницах, предшествующих нотному примеру, можно увидеть математические вычисления параметров Ноева ковчега. Это связано с тем, что в своем произведении С. Рейер пытается исчислить и дать математическое объяснение описанным в Ветхом Завете явлениям. Подобным исчислением библейских реалий были заняты многие умы того времени [The History..., 2000]. Например, Исаак Ньютон полагал, что, разгадав пропорции храма Соломона, описанного в Библии, можно открыть священную мудрость – так называемую prisca sapientia [Morrison, 2011]. По мнению историков науки, «идея Бога, который с геометрическим расчетом воплощает в мире математический порядок, имманентна эпохе научной революции» [Реале, Антисери, 1996, с. 46].

Каббалистические исследования: поиск гласных «алфавита Адама»

Непосредственно предшествуют описанию гласных в работе С. Рейера размышления о так называемом «алфавите Адама» со ссылками на ученых, среди которых можно встретить имена Корнелиуса Агриппы, Джованни Пантео, Джеймса Хепберна, Томаса Банга, Лоренца Шредера Альберштадского, а также Франциска Меркурия ван Гельмонта .

Самым известным из цитируемых авторов является Агриппа Неттесгеймский (Heinrich Cornelius Agrippa von Nettesheim) – философ-эзотерик, каббалист, живший на рубеже XV–XVI веков. В трактате «De occulta philosophia...» («Об оккультной философии...») автор размышляет об алфавите и «буквах» древнееврейского языка и приходит к выводу о священном харак- тере древнееврейской письменности, что, по его мнению, позволяет произвести из ее букв все другие языки (Agrippa, 1533).

Данная мысль отсылает нас и к идеям более ранних мыслителей, в частности к Оригену – представителю ранней патристики, основателю библейской филологии, считавшему, что при переводе библейских имен на другой язык они теряют свое первоначальное значение [Реале, Антисери, 1994].

Похожие представления можно встретить и в работе, написанной в начале или середине XVI в. венецианским монахом Джованни Пантео (Ioanne Augustino Pantheo, или Giovanni Agostino Panteo) (Pantheo, 1550). Каббалистические трактаты Дж. Пантео свидетельствуют о его глубоком знании химии, искусств и ремесел, а также являются первым ярким примером слияния христианской каббалы и алхимического символизма [Campanini, 2014; Forshaw, 2013]. По мнению исследователей, эти науки, а точнее искусства, имели много общего, поскольку их цель заключалась в постижении тайны творения: если экспериментаторы-алхимики пытались свести материю к ее изначальному состоянию, то каббалисты старались найти набор первичных элементов в языке. Превращения букв и слов имели для них такое же значение, как и превращение веществ и элементов в экспериментах по поиску философского камня [The History..., 2000, p. 432–434].

Реконструировать «алфавит Адама», расшифровав его гласные, старался и другой автор, известный С. Рейеру, – Лоренц Шредер Альбер-штадский (Lorenz Shrader Halberstadiensis). Историк и дипломат, Л. Шредер изучал древние языки и надписи на этих языках в странах, которые ему удавалось посетить [Droixhe, 2010]. О «буквах Адама», высеченных на древнем мраморе, говорится в произведении, изданном Л. Шредером в конце XVI в. (Monumentorum Italiae..., 1592).

С. Рейер также цитирует известного шотландца Джеймса Бонавентуру Хепберна (Jacobus Bonaventura Hepburnus Scotus) – хранителя восточных книг и рукописей Ватикана, в совершенстве владевшего древними языками и уделявшего особое внимание ивриту.

В 1616 г. Дж. Хепберн опубликовал набор гравюр, на которых были изображены

72 алфавита – как реальных, так и мистических, ангельских [Campanini, 2014; Droixhe, 2010]. Число 72 при этом отражало число имен Бога в каббалистической традиции. Показательно и то, что Дж. Хепберн выступил в качестве издателя и автора предисловия к произведению с красноречивым названием «De Cabala Sacra...» («О священной каббале...») (De cabala sacra..., 1623) .

С. Рейер был знаком и с современными ему работами. Среди них произведения Томаса Банга и Франциска Меркурия ван Гельмонта.

Томас Банг (Thomas Bang или Bangius) – датский ученый, профессор иврита и теологии в Университете Копенгагена, представитель христианской гебраистики – в своем сочинении размышляет о происхождении алфавита [Dahl, 2011]. Т. Банг повторяет мнение своих предшественников, согласно которому письменность и алфавит, а следовательно, и гласные были дарованы Адаму Богом (Bang, 1657).

Фигура Франциска Меркурия ван Гель-монта (Franciscus Mercurius van Helmont или Helmontius junior) долгое время оставалась в тени его отца – Яна Баптисты ван Гельмонта, известного фламандского исследователя, врача, химика и алхимика, изобретателя термина «gas» («газ») (подробнее о нем см.: [Klijnsmit, 1996]). Меркурий ван Гельмонт – младший также начинал как врач, но позднее увлекся изучением Каббалы, занимался дипломатией, много путешествовал, был хорошо знаком с Христианом Кнорром фон Розенро-том – переводчиком Каббалы на латынь, составил комментарии к переводу фон Розенро-та [Copenhaver, 1999]; за свои воззрения подвергался гонениям со стороны инквизиции, большой период жизни провел в заключении. Однако, даже оставаясь в тяжелых условиях, он продолжал исследования, в том числе занимался расшифровкой древнееврейского алфавита [Klijnsmit, 1996].

На иллюстрации к одной из его работ можно увидеть, как Ф.М. ван Гельмонт, находясь в заточении, занимается изучением артикуляции гласных, в частности измерением раствора рта (Van Helmont, 2007). Рассуждая о гласных в священном алфавите – «алфавите Природы», или «алфавите Адама», Ф.М. ван Гельмонт получил важные фонетические

МАТЕРИАЛЫ И СООБЩЕНИЯ сведения, которые помогли ему в дальнейшем при обучении глухонемых [Klijnsmit, 1996].

Достижения Ф.М. ван Гельмонта в этой области, как правило, остаются незаслуженно забытыми. Чаще говорят о методе Йоханна Конрада Аммана [Гордина, 2006, c. 127]. Однако, вероятнее всего, именно Ф.М. ван Гель-монт во время пребывания в Амстердаме (около 1690 г.) помогал в Й.К. Амману в разработке его теории. Работы Э. Кудер и Ш. Спектор по переводу и комментированию текстов Ф.М. ван Гельмонта (Van Helmont, 2007; Francis Mercury van Helmont’s Sketch..., 2012) внесли большой вклад в возрождение интереса к этому автору и его произведениям.

Итак, всех названных выше ученых объединяла общая цель – расшифровка древнееврейского алфавита, понимаемого как «алфавит Адама», в частности определение его гласных, поскольку в этом алфавите они отсутствовали. Лингвистический с современной точки зрения вопрос приобретал для ученых того времени жизненно важное значение и сакральный религиозный смысл, поскольку в реконструкции основных гласных иврита они видели ключ к расшифровке божественного послания и пониманию тайны творения. Представители данного направления исследований были также уверены, что это исключит разногласия между религиями, вызванные непониманием первичного божественного языка.

Возникшее в связи с расшифровкой древнееврейского алфавита представление о существовании «основных» гласных повлияло и на дальнейшее развитие фонетической мысли. В качестве яркого примера такого влияния можно привести набор из пяти камертонов, воспроизводящий характерные тоны «основных» гласных немецкого языка, созданный Рудольфом Кёнигом в конце XIX в. [Pantalony, 2009].

Идея гармонии и ее связь с представлениями о музыкальных интервалах в работах ученых XVII века

Как говорилось выше, одной из отличительных черт философских и эстетических воззрений эпохи научной революции было представление о божественном начале, проявляющемся во всех аспектах мироустройства. Иллюстрацией таких представлений служит таблица, которую приводит в своей работе С. Рейер (Reyher, 1679, p. 460). Автор соотносит семь нот музыкальной гаммы с семью светилами, семью металлами, знаками зодиака и именами ангелов. В данном случае мы наблюдаем тот сплав алхимического символизма и христианской каббалы, который впервые появился в работе венецианского монаха Джованни Пантео.

Подобные ассоциации можно встретить и у И. Кеплера в трактате «Harmonice Mundi» [The History..., 2000, p. 629]. Автор придерживается пифагорейской теории и веры в то, что космос является выражением установленной Богом гармонии. Каждой планете он приписывает свой музыкальный интервал, соответствующий отношению ее максимальной и минимальной орбитальной скорости [Иванов, 2010, с. 227; Гудимова, 2017; Лазутина, 2008; Gouk, 2012; The Cambridge History..., 2008].

Если обратиться к древнегреческой традиции, которая нашла отражение в работах И. Кеплера и других авторов XVII в., можно заметить, что с планетами соотносятся не только те или иные ноты и интервалы, но также и гласные (а согласные – со знаками зодиака) [Гудимова, 2017; Лазутина, 2008; Gouk, 2012; The Cambridge History..., 2008; Wardhaugh, 2008]. Несмотря на то что мы не встречаем эксплицитного сопоставления интервалов или конкретных гласных с теми или иными символическими значениями в работе С. Рейера, общий культурологический контекст, а также изучение цитируемых им работ косвенно свидетельствуют о высокой вероятности наличия такой взаимосвязи.

Заключение

В ходе настоящего исследования были рассмотрены два периода в истории изучения акустических характеристик гласных с помощью акустико-перцептивных экспериментов, при которых наиболее яркий тон в звучании гласного определялся на слух. Результаты экспериментов, полученные с использованием камертонов на рубеже XIX–XX вв., были сопоставлены c результатами объективного описания гласных в XVII веке. Кроме того, был охарактеризован философско-эстетический контекст, в котором появилось данное описание.

Проведенный анализ позволил предположить возможность прямого и косвенного влияния научной традиции, а также философии и эстетики эпохи научной революции и предшествующих веков на определение акустических характеристик гласных в XVII в., в частности в работе Самюэля Рейера. Отголоски этого влияния обнаруживаются в конце XIX – начале XX в., когда развитие экспериментальной фонетики, экспериментальной психологии и других новых дисциплин исключало возможность прямого воздействия платонистических, пифагорейских и герметических традиций на научное мышление и результаты экспериментов. Поиск октавных соотношений внутри системы гласных в работах аббата П.-Ж. Руссло, а также созданные Р. Кёнигом наборы камертонов являются наиболее яркими примерами такого влияния.

Результаты проведенного исследования представляют интерес как для истории фонетических учений, так и для истории и философии науки в целом.