Влияние спекулятивной философии И. Канта на становление и концептуализацию онтологической школы Московской духовной академии

в этом контексте работы В.В. Гилевой, О.Д. Мачкариной, Д.О. Рожина, М.Л. Кабановой, А.Г. Столярова, И.В. Цвык, И.В. Гунькина, которые отличаются системным подходом, разнообразием методик работы с материалом и оригинальностью оценки характера и степени рецепции кантианских идей представителями духовных академий. Последний момент, а именно оценка характера влияния философии Канта, у исследователей разнится значительно. Так, В.В. Гилева отмечает повышенный интерес к критической философии в среде профессоров духовных академий, однако степень ее влияния на труды отечественных теистов исследователь оценивает довольно скептически, фиксируя заимствование терминологии и «отдельных положений»1.

И.В. Цвык находит влияние И. Канта значимым в отдельных вопросах, например, в рассмотрении доказательств Божиего бытия2, тогда как в становлении отдельных концепций (трансцендентального монизма В.Д. Кудрявцева-Платонова) ученый видит его не системным, а сопоставимым с другими, такими как теизм Ф. Якоби или учение о врожденных идеях Р. Декарта (Цвык, 2011: 214).

М.Л. Кабанова также в рассмотрении системы трансцендентального монизма отмечает заимствование кантианских терминов и обилие критики его же спекулятивных построений3.

И.В. Гунькин признает значительное влияние философии И. Канта, однако делает во многом акцент не столько на положительной рецепции, сколько на ее преодолении4. В то же время он замечает важную особенность религиозной философии академистов – ее онтологизм носил синтетический характер, поскольку выстраивался с учетом гносеологических, антропологических и психологических ориентиров своего времени5.

Иной подход мы находим в работах О.Д. Мачкариной, Д.О. Рожина и А.Г. Столярова. Так, О.Д. Мачкарина, отмечая неоднозначный характер восприятия критической философии И. Канта и обилие критики ее отдельных положений, в то же время утверждает «принципиальный» характер обращения к ней русских философов XIX в.6 Д.О. Рожин указывает на «значительное влияние» философии И. Канта на концептуализацию системы трансцендентального мо-низма7, равно как и А.Г. Столяров – на формирование логико-гносеологической школы Санкт-Петербургской духовной академии, хотя и замечает преимущественно полемический уклон в осмыслении кантианских идей академистами-петербуржцами8.

Таким образом, постепенно исследователи склоняются к признанию системного характера влияния спекулятивной философии И. Канта на русский духовно-академический теизм, среди философских направлений которого выделяется онтологическая школа. Соответствующая ей тематика является центральной для русской духовно-академической мысли9, при этом важно отметить особенность ее изложения, которая заключается в гносеологическом уклоне. Именно эта черта и определила необходимость рецепции ключевых идей критической спекулятивной философии И. Канта в репрезентации построений теистической онтологии профессоров духовных академий.

Особенностью такой рецепции является интеграция метода критической кантианской мысли в религиозно-философские построения академических теистов, который заключается в рассмотрении центральных тем духовно-академической философии сквозь призму гносеологической проблематики. Подобный ракурс рассмотрения традиционных для православного теизма вопросов бытия Бога, мира и человека определил возможным использование кантианского дискурса в качестве обоснования основных положений православного богословия. Настоящая статья посвящена рассмотрению характера и степени влияния системных элементов критической философии И. Канта, а именно метода и структуры на религиозно-философские построения представителей духовноакадемической философии.

Наиболее последовательный подход с точки зрения раскрытия онтологической тематики сформировался в Московской духовной академии. В истории отечественной мысли он представлен двумя крупнейшими фигурами: Ф.А. Голубинским и В.Д. Кудрявцевым-Платоновым, причем, несмотря на пристальный интерес исследователей именно к идеям последнего, основателем онтологической школы по праву можно считать именно Ф.А. Голубинского (Шапошников, 2006: 263), оформившего становление философских начал, на которых была выстроена как онтологическая школа в целом, так и концепция трансцендентального монизма в частности (Рожин, 2021: 98). Это значит, что определение степени и характера влияния кантовского трансцендентализма на становление и концептуализацию онтологической школы предполагает последовательное рассмотрение философских систем двух ученых – Ф.А. Голубинского и В.Д. Кудрявцева-Платонова.

Религиозная философия Ф.А. Голубинского заложила основу онтологического подхода московской школы настолько глубоко, что его центральные идеи остались неизменными. Прежде всего, речь идет об учении о «взаимосвязи трех типов бытия» (Мачкарина, 2011: 163), которые объединяются понятием Абсолютного. Оно становится центральным для Ф.А. Голубинского, так что основную задачу философской мысли он определяет следующим образом: «Найти Бесконечное… и отношение сего Бесконечного ко всему изменяемому»1. Решение ее должно помочь установить причины происхождения и взаимную связь всего существующего. Главным средством этого профессор называет «высшую силу ума», в которой уже имеется идея Бесконечного2. Дифференцируя объекты познания философствующего ума, Ф.А. Голубинский выделяет само Бесконечное, конечный духовный и материальный миры, из которых и складывается система троичного бытия онтологической школы.

Прежде всего, саму структуру философского познания Ф.А. Голубинский дифференцирует в соответствии с трехчастной логикой кантовых «Критик» на «теоретическую, эстетическую и прак-тическую»3. Далее, погружаясь в исследование мышления человека, он начинает с определения пространства и времени как «первоначальных необходимых форм нашей чувственности»4. Профессор сожалеет о том, что И. Кант не признал объективное существование этих форм и не приписал их вещам, однако сам утверждает определяющее значение пространства и времени для чувственного познания, а И. Канта в этом деле называет первопроходцем. Рассуждая о свойствах чувственного познания, Ф.А. Голубинский применяет к нему характеристики всеобщности и необ-ходимости5. Применение критериев априорного познания связано с необходимостью выделить постоянное в структуре эмпирического познания. Профессор не признает радикального разделения разумного и эмпирического, поскольку это разрушает изначальную посылку монистического осмысления как бытия, так и познания, на системе которого выстраивается само понятие о бытии, а потому пытается отстоять прямое соответствие «субъективных форм познания» и предметов позна-ния6. В рассмотрении пространства и времени Ф.А. Голубинский следует логике первой «Критики», которая их соотносит с внешним и с внутренним чувством человека (Кант, 1994 а: 64–65).

В рассмотрении категорий профессор принимает кантовскую схему с четырьмя группами и двенадцатью категориями, однако в соответствии с онтологическим акцентом он меняет порядок категориальных групп, в результате чего группа модальности, содержащая категорию существования, занимает первое место. Ф.А. Голубинский в учении о категориях усматривает эвристический принцип единства, поскольку категории как раз и «выражают потребность разума искать един-ства»2. Это единство категориального связывания профессор распространяет за пределы чистых рассудочных понятий, так что ум человека оказывается «поставлен на средине между миром изменяемым и бытием вечным»3. В деле познания его интересует именно деятельность ума, поскольку она приводит человека к познанию идеи Бесконечного. Две другие способности – чувственность и разум (рассудок – у И. Канта) – он не признает для этого достаточными: чувственность отягощена изменениями, а категориальная система разумного познания сложна и исключает про-стоту4. В изложении порядка «умного» познания представляет интерес подход, который применяет профессор в изучении Бесконечного, а именно: для всего ограниченного и конечного он предлагает «искать первопричины, первообраза, цели или конца в Бесконечном»5. Иначе говоря, утверждение понятия конечного требует бесконечного основания. Этот подход практически полностью повторяет схему выведения И. Кантом трансцендентальной полноты «абсолютного единства ряда условий» (Кант, 1994 а: 327). Выстраивая систему космологических идей, философ выдвигает со стороны разума требование абсолютной полноты ряда условий: «Если дано обусловленное, то дана и вся сумма условий, стало быть, абсолютно безусловное» (Кант, 1994 а: 325). Такое восприятие трансцендентальных идей как расширенных до безусловного категорий Ф.А. Голубинским репрезентируется в полноте, порой с сохранением специфической терминологии. Ученый пишет о категориях как о законах, основывающихся на «первоначальном законе ума, по которому дух наш стремится к Бесконечному», а также о том, что началом и причиной категорий является идея о Бесконечном, предполагающая «восхождение… простирающееся до бесконечности»6.

В результате теистическая концепция Ф.А. Голубинского оказывается в своих основах завязана на кантианском дискурсе, в рамках которого он заимствует не только отдельные термины или концепты. Логика «Критики чистого разума» передается последовательно в процессе изложения всей системы его онтологии; иначе говоря, помимо ситуативных заимствований, были взяты на вооружение структура, аргументация, а также методика критической философии.

В.Д. Кудрявцев-Платонов данному направлению уделяет еще больше внимания. Критическое рассмотрение самой познавательной способности он полагает, со ссылкой на И. Канта, необходимым для выстраивания любой философской системы (Кудрявцев-Платонов, 1905: 213). Точно так же, как и его учитель, В.Д. Кудрявцев-Платонов принимает положение о существовании трех сфер бытия, дифференцируя их на основании критерия отношения к познанию в качестве объекта. Необходимость подтвердить эти положения обращает его мысль к выстраиванию системы онтологии на гносеологических позициях, так что, согласно точному замечанию М.Л. Кабановой, его гносеология «отождествляется с онтологией»7. Рассматривать человеческое познание профессор предлагает «сообразно с различием познаваемых предметов» (Кудрявцев-Платонов, 1914 в: 67), а потому выделяет три вида познания: эмпирическое, рациональное и идеальное.

Критика профессором категориальной системы философа становится основанием для формирования аргументации в пользу объективного характера категориального знания. Претензии В.Д. Кудрявцева-Платонова неосновательными признать нельзя. Главный упрек со стороны профессора заключается в том, что между трансцендентальным единством апперцепции и системой категорий И. Кант не проложил мостика дедуктивных рассуждений: «идеальная философская теория категорий, – пишет ученый, – требует …, чтобы было открыто единое начало, из которого бы развивались категории с логической необходимостью» (Кудрявцев-Платонов, 1914 б: 104). Это единое начало профессор находит, подобно Ф.А. Голубинскому, в единстве самосознания, однако не в кантовском, а в расширенном его понимании – как «начала и связующего единства» сил и способностей человеческой души (Кудрявцев-Платонов, 1914 б: 161). Важно заметить, что переход к рассмотрению понятия самосознания осуществлен ученым после продолжительного представления аргументов в пользу реальной значимости категориального знания. Профессор использовал для этого примеры из опыта современной ему науки, однако философским основанием самой возможности такой последовательности стало предположение соответствия реального мира формам нашего познания. В результате категории им прилагаются не только «к деятельности самого разума, но и к действительности, вне его лежащей» (Кудрявцев-Платонов, 1914 б: 123).

В.Д. Кудрявцев-Платонов снова и снова возвращается к кантианской логике, выстраивая свою линию рассуждений в русле либо ее принятия, либо критики, но не безотносительно И. Канта. Объективировав значение категорий, в рамках логики Ф.А. Голубинского наш профессор продолжает его расширять до средства познания Абсолютного. Здесь он снова натыкается на противостояние И. Канта, поскольку, критикуя теологию, основанную на принципах спекулятивного разума, философ прямо утверждает, что Бог как предмет этой теологии «вовсе не есть предмет возможного опыта» (Кант, 1994 а: 477). Однако В.Д. Кудрявцев-Платонов здесь готов спорить не только с И. Кантом, но даже и с А. Тренделенбургом, мнение которого о критической философии ранее профессором ценилось. А. Тренделенбург недвусмысленно заявлял о том, что категории «могут нами использоваться только для конечного» (Trendelenburg, 1870: 464–465). Для В.Д. Кудрявцева-Платонова такое утверждение равносильно уничтожению научного богословия, поэтому он задается вопросом о происхождении идеи Бога. Его интересует возможность отнести ее к общим понятиям или даже категориям. С постановки этих вопросов начинается рассмотрение идеального познания.

Подробное рассмотрение двух систем одного онтологического направления дает ясное представление о глубине и многоплановости проникновения критической философии И. Канта в канву религиозного философствования Московской духовной академии. Можно выделить два пласта соответствующей рецепции кантианских идей.

• 1.    Непосредственные заимствования в виде идей и терминов, на которые, как правило, обращают внимание исследователи. Обе группы нестабильны. Так, заимствованные понятия трансцендентального единства самосознания, системы категорий, априорного знания и т.д. в зависимости от контекста рассуждений могли оспариваться и дополняться иным системным контекстом. Подобным образом заимствование терминов зачастую предполагало изменение их первоначального значения; наиболее ярким примером здесь является понятие «трансцендентальный» в дискурсе монистической системы В.Д. Кудрявцева-Платонова.

• 2.    Системные заимствования. Видимое неприятие идей Канта, их подробная критика создают иллюзию отсутствия комплексного влияния, которое не всегда осуществлялось в форме непосредственного заимствования терминов и понятий. Представители онтологической школы прежде всего используют метод критической философии, определяя гносеологическую проблематику как основу всех онтологических построений, так что критический анализ способности мышления становится центральным методом установления значимости центральных идей и понятий онтологической школы. При этом они очень точно следуют структуре кантовой критики чистого разума, предлагая последовательное рассмотрение элементов трансцендентальной эстетики (время и пространство), аналитики (категориальный аппарат, единство сознания), диалектики (взаимодействие разумной и рассудочной способностей, разумный дискурс идеи абсолютного).

Таким образом, посредством филиации структуры и метода спекулятивная философия И. Канта оказала системное влияние на формирование концепций онтологической школы.